язываюсь к нему неизвестно на что.
     - Ну и что. Что ты хочешь?
     - Как что? Микрофон.
     - Ты в своем уме?
     Мне показалось,  он переигрывал удивление и возмущение моим пред-
ложением.  Он пошел и позвал своего собрата, бывшего у него правой ру-
кой.
     - Ты послушай,  что он хочет.  Повтори, - повернулся он ко мне.
     - Микрофон,  -  удивленно  от такого отношения повторил я.
     - Ты в своем уме,  парень, - начал убежденно говорить его собрат,
которого тоже звали Сашей. - Тебя ведь может поразить на сцене без по-
каяния.  Знаешь, раньше выступаюшему к ногам привязывали веревки с ко-
локольчиками,  и когда он падал, его за ноги вытаскивали со сцены.
     - С чего бы меня поразило,  если в Бога я верю.
     - Мало ли что веришь,  надо покаяться.
     - В чем мне каяться?
     - Как в чем?  Во всех грехах.
     - Мне не в чем каяться.  Я чист.
     - Как  это  не  в чем.  Иисус сказал:  "Все согрешили".  Он своей
кровью искупил все наши грехи, поэтому все должны покаяться перед ним.
     - Что  касается  моих  грехов - их я искупил своей кровью.  Чужой
крови мне не надо.  Что же касается веры в Иисуса,  то я верю в него и
так.
     При  всем моем желании даже для обмана пастора с целью получения
права выступить перед прихожанами, я не смог бы покаяться в своих гре-
хах.  Я  просто  не  смог бы проявить неискренности.  Как сердце так и
грудь мои были сдавлены застывшей болью,  которую я уже просто  ощущал
как одно из чувств,  и что позволяло мне говорить только прямо то, что
шло из груди.
     Я решил его попросить оказать мне  помощь  в  напечатании  книги.
Ведь  среди  прихожан  наверняка  найдутся машинистки или работники на
компьютерах или просто студенты,  имеющие к компьютеру доступ. Когда я
Саше показал памятку для адаптации психически больных, он спросил:
     - И кому нужен этот бред?
     Кому мне оставалось верить?  Только как тому, кто во мне. Но цер-
ковь мне несла не только негативы.  Слушать приезжающих пасторов  было
интересно.  Это было общение душ, несмотря на то, что я, как и осталь-
ные прихожане,  молчал.  Бог - это полнота.  Верующий в Него посвящает
Ему всю свою душу. Верующий и говорящий о Нем раскрывает всю свою душу
наизнанку,  если он искренен.  Сидя в зале,  я переживал с  искренними
пасторами  как их искренность,  так и их полноту или неполноту,  сразу
отмечая сходства или расхождения моего и их понимания Бога, а также во
всех остальных вопросах, которых они касались. Они выдавали в зал вол-
ну своей души, настраиваясь на которую я вибрировал вместе с ними. Мне
очень понравился английский пастор Том, говоривший через девушку-пере-
водчика.  Она была похожа на Иру Колмакову.  И из него и из нее в  зал
летела  волна  души,  несущая любовь.  Но наиболее сильно зацепил меня
пастор,  приехавший из Литвы. Он говорил, как утверждал. Со многим го-
воримым им о некоторых общественных вопросах, реформах я был не согла-
сен, и из всей проповеди мне сильно запомнилась одна фраза: "Когда Бог
начинает давать - приготовьтесь к подобию шквала,  к собственному шоку
или его подобию".
     То, что Саша так щепетилен при обмене душами,  сразу обратило мое
внимание на то, что со сцены он позволяет говорить откровенную несура-
зицу:
     - А сейчас откроем главу 14.  Скажи глава 14.
     - Глава 14,  -  хором  повторял  почти весь зал,  кроме меня и еще
двух-трех прихожан.
     При виде  такого  всеобщего  бездумного подчинения у Саши на лице
вспыхивала радостная улыбка.  Или "омэн".  Правда,  это слово,  будучи
производным от слова "аминь", служило для духовного единения прихожан,
но Саша зачастую повторением своего слова подытоживал,  сказанное при-
хожанами. Если бы это делал другой человек, я бы, может, и не стал об-
ращать на это внимание.  Но глава прихода... Настораживало и другое. В
разговоре Саша подтвердил мои слова о том,  что Бога не нужно бояться.
Со сцены же прихожанам он прививал страх перед Богом. Понятно, что бу-
дучи "ставленником Бога", которого боятся почти все, и не только веру-
ющие,  ему это было выгодно. Прихожане просто вынуждены были отвечать.
Это  вместе  с внушениями приближенными пастора о том,  что его устами
говорит Бог,  что пастор - ставленник Бога, напоминало мне до боли из-
вестную всем советским гражданам картину.
     Приближался Новый год. При своем предпраздничном настроении хоте-
лось такое же видеть и у близких знакомых. Павитрину я отнес двухсотг-
раммовую баночку красной икры. Сашу-пастора я решил поздравить, отнеся
ему 2 написанные пока начерно главы (листка) книги, в которых было то,
что,  по-моему мнению,  должно было ему помочь, а нас сблизить.
     - Саша заботится о моей душе,  - делая компромисс с собой, сказал
его жене я.  Я видел,  что я для Саши лишь попутчик, к которому у него
нет особой веры.
     - А это моя забота о его душе и подарок вам на Новый год:

     "Главная проблема церкви состоит в звене между Богом и людьми. То
есть в кадровом вопросе. Осуждать пасторов глупо и несправедливо, т.к.
Бог многолик,  также как и человеческая мысль, и воплощение Бога в Че-
ловеке в роли рассказчика о себе явление достаточно редкое.  От самого
себя, своего эго и своего интеллекта ведь трудно отказаться и осознать
необходимое  для  рассказа.  Можно  лишь уверенно осуждать пасторов за
неприятие ими других Богов.  Личность Бога - это личность  человека  в
Него верящего (хотя это,  понятно,  не одно и то же).  Нежелание приз-
нать,  что другие Боги говорят то же самое,  что и их собственный Бог,
показывает  лишь  собственную ограниченность говорящих.  Если хотите -
бросает тень на их собственного Бога.  Хотя для умного человека понят-
но, что виноват не Бог, а пастор или верующий. Обычно умный, но зацик-
ленный на своем Боге верующий признает,  что Бог един. Но Богом он на-
зывает лишь своего Бога. Но тогда получается, что Бог не един, а один.
Дальше: кто такой Бог? - растворенное в мировом духе ("отце небесном",
Вселенском поле) существо или человек. Тот же шаман в момент камлания.
Не согласиться с этим, по-моему, может лишь человек, не знающий о Боге
вообще ничего. Но в таком случае вопрос спора исчерпан. В мировом духе
сознанием растворен каждый человек,  хотя не каждый об этом и  о  нем,
духе, знает. Знающий растворяет свое сознание в мировом духе. То есть,
если богами являются все, то и Богом может стать каждый. И все религии
говорят об этом, но почему-то каждый кулик продолжает хвалить свое бо-
лото. "Болотом" - я называю ошибки, а не учения, а слово "кулик" - об-
разное. Для помощи идущим хотел бы обратить внимание на ошибки главных
моих Учителей.  В наше время звучат ошибкой слова Иисуса:  "Кто не  со
мной,  тот против меня." Понятно, что уста Мессии имели не только пра-
во,  но и основания так сказать.  Сказано это было для поднятия веры в
себя бедноты и поколебания духа фарисеев.  В его время эти слова имели
смысл жить.  Но едва ли есть что-нибудь абсурдней,  как приход в  веру
под страхом недополучить от жизни чего-то.  Хотя с житейской позиции и
это может быть полезным. Но для самого верующего -едва  ли.  По  поводу
Иисуса  хочу поправить моего главного Учителя,  сказавшего,  что Иисус
видел истину в милосердии,  также как Будда в отрицании. По-моему, Ии-
сус  в милосердии видел лишь Путь к Истине,  также как Будда в отрица-
нии".
     Прочитав фрагмент, Саша мне вернул его без комментариев.
     Новый год я, как и в прежние годы, я встречал один. Идя к пас-
тору и зайдя по пути к Лене Куропову,  я получил приглашение от него и
Иры. Павитрин, которому я "угрожал" прийти к нему после полуночи с ги-
тарой и посидеть с ним вдвоем или с его семьей сказал, что сразу после
Нового года он ляжет спать.  Он отказался и от колыбельной.
     В жизни наметился какой-то регламент,  который я не мог  охватить
умом, так как жил сугубо настоящим: с утра я шел печатать книгу, а ве-
чером,  если церкви не было,  шел на тренировку. Несмотря на то, что я
жил  только духовной,  а не душевной полнотой - без особых чувств жить
было интересно.  То, что душа моя еще не была спасена, оставляло мне в
жизни  цель,  также  как эта неспасенность не мешала тренировать тело,
изменения которого продолжали меня радовать.
     Летом, когда я ехал с огорода, в автобусе встретил Михаила Михай-
ловича Тетерева -тренера по боксу, к кому я в 8-м классе ходил 3 меся-
ца.  Сейчас  он 6 раз в неделю вел в доме офицеров ежедневно по 4 часа
тренировок.
     - Михаил Михайлович,  можно к вам ходить?  - я был уверен, что он
мне должен разрешить ходить бесплатно.
     - Мои ребята платят мне за аренду зала по 10 тысяч в месяц.
     - Ой,  тогда мне легче не ходить.
     - Ладно,  ладно, - поспешно вдруг сказал Михаил Михайлович. Прихо-
ди.  Я тебе что-нибудь дам сделать для зала.  Этим и рассчитаемся.
     На том  и порешили.  Я сшил ему боксерский мешок для отработки ударов.

     В один из моих первых приходов Павитрин, Сережа и я сидели у него
на кухне.  Сережа что-то рассказывал.  Внезапно, не меняя своего тона,
он для пояснения своей мысли перескочил на свой личный опыт.  Едва  он
сказал слово "я", как Вадим забухал своим громовым кашлем. Я, не упус-
кавший ни одного момента отношений,  чуть не подпрыгнул,  несмотря  на
полярность чувств, которые у меня этот кашель вызвал. Одним этим чувс-
твом была боль за Сережу,  ничего не замышлявшего,  рассказывавшего  о
себе.  Отталкивание он чувствовал не хуже меня.  Но с другой стороны я
увидел угол понимания Вадима, который он бессознательно делал себе сам
этим отталкиванием. Я вспомнил свое сжимание всякий раз, в течение че-
тырех,  и особенно двух последних лет,  когда я пытался  передать  ему
свой духовный опыт. Ничего сейчас не сказав, я решил дождаться следую-
щего раза.
     - Почему ты закашлял в тот раз, когда Сережа начал рассказывать о
себе?  - набросился я на него, - Он тона не менял, никаких отрицатель-
ных мыслей у него не было.
     - А теперь подумай, - продолжил я, глядя на его недоуменное лицо.
- Как можно передать свой духовный опыт иначе,  чем рассказать о себе?
Ты говоришь,  что в моем присутствии ты начинаешь комплексовать. А что
мне эти 2 года оставалось делать,  когда я,  не успев начать про  себя
говорить, получал негативы, полные уверенности в своей правоте? Что за
отношение к человеческому "я"?
     Сказать ему  было  нечего,  и он принял мои слова на обдумывание.
     Однажды во время моего провожания был затеян спор по правильности
поведения. Я утверждал, что в любой ситуации виноватыми могут быть как
оба,  так и кто-то один. Сережа и Вадим мне утверждали, что правильным
отношение  может  быть  только в случае признания себя виноватым в ре-
зультате любого конфликта.
     -Ну, а если вечером с твоим отцом случилось несчастье, и ты идешь
ему на помощь,  а к тебе пристают гуляющие парни - кто здесь  виноват?
     -Ты, конечно.  А  почему  ты до сих пор дома не поставил телефон?-
Это говорил не Вадим,  а Сережа. Вадим же только с заранее взятым пре-
дубеждением ко всему, что скажу я, разве что не махал на меня руками и
убеждал меня,  что моя уверенность в возможной моей  непогрешимости  -
результат лишь моего несовершенства.
     -А кем ты станешь,  если постоянно будешь искать недостатки в се-
бе,  даже  и  в  случае откровенной твоей правоты?
     -Я останусь собой.
     -Сомневаюсь.
     Мнение, высказываемое ими,  было их проблемой. Но проявляемое ими
отношение уже касалось и меня. Тем более, что они оставались уверенны-
ми в моем "несовершенстве",  что оставляло их свободными для сообщения
этого под любым углом кому бы то ни было. Один же скрытый вопрос моего
одноклассника, поинтересовавшегося у меня вопросом о моих отношениях с
Вадимом,  оставил чувствительный след в моей душе. Оставлять же откро-
венную глупость в их головах,  могущую просто так,  от нечего  делать,
продолжать приносить мне боль,  было тоже глупостью. Но выразить я мог
лишь несогласие с их доводами,  сказав и утвердив свою  точку  зрения,
что я и сделал.  Но их отношение,  понятно, не располагало меня к дру-
жеским чувствам по отношению к ним и в первую очередь Вадиму,  так как
он претендовал на правильное понимание вопроса.  Сережа же просто иск-
ренне выражал свою точку зрения.
     Неправильность понимания и расстановки своих акцентов при поступ-
ках ближнего я вствечал на каждом шагу.  Один парень рассказал мне та-
кую историю.
     Его жена позвонила к нему на работу и сказала, что заберет ребен-
ка из детского сада домой сама.  Обладая тонкой интуицией, уходя с ра-
боты,  он все-таки решил подстраховаться и зайти в детский сад за  ре-
бенком.  И сделал это не зря. Жена после звонка к нему прилегла отдох-
нуть и, заснув, спала до его прихода с ребенком. Он стал ее укорять за
ее халатность и рассказывая это мне,  этот пример он приводил,  как ее
действительное лицо.
     -Почему ты  ей  в вину ставишь ее отношение к тебе,  когда она по
отношению к тебе проявила себя заботливой? Она же сама захотела снять с
тебя  лишний  груз забот.  Разве можно ей ставить в вину бессознатель-
ность ее промаха? Ты сам можешь гарантировать незыблемую педантичность
абсолютно во всем?
     Он смутился.

     Я шел в больницу,  будучи уверенным в том,  что меня там примут с
распростертыми  об®ятиями.  Вызвав  одно ответственное лицо,  я ждал у
входа его приближение.
     - Здравствуйте!
     - Здравствуй.
     - Я написал книгу.
     - Кого?
     Я поперхнулся от подавляющей, чуть ли не вальяжной интонации это-
го вопроса и мгновенно подобрал свою открытость.  Подействовало.
     - Я написал книгу и принес вам ее фрагменты. Помимо них, могу по-
делиться своим опытом.
     Выражение лица  этого  человека  показало  мне,  что я поспешил с
предложением помощи.  Мы прошли к нему в кабинет.  Он пробежал глазами
по написанному,  поинтересовался о двойниках.  Я почувствовал, что его
написанное заинтересовало.
     - Давай сделаем так.  Ты оставляй свои листы.  Я передам их своей
сотруднице.  А она скажет мне о них свое мнение. Оставь свои координа-
ты. Я написал телефон на автобусном талоне - единственном клочке бума-
ги под рукой,  и свое имя.
      - Пиши фамилию.
      Было сказано так, что потом я перестал жалеть этого работника за
то, что больные вынуждают его заниматься каратэ, и стал жалеть, что не
поставил его на место сам.
      - Она ведь по имени будет меня спрашивать, - сказал удивленно я.
      Он опешил от моей сообразительности.
      - Все равно пиши.
      Моя интеллигентность и гармония,  в которой находилась моя душа,
вызвали у меня легкое игнорирование такого обращения. Они же послужили
причиной того,  что я не мог ему выдать в лицо сказанное.  Это было бы
энергетическим ударом. А этот человек был еще и старше меня. Я написал
и фамилию, чтобы избежать неудобства. Мне было легче отдать. К тому же
я  еще  был дилетантом в видах энергетических ударов в динамике жизни.
Каждый выглядел по-своему и степень сознательности  его  наносящего  и
необходимость,  силу и форму ответа на него я не мог определить точно.
Не мог потому,  что мой внутренний мир на протяжении этих полутора лет
постоянно  менялся  вместе  с  суммой и набором моих знаний на единицу
времени. То есть каждый новый удар я встречал новым, другим человеком,
от старого у которого оставалась только открытость. Иногда как-то уда-
валось защититься.  Иногда удавалось быстро очиститься после удара. Но
выработать четкую защиту я просто не мог, так как мое внимание было не
моим.  А потом шел и переживал вышесказанное.
     Шестого января я возвращался домой,  когда увидел перед собой це-
лый букет разноцветных полос,  выходящих из моей груди. Они были в ос-
новном красного, зеленого и голубоватого цветов, каждый из которых пе-
реходил в другой посредством гамм оттенков.  Одновременно с этим виде-
нием присутствовало чувство,  что меня ждут в больнице. Такое конкрет-
ное чувство вызвало у меня  некоторый  страх,  насколько  зависит  это
чувство от сознания врача,  который меня ждет, что проявляется на мне,
т.к. я чувствовал, что идти мне надо к ней. Когда я пришел, она встре-
тила меня со словами: "Я как раз изучаю ваши труды".
     Я глядел на нее и видел в той любви,  которая лилась из ее  глаз,
себя 8 лет назад,  чувство любви Шри Ауробиндо, которое я уловил летом
92 года, читая его работу "Йога и ее цели", Сатью Саи Бабу. Его глаза.
Единственное, чего я не мог понять - это почему в течение всего разго-
вора я вижу только хмурящееся ее лицо,  а эта любовь предстает  передо
мной лишь в самом конце разговора,  подавая мне надежду, что следующую
встречу она будет ласкать меня с самого начала встречи и до конца.  Но
напрасно  я  бежал на следующую встречу.  Меня ожидал все тот же спар-
танский сценарий.  Таким образом я не терял невинности в боях  за  лю-
бовь.  Но, честно говоря, любовь для меня была вторичным делом. На мою
беду в тех листах, что я оставил врачам была одна фраза о том, что ши-
зофрении на деле нет. "По-моему, - писал я, - шизофрения только у тех,
кто дал и продолжает давать это название болезни  больным".  Я  поздно
спохватился,  вспомнив, что этот листок уже прочитан. Понятно, что эта
моя ошибка не могла не сказаться на отношениях.  Но  поняв  причину  -
вспоминая  строки из отданного - эти строки создавали мне общую неуют-
ность, а их воспоминание обжигало мое сознание, в следующий мой приход
я постарался ей об®яснить то состояние души,  при котором они были на-
писаны и сгладить то отношение,  которое у нее могло возникнуть  после
их прочтения.

     Тренировки в ДОРА помогали мне существенно. В своем черном адида-
се я сам себе я напоминал Брюса Ли и,  вкладываясь в  движения,  делал
их,  словно выполняя его духовный завет. Но внешне в движениях я похо-
дил на него нечасто,  а если и пытался ему подражать,  то только в тех
движениях, которые у него выглядят классическими. Однажды у отспаррин-
говавшегося парня я попросил его боксерские перчатки и  предложил  его
сопернику продолжить со мной поединок.  Этому парню было около двадца-
ти,  может,  чуть больше.  Ко мне он отнесся снисходительно. Поединок,
как и любое новое,  забытое старое,  оживил во мне массу воспоминаний,
равно как и дал понять,  что я уже другой человек.  Теперь я не спешил
бить соперника,  хотя и не щадил его, когда он открывался. Я словно че-
го-то ждал.  Противник был от меня закрыт, а его несколько презритель-
ное  отношение  ко мне разжигало во мне желание его наказать,  что я в
себе терпеливо осаживал.  Один раз я пропустил удар в  голову,  отчего
посыпавшиеся  из  глаз искры и невесть откуда всколыхнувшаяся в голове
чернота и неприятные преднокдаунские чувства вместе с  ощущениями  ка-
ких-то  микрорасслоений  в  психике меня еще больше сконцентрировали и
послужили мне предостережением.  В это время взглядом в зал я выхватил
то,  что парни почти все пооставили тренировку и смотрят на нас,  хотя
на прежние спарринги внимание обращали немногие.  И вскоре сбылось то,
что я,  оказалось,  ждал. В один прекрасный момент мой противник вдруг
как бы ахнул и, широко раскрыв глаза, раскрылся весь. В одно мгновение
я  осознал,  что сейчас я благодаря своему присутствию духа вылетел из
его стереотипов восприятия, и что поединок окончен. Ситуация, понятно,
была не боевая,  тем не менее меня поразило и в то же время не порази-
ло, так как я знал ответ, то, что я его, раскрывшегося, не ударил. По-
разило потому, что раньше бы я это сделал непременно. Сейчас же доста-
точно было одного понимания того, что я сильней и выиграл. То, что я и
спонтанно  и  сознательно  не ударил его,  показало мне,  что моя душа
действительно едина с окружающим.  Искра радости была такой, какую пе-
реживают пришедшие к Истине.
     В это время я начал замечать, что посещения мной особенно коллек-
тивных  организаций окутывают меня какой-то субстанцией,  видимую мной
внутренним взором.  Эта субстанция,  несмотря на то, что была моим по