еркви в Нижнем.
   Москва хотела утвердить свое влияние и в Тверском княжестве, пользуясь
тамошними усобицами, но тверской князь Михаил Александрович, деятельный и
смелый, не хотел уступить Москве без борьбы. Разумеется, он не мог
противиться собственными силами и потому обратился к зятю своему (сестрину
мужу) Ольгерду литовскому; следовательно, на эту вторую борьбу Твери с
Москвою мы должны смотреть, собственно, как на борьбу московского князя с
литовским по поводу тверского князя. У Ольгерда, по словам летописца, был
такой обычай, что никто не знал, ни свои, ни чужие, куда он замышляет
поход; этою-то хитростию он и забрал города и волости, и Димитрий
московский узнал о замыслах Ольгерда, когда уже тот стоял на границе с
братом Кейстутом, молодым сыном его Витовтом, своими сыновьями, Михаилом
тверским и полками смоленскими. Димитрий не успел собрать войска, велел
пожечь посады московские и заперся в каменном Кремле, только что
построенном. Ольгерд не мог взять Кремля, но страшно опустошил окрестности
Москвы, и Димитрий должен был помириться с Михаилом, уступив ему все у
него захваченное. Но когда Ольгерд ушел, отвлекаемый на западе немцами, то
московский князь, отдохнувши, вооружился опять против тверского и
опустошил его княжество; Михаил опять бросился в Литву, Ольгерд опять
вместе с ним осадил Москву, но, узнав, что на помощь ей собирается войско
в Перемышле, заключил перемирие с Димитрием и возвратился назад.
   Не видя большой пользы от союза с Ольгердом, Михаил поехал в Орду и
вывез оттуда ярлык на великое княжение Владимирское, но Димитрий взял во
Владимире и по всем городам этого княжества присягу с жителей не
передаваться Михаилу; и действительно, владимирцы не пустили к себе этого
князя. Чтоб отнять у Михаила всякую надежду на Орду, Димитрий сам поехал
туда, задарил там всех, пожалован был великим княжением Владимирским и
отпущен с большою честью; в это же время находился в Орде сын Михаила
тверского Иван, наблюдавший за выгодами отца; этот Иван задолжал здесь
10000 рублей; Димитрий московский заплатил долг и взял Ивана с собой в
Москву, где он сидел, пока отец не выкупил его. Таким образом, тверской
князь принужден был задолжать в Орде, а московский имел средства выкупить
его: значит, борьба была неравная, и московский князь как богатейший имел
всегда возможность восторжествовать над соперниками. Не получив помощи от
Орды, Михаил в третий раз повел Ольгерда на Москву; на этот раз Димитрий
приготовился, встретил Ольгерда с сильным войском у Любутска, заставил его
бежать и заключил перемирие.
   Но усобицы в Твери и внутренние смуты в Москве повели опять к войне
московского князя с тверским. Михаил тверской ссорился с своим
родственником, удельным князем кашинским; тот, не будучи в состоянии
бороться с Тверью собственными силами, прибегал под покровительство
Димитрия московского; с другой стороны, и Михаил нашел внутри самой Москвы
врагов Димитрию. В 1374 году умер тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов,
и великий князь не назначил другого на это важное место. Сын покойного
Иван, вероятно надеявшийся получить отцовское место и обманутый в своей
надежде, сговорился с другим недовольным, купцом Некоматом, оба бежали к
тверскому князю и успели побудить его снова искать великого княжения
Владимирского.
   Михаил отправил их в Орду, а сам поехал в Литву, и когда Некомат вынес
ему ярлык из Орды, то он объявил войну московскому князю. Но он обманулся
в своих расчетах: ни татары, ни Литва ему не помогли; осажденный в Твери
Димитрием, он должен был заключить мир на всей воле московского князя;
независимый великий князь тверской, не утрачивая титула "великий князь",
обязался считать себя младшим братом Димитрия, равным удельному
московскому, Владимиру Андреевичу: когда великий князь московский или брат
его выступят в поход, то и тверской князь обязан садиться на коня; если
пошлют воевод, то и он обязан послать своих воевод; Михаил должен был
согласиться, чтоб княжество Кашинское было независимо от Тверского. Важное
условие постановлено относительно татар; из него уже видно, какая большая
перемена произошла во взгляде князей на татарские отношения. "Будем ли мы
в мире с татарами,- говорил Димитрий,- дадим ли выход или не дадим - это
зависит от нас: если татары пойдут на нас или на тебя, то нам биться
вместе; если мы пойдем на них, то и тебе идти с нами вместе".
   Наконец, Михаил должен был отказаться от союза с Литвою и даже обязался
воевать с нею, если она нападет на московского князя. Иван Вельяминов,
уехавший в Орду, вздумал было потом возвратиться в отечество, но на дороге
был схвачен, приведен в Москву и торжественно казнен. Народ, которого
толпы присутствовали при казни, плакал "о благородстве его и о величестве
его".
   Как действительно знаменит был этот боярский род, видно из того, что за
родным братом казненного, Николаем Вельяминовым, была замужем родная
сестра великой княгини московской, дочь великого князя нижегородского. Во
время войны с Тверью и Литвою, которые занимали преимущественно внимание
Димитрия, у него была война и с великим князем рязанским, Олегом
Ивановичем, в 1371 году; война эта окончилась также счастливо для
московского князя, воевода которого, Димитрий Михайлович Волынский-Боброк,
нанес Олегу жестокое поражение.
   В Рязани шла постоянная вражда между двумя княжескими линиями,
рязанскою и пронскою; эта борьба помогала Москве точно так, как в Твери
помогали ей усобицы между князьями тверскими и кашинскими.
   Скоро после мира с Тверью московский князь избавился от опасного врага,
который поддерживал Михаила тверского: в 1377 году умер Ольгерд; великим
князем стал сын его, Ягайло, который не походил на отца, был недалек,
ленив, бесхарактерен, любил удовольствия. По наговору любимца своего он
начал ссоры с дядею, Кейстутом, князем Троцким; сперва Кейстут осилил его
и отнял великое княжение, но потом Ягайлу коварством удалось захватить
Кейстута и сына его Витовта; Кейстут был умерщвлен, Витовту
посчастливилось убежать в Пруссию, к немцам, которых он поднял против
Ягайлы. Эти усобицы отняли у литовских князей средства враждебно
действовать против Москвы и дали последней возможность обратить все свое
внимание на восток, на татар. Димитрий вырос в неповиновении хану, два
раза в детстве своем ходил он отнимать Владимирское княжение у Димитрия
суздальского, у которого был ярлык ханский.
   Княжество Московское постоянно усиливалось, тогда как Орда видимо
ослабевала вследствие внутренних смут, усобиц и ничтожные ханы,
подчиненные могущественным вельможам, свергаемые ими, теряли все более и
более свое значение, переставали внушать страх. От страха перед татарами
начал отвыкать русский народ и потому, что со времен Калиты перестал
испытывать их нашествия и опустошения; возмужало целое поколение, которому
чужд был трепет отцов пред именем татарским; московский князь,
находившийся во цвете лет, в самом полном развитии сил, был представителем
этого нового поколения. С малолетства привык Димитрий действовать иначе,
нежели действовали дед, дядя и отец его; в детстве с оружием в руках добыл
он себе великое княжение Владимирское; потом, выросши, не выпускал из рук
оружия, выдержал опасную борьбу с Литвою, Тверью, Рязанью и вышел из нее
победителем с полным сознанием своих сил. Неудивительно, что такой князь
решился первый поднять оружие против татар.
   Князья пограничных княжеств, Рязанского и Нижегородского, перестали
терпеливо сносить татарские нападения и прогоняли разбойников; великий
князь московский заботливо сторожил от них берега Оки; по окончании борьбы
с Литвою и Тверью он впервые после татарского ига начал наступательное
движение на восток, на страну волжских болгар, или на Казань, и заставил
князей ее заплатить себе дань. В 1377 году московские и нижегородские
войска были поражены татарским царевичем Арапщею на реке Пьяне по
самонадеянности воевод, но эта самая самонадеянность уже показывала, что
на Руси перестали бояться татар и получили выгодное понятие о своих
собственных силах. В следующем 1378 году Мамай отправил князя Бегича с
большим войском на Димитрия московского, но тот вышел навстречу к Бегичу и
поразил его на реке Воже.
   Наконец, в 1380 году Мамай решился двинуться сам со всеми своими
силами, чтоб наказать Димитрия; Ягайло литовский обещал также соединиться
с ним; великий князь рязанский Олег, которого пограничное княжество больше
всех других страдало от татар, испуганный союзом Орды с Литвою, не
надеясь, чтоб Димитрий осмелился вступить с ними в борьбу, вошел в
переговоры с Мамаем и Ягайлом. Но Димитрий не испугался: собравши как
можно больше войска в своих областях и в областях князей подручных,
подкрепленный нравственно благословением и увещанием св. Сергия, игумена
троицкого, Димитрий выступил в поход, переправился за Дон и 8 сентября при
устье Непрядвы, на Куликовом поле, дал татарам битву, которая была решена
в пользу русских засадным отрядом, находившимся под начальством князя
Владимира Андреевича и боярина Волынского-Боброка.
   Куликовская победа была из числа тех побед, которые близко граничат с
тяжким поражением; победителей погибло так много, что летописец говорит:
   "Оскудела совершенно вся земля русская воеводами и слугами и всяким
воинством, и от этого был страх большой по всей русской земле". Мамай,
возвратившись в Орду, собрал опять большое войско, с тем чтоб идти на
московского князя, но был остановлен другим врагом: на него напал хан
заяицкий (зауральский)
   Тохтамыш, выгнал его и овладел Золотою Ордою.
   Тохтамыш отправил к русским князьям послов, известил их о своем
воцарении, князья приняли послов с честью, отправили своих послов с дарами
для нового хана, но сами к нему не поехали с поклоном. Тохтамыш сердился и
думал о том, как бы заставить русских вспомнить о своих недавних
повелителях. В 1382 году внезапно с большим войском перевезся он через
Волгу и пошел к Москве, наблюдая большую осторожность, чтоб в русской
земле не узнали о его походе. Эта осторожность показывала лучше всего
перемену, произведенную Куликовскою битвою: хан надеется иметь успех,
только напавши врасплох на московского князя, боится встретить его
приготовленным в чистом поле, употребляет осторожность, хитрость, орудие
слабого, и тем самым обнаруживает слабость Орды перед новым могуществом
Руси. Великий князь Димитрий, узнавши о приближении татар, не мог собрать
достаточного числа войска, потому что области его оскудели народом после
Куликовской битвы, и потому уехал на север собирать полки.
   Тохтамыш осадил Москву, не мог взять ее силою, взял коварством и
опустошил, но, узнавши, что великий князь собирает полки на севере, а брат
его Владимир Андреевич стоит с войском на западе, тотчас ушел назад.
Несчастьем Москвы спешил воспользоваться тверской князь Михаил и поехал в
Орду за ярлыком; это заставило Димитрия отправить в Орду сына своего
Василия с боярами; Тохтамыш был удобрен, но для этого Димитрий должен был
наложить тяжелую дань на свои области, и без того уже опустошенные.
   Кроме татар после Куликовской битвы Димитрий воевал с Олегом рязанским;
силою нельзя было принудить к миру этого смелого и любимого своим народом
князя, и потому отправился в Рязань троицкий игумен св. Сергий, он тихими
и кроткими речами склонил Олега к миру с Москвою. Были ссоры у Димитрия и
с двоюродным братом его Владимиром Андреевичем; до нас дошли любопытные
договоры между двоюродными братьями, показывающие перемену в отношениях
между князьями; младший брат обязывается держать княжение старшего честно
и грозно, служить ему без ослушания, а старший обещается кормить его по
его службе:
   прежние родственные отношения заменяются служебными. Владимир обязался
не домогаться московской отчины Димитриевой и великого княжения
Владимирского не только при жизни самого Димитрия, но и при сыновьях его;
впервые дядя признал старшинство племянника и обязался служить ему.
Подобно предшественникам своим, Димитрий ходил войною на новгородцев и
взял с них деньги за мир; причиною похода были разбои новгородской
вольницы на Волге. Псковичи продолжали воевать с немцами.
   Димитрий, прозванный Донским за куликовскую победу, умер в 1389 году,
еще только 39 лет от рождения. Дед, дяди и отец Димитрия в тишине
приготовили средство к борьбе открытой с татарами; Димитрий умел
воспользоваться этими средствами, умел развернуть приготовленные силы и
дать им вовремя надлежащее употребление. Богатое событиями княжение
Димитрия, протекшее с начала до конца в упорной и важной борьбе, легко
затмило бедные событиями княжения предшественников; куликовская победа
сильно поразила воображение современников, надолго осталась в памяти
потомства, и победитель Мамая получил подле Александра Невского самое
видное место между князьями новой северо-восточной Руси.
   Важные следствия деятельности Димитрия обнаруживаются в его духовном
завещании; в нем встречаем неслыханное прежде распоряжение: московский
князь благословляет старшего своего сына Василия великим княжением
Владимирским, которое зовет своею вотчиною; Донской уже не боится
соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля и не стесняется тем,
что хан может дать ярлык кому-нибудь из них.

                                   ГЛАВА XXII

   ВАСИЛИЙ ДИМИТРИЕВИЧ
 
 
   Сын Донского, Василий Димитриевич, в самом начале княжения своего
показал, что главною целью его будет увеличение своего княжества на счет
других, собирание русской земли. Через год после того как посол Тохтамышев
посадил его на великокняжеский стол во Владимире, Василий поехал в Орду и
купил там ярлык на княжество Нижегородское, которое незадолго перед тем
выпросил себе в Орде же Борис Константинович, двоюродный дед московского
князя по матери; с другой стороны, Василий преклонил на свою сторону бояр
нижегородских, которые и выдали ему своего князя. По тому же ярлыку кроме
Нижнего Василий приобрел Городец, Муром, Мещеру, Тарусу. Но у Бориса
нижегородского оставалось двое племянников, сыновья Димитрия
Константиновича, следовательно, родные дядья по матери московскому князю.
Последний не оставил их спокойно княжить в Суздальской области, они
выбежали оттуда в Орду добиваться ярлыков на отчину свою и долго
беспокоили Василия вместе с сыновьями Бориса Константиновича; потомки их
не отставали от своих притязаний и при сыне Василия, но при внуке его все
должны были вступить в службу московскую. Василий хотел было приобрести
также и владения Новгорода Великого в области Северной Двины; это ему не
удалось, зато он утвердил свое влияние во Пскове, который с этих пор
начинает принимать князей от руки великого князя московского.
   В Твери по смерти Михаила Александровича, знаменитого соперника
Донского, знаменитого установлением внутреннего порядка в своем княжестве,
начались усобицы: наследник Михаила великий князь тверской по обычаю хотел
привести в свою долю младших братьев. Великий князь московский не мог
воспользоваться усобицами тверскими по причине дел татарских и литовских.
   В конце XIV века для Азии повторились времена Чингисхана: сын
небогатого чагатайского князька Тимур, или Тамерлан, начал в половине века
поприще свое мелким грабежом и разбоями, а в 1371 году владел уже землями
от Каспийского моря до Маньчжурии. Ему был обязан Тохтамыш престолом
Золотой Орды, но не хотел быть благородным, вооружился против Тамерлана,
потерпел поражение и принужден был спасаться бегством в лесах болгарских,
и Тамерлан вошел в русские пределы, взял Елец, пленил его князя, опустошил
окрестную страну.
   Нападение не было нечаянное, и Василий Димитриевич имел время
приготовиться; он собрал большое войско и стал на границах своего
княжества, на берегу Оки. Но он не дождался врага: простоявши 15 дней в
земле Рязанской, опустошивши оба берега Дона, Тамерлан вышел из русских
пределов в тот самый день, когда москвичи встретили образ Богородицы,
принесенный из Владимира; образ этот остался с тех пор в Москве, в
Успенском соборе как главнейшая святыня столицы.
   После разгрома Тамерланова Золотая Орда долго не была опасна
московскому князю. Несколько ханов переменилось в ней, а Василий не думал
не только ездить сам к ним на поклон, но даже не посылал никого; на
требование дани отвечал, что княжество его стало бедно людьми, не на ком
взять выхода, тогда как татарская дань шла в казну великокняжескую;
наконец, обращение с татарами переменилось: над послами и купцами
ордынскими начали смеяться в областях московских, мстить им за прежнее
разными притеснениями.
   В это время, как во время Мамаево, всеми делами в Орде заправлял князь
Едигей; долго терпел он презрительное обращение московского князя с
бывшими повелителями, наконец решился напомнить о себе. Но подобно
Тохтамышу, и Едигей не осмелился явно напасть на Москву, встретиться в
чистом поле с ее полками; только от хитрости и тайны ждал он успеха: в
1408 году он дал знать Василию, что хан со всею Ордою идет на Литву, а сам
с необыкновенною скоростью устремился к Москве. Василий Димитриевич,
застигнутый врасплох, оставил защищать Москву дядю Владимира Андреевича да
братьев своих, а сам уехал в Кострому. Едигей осадил Москву, разослал
отряды в разные стороны для опустошения областей великокняжеских и хотел
зимовать под столицей, надеясь взять ее голодом, но из Орды пришли дурные
вести: кто-то напал там на хана, и Едигей принужден был спешить домой,
взявши с москвичей 3000 рублей за отступление, ибо москвичи не знали, что
он отступает поневоле.
   Ослабленные татары могли вредить России только внезапными
разбойническими нападениями; опаснее была Литва, которая домогалась
завоеваний прочных.
   Ягайло, угрожаемый немецким орденом, под покровительство которого
отдался Витовт, примирился с двоюродным братом. В это время шел важный для
Восточной Европы вопрос о том, кто будет мужем молодой польской королевы
Ядвиги, дочери короля Людовика; польские вельможи заставили Ядвигу отдать
свою руку Ягайлу литовскому, потому что тот обещал принять католицизм сам
и со всем литовским народом и соединить навеки свои владения, т. е. Литву
и Русь, с Польшею. Он исполнил обещание, заставил тех литовцев, которые
еще не приняли христианства по православному исповеданию, принять его по
латинскому, но вследствие этого в областях литовско-русских стали теперь
друг подле друга два враждебных исповедания, что послужило неодолимым
препятствием к внутреннему прочному слиянию западной, литовской России с
Польшею, хотя Ягайло и преемники его сильно старались поддержать внешнее
их соединение.
   Но если Ягайлу и полякам хотелось присоединить Литву к Польше, то
литовцам не хотелось потерять своей самостоятельности, и они поддерживали
замыслы Витовта, который, заставив Ягайла признать себя великим князем
литовским в зависимости от Польши, тяготился этою зависимостью и хотел
получить для себя независимую королевскую корону. Этот-то Витовт,
стремясь, с одной стороны, к самостоятельности и королевскому титулу в
Литве, с другой - стремился увеличить свои владения на востоке на счет
областей русских, несмотря на то что родная дочь его, Софья, была замужем
за Василием Димитриевичем, великим князем московским. В Смоленске в это
время происходили усобицы между князьями вследствие всеобщего тогда
стремления великих князей заставить служить себе удельных, слабейших. Этим
воспользовался Витовт и захватил Смоленск обманом, выставивши себя
посредником между его князьями; старший из этих князей, Юрий, с помощью
рязанского великого князя Олега отнял было Смоленск у Витовта, но
ненадолго; когда Юрий уехал в Москву просить Василия Димитриевича о
помощи, Витовт подступил к Смоленску и овладел им окончательно с помощью
тамошних бояр.
   Но одного Смоленска было мало Витовту: он обратил свои властолюбивые
виды на Новгород Великий и на самую Москву. Принявши в свое
покровительство изгнанного Тохтамыша, он взялся доставить ему Золотую Орду
с условием, чтоб т