залива
Кардиган  Бэй. Принц  этот ищет покровительства у  бога, который соглашается
помочь ему. Далее поэма излагает историю его подвигов:

     [1]  Кимры  (англ., валл. Cymri) - древнее  название валлийцев, жителей
Уэльса (прим. перев.)

     Гвидней:
     Ты - Бык, способный воинство врага рассеять
     Правитель ты без гнева и упрека,
     Всегда стремящийся помочь или спасти.

     Гвин:
     О, слава мчится впереди героя
     Владыка, щедрый на дары и доблесть,
     Я помогу тебе, раз ты об этом просишь.

     Гвидней:
     О, раз ты обещаешь мне поддержку,
     Как сладостно мне слышать твой привет!
     Откуда ты, о повелитель храбрых?

     Гвидней
     Знай, я явился прямо с поля боя,
     Щита из рук не выпуская;
     Гляди: мой шлем разбит копьем врага.

     Гвидней:
     Я рад приветствовать тебя,
     С щитом расколотым в руках.
     Скажи, отважный воин, кто ты родом?

     Гвин:
     Мой крутобокий конь - гроза сраженья;
     Зовусь я чародеем, сыном Нудда;
     Возлюбленный Кройрдилад, дщери Ллуда.

     Гвидней:
     Ну, раз уж это ты, достойный Гвин,
     То от тебя таиться я не стану:
     Я - Гвидней Гаранир.

     Гвин:
     Спеши ж ко мне, жилец Таве,
     Хотя Таве не близко от меня,
     Сказать по правде - даже далеко.

     Вот - золотом седло мое сверкает:
     Но, к сожаленью,
     Я вижу битву у Кер Вандви. [1]

     О да, я вижу битву у Кер Вандви:
     Щиты разбиты, ребра переломаны, И в славе тот, кто это зло содеял.

     [1] Кер Вандви -  одно из названий  Гадеса (Аида). Происхождение его не
ясно.

     Гвидней:
     О Гвин, сын Нудда, армии надежда!
     Скорее под копытами коней
     Погибнут легионы, чем сдадутся

     Гвинн:
     Мой славный крутобокий пес,
     Тебе не сыщешь равных  в целом  свете; Недаром  ты  - Дормарт [1],  пес
Мелгуина.

     [1] Дормарт - "Дверь смерти".

     Гвидней:
     Дормарт твой красноносый! Как я рад
     Повсюду следовать за ним,
     Тебя к Гвибир Винид сопровождая! [2]

     [2] Другой вариант этой строфы звучит так:
     Дормарт! О красноносый! Быстроногий!
     Его всегда мы ищем взором,
     Спеша с тобою к Облачной Вершине!

     Гвин:
     Я оказался там, где умер Гвендолей,
     Сын Кейдава, столп славных песен,
     Чуть вороны закаркали над кровью.

     Я оказался там, где умер Бран,
     Ивериаддов сын, покрытый славой,
     Чуть вороны закаркали над трупом.

     Успел я и туда, где пал Ллахей,
     Артуров сын, воспетый в сагах,
     Едва лишь ворон прокричал над кровью.

     Поспел я и туда, где был сражен сам Мейринг,
     Сын Каррейана, достославный муж,
     Едва ли вороны на труп слетелись.

     И там я побывал, где умер Гваллаг,
     Сын Кохолета именитый,
     Соперник Ллогира, Ллейнавгова сынка..
     И там я был, где пали бритты славные
     С востока и из северных краев: Я провожал их до могилы [1].

     [1] Или: "Я жив, они ж лежат в могиле!"
     О, я был там, где пали бритты славные
     С востока и из северных краев:
     И вот я жив, они ж лежат в могиле!

     Одна из строк этой поэмы показывает нам Гвина  в совсем ином, отнюдь не
столь мрачном свете. В ней он называет самого себя "возлюбленным Кройрдилад,
дщери  Ллудда". Один из эпизодов  мифологического  романа  "Куллвх и Олвен",
сохранившегося  в  составе  Красной  Гергестской  книги, подробно  описывает
детали этой любовной интриги. Мы узнаем, что у Гвина был соперник,  божество
по имени Гвитир ап Гврейдавл, что означает "Победитель,  сын Отважного". Эти
два кавалера вели непрерывную войну за руку  Кройрдилад, или Кройддилад. Они
по  очереди  похищали  ее друг у друга,  до  тех пор  пока  их спор  не  был
представлен  на  суд  самого  Артура, и тот решил,  что  Кройддилад  следует
отослать  обратно  к ее отцу, а  Гвин и  Гвитир  "должны отныне  и вплоть до
Судного дня сражаться за  нее каждый год,  первого  мая,  и тот  из них, кто
окажется победителем, получит деву в жены". Правда, в таком случае не вполне
ясно,   когда  же  победитель  сможет   воспользоваться  плодами  этой,  без
преувеличения,   самой   долгой  "дуэли"  в   истории,   но   мифологическая
интерпретация  этой  коллизии  представляется  вполне очевидной.  В  образах
Гвина, бога смерти и подземного царства,  и солнечного  божества Гвинхира мы
вправе видеть борьбу сил тьмы и света, зимы и лета, в ходе которой соперники
поочередно  овладевают  невестой, по  всей видимости,  олицетворяющей  собою
весну со всеми ее цветами и всходами, и вновь теряют ее. Кройддилад, которую
"Куллвх и Олвен"  называет "самой  прекрасной девой  на трех главных и  трех
соседних  островах", представляет собой Персефону  древних  бриттов.  Будучи
дочерью Ллудда, она является дщерью сияющего  неба. Однако в другом предании
она именуется  дочерью  Ллира, бога  моря, и  ее  имя,  благодаря  Гальфриду
Монмутскому, перешло в  творения Шекспира,  под  вдохновенным пером которого
она превратилась в Корделию из "Короля Лира". При этом нелишне заметить, что
в одних древнегреческих мифах Персефона предстает дочерью Зевса, тогда как в
других - Посейдона. Впрочем, возможно, это всего лишь совпадение.
     У Гвин ап Нудда был брат по имени Эдейрн, о котором нам почти ничего не
известно,  ибо  он  всегда остается  где-то  на заднем  плане.  Он вообще не
упоминается в наиболее ранних валлийских легендах, появляясь лишь в качестве
одного  из рыцарей двора Артура в новеллах "Куллвх и Олвен", "Сон Ронабви" и
"Герайнт,  сын Эрбина", входящих в состав Красной книги. Эдейрн сопровождает
Артура  во время  его поездки в Рим и, как  гласит  предание,  убивает "трех
самых отвратительных великанов" в  Брентеноле (Брент Кнолл),  что неподалеку
от Гластонбери.  Его имя  встречается  в календаре валлийских святых, где он
предстает бардом, и в Бодедерне, что возле Холихеда, до сих  пор сохранилась
капелла  в  его честь. Наибольшую известность его  имени принесла знаменитая
идиллия Теннисона "Герайнт и Энид", которая очень близко воспроизводит сюжет
старинной валлийской новеллы "Герайнт, сын Эрбина".
     Оставив на  время бога неба и его сына, мы  без  труда можем убедиться,
что и другие дети богини  Дон являются своего рода олицетворениями различных
сторон  жизни  и  материальной  культуры,  которые,  по  мнению  архаических
народов, были  дарованы людям  самими богами. У самой Дон  был брат, Мэт фаб
Мэтонви,  сын  таинственного  Мэтонви,  считавшийся  всемогущим  повелителем
подземного царства, родственником знаменитого Бели, а может быть - и  другой
ипостасью  этого  бога, представленной другим именем-титулом, ибо  само  имя
Мэт, означающее "монеты,  деньги,  сокровища", заставляет вспомнить Плутона,
греческого  владыку Аида, в ипостаси бога-владетеля  и дарителя  драгоценных
металлов.  Согласно  представлениям,  бытовавшим  у всех  арийских  народов,
мудрость  и  материальные  богатства  первоначально возникли из  подземного,
потустороннего мира, и мы видим, что Мэт  - в частности, в интерпретации его
имени  в  "Мабиноги"  -  предстает  богом,  вручающим  свои  волшебные  дары
собственному  племяннику и ученику Гвидиону, который,  как  у  нас  eсть все
основания  полагать,  является  тем же  самым сакральным  персонажем,  коего
многочисленные германские  племена почитали под  именем  Уодина,  или Одина.
Вооруженный  этими  познаниями, Гвидион фаб  Дон становится  дpуидом  богов,
"повелителем  чародейства и фантазии" и, более того, учителем и  наставником
во всех добрых и полезных  делах,  другом и покровителем рода человеческого,
вечным  неутомимым  борцом  против злых  сил подземного  мира,  не  желающих
выпускать из  рук  те благие сокровища, обладателями которых они  считались.
Плечом к плечу с ним в этой "священной войне" культуры с невежеством и света
с тьмой сражались его родные братья Амаэтон, бог земледелия, и Гофаннон, бог
кузнечного ремесла,  отождествляемый с гэльским  Гоибниу. Кроме них, у  него
была  и сестра по имени Аранрод, то есть "Серебряный Круг", которая, как это
нередко  имеет  место  в  мифологиях разных народов мира, приходилась ему не
только сестрой,  но  и женой.  Так, Зевс взял  себе в жены Геру,  и поистине
трудно представить, кто еще мог стать супругой столь высокого бога. От брака
Гвидиона  с Аранрод родились двое сыновей-близнецов - Дилан  и Ллеу, которые
считаются  своего рода  олицетворением парных сил, сил света и  тьмы. Море у
кельтов  неизменно ассоциировалось с тьмой, мраком,  смертью, и,  как только
теневой близнец  появился на свет и обрел имя, он тотчас нырнул вниз головой
в свою родную  стихию - море. "И как только он оказался в море, - сказано  в
"Мабиноги Мэта фаб Мэтонви", - он  тотчас принял свой истинный образ и начал
плавать как самые быстрые рыбы в морской пучине". Именно  по этой причине он
и  получил имя Дилан, что означает Сын Волны. Под ним  никогда  не  бушевали
волны. В  конце концов  он был убит  ударом  копья своим  собственным дядей,
Гофанноном,  и, по словам знаменитого барда Талесина,  его гибель оплакивали
волны  Британии, Ирландии,  Шотландии и  острова  Мэн. Его  смерть  окружена
множеством  поэтичных  легенд.  Волны, обрушившиеся на  берег,  стали зримым
воплощением  их  жажды отомстить за своего сына.  Грохот морского  прибоя  в
устье реки Конвэй  местные жители до  сих пор  именуют  "Сетованием о смерти
Дилана". А в названии небольшого мыса на Кернарфонской стороне пролива Менай
Стрэйтс, именуемого Пвинт Мэн  Тилен,  или Пвинт Мэн Дилан, увековечено  его
имя.
     Второй сын Гвидиона и Аранрод вырос  и стал богом  Солнца  бриттов. Это
был знаменитый  Ллеу Ллоу  Гиффес, почти точный аналог  гэльского  бога Луга
Ламфады, Света Длинные Руки. Как и  все солярные божества, рос он невероятно
быстро.  Когда  ему исполнился  год,  он выглядел как двухгодовалые дети.  В
возрасте  двух лет  он  уже  разгуливал  без  присмотра взрослых, в возрасте
четырех лет казался восьмилетним отроком и стал неизменным  спутником своего
отца во всех делах.
     Однажды  Гвидион взял его с  собой в замок  Аранрод - разумеется, не  в
небесные  чертоги  жены, а в ее вполне материальный, земной замок, память  о
котором до  сих  пор  запечатлена в  затейливой формы  скалах  на  побережье
пролива Менай Стрэйтс,  до которых при особенно сильных  отливах в отдельные
дни весной и осенью  можно добраться  посуху,  без  лодки.  Аранрод забыла о
своем сыне и даже не узнала его.  Увидев мальчика  рядом с мужем, Гвидионом,
она тотчас  спросила, кто это с ним, и была ужасно разочарована, услышав его
ответ. Она захотела узнать, имя,  и,  когда  Гвидион заметил,  что  имени  у
мальчика  пока что нет, она  "наложила на него заклятье" (излюбленный обычай
кельтов),  состоявшее в  том, что мальчик  останется безымянным  до тех пор,
пока она, как мать, не захочет дать ему какое-нибудь имя.
     Для кельтов остаться без имени означало оказаться в чрезвычайно опасной
ситуации, ибо по  примитивным  верованиям той эпохи, имя и душа представляли
собой  как бы  единое  целое. Гвидион задумался, как же ему лучше  заставить
Аранрод сказать о  сыне  хоть  что-нибудь, что могло бы стать его именем. На
следующий день он отправился  вместе с мальчиком  на берег  моря, причем оба
они приняли  облик башмачников.  Там  они сделали себе лодку из водорослей и
красиво выделанной кожи, растянув ее особыми распорками.  Затем они с  сыном
подплыли на лодке  к  самому замку  Аранрод и,  бросив якорь на  том  месте,
откуда их было хорошо видно, начали деловито скрести по коже. Разумеется, их
скоро заметили, и Аранрод тотчас  послала узнать, кто они и  чем занимаются.
Узнав,  что  ее гости - башмачники, Аранрод вспомнила, что давно  собиралась
сшить  себе  новые башмачки. И тогда Гвидион,  хотя  он и знал размер  ножки
своей  жены,  нарочно  сшил ей  такие башмачки,  которые сперва оказались ей
велики,  а  затем  малы.  И  тогда Аранрод пришлось самой выйти  из  замка и
спуститься к лодке.
     Пока Гвидион снимал  мерку с ножки Аранрод, откуда ни возьмись прилетел
крапивник  и сел  на  палубу.  Мальчик  поспешно  схватил  лук  и  стрелу  и
подстрелил птицу прямо в лапку -  излюбленный выстрел кельтских лучников, по
крайней  мере если верить старинным романам. Богиня была приятно удивлена  и
рассыпалась в комплиментах. "Поистине, - проговорила она, - это сделал лев с
твердой рукой". А  именно после таких подвигов герои примитивных  народов во
всем мире и получали свои имена. Получил имя и мальчик.
     - Итак, хоть и не по твоей милости, - обратился Гвидион к Аранрод, - но
имя он  все-таки  получил.  И  хорошее имя, надо признать. Теперь его  будут
звать Ллеу Ллоу Гиффес, что значит "Лев Твердая Рука". Само имя бога  Солнца
служит  показательным  примером того,  насколько устаревшими  воспринимались
архаические языческие предания в те времена, когда они была впервые записаны
учеными монахами.  Дело  в том, что  старинное кельтское слово  Ллеу (Lleu),
означающее  "свет",  тогда  уже явно  забылось  и вышло из  употребления,  и
писец-переписчик попросту  вставил  вместо  этого слова,  показавшегося  ему
несуразной  ошибкой, слово Ллоу (Llew), что значит "лев". Слово Гиффеc также
подверглось  искажающей трансформации, ибо  первоначально оно означало вовсе
не "твердый", а "длинный".
     Как бы там  ни  было, Аранрод, желавшая  оставить собственного сына без
имени, потерпела неудачу.  Не  удалось ей  получить назад и свои собственные
башмачки, ибо, как только они попали в  руки  к Гвидиону, он мигом превратил
лодку  обратно  в  морские  водоросли,  и  прекрасно выделанная  кожа тотчас
соскользнула  с них. Тогда,  вне  себя  от  гнева,  богиня-мать наложила  на
мальчика новое заклятие, на этот раз заключавшееся в  том,  что он не сможет
взять в руки оружие до тех пор, пока она сама не вручит его ему.
     Однако Гвидион увез сына в свой замок, Динас  Динллев, и ныне высящийся
на берегу пролива Менай Стрэйтс,  и стал воспитывать его как будущего воина.
Как только юноша оказался достаточно крепким, чтобы держать  в руках оружие,
Гвидион опять повез его в Кэр Аранрод. На этот раз  оба  бога  приняли облик
бардов.  Аранрод с радостью  приняла  их,  выслушала  саги  и песни, которые
исполнил Гвидион, устроила в их честь пир и отвела им для сна пышный покой.
     На следующее утро Гвидион поднялся  чуть  свет и  приготовился прочесть
самые  действенные свои заклинания.  Посредством своих  друидических  чар он
создал видимость того, будто вся страна наполнилась воинственными возгласами
и  звуками  боевых  труб, а затем  прочел  заклинания,  так  что всем  стало
казаться, что в гавани  перед замком  откуда ни возьмись появилось множество
вражеских кораблей. Аранрод в  ужасе прибежала  к нему, спрашивая, что же ей
делать,  чтобы спасти замок. "Дай  нам оружие, - отвечал мнимый бард, - и мы
сделаем  все,  что в наших  силах" Тогда  служанки  Аранрод поспешно вручили
оружие Гвидиону, а Ллеу подала меч сама Аранрод. Как только она сделала, шум
и лязг  доспехов смолкли, а корабли исчезли, словно их и не бывало. "Ну вот,
нам   пора  снимать  доспехи,  -  заметил  Гвидион.  -  Они  нам  больше  не
понадобятся".
     - Но ведь  замок со всех сторон окружен врагами! - в испуге воскликнула
Аранрод.
     - Да  нет там никаких  врагов,  - отвечал Гвидион - Это было всего лишь
колдовское наваждение,  которое  я подстроил  нарочно,  чтобы ты  сама сняла
собственное заклятие и  вручила оружие нашему сыну. И вот теперь получил его
- от тебя, но помимо твоей воли!
     - В  таком случае я наложу  на  него еще более  страшное заклятие!  - в
ярости завопила обманутая богиня.  - У него никогда не  будет  жены из числа
простых смертных, обитающих на земле!
     - Можешь не беспокоиться, жена у него будет, - возразил Гвидион.
     Затем  Гвидион   отправился  к  Мэту,  своему  дядюшке  и  одновременно
наставнику в магии и колдовстве, и они совместными усилиями, с помощью своих
волшебных  чар  создали  из цветов прекрасную девушку. "И  взяли  они цветки
дуба, цветки ракитника,  а еще - цветки благородного лавра и сделали из  них
девушку,  самую  прекрасную  и грациозную из  всех, каких  только доводилось
видеть мужчине". Затем  они назвали ее  Блодуэдд (Цветочный  Лик)  и  отдали
красавицу  в  жены  Ллеу.  А  еще  они  подарили  Ллеу дворец под  названием
Мур-и-Кастелл неподалеку  от озера  Бала Лейк.  И все  шло как нельзя лучше,
пока  однажды не явился Гронви Пибир, один из  богов тьмы, и,  начав охоту в
здешних местах,  убил на закате роскошного  оленя неподалеку от замка  Ллеу.
Самого бога Солнца в этот  момент в замке не  оказалось, ибо он отправился в
гости к Мэту, но  Блодуэдд  пригласила лихого охотника разделить с ней кров.
Ночью они стали любовниками и условились попытаться как-нибудь избавиться от
Ллеу. И когда ничего не подозревавший Ллеу  вернулся в свой замок  из дворца
Мэта,  коварная Блодуэдд, уподобившись кельтской  Далиле, выпытала у супруга
тайну о  том, как  можно лишить его жизни.  Ллеу поведал  ей, что  он  может
умереть  лишь в  одном-единственном  случае. Он не может быть убит ни внутри
дома, ни за его порогом, ни сидя верхом на коне, ни в пешем строю; однако он
может принять  смерть только от  копья,  которое мастер  делал целый год, не
притрагиваясь к  нему  в дни  воскресных  жертвоприношений, и  только в  том
случае, если  он, Ллеу, будет находиться под камышовой  кровлей,  только что
выйдя из бассейна и стоя одной ногой на  краю бассейна, а другой  - на спине
козла.  Лишь  тогда  его  может настигнуть  смерть.  Блодуэдд  с  притворной
набожностью возблагодарила небеса за то, что ее супруг столь надежно защищен
от случайной гибели, и тотчас послала гонца к своему любовнику, сообщив тому
все, что только что выведала у  мужа.  Гронви сразу же начал делать копье, и
спустя год  оно было готово. Узнав об этом, Блодуэдд попросила Ллеу показать
ей, как именно он может быть убит.
     Ллеу согласился, и Блодуэдд приготовила ему ванну под камышовой кровлей
и привязала возле нее козла. Ллеу вымылся и, выбираясь из ванны, встал одной
ногой на  ее край, а другую на  какой-то миг поставил на спину козла. В этот
момент Гронви, давно сидевший в засаде, метнул копье и поразил  Ллеу, и тот,
испустив ужасный вопль,  превратился в орла, взмыл в  небо  и  улетел прочь.
Больше он никогда не возвращался, и Гронви Пибиру достались и Дворец Ллеу, и
его жена.
     Однако  Гвидион не прекращал  попыток отыскать  своего пропавшего сына.
Наконец  однажды он оказался в  доме в Северном  Уэльсе, где  увидел некоего
мужа,  страшно беспокоившегося о своей свинье. Дело в  том, что каждое утро,
как только он  отпирал хлев, она стремглав  убегала в лес  и не возвращалась
домой до позднего  вечера.  Гвидион  предложил  пойти за ней, и на следующее
утро хозяин проводил его  к хлеву и отпер дверь. Свинья тотчас распахнула ее
и опрометью выбежала на двор. Гвидион поспешил за ней. Он преследовал ее  до
самого ручья между Сноудоном и морем, доныне носящим название Нант-и-Ллеу, и
наконец  увидел  беглянку: она кормилась под  раскидистым  дубом. На вершине
дуба  сидел  орел, и  всякий  раз, как  только он потряхивал крыльями, с них
падали  куски  гниющего  мяса, которые свинья  с жадностью поедала.  Гвидион
сразу заподозрил,  что  этот волшебный орел и  есть  Ллеу.  И тогда он запел
песню:

     Дуб ветви раскинул меж двух берегов,
     Тьма на холме и на небе!
     И разве же я не узнаю но ранам,
     Что это и есть мой Ллеу?!

     Услышав эти слова,  орел спустился на середину.  А Гвидион тем временем
продолжал:

     Дуб корни в землю пустил глубоко,
     Но ложь не смочил ли его
     И не обсушили ли делить бурь?
     На ветвях его - сам Ллеу Ллоу!

     Орел спустился еще  пониже, так  что оказался на самой нижней  ветке. А
Гвидион пел дальше:

     Дуб, что pacтет на склоне холма,
     Статен, могуч, величав!
     И разве не знаю я, что мой Ллеу