великим магистром
Тевтонского ордена, которому помогал деньгами для войны с Польшею; король
Сигизмунд с своей стороны не щадил денег, чтоб поднимать на Москву
крымских татар. Столько выгодный для Иоанна III союз с Крымом кончился в
начале княжения сына его: Менгли-Гирей не боялся более остатков Золотой
Орды, не видал беспокойства со стороны Турции, в Москве вместо знаменитого
своим могуществом и счастьем Иоанна княжил молодой сын его, окруженный
опасностями, не могший еще внушить варварам уважения и страха; притом
Менгли-Гирей устарел, ослабел и был окружен толпою хищных сыновей,
родственников и князей. Эта хищная толпа с жадностью бросилась на
Сигизмундовы подарки, обещая ему за них опустошить московские владения, но
крымцам было еще выгоднее брать подарки с обоих государств. Московского и
Литовского, обещать свою помощь тому, кто больше даст, обещать помощь, а
на самом деле, взяв деньги с обоих, опустошать владения обоих, пользуясь
их взаимною враждою. С этих пор сношения обоих государств с крымцами
представляют задаривание разбойников, которые не сдерживаются никаким
договором, никакими клятвами.
   Великий князь московский пытался было сдержать крымцев другим
средством, именно старался заключить союз с султаном турецким, который как
верховный повелитель мог запретить крымскому хану вторгаться в Россию, но
султан постоянно отклонял предложение союза со стороны государя
московского, потому что у России с Турциею не могло быть никаких общих
выгод; напротив, уже и в это время обнаруживались причины, которые должны
были повести к сильной борьбе между этими государствами, а именно:
Московское государство, усилившись, начало наступательное движение на
татарские владения, обломки Батыева царства; но султан как глава
магометанского мира не мог равнодушно видеть магометанские земли под
зависимостью христианского государя, считал своею обязанностью защищать их
от Москвы; на предложение тесного союза со стороны Василия султан прямо
отвечал требованием, чтоб великий князь не трогал Казани; разумеется,
великий князь не мог исполнить этого требования: какая же после того могла
быть дружба у султана с государем московским?
   Мы видели, что перед самою смертью Иоанна III казанский хан
Магмет-Аминь изменил Москве, и потому первым делом Василия было смирить
мятежника. Первый поход московского войска под Казань был неудачен; но
когда в Москве начали готовиться ко второму, Магмет-Аминь прислал просить
мира на прежних условиях, получил его и сохранял до самой смерти своей,
последовавшей в 1518 году.
   Магмет-Аминь умер, не оставив детей, и рождался вопрос - кому быть
ханом в Казани? Вопрос важный и трудный по отношениям к Крыму, потому что
сын и преемник Менгли-Гирея, Магмет-Гирей, сильно хлопотал о том, чтоб все
татарские владения находились в руках одного рода Гиреев крымских, чему,
разумеется, Москва должна была препятствовать всеми силами. Великий князь
Василий отдал Казань родовому неприятелю Гиреев, Шиг-Алею, внуку Ахматову,
жившему в России. Но Шиг-Алей возбудил к себе нерасположение в вельможах
казанских, которые составили против него заговор, снеслись с Крымом, и
когда в 1521 году брат Магмет-Гиреев, Саип-Гирей, явился с крымским
войском у Казани, то город сдался ему без сопротивления, и Шиг-Алей должен
был уехать в Москву. В то же время Магмет-Гирей устремился к берегам Оки,
опрокинул московских воевод и достиг до самой Москвы, а с другой стороны
новый казанский хан, Саип-Гирей, опустошивши области Нижегородскую и
Владимирскую, соединился с братом. Великий князь, застигнутый врасплох,
уехал из Москвы на Волок Ламский собирать войско; впрочем, хан, обязанный
своим успехом одной нечаянности, не мог долго оставаться под Москвою и
удалился к Рязани; не могши взять и этого города, он вышел из русских
владений, выведши из них огромное количество пленных. Московский князь не
мог отомстить крымскому хану, мог только предпринять меры осторожности
против будущих нападений, но мог справиться с ближайшим соседом своим,
казанским ханом: Гирей были изгнаны из Казани, и великий князь послал туда
ханом Еналея, брата Шиг-Алеева.
   4. Присоединение Пскова, Рязани и северских княжеств. Таковы были
внешние войны в княжение Василия; внутренних не было, потому что без войны
присоединил Василий к Москве Псков, Рязань и северские княжества.
   Во Пскове граждане беспрестанно ссорились с наместниками
великокняжескими по очень простой причине: наместники хотели поступать по
московскому обычаю; псковичи московского обычая не знали и жаловались на
притеснения. В конце 1509 года великий князь приехал в Новгород, вызвал
туда на суд наместника псковского князя Репню-Оболенского, посадников и
купеческих старост; когда посадники оказались виноватыми в глазах великого
князя, то он задержал их, а псковичам послал сказать: "Если хотите прожить
в старине, то должны исполнить две мои воли: чтоб у вас веча не было и
колокол вечевой был бы снят, да быть у вас двоим моим наместникам: иначе
много у меня силы готовой, и кровопролитие взыщется на тех, кто
государевой воли не исполнит". Псковичи проплакали весь этот день и всю
ночь, а на рассвете другого дня собрали в последний раз вече и сказали
посланнику великокняжескому: "Волен Бог да государь в городе Пскове, в нас
и в колоколе нашем; мы на государя рук поднять не хотим". 13 января 1510
года сняли вечевой колокол у Св. Троицы (соборная церковь во Пскове) и
повезли к великому князю в Новгород; триста семейств лучших людей выведено
было из Пскова в Москву, на их место приехали триста же купеческих
семейств из десяти московских городов.
   Рязань была присоединена также без больших затруднений. Мы видели, что
Иоанн III распоряжался Рязанью во время малолетства великого князя ее
Ивана Ивановича. Василий продолжал распоряжаться ею таким же образом.
Когда великий князь рязанский вырос, то увидал себя не больше как
наместником великого князя московского; ему оставалось на выбор: или
добровольно сойти на степень служебного князя, или попытаться возвратить
себе прежнее значение; он решился на последнее. Василию московскому дали
знать, что великий князь рязанский вошел в сношения с крымским ханом;
тогда Василий в 1517 году вызвал его в Москву, где его схватили и посадили
под стражу, но в 1521 году, пользуясь нашествием Магмет-Гирея, рязанский
князь успел убежать из Москвы и скрыться в Литву. С рязанцами, которые
отличались смелым, беспокойным характером, было поступлено так же, как с
новгородцами и псковичами: многочисленными толпами переселяли их в другие
области.
   В земле северской, признавая над собою верховную власть московского
князя, владели два Василия, один - Семенович, внук Ивана можайского, князь
стародубский, и другой - Иванович, внук Шемяки, князь Новгорода Северского.
   Эти князья давно уже питали друг к другу непримиримую ненависть и, не
смея затевать явных усобиц, доносили друг на друга великому князю
московскому.
   Шемячичу удалось выгнать своего врага из его отчины, которая была
присоединена к Москве; но скоро после того Шемячич сам был позван в Москву
и заключен в темницу, обвиненный в сношениях с Литвою.
   Последний собиратель русской земли, великий князь Василий Иванович,
умер в 1533 году, оставя двоих маленьких сыновей, Иоанна и Юрия; старшему,
Иоанну, которого отец благословил на великое княжение, было только три
года.
 
 
 
 

                                   ГЛАВА XXVII

   ЦАРСТВОВАНИЕ ИОАННА IV ВАСИЛЬЕВИЧА ГРОЗНОГО
 
 
   1. Правление великой княгини Елены. Опека над малолетними сыновьями и
управление государством во имя старшего из них принадлежали вдове
Василиевой великой княгине Елене Васильевне. Тотчас после похорон Василия
правительнице донесли уже о крамоле, поднятой некоторыми вельможами в
пользу дяди великокняжеского Юрия Ивановича, которого по этому поводу
схватили и посадили под стражу.
   В это время главными советниками Елены были двое вельмож: родной дядя
ее, известный уже нам князь Михаил Глинский, который по случаю брака
великого князя Василия на его племяннице был освобожден из темницы и
приближен ко двору; вторым приближенным к правительнице лицом был князь
Иван Овчина-Телепнев-Оболенский.
   Глинский и Оболенский не могли ужиться в мире друг с другом, и Елена
должна была выбирать между ними:
   она выбрала Оболенского, и Глинский, обвиненный в властолюбивых
замыслах, был схвачен и посажен в прежнюю свою темницу, где скоро и умер.
Между вельможами происходило сильное волнение: некоторые из них бежали в
Литву, другие были схвачены за соумышленничество с беглецами. Скоро
потерял свободу и другой дядя великого князя, Андрей Иванович, князь
старицкий. Нашлись люди, которые постоянно ссорили Андрея с Еленою:
правительнице наговаривали, что Андрей недоволен, сердит на нее; Андрею
говорили, что в Москве хотят его схватить; когда Елена послала звать
Андрея в Москву для совещания о делах государственных, то он не поехал,
сказавшись больным, а между тем из Старицы дали знать в Москву, что Андрей
собирается бежать в Литву. Елена послала войско перехватить его; узнавши
об этом, Андрей выехал из Старицы и бросился в новгородские области, где
возмутил многих помещиков. Настигнутый войском великокняжеским, которое
было под начальством любимца правительницы князя Телепнева-Оболенского,
Андрей не вступил в битву и согласился ехать в Москву вместе с Оболенским,
понадеявшись на обещание последнего, что там не сделают с ним ничего
дурного, но Елена сделала строгий выговор Оболенскому, зачем давал
обещание без ее ведома, и велела заключить Андрея в оковы.
   Московские смуты возбудили надежды в короле польском Сигизмунде: он
переменил тон в сношениях с малолетним государем московским, и в 1534 году
началась война с Литвою. Война эта, ведшаяся с переменным счастьем, не
ознаменована была ничем важным и кончилась перемирием в 1537 году. В
Москве спешили этим перемирием, чтоб иметь возможность управиться с
Казанью и Крымом. Вследствие смены ханов, вследствие разных
противоположных влияний, русского и крымского, в Казани образовались
партии, из которых каждая ждала удобного случая низложить партию
противную. В то время когда Москва была занята литовскою войною, крымская
сторона в Казани увидела удобный случай свергнуть московского подручника
Еналея; состоялся заговор, Еналей был убит, и ханом провозглашен
Сафа-Гирей, царевич крымский, который тотчас же стал нападать на русские
владения, а угрозы крымского хана удерживали правительство московское от
решительных действий против Казани.
   2. Правление боярское. В таком положении находились дела, когда
скончалась правительница в апреле 1538 года, и правление за продолжившимся
малолетством великого князя должно было перейти теперь в руки бояр. По
отстранении Патрикеевых, Ряполовских и Холмских первое место между
вельможами московскими занимали князья Шуйские, потомки тех
суздальско-нижегородских князей, которые были лишены своих отчин великим
князем Василием Димитриевичем, так долго не хотели покориться своей участи
и только при Иоанне III вступили в службу московскую. Способности, энергия
и честолюбие были наследственными в этом знаменитом роде; главою его в
описываемое время был князь Василий Васильевич, который при великом князе
Василии отличился защитою Смоленска от Литвы, причем обнаружил способность
свою к мерам решительным и суровым.
   В седьмой день по кончине Елены Шуйские уже распорядились насчет ее
любимца:
   князь Овчина-Телепнев-Оболенский и сестра его, мамка маленького
великого князя, были схвачены и заточены, и заточение это было так
жестоко, что Оболенский не мог перенести его. Против Шуйского-Рюриковича
поднялся было князь Иван Бельский-1ђдиминович, родня, следовательно,
Патрикеевым, но Шуйские были сильнее: несмотря на то что на стороне
Бельского стоял митрополит Даниил, Бельский был заключен; митрополит
остался нетронутым, но ненадолго: когда князь Василий Шуйский умер и
значение его перешло к брату его князю Ивану, то новый правитель свергнул
Даниила, на место которого был возведен Иоасаф. Этот митрополит недолго
оставался на стороне Шуйского: в 1540 году он успел распорядиться так, что
князь Бельский был освобожден, и Шуйский, застигнутый врасплох, должен был
покинуть правление, которое перешло теперь к Бельскому и митрополиту
Иоасафу. Правители поспешили освободить из темницы двоюродного брата
Иоаннова, князя Владимира старицкого, сына несчастного Андрея, и
возвратить ему отцовский удел. Несмотря на это, сторона их все была слаба
в сравнении с стороною Шуйского, приверженцы которого составили заговор:
Шуйский в начале 1542 года явился из Владимира в Москву с вооруженным
отрядом; Бельский был схвачен, заточен на Белоозеро и там умерщвлен,
главные советники его разосланы; митрополит Иоасаф свергнут с бесчестием,
и на его место возведен Макарий.
   Иван Шуйский недолго жил после этого; власть перешла в руки к
родственнику его князю Андрею Михайловичу Шуйскому.
   Этому новому правителю показался опасен Федор Семенович Воронцов,
который успел приблизиться к молодому государю и понравиться ему; в
присутствии Иоанна Шуйские и советники их напали на Воронцова, чуть-чуть
не убили его и послали в дальнюю ссылку, несмотря на просьбы великого
князя.
   3. Воспитание Иоанна и его первые самостоятельные действия. Иоанну
исполнилось тогда уже 13 лет. Ребенок имел блестящие дарования, природу
восприимчивую, легко увлекающуюся, страстную; эти последние качества если
не были произведены, то, разумеется, были развиты до высшей степени
воспитанием, обстоятельствами детства его. По смерти матери Иоанн был
окружен людьми, которые заботились только о собственных выгодах; перед
глазами ребенка происходила борьба партий, и мы видели, в каких формах
происходила эта борьба: прибить, оборвать противника, сослать его,
умертвить с бесчестием верховного пастыря Церкви, митрополита,- вот чем
оканчивалось Дело; у ребенка-сироты отнимали людей самых к нему близких,
которых он любил; перед ним нагло оскорбляли их, потом заточали,
замучивали; перед ним Шуйские и друзья их позволяли себе оскорблять память
отца его и матери, ибо мы знаем, как вельможи не любили великого князя
Василия и вторую жену его. Иоанн тем более оскорблялся этим, что хорошо
понимал свое значение, понимал, что он государь, ибо те же самые люди,
которые так оскорбляли его, пугали, не обращая никакого внимания на его
слезы и просьбы,- те самые люди при известных церемониях, например при
посольском приеме, стояли перед его престолом в виде покорных слуг. Таким
образом, ребенок привыкал видеть в вельможах врагов своих, но удерживать
их, бороться с ними на деле не мог; бессильный гнев, раздражение, досада
оставались внутри его и портили его природу: ребенок затаивал месть до
удобного случая; но как же он будет мстить своим врагам, как будет
поступать с людьми ему неприятными? Разумеется, точно так же, как они сами
приучили его, а они приучили его к насилиям, к немедленной, бессудной
расправе с неприятными людьми. Как только Иоанн начал подрастать, в нем
уже обнаружились дурные наклонности, он находил удовольствие мучить
животных, а люди, которые должны были смотреть за ним, не останавливали
его, позволяли ему делать все, что он хотел. Но скоро Иоанн принялся и за
людей, и первою жертвою его был вельможа-правитель князь Андрей Шуйский.
Озлобленный поступком Шуйского с Воронцовым, Иоанн решился напасть
врасплох на правителя, и в конце 1543 года, будучи тринадцати лет, он
велел схватить его и убить.
   Родственники и приверженцы его подверглись опалам и казням
впоследствии; не избежал казни и прежний любимец Иоанна, Воронцов,
явившийся снова при дворе после казни Шуйского и хотевший занять его
место, быть правителем, но Иоанн хотя по молодости не мог усердно
заниматься делами, однако не хотел терпеть, чтоб кто-нибудь осмелился
обнаружить желание располагать его волею, и, по примеру отца, стал
приближать к себе людей незнатного происхождения - дьяков.
   4. Принятие царского титула и женитьба Иоаннова. Вынесши из своего
детства горькое чувство вражды к людям, которые похищали его права и
неуважительно обходились с ним, смотря поэтому подозрительно на всех
вельмож своих, Иоанн только и думал о том, как бы упрочить свою власть. В
начале 1547 года, будучи 16 лет, Иоанн короновался, но мало этого - принял
титул царя, с которым соединилось понятие о власти более обширное, чем с
прежним титулом великого князя. Скоро после Иоанн женился; выбор его пал
на девушку из одного из самых знатных и древних московских боярских родов,
именно на Анастасию Романовну, дочь умершего Романа Юрьевича
Захарьина-Кошкина, предков которого мы видели на первом месте в княжение
Василия Димитриевича, а брат его боярин Михаил Юрьевич был одним из
близких людей к отцу Иоаннову великому князю Василию.
   5. Пожары московские; Сильвестр и Адашев. В феврале 1547 года была
царская свадьба; в апреле были два сильных пожара в Москве, а 21 июня
вспыхнул такой страшный пожар, какого еще никогда не бывало в Москве,
народу сгорело 1700 человек! Царь с царицею, братом и боярами уехал в село
Воробьеве.
   Но этим беда не кончилась: бояре сказали царю, что Москву сожгли
злонамеренные люди, сожгли чародейством; царь велел разыскать дело; бояре
собрали народ на площадь и стали спрашивать: кто зажигал Москву? В толпе
закричали, что зажигали волшебством княгиня Анна Глинская с своими
сыновьями. Чернь говорила это потому, что Глинские, родственники царя по
матери, были самыми близкими к нему людьми; прислуга Глинских, пользуясь
силою господ своих, притесняла простой народ, а Глинские ее не унимали.
Родной дядя царский, князь Юрий Васильевич Глинский, услышавши о себе и о
матери своей такие речи в народе, поспешил скрыться в Успенский собор, но
бояре, злобясь на Глинских за их силу при царе, подожгли чернь; та
бросилась в собор, убила Глинского, перебила множество его людей,
разграбила двор; мало того, толпы черни явились в селе Воробьеве у дворца
царского с криком, чтоб государь выдал им бабку свою княгиню Анну Глинскую
и другого сына ее, Михаилу. Иоанн в ответ велел схватить крикунов и
казнить; на остальных напал страх, и они разбежались.
   Пожар и народное волнение произвели сильное впечатление на молодого
царя, страстная природа которого была именно способна быстро принимать
впечатления. Из молодого человека, преданного удовольствиям, он сделался
набожен, серьезен, неутомим в занятиях делами государственными. Не доверяя
по-прежнему людям знатным, он приблизил к себе священника придворного
Благовещенского собора Сильвестра и Алексея Федоровича Адашева, ложничего
своего, человека очень незначительного происхождения. Сильвестр как лицо
духовное, как человек, отличавшийся пред другими нравственною чистотою,
имел особенно сильное влияние на улучшение нравственности Иоанна. Прошло
года два после пожаров; Иоанн, пылкий, не умевший сдерживать своих мыслей
и чувств, захотел торжественно, пред целым народом, пред целою Россиею
объявить, что он сам начал править государством, а потому прежние
беспорядки и насилия, Ьывшие следствием управления боярского, не
повторятся более. Для этого в 1550 году он приказал приехать в Москву
выборным из городов, и когда они съехались, то Иоанн в воскресный день
вышел с крестами на лобное место (возвышение на Красной площади) и после
молебна обратился к митрополиту с описанием всех беспорядков, бывших во
время его малолетства, во время управления боярского, объявил, что он
нисколько не виноват в слезах и крови, пролитых в это время; потом,
обратясь к народу, просил его забыть все прошлое, обещая с этих пор быть
для всех судьею и защитником. В этот же день царь поручил Алексею Адашеву
принимать просьбы от бедных и обиженных и выбирать судей справедливых.
   В том же году Иоанн занялся составлением нового Судебника, ибо старый
Судебник деда его оказался недостаточным; а в следующем 1551 году царь
созвал церковный собор, подал ар