ли детей своих и приготовляли их таким образом на свои
места, причем собор в чрезвычайно резких выражениях жаловался на
невежество сельского духовенства; священникам и дьяконам не позволено было
переходить от одной церкви к другой; запрещалась бродячая жизнь монахов,
запрещалось мнимым отшельникам и юродивым бродить по городам и селам;
запрещалось духовенству торговать. Тот же собор, отменив постановление
собора 1621 года, определил, что католики, обращающиеся в православие, не
должны быть перекрещиваемы.
   9. Нравы и обычаи. До второй половины XVII века, когда уже иностранные,
западные обычаи и взгляды начали, хотя довольно слабо, проникать в высшие
слои общества, - до второй половины XVII века те обычаи и поверья, которые
мы встречаем теперь в жизни сельского народонаселения, господствовали
одинаково и во дворце царей, и в домах вельмож, и в избе крестьянина.
Высшие сословия в домашней своей жизни отличались от низших тем, что, имея
больше средств, держали своих женщин взаперти. Царицы и царевны жили
невидимками; когда выезжали на богомолье, то колымаги их были завешаны
тафтою; случалось, что дочери людей значительных до замужеств ни разу и в
церкви не бывали; учить грамоте девушек считали совершенно бесполезным.
Так как общество по отсутствию просвещения не представляло для женщины
достойных развлечений, а только одни сплетни и пересуды, то лучшие люди,
заботясь о нравственной чистоте матери семейства, должны были советовать
ей совершенное затворничество и полное, исключительное погружение в
хозяйственные заботы, как сделал автор Домостроя.
   Что касается до мужчин, то отсутствие просвещения, невозможность
заниматься наукою, искусством, невозможность принимать участие в судьбах
всего современного человечества по отсутствию всем доступных известий
политических осуждали их на препровождение свободного времени в
удовольствиях грубых: отсюда усиление пьянства во всех сословиях; лучшие
люди, правительство церковное и гражданское с благородною ревностью
указывали на гибельные следствия этого порока и старались ослабить его, но
усилия их не увенчались большим успехом, ибо нельзя было уничтожить
порока, не уничтоживши условий, питавших его.
   Самыми печальными явлениями в Московском государстве были правеж, пытки
и жестокие казни. Правеж состоял в том, что неплатящего должника били
палками, пока не заплатит; при взыскании казенных недоимок множество людей
подвергалось этому правежу; господа за свои долги могли выставлять на
правеж холопей своих. Телесным наказаниям, кнуту, батогам (палкам)
подвергались люди всех сословий. Чтоб заставить преступника признаться в
преступлении и раскрыть все его обстоятельства, употреблялись жесточайшие
пытки. Жену, убившую мужа, закапывали в землю, оставя наверху одну голову;
гораздо легче наказывался муж, убивший жену; фальшивым монетчикам заливали
горло растопленным металлом; еретиков и чернокнижников сжигали.
   В удобствах жизни большинство жителей Московского государства очень
мало выиграло против предков своих, русских людей XIII и XIV веков. Казна
царей была богаче казны князей московских, богаче золотом, серебром и
дорогими каменьями, у них было больше дорогого платья, больше прислуги
знатной, больше лошадей, больше колымаг, обитых бархатом и сукном;
огромное количество блюд приготовлялось ежедневно на кухне царской; столы
людей знатных и богатых также отличались изобилием; вотчины и поместья
доставляли много съестных припасов. Богатые люди выказывали свое богатство
во множестве холопей и лошадей. Но жилища были тесны и бедны; каменные
домы по-прежнему составляли редкость, лавки и столы, покрытые коврами,
представляли единственную мебель, образа в окладах - единственное
украшение дома.
   Как нехитры были жилища большинства, видно из того, что деревянные
дома, совсем готовые, продавались на рынках. Улицы мостились деревянными
бревнами, пожары страшно свирепствовали. Много терпели жители городов от
пожаров, много терпели и от предохранительного средства от пожаров: это
средство состояло в том, что в летнее время, с мая до сентября, городским
жителям запрещалось топить печи в домах и банях, а для приготовления
кушанья велено было класть печи в огородах и пустых местах, вдали от
жилья. Это особенно было тяжело жителям северных городов, подверженных
северным ветрам и стужам среди лета, и по их просьбам позволялось им
топить в сумрачные дни, также в назначенные дни недели и в большие
праздники.
   Редкое народонаселение повсюду, огромные дремучие леса давали большие
удобства разбойникам, которые много вредили сельским жителям, много
вредили торговле. Даже в самой столице разбои были сильны; на масленице
воры, всяких чинов люди, большими толпами ездили и ходили с оружием, били
и грабили встречных.
   Особность Московского государства, частые сношения с азиатцами,
постоянная враждебность соседних европейских держав дали иностранным
сношениям московского двора характер азиатский. В сношениях этих
господствовала подозрительность, далеко переходившая пределы приличной и
необходимой осторожности. Особенно этот характер в дипломатических
сношениях начал господствовать со времен Иоанна Грозного, когда были
открыты вредные для государства сношения литовского посла с некоторыми
вельможами. На посла смотрели как на человека, приехавшего с враждебными
намерениями, приехавшего проведывать, и потому держали его взаперти, не
позволяли ни с кем сноситься, хватали тех, кто приближался к посольскому
двору.
   Чиновник, приставленный к послу, должен был превозносить пред ним
могущество и благоденствие Московского государства; если же посол
затрагивал какой-нибудь важный или неприятный вопрос, то пристав должен
был отговариваться незнанием.
   Во время проезда послов через города по улицам, чрез которые они
проезжали, приказывалось толпиться народу, одетому в лучшее свое платье,
чтоб иностранцы видели везде только людность и богатство. При сношениях и
переговорах прежде всего хлопотали о том, чтобы иностранцы не уменьшили и
не исказили как-нибудь титул великого государя; это называлось обереганием
чести государевой и считалось главным делом. Быть в посланниках не
считалось большим почетом, и потому обыкновенно отправлялись сановники
второстепенные. Редко, только в случаях особенной важности,
преимущественно к польскому двору, назначались великими полномочными
послами бояре. В XVII веке появление иностранных резидентов в Москве и
московских - при соседних иностранных дворах предвещало уже перемену в
характере дипломатических сношений.
   Много темных сторон находили в Московском государстве иностранцы; свои,
русские известия нисколько не скрывают этих темных сторон; громко вопиют
против них и Церковь и государство, требуя исправления. Но иностранцы не
могли не отдать справедливости способностям русского народа.
"Необразованность сковывает этот народ,- говорили они,- как же будет он
могуществен и страшен, когда приобретет образование!" Действительно,
нельзя не признать нравственной силы народа, который при самых
неблагоприятных исторических условиях, в соседстве и в беспрестанной
борьбе и сношениях с азиатскими варварами, раскинутый на громадных
пространствах, в стране суровой, вдали от моря, вдали от тех европейских
народов, которые благодаря стечению разных счастливых условий
преимущественно потрудились для гражданственности, успел сохранить свой
европейско-христианский образ; трудясь тяжело и скромно при средствах
самых скудных, населил громадные необитаемые пространства Восточной Европы
и Северной Азии, положил здесь начало европейско-христианской
гражданственности; один изо всех славянских народов умел составить
могущественное государство; в беспрерывной борьбе с неблагоприятными
обстоятельствами, среди трудной и бедной жизни своей не закоснел
нравственно, не утратил способности движения к лучшему.
   Окончив с торжеством борьбу с Востоком, успокоиваясь от смут
внутренних, бывших в начале XVII века. Московское государство в то же
самое время начало все более и более сближаться с Западом, заимствовать от
него плоды его цивилизации, хотя отрывочно, односторонне, с колебанием,
как обыкновенно бывает в начале дела; а между тем вместе с внутренним
усилением потребности сближаться с Западом ослабевали внешние препятствия
к этому сближению, ослабевало Польское государство вследствие событий,
ознаменовавших царствование Алексея Михайловича; оставалась одна Швеция,
которая загораживала Европу от Москвы, которая держала у себя заветные
прибалтийские берега. Сломить эту последнюю преграду и удовлетворить так
ясно обнаружившейся потребности Московского государства - сблизиться с
Западною Европою - суждено было младшему сыну царя Алексея Михайловича.
   ГЛАВА XXXVIII
 ДВОЕВЛАСТИЕ
 
 
   I. Избрание в цари Петра Алексеевича. Закона о престолонаследии не
было; царь Феодор Алексеевич не сделал никакого распоряжения о своем
наследнике; старший по нем царевич Иоанн Алексеевич был слаб физически и
умственно, и потому здравый смысл требовал, чтоб, минуя его, возвести на
престол младшего царевича, Петра, хотя десятилетнего, но одаренного
крепостию телесною и большими способностями. Патриарх Иоаким и большинство
вельмож были согласны в том, что необходимо провозгласить Петра царем;
патриарх велел народу собраться на площади и спросил, кому из двоих
царевичей быть на царстве. Раздались крики: "Петру Алексеевичу!" - и
патриарх благословил Петра на царство.
   2. Царица Наталья и царевна Софья. Но смута не замедлила, потому что
были люди, которым была выгодна смута. Новый царь был от второй жены
Алексея Михайловича, которая в царствование пасынка Феодора испытала
горькую долю, жила в удалении, второй отец ее, воспитатель Матвеев, был
сослан; все это сделано было происками родственников первой жены царя
Алексея и друзьями их. Но теперь наступило время царицы Натальи: по
господствующему обычаю, ей принадлежала опека над малолетним сыном и
вместе управление государством; первым ее делом было вызвать Матвеева из
Луха в Москву для занятия того места, какое имел он при царе Алексее.
Понятно, чего должны были ждать Милославские и друзья их; и вот начали они
хлопотать всеми силами, чтоб сын Милославской, царевич Иоанн, не был лишен
прав своих и чтоб мачеха его не была правительницею. Но кто же мог
действовать тут на первом плане?
   Иоанн не мог действовать сам за себя, и главную роль взяла сестра его,
царевна Софья Алексеевна, которая в женском теле имела мужескую душу. В
царствование Алексея Михайловича, как мы видели, новые обычаи проникли во
дворец, вследствие чего должен был измениться и взгляд на образ жизни
царевен; на них уже перестали смотреть как на обреченных самому строгому
затворничеству. Этою переменою, этою небывалою прежде свободою
воспользовалась самая способная и энергичная из них, Софья, поспешила
выйти в свет, приобрела образование чтением, разговорами с лучшими людьми,
сблизилась с одним из самых умных и образованных вельмож, князем Василием
Васильевичем Голицыным, приобрела влияние. Тем тяжелее было для нее
отказаться от всего этого по смерти Феодора, когда правление переходило к
раздраженной мачехе и еще более раздраженному Матвееву; при этой перемене,
кроме тяжелого затворничества, из которого она вырвалась было, не
представлялось ей ничего впереди; и вот Софья начала искать средств, как
бы выйти из беды. Законных средств не было; было одно незаконное:
воспользоваться неудовольствием и волнением вооруженной массы стрельцов.
   3. Стрелецкий бунт. Эти неудовольствия и волнения стрельцов происходили
от беззаконных поступков с ними полковников, которые недоплачивали им
царского жалованья, заставляли их работать на себя и т. п. Волнение
началось еще при царе Феодоре Алексеевиче; по восшествии на престол Петра
стрельцы подали челобитную новому правительству, которое обнаружило
слабость: без исследования дела признало полковников виновными, отставило
их, подвергло наказаниям; стрельцы разнуздались и начали самовольствовать,
составлять казацкие круги, или веча, и по общему приговору свергать с
каланчей нелюбимых пятисотенных и сотников. Позволив себе такую
разнузданность, стрельцы, однако, не могли не чувствовать, что поступают
беззаконно, что правительство, окрепнув, не позволит им долго вести себя
таким образом и строго накажет своевольников.
   Но вот из дворца им дают знать, что семейство царское ждет от них
услуги, за которую они не только получат прощение за прошедшее, но и
приобретут право на богатые награды: Софья с соумышленниками своими,
боярином Иваном Михайловичем Милославским и двоими братьями Толстыми,
постаралась расрустить между стрельцами слух, что царевич Иоанн отстранен
незаконно, что Нарышкины покушаются даже на его жизнь, что стрельцы должны
спасти царевича, отметить его изменникам, что бояре уже сбирались усмирять
их, стрельцов; слухи эти произвели желанное действие между стрельцами, и
они получили списки имен главных изменников, которых должно истребить. 15
мая 1682 года утром соумышленники Софьи проскакали по стрелецким полкам с
вестью, что Нарышкины задушили царевича Иоанна.
   Стрельцы взволновались и под звуки набата и барабанов двинулись в
Кремль, крича, что идут выводить изменников и губителей царского дома.
Подошедши ко дворцу, они стали требовать головы Нарышкиных, погубивших
царевича; тогда царица Наталья вывела на крыльцо обоих братьев, Иоанна и
Петра, чтоб убедить толпу в их целости и невредимости, причем царевич
Иоанн объявил, что никто его не изводит. Смятение начало утихать; Матвеев
с патриархом сошел к стрельцам, умными увещаниями успел окончательно их
обезоружить и пошел назад во дворец, чтоб успокоить царицу, но тут
начальник Стрелецкого приказа князь Михаиле Долгорукий вздумал прикрикнуть
на стрельцов и грозно приказал им разойтись. Стрельцы снова рассвирепели,
бросились на крыльцо, схватили Долгорукого и сбросили его вниз на копья,
другие бросились за Матвеевым, который имел ту же участь; придворные в
ужасе разбежались и предали дворец и Кремль во власть мятежников. С криком:
   "Пора нам разбирать, кто нам надобен!" - возвратились стрельцы во
дворец и стали везде обыскивать, даже в церквах под престолами, не
спрятаны ли где Нарышкины и другие поименованные в их списках лица; если
находили, сбрасывали вниз на копья, ошибались, принимали одного за другого
и растерзывали.
   Брат царицы Иван Кириллович Нарышкин успел скрыться, и стрельцы не
могли отыскать его на первый день; за ним приходили они на другой день,
опять не нашли, пришли на третий, и царица принуждена была выдать им
брата, которого пытали и потом подняли на копья. "Теперь мы довольны,-
кричали стрельцы,- дай Бог здоровья царю государю! Пусть он управится с
остальными, а мы рады умереть за него".
   Стрельцы не думали о перемене в правлении, но об этом думала Софья,
которая одна действовала в это время всеобщего ужаса и безначалия. По ее
внушениям стрельцы прислали выборных во дворец с требованием, чтоб
царствовали оба брата вместе - Иоанн и Петр Алексеевичи; созван был собор
из всяких чинов людей (разумеется, московских) и согласился на двоевластие
23 мая; 29-го стрельцы явились с новым требованием, чтоб за молодостию
царя правление было вручено сестре их, царевне Софии. Согласились и на это.
   4. Раскольничье движение. Софья достигла своей цели: верховная власть в
ее руках; Матвеев, деятельнейшие из Нарышкиных истреблены, мачеха
отстранена от правления. Но цель была достигнута средством незаконным и
опасным; предстояли хлопоты удержать это средство постоянно в своих руках,
ибо другие также хотели воспользоваться им для достижения своих целей.
   Хотели воспользоваться им раскольники, хотел воспользоваться им новый
начальник стрельцов, назначенный Софьею, князь Иван Андреевич Хованский.
Усмирение соловецкого мятежа, заточение и казни самых ревностных
защитников старой веры, т. е. старых книг, не истребили раскола при царях
Алексее и Феодоре, и теперь раскольники, находившиеся в стрелецких полках,
вздумали воспользоваться стрелецким торжеством, чтоб потребовать от
архиереев ответа: "Зачем они старые книги возненавидели, веру старую,
истинную, отвергли и возлюбили новую, латано-римскую?"
   Явились на сцену старые раскольники, расстриженный за раскол священник
Никита прозвищем Пустосвят, монахи снеслись с Хованским, и тот объявил им,
что он сам за старую веру, и обещал свое содействие. Большинство стрельцов
было не за раскол. "Это дело не наше, а патриаршее",- говорили они. Но
Никита с товарищами не унывали, надеясь на покровительство Хованского;
раскольники явно, на площадях и торгах проповедовали свое учение,
волновали народ, и 5 июля Никита Пустосвят с огромною толпою явился в
Кремль, чтоб вызвать патриарха на Лобное место для торжественного спора.
Но патриарх не хотел идти на площадь один, без особ царского дома, боясь
насилия от толпы, а раскольники не шли во дворец, боясь, что там их
перехватают; наконец Софья настояла, чтоб спор был во дворце, в Грановитой
палате, в присутствии ее, царицы Натальи и двух других царевен.
Раскольники вошли с шумом в палату и стали читать свою челобитную о старой
вере, оскорбительную для царей Алексея и Феодора; тщетно Софья унимала их,
особенно Никиту, наконец, плача от досады, обратилась к выборным
стрелецким и сказала: "Чего вы смотрите!
   Пригоже ли таким мужикам к нам с бунтом приходить? Нам здесь больше
жить нельзя, пойдем в другие города объявлять народу о таком непослушании
и разорении". Выборные отвечали, что по стечению и волнению народа
решительных мер против раскольников принять вдруг нельзя, а надобно
переждать день.
   Споры продолжались до вечера; под предлогом позднего времени
раскольников отпустили, сказав, что государи завтра учинят им свой указ, и
те с торжеством вышли из дворца, крича: "Победили!" Но торжество это было
непродолжительно; они были в сильном меньшинстве; Софья распорядилась так
ловко, что через неделю предводи тели раскольничьи были перехватаны,
Никите отрубили голову, других заточили, и последователи их разбежались в
разные страны.
   5. Гибель Хованского. Освободились от раскольников, но оставалось дело
более трудное - освободиться от Хованского, который успел привлечь к себе
стрельцов потаковничеством всем их желаниям, а стрельцы в благодарность не
иначе называли его как отцом и готовы были исполнить все его требования.
   Видя эту привязанность к себе могущественных стрельцов, Хованский
забылся:
   оскорблял правительницу своим самовольством, вельмож гордостью,
унижением их службы, хвастовством своим. Хованский волновал стрельцов;
волновал их всякий, кто хотел чего-нибудь добиться; они чувствовали свою
вину, знали, что бояре и все лучшие люди ненавидят их, и потому легко
верили всяким слухам о мерах, которые будто бы против них предпринимались.
Наконец 2 сентября, когда царское семейство было в Коломенском, явился
донос на Хованского, будто бы он с помощью стрельцов хочет истребить
царское семейство, перебить бояр, посредством раскола замутить землю,
поднять простой народ на власти и помещиков и провозгласить себя царем.
   Современники говорят, что донос этот был выдуман боярином Милославским
для скорейшего погубления Хованского. Как бы то ни было, Софья решилась
привести в исполнение то, чем грозила во время раскольничьего возмущения:
   оставить Москву и поднять против стрельцов дворян и детей боярских. Под
видом богомолья она выехала из Коломенского в Саввин Сторожевский
монастырь, откуда поехала к Троицкому монастырю и остановилась недалеко от
него, в селе Воздвиженском, разослав грамоты по городам, призывая служилых
людей для усмирения бунтующих стрельцов и Хованского. Хованский вместе с
сыном был схвачен на дороге из Москвы к Троице, куда ехал по приглашению
Софьи, и привезен в село Воздвиженское.
   Тщетно обвиненные требовали суда: обоим, отцу и сыну, отсекли головы.
   Стрельцы, узнав о гибели своего любимого начальника, сначала
взволновали