он  убирал  чью-нибудь палату,  а то и две и другие грязные территории
отделения.  Я стал было заступаться за него, но от него самого не было
ни малейшего сопротивления, и я понял, что тащить на себя вторую карму
мне просто глупо - не по силам.  Может, ему лучше от покорности. Дейс-
твительно - мне на него было тяжело смотреть, а он выполнял все с лег-
костью.

     20.1.98
     Как и дома при просмотре телевизора, я содрогался от слов, какими
иные больные порой выражают свои мысли.  Вместе с этим рос  и  протест
слышать это.  Где было можно, я стал вставлять свои мысли насчет гово-
рящегося. Но как можно было требовать с больного, когда санитары гово-
рили не лучше. Для них, понятно, как и для больных, подобные выражения
были показателем их силы и ума.  Но они забывали про здоровье. Если бы
они знали и обращали на это внимание - воздержание от матов матерящих-
ся больных и свое собственное приобрело бы для них смысл.

     21.1.98
     Утром вдруг  почувствовал  полную чистоту от любых желаний своего
существа. Мне не надо было идти в больницу - туда тянуло меня матушки-
но чувство долга над моей головой.  Слабость была такой, что у меня не
хватало сил одеться.  Теперь я стал понимать,  почему иные загруженные
лекарствами больные подолгу стоят, переминаясь с ноги на ногу. Вечером
сходил к пастору,  хотел спросить у него причину моих состояний, помня
о  том,  что он говорил и о духовных высотах и о том,  что Библия дает
знание. Но его не было дома.

     22.1
     Но одновременно  передо  мной встал и еще один факт - бессмыслен-
ности проповедывать Библию так,  как это делал я.  Мне было  очевидно,
что ее смысл останется тайной за семью печатями для тех,  кто не пере-
жил Суда.  Тем не менее, всеми силами я старался смягчить Божий гнев в
отношении близких.  Вскоре я обнаружил в Библии,  изданной Гедеоновыми
братьями, подтверждение моим словам:" ...она (Библия) откроется в день
Суда  и  будет  вспоминаться вечно".  К этому времени я стал спокойней
смотреть на человеческие грехи.

     "Как через одного человека мир стал грешен,  так через одного  он
станет праведен".

     "Ничто внешнее не может запачкать человека".

     22а.1
     После  второго  прихода матушки я пережил самое подавленное
или задавленное состояние,  из всех, какие у меня только были. Сравни-
вая  его с таблицей из книги Джона Лилли "Центр циклона",  я не сомне-
вался,  что переживаю самые низшие ступени состояний. Я был в ужасе от
того,  что  это  состояние может у меня остаться навечно,  как и писал
Лилли.  Но вскоре оно сменилось на другое.  В нем все именно так,  как
описывает Лилли.

     Те слова о воскресении Иисуса не давали мне покоя.  Я не знал как
к ним относиться. В Библии про второе пришествие сказано, что парню, в
котором это осуществиться будет суждено сначала много пострадать.  Тем
не менее, несмотря на то, что это совпадало, я часто просто отгонял от
себя эти мысли,  боясь быть самообманутым.  Если  Иисус  пережил  боли
дважды - во время искушения в пустыне и будучи распятым на кресте,  то
у меня остается последняя пытка - пережить боли распятия и трехдневно-
го висения на кресте.  Если Иисус родится во мне, значит мне предстоит
пережить те адские боли,  рождаясь свыше в его положении, когда он был
распятым.  Я  готовился пережить распятие.  К тому же все совпадало во
времени - тот случай,  когда я сам себе ломал челюсть, у меня тоже был
впереди. Раз он был позади. Я чувствовал, что что-то одно из этих двух
экзекуций у меня будет. Началось мучительное ожидание. Меня успокаива-
ло то, что в отделении был изолятор, куда меня могли схоронить от глаз
и накрепко привязать к кроватям,  где я смогу кричать как  угодно  без
вреда  для кого-нибудь.  Я начал чувствовать себя за пазухой у судьбы.
Представить, если мое второе такое рождение происходило бы дома, когда
я от боли могу не принадлежать сам себе. Одновременно я оценивал Иису-
са его веру и то, что ему предстояло сознательно пережить перед распя-
тием.  Попробуйте  представить,  что вас ожидает подобное и попробуйте
смириться с этим в мыслях.  Сможете ли вы  представить  ожидающую  вас
боль? Сознательно идти к этому. У меня получалось успокаиваться только
иногда на время.  Однако,  на следующий день я стал чувствовать  прос-
кальзывающее  чувство,  что  может  быть удастся обойтись без боли при
рождении свыше.  Еще один день убедил меня в этом.  Я не знал,  за что
мне такая милость от Господа.

     23-1-98
     Матушка ходила ко мне в больницу каждый день за исключением одно-
го дня,  когда у нее были дела, и я сам сказал ей, чтобы не приходила.
Какая поддержка -приход близкого человека! Полная перезарядка сознания
при переключении от больничной обстановки к домашней.  Когда я выходил
со свидания с пакетом,  принесенной ею передачей,  в руках,  чувствуя,
что все мои недоброжелатели расположены ко мне по-дружески,  эта мгно-
венная потеря врагов и дружественность расположенного к тебе мира  лю-
дей -что может давать больше здоровья. Сладости - это то, через что мы
с ней общались, когда души наши были далеки, и я с удивлением чувство-
вал, что нам с ней не о чем разговаривать. Правда, после одного такого
случая я стал продумывать,  о чем с матушкой можно поговорить,  и  что
мне нужно сказать ей,  но я и этим был и удивлен, и не очень. Мне было
понятно,  что у нее другой чувственный опыт. Что плоскость моего с нею
общения лежит только в области эрудиции,  общеизвестных фактов. Мой же
чувственный опыт -под сомнением у нее,  а ее - под скепсисом  у  меня,
несмотря  на  то,  что я к ее словам отношусь внимательно.

     Тут я стал вспоминать эпизоды из далекого детства,  как я отходил
душой от матушки.  Я едва научился говорить. Было мне или три или пять
лет.  Я простыл, и матушка мне делала горчичники. Но так как иные гор-
чичники были очень сильного действия,  терпеть их не было моих сил.  Я
начинал капризничать.  Так как меня нужно было любыми путями прогреть,
отец,  как сильная половина, начинал меня принуждать словами, не разре-
шая мне даже пищать. Иногда, как я понимаю сейчас, перегибая дозволен-
ное детской психикой. Матушка, стремясь загладить силу отца, брала ме-
ня  на руки и начинала успокаивать.  Но так как я был обижен на отца и
искал защиты хоть в ком-то,  я ждал ее и от матушки,  но слова матушки
не  были  прямым  противопоставлением словам отца,  и я в них не видел
особой защиты. Раздражитель отца был сильнее, чем матушкин успокоитель
и  матушка,  таким образом,  как личность отодвигалась на второй план.
Как я стал понимать сейчас -так у меня формировался шаблон отношения к
матушке.  Сейчас я начинал поворачиваться к ней не только лицом,  но и
душой. Только сейчас ее жалобы на здоровье стали находить отклик в мо-
ей душе,  так как я по силе духа сравнялся с ней.  Я раньше, переживал
ее боли иначе - отрицая их серьезность,  так как был силен, а пути вы-
хода из них так просты.  Сейчас я сам находился в той же ситуции, а ее
боль могла сказаться на мне,  в то время как я не знал как  избавиться
от своих, кроме веры.

     24.1
     Я вновь и вновь проверял себя на то как получается  невозможность
делать то,  что не хочешь. Когда устает тело у него уже не родится же-
лание физических действий,  хочется чего-то радикально иного. Это жела-
ние  возникает  на  макушке. То  есть сначала возникает мысль. Когда она
принята телом и сознанием, только после этого тело может повернуться в
сторону  осуществления желания. Только тогда в районе макушки создается
полевой субстрат,  могущий проводить твою мысль от макушки  к  мышцам.
Например,  устав  от  стряпни с матушкой печеных орехов,  я хотел было
пойти и начать белить кладовку,  но мысль об этом не принималась в го-
лову,  так  как  тело  устало  вплоть до самой макушки. Макушка приняла
только единственную мысль -пойти печатать -что давало мне  разрядку  и
перезарядку  вместе  с отдыхом. Но на физическом уровне печатанье каза-
лось лафой, так как установки развитого социализма требовали безустан-
ной работы телом. Хорошо,  что тело само выбирало то,  что ему действи-
тельно надо. И не только ему.

     В больнице на глаза мне попалась газета "Телеэкспресс" в  которой
под  именем Андрей Морозов публиковалась статья о наших артистах и по-
литических деятелях.  Высмеивалась их привычка использовать вместо но-
сового платка палец. Под сделанными украдкой и нет фотографиями стояли
такие комментарии,  что мне было прискорбно их читать. Подумалось, что
Андрей Макаревич уже пел по этому поводу:"Как вам не стыдно!" По пово-
ду не артистов, а автора статьи. Так низложить гениев, игра которых на
сцене  и  в  стихах  целиком лежат в душе без сомнения не только моей.
Комментарии под фотографиями перечеркивали беспокойство автора о  под-
растающем поколении,  берущим пример с них.  Можно не сомневаться, что
пример берется в лучшем.  А по поводу этого самого действа я  неоднок-
ратно убеждался, что бессознательность этого движения может быть пора-
жающей воображение.  В один миг я контролирую себя, забывшись на мгно-
вение, в следующую минуту уже ловлю себя на том, что не хватает только
Андрея Морозова. Удерживало от этого только чье-то присутствие.

     Представьте, что вы с утра до вечера заняты  творческой  деятель-
ностью,  пусть  и  по хозяйству -все равно -полезным делом.  И тут вас
полностью оторвали от дела.  Вы наливаетесь силой, а вам совсем некуда
ее деть.  Мыть полы в коридоре?  Рабочие есть и без этого. Кроме того,
если бы не видеть как на тот пол потом кто-нибудь смачно плюет,  отби-
вая  желание  брать после этого половую тряпку в руки и даже не только
из-за брезгливости, а и из-за бессмысленности своего труда. Приходится
сутками  лежать и ходить по коридору и дожидаться смены занятий по ре-
жиму дня.

     25.1
     Перед больницей  я  почувствовал зависимость самощущения от собс-
твенных мыслей. Что у меня есть все шансы стать Сатаной, если буду час-
то  его вспоминать.  Сейчас я вдруг стал понимать,  что Сатаной я могу
стать лишь в том случае,  если книгу  я  начну  пытаться  использовать
только  в  отрицательных  целях против людей. Но ведь я не начну ее так
использовать. Значит мне остается лишь не опускать глаза к  полу  и  по
прежнему  идти по пути Господа. Облегчение было таким,  что я готов был
прыгать от радости. Ведь в худшем случае меня ожидает только смерть  -а
я  к ней самой относился,  как к спасению.  Это ведь не муки ада.  Это
открытие было краеугольным камнем на пути к  освобождению.  Ведь  если
Сатана  начнет меня заставлять делать что-то против людей -я просто не
стану это делать,  и меня ожидает только смерть.  Зато я останусь чис-
тым.  Еще  одна опасность в больнице заключается в возможности подхва-
тить глисты или дизентерию,  так как понятия о гигиене у  людей  самые
различные,  а  отказаться от предлагаемого ты не всегда можешь.  Когда
нет очевидно отталкиваемого.  Достаточно быть очень голодным и впиться
глазами в еду.  Я поражался: у меня были какие-то тормоза в плане дачи
возможности хозяину с®есть имеющееся у него без нахлебников и в  плане
гигиены,  но у некоторых больных они вообще отсутствовали. Например, я
думал,  что раз я кусаю уже небольшой кусочек чего-то, значит он цели-
ком мой. Но вскоре я понял,  что я ошибаюсь. Раз он ломается, значит им
можно поделиться,  а что он целиком трогается мной,  как руками, так и
губами -не беда. Я понял свою наивность, когда увидел как наркоманы -те
кто лежал,  по этому поводу припахивают своих друзей и шестерок проно-
сить  во  рту циклодол,  чтобы тех не поймал проверяющий проглатывание
таблеток санитар,  чтобы после из®ятия у, ладно друзей, но у зачмырен-
ных шестерок,  обсосанных таблеток ловить кайф. Причем, сами наркоманы
буквально все парни из благополучных семей. Вот уж действительно неис-
поведимы пути Господни.

     Попав в эту палату, стал переживать свой прежний страх - что если
меня опять начнут припахивать дежурить чаще остальных. Я уперся внутри
себя - нет и,  ни в какую не соглашаться. Я рассчитал свой день, когда
должен дежурить и решил,  что ни днем раньше. Моим опасениям основания
были. В палате лежали молодые парни, в том числе и моего возраста, ко-
торые каждое утро припахивали покорных больных из других палат.  А это
дело было не совсем благодарное и чистое. Попав в палату, я на следую-
щий же день стал дежурным,  так как в ней никакого порядка не было,  и
спустя  4 дня меня опять стали склонять к дежурству. В палате лежало 14
человек. Из них человек 5 рабочие на кухне и на других  работах.  Своим
настоятелям  я  сразу рот заткнул,  выдав им числовой расклад и назвав
число,  когда я должен дежурить. Но я стал им неугоден, и меня погнали
прочь из палаты. Я не собирался уходить.Тогда один сынок своего папы с
неменьшим животом,  ринулся ко мне.Я не подумал,  что он  начнет  меня
бить,  и одну оплеуху ладонью по щеке я пропустил.  После чего я увер-
нулся от второй,  и мы покатились по кроватям.Он выражал желание  меня
придушить,  но  здесь  мне помогло самбо,  и я без труда вывернулся от
захвата.Я вскочил в стойку, готовясь уже драться капитально, но в этот
момент  меня  кто-то  взял за руку и сказал:"Пойдем к нам". Я повернул-
ся. Это был мужчина, кто с самого начала обратил на себя внимание своей
душевностью обращения как с больными, так и с медперсоналом. Я драться
не хотел и уже согласился отдежурить,  но меня уже не хотели оставлять
здесь, и я забрал свой матрац и пошел в палату к остановившему меня. В
той же палате свободной была одна койка, стоящая рядом с насквозь про-
мерзшей стеной. Стена подтекала, и от нее веяло холодом, который будучи
глубинным, чувствовался не сразу. Когда я это понял, то уже было дело к
вечеру.  Я собрал свои вещи и пошел на прежнее место. Возможно, закон-
чилось бы дракой, если бы не молодой санитар, отправивший меня назад и
не захотевший меня слушать,  что там холодно. Я решил сказать матушке,
чтобы забирала меня из больницы. Матушка вечером обратилась к медсест-
ре, и девушка нашла мне место в другой палате. Спустя некоторое время,
когда меня перевели на дневной стационар и выдали таблетки на дом,  те
же самые наркоманы,  которые орали на меня,  чтобы я уходил из палаты,
теперь просили у меня циклодол. Я не стал им  указывать  на  прошлое. Их
беспринципность и так была и им и мне ясна.
     В ходе драки меня приятно удивило то,  что своего агрессора я  не
чувствовал врагом. Я просто защищался от нападения. Я был перевозбужден,
но не напуган. Единственное опасение, если и было -это за нейролептики,
сделавшими меня слабее обычного. Но страха я не успел почувствовать. И
тут я обратил внимание на все те мысли,  которые предшествовали  этому
конфликту. Они все были запирающими.  Я в них нигде не соглашался с по-
добным возможным предложением и своим страхом не  только  провоцировал
подобную просьбу, но и отталкиваясь, нигде не решал в своем уме вопрос
позитивно для обеих сторон. Конфликт был уже неизбежен в моей голове и
также неизбежно реализовался в жизнь.  После этого выяснения отношений
я с еще большей скрупулезностью начал следить за своими  мыслями.  Те-
перь  мне надо было всех прощать и никого не бояться.  Врач спросила у
меня:  "Как самочувствие?" Я сказал: "Нормально". "Сон?" "Тоже". Пе-
рекинувшись еще парою фраз, она пошла дальше, оставив меня перевозбуж-
денным от удивления. Я за эти сутки успел подраться, сменить две пала-
ты,  простыть в одной из них,  обратиться за помощью к медсестре через
мать.  От чего, собственно - суммы всех переживаний и состояло мое са-
мочувствие и самоощущение, но меня оставляли с моим самоощущением нае-
дине с собой, взяв для себя ничтожную часть не причин, а следствий, из
моего  существа.  Следствий,  оторванных  от причин.  Такое случилось,
правда,  один только раз.  Больше всего меня потрясло, что в отделении
курят,  не  только больные,  но и санитары.  Не только санитары,  но и
больные.  А плевки на пол? Ведь достаточно в туалете повесить  об®явле-
ние: "На  пол  не  плевать!" и указать санитарам,  чтобы они следили за
этим. А то,  вроде официальных указаний никаких нет, и это, вроде бы, и
можно делать.

     25.1
     В 11 дня лег спать - сморил сон.  Около 3 часов дня приснился сон
будто  я  нахожу  смысл в стрельбе из лука и начинаю этому учиться.  Я
проснулся и с удивлением начал обдумывать сон.  Встал,  поел.  В дверь
раздался звонок.  Пришел Ваня Юрков с компьютерной просьбой.  Я понял,
что это он меня разбудил.  Его принятие решения ко мне прийти накачало
меня энергией,  что и подняло меня с постели.  Точнее не дало мне про-
должить сон.  Теперь приснившийся сон стал понятен.

     26.1
     Я проснулся  почти в 8. Время достаточное для высыпания,  но я еще
чувствовал,  что могу заснуть. Но не спалось. И вставать не  хотелось. Но
тут  меня словно что-то подбросило. Я пошел в ванную и увидел,  что ма-
тушка стирает мои рубашки. После об®яснения ей,  что она напрасно пере-
секает мой Путь,  она оставила стирку. Заснуть не получилось, но внутри
теперь было намного спокойней. Конечно, можно подумать о совпадении, но
я вспомнил о мяче,  который мы забыли после игры, и о котором я вспом-
нил,  когда его взяли мальчишки.  Внутренний мир был разбит настолько,
что исчез весь смысл жизни. Я верил Богу, но эта вера мне ничего не да-
ла,  кроме этих ужасных болей. Значит Бога нет,  также как нет и Пути к
нему. Пост мной еще соблюдался, в то время как в остальном я стал поду-
мывать жить,  следуя лишь своим чувствам и желаниям. А у меня подходила
любовь к одной девушке, бывшей замужем и имевшей сына. Мысль об Алинесс
казалась нереальной. Но едва я принял решение  вмешаться  в  ход  жизни
этой семьи -девушка наверняка приняла бы мое предложение,  так как у
нее с мужем были проблемы, как вскоре я почувствовал нечто вроде ожога
своих внутренних органов.  В один момент я вспомнил о геенне огненной.
Память мгновенно оживилась воспоминанием Библии и реальность,  описан-
ного в ней,  для меня заслонила все остальное. Я тут же отбросил мысль
об этой женитьбе.

     Я не мог понять как мне жить дальше.  Также,  как и  подсказывали
мне  чувства словно на сохранении,  оберегая себя от лишних контактов с
неправедным миром. А как же нести свет Библии людям? Вчера я нашел ответ
на этот вопрос в соборном послании Иакова (1, 27). Именно так:"Чистое и
непорочное благочестие перед Богом и Отцем есть  то,  чтобы  призирать
сирот  и  вдов  в  их  скорбях и хранить себя неоскверненным от мира".

     26-1-98
     Днем позвонила Таня. Она была в Хабаровске.  Спросила  про  мое
здоровье,  и дела, узнавая можно ли приехать. Я был не против. Во вто-
рой половине дня меня потянуло к столу, когда там сидела матушка. Я по-
нял,  что меня тянет туда. Но после еды у меня вдруг в психике возникло
то мажорное состояние, какое было после первого попадания в больницу и
по-старому потянуло к Вадиму.  Я вдруг почувствовал, что не могу оста-
новиться,  точнее в мыслях повернуть назад. Состояние было эйфорическим
и многобещающим,  если бы не остаток загруженности нейролептиками.  Но
сейчас и эта эйфоричность была нездоровой, может быть на фоне этой мы-
шечной  подавленности.  Через  квартал я понял,  что нужно идти только
вперед, не пытаясь вернуться домой. Что только после того, как я к Ва-
диму схожу, я смогу вернуться домой. Говорили с Вадимом час. Я остался
удовлетворенным разговором. Вадим тоже. Дома я чувствовал себя немного
не  по-старому.  Без  сомнения,  Танин приезд поднял мою эмоциональную
сферу непривычно для меня.

     В кинотеатре Харбин шел фильм "Иисус" по Евангелию от Луки.  Вход
был бесплатным.  Я так хотел на него сходить.  После похода к Вадиму я
ходил по квартире и думал пойду я на фильм или нет. Я боялся своей не-
усидчивости  и того,  что далекий путь от дома -лишние движения делать
не хотелось. В какой-то момент я почувствовал, что пойду и остановился
около двери,  как вдр