ое правое полушарие, на которое наваливается такая тяжесть?
     Обращаться опять к Павитрину было смешно.  И не потому,  что  это
было унизительно.  Как раз унизительным это мне не казалось. Он просто
мне начинал казаться тем, кто не может понять, что от него просят. Хо-
рошим неудачником,  который,  развив в себе созерцание мира,  не может
понять, что от него просит человек. И не только я один. Но полтора го-
да,  прошедшие с тех пор, как он стал заострять свое внимание на энер-
гии,  получаемой им во время общения,  и его неспособность пустить эту
энергию  на  личное благо,  служили камнем преткновения и в моих с ним
отношениях.

     Обычно представляется,  что все,  что может только существовать в
реальности,  можно  представить образным мышлением.  Однако то,  с чем
столкнулся я,  убеждало меня в другом.  Я не мог воспроизвести в своей
психике нормального состояния даже образным мышлением. У меня просто в
голове не хватало места это сделать.  Структуры  правого  полушария  и
эманации,  из него идущие,  перекрывали весь свод моей головы. Попытки
же убрать или счистить эти эманации, также как начать думать, не обра-
щая  на  них никакого внимания,  вели к тому,  что мое внимание просто
увязало в них или билось, не в силах сдвинуть их с места. Оторванность
от внешнего мира вела к тому,  что в себя я мог вбирать только то, что
было родственно душе и что самовбиралось спонтанно. Это касалось всего
абсолютно.  Как говоримого людьми,  так и вещей.

     В город приезжал лама Оле Нидал.  Я с нетерпением ожидал его при-
езд.  То, что он выступление давал бесплатно, внушало к нему уважение.
Энергетика ламы сразу увиделась мне отличной от энергетики обычных лю-
дей.  У него была совершенно открыта грудь, а постоянные фрагменты ду-
ховного тела в области груди у него находились только со спины. От ла-
мы лилась чистота. Сначала я не понимал, чем вызваны резкие движения у
ламы головой в стороны, которые он делал иногда. Лишь спустя 2-3 дня я
осознал,  что это была защита им своей души от психических посылов не-
которых слушателей,  подозревавших ламу  в  какой-либо  неискренности.
     Все, что говорил лама, я знал. Я не знал, что мне делать. Сидеть,
убивая от нетерпения время,  надоело. Посмотрев, что лама спокойно от-
носится к уходам некоторых слушателей,  решил потихоньку уйти и я.  Но
мой проход на цыпочках по всему залу,  а я,  как назло,  сел с  другой
стороны от выхода, ламу сильно задел. Выйдя из зала и стоя у раскрытых
дверей так,  чтобы он мог меня видеть,  я хотел  жестом  поблагодарить
его, но он, видимо, был так обижен, что не хотел и смотреть в мою сто-
рону, и переводчик повел себя как слепой, отвернувшись, когда я попро-
сил его обратить внимание ламы на меня.  Девушка с парнем, из сопровож-
давшей ламу делегации, поравнялись со мной,  направляясь  к  выходу  из
училища,  в котором проходило выступление ламы.  Девушка вопросительно
посмотрела на меня.
     - Вы приехали с ламой?
     Оказалось, что она по-русски говорит и хорошо.
     - Я приехала из Канады. А что ты хочешь?
     - Я хочу поблагодарить ламу за выступление.
     - А почему ты не хочешь  остаться? Тебе неинтересно?
     - Интересно, но я знаю все, что лама говорит.
     Мне казалось,  что я не сказал ничего необычного. Ведь все, о чем
говорил лама,  принадлежит или сопутствует человеческому "я",  которое
есть у каждого человека.  Буддизм, христианство или любая другая рели-
гия лишь виды путей к нему или частности вокруг главного. Но удивление
девушки показало мне,  что я сказал что-то из ряда вон выходящее.  Тут
же я понял ее.  Ее сборы знаний по жизни рождают у нее преклонение пе-
ред их бесконечностью и умаляют ее собственное "я", вместо того, чтобы
от них ради себя отказаться, она продолжает поиск на деле себя, но она
думает,  что знаний. Знания ламы казались ей огромными, в то время как
человек знания себя с ним отождествляет.  Себя он отождествляет лишь с
собой и с верой,  что в любую секунду получит необходимое  ему  знание
спонтанно.
     Я попросил девушку передать от меня ламе благодарность  и  напра-
вился к выходу,  не подозревая, что приду сюда еще. Когда я подходил к
дому,  меня охватывало чувство,  что надо вернуться в училище, оставив
сумку дома.  Когда я перекусывал, огромное желтое пятно, то самое, ко-
торое подсказало мне отдать Олегу Демченко - моему товарищу в институ-
те, с кем мы этой зимой опять встретились на гимнастике статью на пас-
тора в газету,  а в плане книги остаться без соавтора, опять оказалось
внутри  меня.  Теперь оно тянуло меня в училище.  Контакт наш был без-
молвным.  Войдя в комнату,  я взял 2 листа с "Проблемами совершенства"
и,  написав на одном название книги и свою фамилию, а на другом - свой
адрес и телефон,  побежал в училище.  Адрес с телефоном я хотел отдать
Оле  Нидалу,  а название книги - этой девушке.

               Проблема совершенства.
"Человек часть Вселенной и сам Вселенная".  Это означает,  что  созна-
тельное  стремление  к бесконечности своих возможностей дает невозмож-
ность их достижения.  В этом и заключается проблема большинства спорт-
сменов и людей,  стремящихся к совершенству тела. Разрешение парадокса
тела заключается в совершенстве духа.  Бесконечного числа подтягиваний
на перекладине или отжиманий от пола можно достичь, лишь научившись во
время того количества движений, которое вам отпущено природой первона-
чально,  чувствовать каждый кусочек вашей плоти, на которую приходится
основная нагрузка во время выполняемого упражнения.  Для этого не надо
умом стремиться к все возрастающему количеству движений. На этом осно-
вывается и ответ Масутацу Оямы на вопрос - сколько ударов надо  делать
за тренировку: 100 или 1000? "Я делаю 10 ударов - значит один мой удар
стоит сотню ударов тех,  кто делает 1000",  - ответил Учитель.

     Пока я бежал, как-то само все легло по местам: листок с адресом -
девушке,  а с названием книги - ламе. Моего участия в этом распределе-
нии практически не было. Были одни эмоции, что да, лучше будет, навер-
ное,  так.
     Теперь ламу слушать было интересно. Услышав его равнодушный отзыв
об одном обряде кришнаитов,  я написал ему записку, в которой говорил,
что нельзя отрицать другие религии. После выступления Оле Нидала в зал
вошла девушка,  с которой мы разговаривали перед моим уходом домой.  К
Оле Нидалу выстроилась очередь за автографами и получением психической
энергии,  которую лама давал,  прижимая лоб человека к своему и напря-
гась ментально.  Я же подошел к девушке, и мы стали разговаривать.
     Она была из Торонто.  Звали ее Алинесс.  Сейчас она училась в Пе-
тербурге. Кроме своего своего - английского, она знала еще 3 иностран-
ных языка.  Будучи раньше закомплексованным,  я на раскованных русских
смотрел в третьем лице, не говоря уже об иностранцах. Сейчас же мы без
всяких  усилий говорили буквально обо всем от философии религии до со-
циальных проблем.  Алинесс тоже делала открытие,  что  с  иностранцем,
зная  лишь его язык,  можно разговаривать без остальных барьеров.  Это
была какая-то общечеловеческая нота.
     Очередь к ламе подошла к концу. Попросив Алинесс подождать, я по-
дошел к ламе.  Оле Нидал не понял открытость моей души, приняв, кажет-
ся,  меня за хитреца.  Отдав ему листок, я поблагодарил его, несколько
удивив тем,  что я не прошу у него автографа.  Мне хватало памяти.
     Подойдя к Алинесс, я забыл ее имя. Она со смехом мне его повтори-
ла.  Мы стали прощаться.
     - До встречи,  - сказал я. Она с радостью поддержала такое проща-
ние. Тем не менее у нее, как и у себя до прощания я почувствовал нечто
похожее на грусть о скором расставании. Мы не были знакомы и 15 минут,
но друг в друге почувствовали частичку себя или  ключ  к  ней,  дающие
возможность к полному обмену тем бесконечным содержимым, что наполняет
ее и мою души.  У меня такого не получалось даже с русскими девушками,
хотя они мне казались понятными,  так сказать,  родными.  Это прощание
давало какую-то тогда еще легкую надежду на встречу. Надеждой в полном
смысле  этого слова эта легкая надежда стала через неделю.  Через день
после от®езда ламы поле вокруг моего левого полушария  было  пронизано
такой нежной, чистой и непривычной вибрацией, излучающей любовь, что я
подумал, что, если раньше мне и случалось проявлять самцовские чувства
к представительницам противоположного пола,  то только потому,  что от
них шли соответствующие вибрации.  Сейчас я не представлял прикоснове-
ния к Алинесс рукой.
     Прошла еще пара дней и откуда-то сверху в голову ко  мне  опусти-
лась  мысль о женитьбе.  Она по вибрациям была озорной,  и мне показа-
лось,  что это Алинесс,  думая обо мне, послала ее мне, не подозревая,
что она достигнет цели.  И тут меня озарила мысль. Я же Павитрину ска-
зал, что моей женой будет Алина. Как тут было не поверить в это? Спус-
тя еще 2 дня я,  как мне показалось, принял от Алинесс еще одно посла-
ние. Ей было интересно бы пообщаться со мной.

     Через неделю после оставления института у меня началось восхожде-
  ние сознания.  Сидя на кухне, я вдруг однажды с удивлением обнаружил
  себя на высоте по сравнению с Викой. Вся информация о ней в виде по-
  левых рисунков находилась на уровне моей левой щеки, и я никак к ней
  не был привязан.  Это видение и осознание своей свободы было счасть-
  ем. Одновременно я обратил внимание на белые облака, постоянно нахо-
  дившиеся у меня у правой бровки головы.  После видения информации  о
  Вике, я понял, что это такая же полевая информация другого человека-
  Павитрина.  Эти видения послужили для меня весомым стимулом и указа-
  телем нового пути действия и направления движения.
     Манила даже не столько сама свобода,  сколько поднявшись над  ин-
  формацией  этих  людей я попадал в блаженный покой.  Ничто теперь не
  раздражало меня при воспоминании о них,  и я чувствовал себя как аб-
  солютно  свободным  так и сохранившим все свои человеческие качества
  по отношению к ним, несмотря на их прежние неискренности.
     Прислушивание ко  всему,  что шло сверху,  стало у меня тотальным
  при каких-либо делах. Трудно даже сказать-делал я дела, прислушиваясь
  подсказке сверху или делал ради Того,  кто сверху,  ради возможности
  этого самого прислушивания.  И оно было не бесплодным. Идя однажды к
  Лене  Куропову,  я  взял  семян  кабачков,  подумав  о том,  что мне
  взять."А мы как раз кабачки хотели  идти  покупать,-сказала  Ира.-Ты
  знал,  что  они нам нужны?". Ее прежний пафос в отношении меня как-то
  сразу стал искренностью.
     Но восхождение  было медленным.  Радовала лишь его необратимость.
  Увидев под собой ниже своего сознания чей-либо эгрегор,  можно  было
  не опасаться,  что он опять появиться вверху. Кроме того я не перес-
  тавал делать потрясающие меня открытия.  Все мое существо,  мое тело
  состояло  из  двух как бы раздельных и одновременно слитых половин -
  правой и левой.  Сам я находился в левой своей половине.  В правой я
  не  чувствовал  себя  в постоянном покое и бывал там или неполностью
  или занимал ее сознательно.  Больше всего меня потрясло то, что пра-
  вая половина в физическом и психическом планах копировала Павитрина.
  У меня в голове были все его привычки, черты  характера, манеры  обще-
  ния. Вопрос о том, как эту мою часть тела сделать моей стал постоян-
  ным.
     Она не была,  понятно, стопроцентным его физическим телом, подоб-
  ным моей половине существа,  но моей она была лишь процентов на  20.
  На  каком-то то переходном качестве от духовного к физическому между
  моим и его телом.  Она была и выше меня по росту, как было и в жизни,
  и структуры ее постепенно под наклоном переходили в мои.
     Однажды вечером, сидя дома, заливаемый желтым светом от людей по-
  лучивших мои письма, я обратился с вопросом к Учителю: "Ну и что мне
  сейчас делать,  когда я знаю все мне необходимое". С этим вопросом я
  подошел к Его книге и открыл первую попавшуюся страницу.  Книга отк-
  рылась на Глобальном Разуме.
     Читал главу я левым полушарием. Оно казалось наполовину срезанным
  в горизонтальной плоскости в левую сторону от сагиттальной  плоскос-
  ти. Правую часть головы я ощущал целиком, но мысль в ней была в этот
  момент неподвижной.  Некоторые эмоции не давали  ей  двигаться  там.
  "Ищущий  терпеливо покоряет каждую ступень своего существа так,  что
  основание существа неразрывно связано с его вершиной",- писал  Сатп-
  рем. Несмотря на то, что, читая, я поднимался к этим высотам и с них
  обозревал те перспективы,  которые они дают поднятие и закрепление в
  них  по описанным Сатпремом пути требовало времени и эти перспективы
  в настоящем показались мне нереальными.  Мне ведь надо  было  писать
  книгу. Но с другой стороны я встал перед фактом что у меня нет выбо-
  ра ни по жизни, ни для книги. Не могла же последняя закончиться тем,
  что вместо головы на плечах у меня только 3 ее четверти, а работает,
  хотя и не хуже многих голов, несуществующая в  моих  ощущениях  ее  4
  четверть. Хотя не она, а моя душа на ее месте находящаяся.
     Этот открытый угол головы,  а точнее такое возвышение правого по-
  лушария над левым, делало нереальным скорое выравнивание обеих поло-
  вин головы и их об®единение.  Но жизнь шла своим чередом. И вскоре  я
  увидел,  что мне не только ничего больше не остается делать, как вы-
  равнивать обе половины головы, но и то, что это дело движется намно-
  го  быстрее,  чем можно было предположить,  а открывающиеся знания с
  головой втягивали меня не только в познание себя, но и в сам процесс
  открытия.


      Однажды я увидел  картину  моей  психики,  напоминающую  ущелье.
Справа возвышался монолит поля Павитрина,  слева - моего отца. Иногда
его сменял Славин. Посередине головы был глубокий проем до самого мое-
го  сознания. Созерцание этой картины вызвало у меня чувство нереаль-
ности заполнения этого проема не только в скором времени. Ведь предс-
тавить необходимое может образное мышление. А тут у меня отключено не
только оно. Весь правый монолит, вышиной уходящий в небо, внушает  тебе
свою незыблемость. И ты просто представить себе не можешь,  что может
быть иначе, а не так.

     У меня был уже опыт духовного размежевания.
     В далеком детстве,  поехав однажды на рыбалку с парнем, приходив-
шим в наш двор для общения,  мы вступили с ним  в  какой-то  абсурдный
спор кто есть кто, оставивший осадок на душе. Парень этот обвинял меня
в каком-то неправильном отношении к жизни. Приводя мне  в  пример  по
очереди  всех  моих друзей детства он пытался доказать мне свое. Я же,
зная все стороны их личностей,  в том числе и слабые, наглядно показы-
вал ему несостоятельность его доводов,  в запале не видя как мои слова
могут быть использованы где-то и  "перегибая  палку"  для  настоящего,
вспоминая  их  прошлые причиненные мне обиды. Обладая еще и некоторой
любовью к сталкиванию лбами,  мой товарищ не замедлил по приезду расс-
казать о моем "настоящем" отношении к ним,  моим друзьям. Для них это
был гром среди ясного неба. Утром, идя в магазин и увидев Толю Фурсова,
возившегося со своим моторным велосипедом я,  увидев, что он уже знает
о моих словах,  подумав, что он сейчас не будет со мной разговаривать,
пошел дальше не поздоровавшись и не подойдя к нему. Спустя 5 лет, ког-
да у нас, благодаря судьбе, началось официальное схождение, а у каждо-
го был свой новый круг своих,  в том числе и новых, знакомых, я увидел
как я выглядел тогда в его глазах.
  - Я опешил когда услышал твои слова  обо мне от О. и решил у тебя
узнать было ли это? Когда я тебя увидел, я думал, что ты подойдешь, и я
у тебя спрошу. У меня глаза вылезли на лоб, когда ты прошел мимо.
    Толя и сейчас боялся со мной общаться и  говорил  мне осторожно,  а
недоумение мной  - как  так  можно было  поступить -висело  в воздухе и
сквозило в каждой фразе постоянно, наполняя меня болью от  невозможно-
сти дать ему сейчас понять, что это же я стою перед ним. Для него  это
был уже не я.
    С Женей Тимошенко мы сошлись раньше. Он от меня не требовал об®яс-
нений, но стена его отчуждения держалась не менее долго.

    Коля Падерин как-то попросил меня оставить у себя ружье и  патрон-
таш  с  заряженными патронами.  Матушка в это время была на Сахалине с
коммерческой поездкой.
    Колино предложение  было  заманчивым,  несмотря на то,  что когда
весной я ездил с родственниками в деревне на рыбалку,  испытывал боль,
наживляя червей на крючок.  Было такое чувство и видение, будто где-то
в астрале перекрещиваются моя и их энергетика тел.
    Но присутствие ружья в доме оживляло мои прежние школьные страсти,
и я надеялся найти со своей душой какой-то компромисс.
    Ружье пролежало у меня 2 недели, пока Коля его не забрал, поехав в
тайгу.  Я и не понял сразу той роли по большому счету,  которое должно
было сыграть это ружье в моей судьбе. Две недели имея под рукой полный
патронташ заряженных патронов я мог свести счеты с кем угодно,  будь я
сумасшедшим или хотя бы просто неврастеником. Ружье мне возвращало мое
имя во всей полноте.

    Было 12 часов ночи и увидев в  доме  напротив  у  Игоря  Родионова
-друга  детства -горящий свет, я пошел договариваться с ним об его под-
садке меня "зайцем" или за небольшую плату в пассажирский  или  почто-
во-багажный поезд.  Игорь работал проводником.  Договорившись с ним на
встречу завтра, я лег в медитацию.
     На следующий день я пошел на поиски денег.  Продал велосипед. За-
нял у сестренки -Иры Евсеевой,  приехавшей в отпуск  четыреста  тысяч,
пообещав ей,  что матушка по приезду с Сахалина отдаст,  продав Колино
ружье, что Коля сказал сделать, узнав о причине моего от®езда.

     Игорь не мог меня отправить бесплатно, и  я  решил  добираться  до
Москвы поездом на общих условиях. Вместо 300 тысяч, о которых мне ска-
зали в справочном бюро в кассе билет стоил пятьсот сорок  шесть  тысяч
рублей в плацкартном вагоне. Не раздумывая, я взял его.
     Матушка все не ехала, и я решил попросить Колю пожить у нас до ее
приезда.

     Это было время,  наверное, самых больших моих сомнений. Испорчен-
ные отношения с Ольгой Ивановной,  с Павитриным, я чувствовал стену их
энергии,  давящую  мне  в затылок. Так я начал приходить к еще одному
открытию. Те планы об от®езде, которые я вынашивал с прошлого года бы-
ли заложены мне отношением Павитриным. Он не внушал мне уехать, но я,
следуя его отталкивающему отношению бессознательно для меня, направле-
ние его энергии перевел в оформленную моим сознанием мысль и сделал ее
своим планом. "Почему я должен уезжать из-за недопонимания меня, - ду-
мал я,  - сильный остается,  слабый убегает. Пусть сам бежит, если ему
надо". Но сейчас у меня была, так сказать, уважительная причина. Тем
более  книга.  У отца дома была печатная машинка.  Здесь же я не видел
возможности напечатать свои рукописи.

     Мои вечерние тренировки делились обычно на 2 этапа.  Точнее -сос-
тояли из одного, так как второй этап начинать я не видел смысла.
     Я тренировался в полную силу,  отрабатывая  необходимые  удары  и
блоки.  Это  было прекрасное чувство - видеть свой прогресс.  Но потом
вдруг наступал словно какой-то сбой.
     Словно какая-то  сущность протягивалась во мне и на ее место при-
ходила другая.  По структуре она была такой же - из того же белого ве-
щества.  Она  играла роль стержней конечностей и тела.  Только теперь,
если тело я, может, еще и чувствовал прежним, то мои конечности теперь
становились другими.  Я чувствовал их другими. Они словно были длиннее
и умели делать другие движения.

     Процесс восхождения сознания делился на несколько этапов.  Первым
этапом был проход области голосов всех родных и  близких.  Чаще  всего
это  были односложные голоса перед каким-нибудь моим действием:"Не хо-
ди", "не делай", "не надо", "зачем". В некоторых из них я угадывал ин-
дивидуальность "говорящего" п