Мы принесли драгоценное. О, насладись им и счастлив
        В край возвратися родимый, когда ты еще позволяешь
        Старцу мне бедному жить и солнца сияние видеть!"

        Грозно взглянув на него, говорил Ахиллес быстроногий!
 560  "Старец, не гневай меня! Разумею и сам я, что должно
        Сына тебе возвратить: от Зевса мне весть приносила
        Матерь моя среброногая, нимфа морская Фетида.
        Чувствую, что и тебя (от меня ты, Приам, не сокроешь)
        Сильная бога рука провела к кораблям мирмидонским;
 565  Нет, не осмелился б смертный, и младостью пылкой цветущий,
        В стан наш вступить: ни от стражей недремлющих он бы не скрылся,
        Ни засовов легко б на воротах моих не отдвинул.
        Смолкни ж, и более мне не волнуй ты болящего сердца;
        Или страшись, да тебя, невзирая, что ты и молитель,
 570  В куще моей я не брошу и Зевсов завет не нарушу".

        Так говорил; устрашился Приам и, покорный, умолкнул.
        Сын же Пелеев, как лев, из обители бросился к двери:
         Но не один, за царем устремилися два из клевретов,
        Сильный Алким и герой Автомедон, которых меж другов
 575  Более всех Пелейон почитал, по Патрокле умершем.
        Быстро они от ярма отрешили и коней и месков;
         В кущу ввели и глашатая старцева; там посадивши
        Мужа на стуле, поспешно с красивого царского воза
        Собрали весь многоценный за голову Гектора выкуп;
 580  Две лишь оставили ризы и тонкий хитон хитротканый,
         С мыслью, чтоб тело покрытое в дом отпустить от Пелида.
        Он же, вызвав рабынь, повелел и омыть, и мастями
        Тело намазать, но тайно, чтоб сына Приам не увидел:
         Он опасался, чтоб гневом не вспыхнул отец огорченный,
 585  Сына узрев, и чтоб сам он тогда не подвигнулся духом
        Старца убить и нарушить священные Зевса заветы.
        Тело рабыни омыли, умаслили мастью душистой,
        В новый одели хитон и покрыли прекрасною ризой;
         Сам Ахиллес и поднял, и на одр положил Приамида,-
 590  Но друзья совокупно на блещущий воз положили.
        Он же тогда возопил, именуя любезного друга:
         "Храбрый Патрокл! не ропщи на меня ты, ежели слышишь
        В мрачном Аиде, что я знаменитого Гектора тело
        Выдал отцу: не презренными он заплатил мне дарами;
 595  В жертву тебе и от них принесу я достойную долю".

        Так произнес - и под сень возвратился Пелид благородный;
         Сел на изящно украшенных креслах, оставленных прежде,
        Против Приама стоявших, и слово к нему обратил он:
         "Сын твой тебе возвращен, как желал ты, божественный старец;
 600  Убран лежит на одре. С восходом Зари возвращаясь,
        Сам ты увидишь его; но теперь мы о пище воспомним.
        Пищи забыть не могла и несчастная матерь Ниоба,
        Матерь, которая разом двенадцать детей потеряла,
        Милых шесть дочерей и шесть сыновей расцветавших.
 605  Юношей Феб поразил из блестящего лука стрелами,
        Мстящий Ниобе, а дев - Артемида, гордая луком.
        Мать их дерзала равняться с румяноланитою Летой:
         Лета двоих, говорила, а я многочисленных матерь!
        Двое сии у гордившейся матери всех погубили.
 610  Девять дней валялися трупы; и не было мужа
         Гробу предать их: в камень людей превратил громовержец.
        Мертвых в десятый день погребли милосердые боги.
        Плачем по них истомяся, и мать вспомянула о пище.
        Ныне та мать на скалах, на пустынных горах Сипилийских,
 615  Где, повествуют, богини покоиться любят в пещерах,
        Нимфы, которые часто у вод Ахелоевых пляшут,-
        Там, от богов превращенная в камень, страдает Ниоба.
        Так, божественный старец, и мы помыслим о пище.
        Время тебе остается оплакать любезного сына,
 620  В Трою привезши; там для тебя многослезен он будет".

        Рек - и, стремительно встав, Ахиллес белорунную, овцу
        Сам закалает; друзья, обнажив и опрятав, как должно,
        В мелкие части искусно дробят, прободают рожнами,
        Ловко пекут на огне и готовые части снимают.
 625  Хлеб между тем принесши, поставил на стол Автомедон
         В пышных корзинах; но брашно делил Ахиллес благородный.
        Оба к предложенным яствам питательным руки простерли.
        И когда питием и пищей насытили сердце,
        Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,
 630  Виду его и величеству: бога, казалось, он видит.
        Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,
        Смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи.
        Оба они наслаждались, один на другого взирая;
         Но наконец возгласил к Ахиллесу божественный старец:
 635  "Дай мне теперь опочить, Зевесов любимец! позволь мне
         Сном животворным хоть несколько в доме твоем насладиться.
         Ибо еще ни на миг у меня не смыкалися очи
         С дня, как несчастный мой сын под твоими руками погибнул;
         С оного дня лишь стенал и несчетные скорби терпел я,
 640  Часто в оградах дворовых по сметищам смрадным валяясь.
        Ныне лишь яствы вкусил и вина пурпурового ныне
        Принял в гортань; но до этой поры ничего не вкушал я".

        Так говорил; Ахиллес приказал и друзьям и рабыням
        Стлать на крыльце две постели и снизу хорошие полсти
 645  Бросить пурпурные, сверху ковры разостлать дорогие
        И шерстяные плащи положить, чтобы старцам одеться.
        Вышли рабыни из дому с пылающим светочем в дланях;
         Скоро они, поспешившие, два уготовали ложа.
        И Приаму шутя говорил Ахиллес благородный:
 650  "Спи у меня на дворе, пришелец любезный, да в дом мой
        Вдруг не придет кто-нибудь из данаев, которые часто
        Вместе совет совещать в мою собираются кущу.
        Если тебя здесь кто-либо в пору ночную увидит,
        Верно, царя известит, предводителя воинств Атрида;
 655  И тогда замедление в выкупе мертвого встретишь.
        Слово еще, Дарданид; объяснися, скажи откровенно:
         Сколько желаешь ты дней погребать знаменитого сына?
        Столько я дней удержуся от битв, удержу и дружины".

        Сыну Пелея ответствовал старец Приам боговидный:
 660  "Ежели мне ты позволишь почтить погребением сына -
        Сим для меня, Ахиллес, величайшую милость окажешь.
        Мы, как ты знаешь, в стенах заключенные; лес издалека
        Должно с гор добывать; а трояне повергнуты в ужас.
        Девять бы дней мне желалось оплакивать Гектора в доме;
 665  Гробу в десятый предать и пир похоронный устроить;
         В первый-на-десять мертвому в память насыпать могилу;
         Но в двенадцатый день ополчимся, когда неизбежно".

        Старцу ответствовал вновь быстроногий Пелид благородный:
         "Будет и то свершено, как желаешь ты, старец почтенный.
670  Брань прекращаю на столько я времени, сколько ты просишь".

        Так произнес Ахиллес - и Приамову правую руку
        Ласково сжал, чтобы сердце его совершенно спокоить.
        Так отпустил; и они на переднем крыльце опочили,
        Вестник и царь, обращая в уме своем мудрые думы.
675  Но Ахиллес почивал в глубине крепкостворчатой кущи,
        И при нем Брисеида, румяноланитая дева.

        Все, и бессмертные боги, и коннодоспешные мужи,
        Спали целую ночь, усмиренные сном благодатным.
        Гермеса токмо заботного сон не осиливал сладкий,
680  Думы в уме обращавшего, как Дарданида Приама
         Вывесть из стана, привратным незримого стражам священным.
        Став над главою Приамовой, так возгласил Эриуний:
         "Ты не радишь об опасности, старец, и так беззаботно
        Спишь у враждебных мужей, пощаженный Пелеевым сыном!
685  Многие дал ты дары, чтобы выкупить мертвого сына;
         Но за живого тебя троекратной ценою заплатят
        Дети твои, у тебя остающиесь, если узнает
        Царь Атрейон о тебе и ахейцы другие узнают".

        Так провещал; ужаснулся Приам и глашатая поднял.
690  Гермес мгновенно запряг им и коней, и месков яремных;
         Сам через стан их быстро прогнал, и никто не увидел.
        Но лишь достигнули путники брода реки светловодной,
        Ксанфа пучинного, богом рожденного, Зевсом бессмертным,
        Там благодетельный Гермес обратно вознесся к Олимпу.

695  В ризе златистой Заря простиралась над всею землею.
        Древний Приам, и стенящий и плачущий, гнал к Илиону
        Коней, а мески везли мертвеца. И никто в Илионе
        Их не узнал от мужей и от жен благородных троянских
        Прежде Кассандры прекрасной, златой Афродите подобной.
 700  Рано на замок восшед, издали в колеснице узнала
        Образ отца своего и глашатая громкого Трои;
         Тело узрела на месках, на смертном простертое ложе;
         Подняла горестный плач и вопила по целому граду:
         "Шествуйте, жены и мужи! Смотрите на Гектора ныне,
 705  Вы, что живого, из битв приходившего, прежде встречали
        С радостью: радостью светлой и граду он был и народу!"

        Так вопияла; и вдруг ни жены не осталось, ни мужа
        В Трое великой; грусть несказанная всех поразила,-
        Все пред вратами столпилися в встречу везомого тела.
 710  Всех впереди молодая супруга и нежная матерь
         Плакали, рвали власы и, на труп исступленно бросаясь,
        С воплем главу обнимали; столпившиесь плакали стоя.
        Верно, и целый бы день до заката блестящего солнца,
        Плача над Гектором храбрым, рыдали толпы за вратами,
 715  Если бы старец Приам не воззвал с колесницы к народу:
         "Дайте дорогу, друзья, чтобы мески проехали; после
        Плачем вы все насыщайтесь, как мертвого в дом привезу я!"

        Так говорил; расступилась толпа и открыла дорогу.
        К славному дому привезши, на пышно устроенном ложе
720  Тело они положили; певцов, начинателей плача,
        Подле него поместили, которые голосом мрачным
        Песни плачевные пели; а жены им вторили стоном.
        Первая подняла плач Андромаха, младая супруга,
         Гектора мужеубийцы руками главу обнимая:
 725  "Рано ты гибнешь, супруг мой цветущий, рано вдовою
        В доме меня покидаешь! А сын, бессловесный младенец,
        Сын, которому жизнь, злополучные, мы даровали!
        Он не достигнет юности! Прежде во прах с оснований
        Троя рассыплется: пал ты, хранитель ее неусыпный,
 730  Ты, боронитель и града, защитник и жен и младенцев!
        Скоро в неволю они на судах повлекутся глубоких;
         С ними и я неизбежно; и ты, мое бедное чадо,
        Вместе со мною; и там, изнуряясь в работах позорных,
        Будешь служить властелину суровому; или данаец
 735  За руку схватит тебя и с башни ударит о землю,
        Мстящий за трату плачевную брата, отца или сына,
        Гектором в битвах сраженного; много могучих данаев,
        Много под Гектора дланью глодало кровавую землю.
        Грозен великий отец твой бывал на погибельных сечах;
 740  Плачут о нем до последнего все обитатели Трои.
         Плач, несказанную горесть нанес ты родителям бедным,
        Гектор! Но мне ты оставил стократ жесточайшие скорби!
        С смертного ложа, увы! не простер ты руки мне любезной;
         Слова не молвил заветного, слова, которое б вечно
 745  Я поминала и ночи и дни, обливаясь слезами!"

        Так говорила, рыдая; и с нею стенали троянки.
        Тут между ними Гекуба рыдательный плач подымает:
         "Гектор, из верх мне детей наиболее сердцу любезный!
        Был у меня и живой ты богам всемогущим любезен;
 750  Боги с небес о тебе и по смертной кончине пекутся!
        Прочих сынов у меня Ахиллес, быстроногий ристатель,
        Коих живых полонил, за моря пустынные продал,
        В Имброс, в далекий Самос и в туманный, беспристанный Лемнос;
         Но, тебя одолев и оружием душу исторгнув,
 755  Как он ни долго влачил вкруг могилы Патрокла любимца,
        Коего ты одолел,- но его, мертвеца, он не поднял!
        Ты ж у меня, как росою омытый, покоишься в доме,
        Свежий, подобно как смертный, которого Феб сребролукий
        Легкой стрелою своей, налетевший незапно, сражает".

760  Так вопияла Гекуба, и плач возбудила всеобщий.
        Третья Елена Аргивская горестный плач подымает:
         "Гектор! деверь почтеннейший, сродник, любезнейший сердцу!
        Ибо уже мне супруг Александр знаменитый, привезший
        В Трою меня, недостойную! Что не погибла я прежде!
765  Ныне двадцатый год круговратных времен протекает
        С оной поры, как пришла в Илион я, отечество бросив;
         Но от тебя не слыхала я злого, обидного слова.
        Даже, когда и другой кто меня укорял из домашних,
        Деверь ли гордый, своячина, или золовка младая,
 770  Или свекровь (а свекор всегда, как отец, мне приветен),
        Ты вразумлял их советом и каждого делал добрее
        Кроткой твоею душой и твоим убеждением кротким.
        Вот почему о тебе и себе я, несчастнейшей, плачу!
        Нет для меня, ни единого нет в Илионе обширном
 775  Друга или утешителя: всем я равно ненавистна!"

        Так вопияла она, - и стенал весь народ неисчетный.
        Старец Приам наконец обращает слово к народу:
         "Ныне, трояне, свозите вы лес в Илион; не страшитесь
        Войска ахейского тайных засад: Ахиллес знаменитый
780  Сам обещал, отпуская меня от судов мирмидонских,
         Нас не тревожить, доколе двенадцатый день не свершится".

        Так говорил, - и они лошаков и волов подъяремных
        Скоро в возы запрягли и пред градом немедля собрались.
        Девять дней они в Трою множество леса возили;
 785  В день же десятый, лишь, свет разливая, Денница возникла,
        Вынесли храброго Гектора с горестным плачем трояне;
         Сверху костра мертвеца положили и бросили пламень.

        Рано, едва розоперстая вестница утра явилась,
        К срубу великого Гектора начал народ собираться.
790  И лишь собралися все (неисчетное множество было),
        Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство
        Всё, где огонь разливался пылающий; после на пепле
        Белые кости героя собрали и братья и други,
        Горько рыдая, обильные слезы струя по ланитам.
 795  Прах драгоценный собравши, в ковчег золотой положили,
        Тонким обвивши покровом, блистающим пурпуром свежим.
        Так опустили в могилу глубокую и, заложивши,
        Сверху огромными частыми камнями плотно устлали;
         После курган насыпали; а около стражи сидели,
 800  Смотря, дабы не ударила рать меднолатных данаев.
        Скоро насыпав могилу, они разошлись; напоследок
        Все собралися вновь и блистательный пир пировали
        В доме великом Приама, любезного Зевсу владыки.

        Так погребали они конеборного Гектора тело.