могло более присылать богатых
мехов в Вену; притом здесь не были убеждены, что новый царь может
утвердиться на престоле после таких смут, и потому не хотели смотреть на
него, как смотрели на его предшественников, а Михаил не хотел позволить
уменьшения своей чести, и потому сношения у московского двора с
австрийским скоро прекратились.
   5. Сношения с Турциею и Перснею; война и мир со Швециею. Гораздо
деятельнее происходили сношения с Турциею, которая, враждуя с Польшей за
набеги запорожских казаков, была естественной союзницей Москвы, но
дружественным переговорам московских послов в Константинополе постоянно
мешали донские казаки, которые подобно запорожцам и вместе с ними нападали
морем на турецкие владения, а султан, считая донцов подданными царя
московского, сердился на последнего.
   Не было никаких препятствий для дружественных сношений с Персиею, и шах
Аббас Великий в конце 1617 года по просьбе царя прислал ему серебра в
слитках на 7000 рублей. Но более чем где-либо участия новый государь
московский нашел на далеком Западе, у морских держав Англии и Голландии;
разумеется, это участие было корыстное: внутренние смуты в Московском
государстве и опустошения, причиняемые войною польскою и шведскою, вредили
их торговле, им выгодно было успокоить Московское государство и в награду
приобрести здесь еще большие торговые выгоды.
   В августе 1614 года в Москву приехал давно уже известный здесь
английский купец Джон Мерик со значением посла и предложил свое
посредничество в примирении Москвы с Швециею, причем просил для английских
купцов вольной торговли и позволения ездить Волгою в Персию, а рекою Обью
- в Индию. Ему отвечали, что государь уже дал английским купцам позволение
торговать всякими товарами беспошлинно, что же касается до других выгод,
то об этом начнутся переговоры, когда кончится шведское дело. Мерик
отправился в Новгород, который, как мы видели, покорился шведам с
условием, чтоб один из сыновей королевских был его государем.
   Король Карл IX умер, и в июне 1613 года преемник его Густав Адольф
известил новгородцев об отправлении брага своего Карла Филиппа в Выборг,
куда должны явиться уполномоченные от Новгорода и от всего Русского
царства для решения дела насчет избрания Карла Филиппа в цари, но в
Русском царстве был в это время уже свой природный царь, вследствие чего
московские уполномоченные не явились в Выборг; Карл Филипп, с своей
стороны, не захотел быть государем одного Новгорода, и Густав Адольф велел
объявить новгородцам, чтоб они присягали прямо ему, королю; новгородцы
отказывались, длили время, терпели сильные притеснения, налоги от шведов,
а между тем шли военные действия между шведскими и московскими войсками.
Действия эти были неудачны для русских в чистом поле; Делагарди оттеснил
князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого от Бронниц, причем у русских погибло
много людей; Густав Адольф сам взял Гдов и в июле 1615 года осадил Псков,
но взять его не мог.
   Король желал мира, потому что опасался королей польского и датского,
внутренних смут и терпел недостаток в деньгах; в Москве также сильно
желали мира, и переговоры между уполномоченными с обеих сторон открылись в
январе 1616 года в сельце Дедерине при посредничестве Джона Мерика и
голландских послов. Здесь не могли окончить дела; съехались вторично в
селе Столбове (между Тихвином и Ладогою) и здесь при посредстве одного
Мерика в феврале 1617 года заключили вечный мир, по которому шведы
возвратили царю Михаилу Новгород, Русу, Порхов, Гдов, Ладогу, но
удерживали за собою Ивань-город, Ям, Копорье и Орешек да, кроме того,
должны были получить 20000 рублей денег.
   6. Война с Польшею и Деулинское перемирие. Царь спешил заключением мира
с Швециею, потому что должен был употребить все свои силы для борьбы с
более опасным врагом. В сентябре 1617 года выступил против Москвы
Владислав вместе с гетманом Ходкевичем. Страх напал на воевод московских,
когда они узнали, что сам королевич при войске. Дорогобужский воевода сдал
свой город Владиславу как царю московскому; Вязьма была также покинута
своими воеводами и сдалась.
   Но не сдалась Калуга, защищенная князем Димитр[ием] Михайловичем]
Пожарским, не сдался Можайск, 1617-й и две трети 1618 года прошли без
решительных действий с обеих сторон. Только в сентябре 1618 года Владислав
решился двинуться прямо к Москве. Узнав об этом, царь Михаил созвал собор
из духовенства, бояр и всяких чинов людей и объявил, что он, прося у Бога
милости, обещался против недруга своего Владислава стоять, на Москве в
осаде сидеть и с польскими людьми биться; и они бы, митрополиты, бояре и
всяких чинов люди, за православную веру, за него, государя, и за себя с
ним в осаде сидели, а на королевичевы прельщенья не сдавались. Всяких
чинов люди отвечали, что они дали обет Богу за православную веру и за
него, государя, стоять и с врагами биться, не щадя голов своих.
   И тут же сделаны были все распоряжения, кому защищать разные части
Москвы.
   Опять пошли из Москвы грамоты по городам, чтоб жители их усердно
помогали государству в настоящей беде людьми и деньгами.
   Не один Владислав приближался к Москве: шел на нее с юга малороссийский
гетман Конашевич Сагайдачный, разоривши на пути своем города Путивль,
Ливны, Елец, Лебедянь. 20 сентября королевич стал в знаменитом Тушине,
Сагайдачный соединился с ним, и в ночь на первое октября поляки повели
приступ к Москве, но потерпели неудачу у Арбатских и Тверских ворот. После
этой неудачи начались переговоры о мире; уполномоченные съезжались сначала
под Москвою, на реке Пресне (теперь Пресненские пруды), потом, когда
Владислав перешел к северу, на Переяславскую дорогу, то переговоры
производились в самой Москве; наконец, положено было съехаться в деревне
Деулине (от Троицы в 3 верстах), где 1 декабря заключили перемирие на 14
лет и 6 месяцев с уступкой Польше Смоленска и Северской земли, причем
Владислав не отказался от прав своих на московский престол; уполномоченные
положили это дело на суд Божий; условились также разменяться пленными с
обеих сторон.
   Эта размена происходила в июне месяце 1619 года в 17 верстах от Вязьмы,
на реке Поляновке. Здесь поляки возвратили митрополита Филарета Никитича,
боярина Шеина, Томилу Луговского; князь же Василий Васильевич Голицын умер
на дороге в Гродно. Филарет по приезде в Москву был посвящен в патриархи.
   7. Патриарх Филарет Никитич и его значение. С возвращением Филарета
Никитича начинается двоевластие в Московском государстве: в грамотах
писались два великих государя - Михаил Феодорович и отец его святейший
патриарх Филарет Никитич; все дела докладывались обоим государям, решались
обоими, послы иностранные представлялись обоим вместе, подавали двойные
грамоты, подносили двойные дары. Хотя имя Михаила и стояло прежде имени
отца его, однако опытный и твердый Филарет имел очень большую долю в
правлении при малоопытном, молодом и мягкосердечном Михаиле. До приезда
Филарета этой малоопытностью и мягкосердечием молодого царя
воспользовались люди, которым по заслугам их не следовало быть близко у
престола: таковы были двое братьев Салтыковых - Борис и Михаила, которые -
только и делали, что себя и родню свою богатили, земли крали и во всяких
делах делали неправду, промышляли тем, чтоб при государской милости, кроме
себя, никого не видеть".
   Они из личных целей расстроили брак государя с Марьею Ивановной
Хлоповой, но когда возвратился Филарет Никитич, то поднял это дело,
обнаружил преступление Салтыковых и сослал их в ссылку. Люди, преданные
Салтыковым, жаловались на строгость Филарета, но другие превозносили его
именно за то, что он избавил землю от своеволия временщиков, держал в
милости и защищал достойных людей. Филарет Никитич сперва хотел женить
сына на иностранной принцессе, и по этому поводу велись переговоры с
дворами датским и шведским, но дело не состоялось потому, что иностранные
принцессы не соглашались на перемену веры, чего непременно требовали в
Москве.
   Тогда государь в 1623 году женился на княжне Марье Владимировне
Долгоруковой, но молодая царица в тот же год умерла, и на следующий год
царь женился на Евдокии Лукьянов-не Стрешневой, дочери незначительного
дворянина.
   8. Сношения с Швециею, Англиею и Франциею. Что касается до внешних
сношений, которыми должен был заняться Филарет Никитич, то прежде всего
надобно было задарить крымского хана, хотя сделать это было очень трудно
вследствие истощения казны после войны польской. Нужно было уладить и
отношения к ногаям, которые в смутное время отстали от Москвы;
астраханский воевода князь Львов успел привести их под царскую руку и
выручил множество русских пленных. С Швециею была большая дружба: Густав
Адольф, враждуя с Польшею и будучи занят трудной борьбою в Германии,
заискивал расположение царя Михаила, старался представить ему, что
католический союз папы, государей Габсбургского дома и короля польского
грозит гибелью не одним протестантским владетелям, но также и Московскому
государству, что если паписты одолеют шведскую землю, то начнут стараться
об искоренении греческой веры.
   "Когда мы видим,- писал Густав Адольф Михаилу,- когда мы видим, что
соседний двор горит, то нам надобно воду носить и помогать гасить, чтоб
свое уберечь; пора уже вашему царскому величеству подумать, как соседям
помочь и как свое уберечь". Шведские послы утверждали, что Густав Адольф
со своим войском - передовая стена Московского государства, передовой
полк, бьющийся в Германии за Русское царство. Вследствие этого уверения в
дружбе и общности интересов шведам было позволено покупать в России
беспошлинно хлеб, крупу, смолу, селитру. В 1631 году впервые явился при
московском дворе шведский резидент.
   Дружественные отношения к Швеции были следствием Столбовского мира,
который был заключен при посредстве Англии. Но услуги Англии этим не
ограничились:
   во время похода Владиславова на Москву король Иаков прислал царю взаймы
на военные издержки 20 000 рублей. Вследствие этого Джон Мерик, приехавший
опять в Москву в 1620 году, счел себя вправе просить дороги Волгою в
Персию.
   Государь велел собрать знатнейших купцов московских и спросить их:
"Если дать английским купцам дорогу в Персию, то не будет ли от этого вам
убытка?"
   Почти все отвечали, что им будет убыток, англичане отобьют у них всю
торговлю, потому что им нельзя соперничать с богатыми англичанами, но если
англичане будут платить большие пошлины или разом дадут большие деньги в
казну, оскудевшую от войны, то им, купцам, для блага государственного на
время и потерпеть можно. Но как скоро бояре намекнули Мерику о пошлинах,
то он сейчас же и прекратил дело, ибо англичанам хотелось беспошлинной
торговли через Россию с Персиею.
   Отделались от англичан; явились французы с теми же требованиями. Еще в
1615 году царь отправил во Францию своего посланника с объявлением о своем
восшествии на престол и просьбою о помощи против поляков и шведов.
   Король Людовик ХIII отпустил посланника ни с чем, но осенью 1629 года
приехал в Москву в первый раз французский посол де Ге Курменен с
предложением союза и с просьбою о дозволении французским купцам ездить в
Персию чрез Московское государство. "Царское величество,- говорил
Курменен,- начальник над восточною страною и над греческою верою, а
Людовик, король французский, начальник в южной стране, и когда царь будет
с королем в дружбе и союзе, то у царских недругов много силы убудет;
император немецкий с польским королем заодно - так царю надобно быть
заодно с королем французским. Король французский и царское величество
везде славны, других таких великих и сильных государей нет, подданные их
во всем им послушны, не так как англичане и брабантцы; что хотят, "то и
делают, что есть дешевых товаров скупят в испанской земле да и продают
русским дорогой ценой, а французы будут продавать все дешево".
   Несмотря, однако, на эти обещания, бояре отказали послу в персидской
торговле, говоря, что французы могут покупать персидские товары у русских
купцов.
   Такой же отказ получили голландские и датские послы.
   9. Вторая польская война. Но главное внимание московского двора было
обращено на отношения польские. На Деулинское перемирие согласились в
Москве, не имея средств с успехом вести войну, желая отдохнуть хотя
немного, собраться с силами и освободить отца государева из заточения, но
долго оставаться в том положении, в какое царь Михаил был поставлен
Деулинским перемирием, было нельзя: Владислав не отказался от прав своих
на московский престол, польское правительство не признало Михаила царем,
не хотело сноситься с ним, называть его в грамотах - и это при
беспрерывных сношениях двух соседних государств!
   Русские никак не могли войти в подобные отношения, требовали, чтоб
начальники литовских пограничных городов называли в своих грамотах
великого государя Михаила Феодоро-вича; те отказывались, но одного отказа
было мало: некоторые из них осмеливались называть Михаила уничижительным
полуименем, порочить его избрание, грозили самозванцем. При таких
оскорблениях в Москве ждали только удобного случая к разрыву.
   Когда в 1621 году приехал в Москву турецкий посланник грек Фома
Кантакузин с предложением от султана Османа воевать вместе Польшу, то
Филарет Никитич отвечал ему: "Перемирие с польским королем сын мой велел
заключить только для меня; неправды поляков и московского разоренья забыть
нам нельзя; мы того только и смотрим, чтоб в чем-нибудь польский король
мир нарушил: тогда сын мой пошлет на него рать". Действительно, государи
созвали собор из духовенства, бояр и всяких чинов людей, говорили о
неправдах искони вечного врага Московскому государству, Сигизмунда короля,
и о том, что теперь самое благоприятное время к войне с ним, потому что
турки и шведы предлагают союз свой. Собор бил челом государям, чтоб они за
святые Божий церкви, за свою государскую честь и за свое государство
против недруга своего стояли крепко, а они, бояре и служилые люди, рады
биться: торговые же люди рады давать деньги.
   Вследствие этого решения уже начали собирать войско, как пришла весть,
что предприятие султана Османа против Польши кончилось неудачно, почему и
в Москве отложили войну, но не переставали готовиться к ней. Видели
несостоятельность русского войска и положили нанять иноземцев, более
искусных; мало того, сделали шаг решительный, чего при прежних государях
не бывало: велели русских ратных людей учить иноземному строю, послали за
границу покупать оружие, приговаривать людей, умеющих обходиться с
пушками, лить ядра.
   В апреле 1632 года умер в Польше король Сигизмунд, наступило
междуцарствие, избирательный сейм; в Москве хотели воспользоваться этим,
двинуть немедленно же воевод, давно уже готовых, но вот один из этих
воевод, боярин князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский, бьет челом на
другого, на боярина князя Бориса Михайловича Лыкова: "Князь Борис
Михайлович со мной в товарищах быть не хочет, говорит, будто мной люди
владеют и обычай у меня тяжел и что он передо мною стар, служит государю
сорок лет, лет с тридцать ходит сам по себе, а не в товарищах". Государи
приказали Лыкову заплатить Черкасскому бесчестье 1200 рублей, но в поход
этих воевод не послали, послали славного защитой Смоленска боярина Михаила
Борисовича Шеина и Артемья Измайлова с 32 000 войска и 158 пушками, с
приказанием идти под Смоленск; другие воеводы выступили из разных других
городов.
   Война началась счастливо: 23 города сдались русским воеводам. Шеин с
Измайловым осадили Смоленск, который отбивался 8 месяцев и готов был уже
сдаться по недостатку припасов, как получил помощь: в эти 8 месяцев дела в
Польше устроились, в короли был избран сын умершего Сигизмунда, Владислав,
первым делом которого было идти на помощь Смоленску с 23 000 войска. В то
же время крымцы, подущенные поляками, опустошали московскую украйну; тогда
многие ратные люди, бывшие в войске Шеина, услыхав, что татары воюют их
поместья и вотчины, разъехались из-под Смоленска.
   25 августа 1633 года король Владислав пришел под этот город, сбил
русских с выгодного положения их и отрезал Шеину московскую дорогу. С
конца октября русские начали терпеть недостаток в съестных припасах; в
стане у них господствовали смута и беспорядок: иноземный полковник Лесли в
глазах Шеина застрелил другого иноземного полковника, Сандерсона, и
остался безнаказанным. Наконец в январе 1634 года Шеин, угнетаемый
голодом, холодом и сильной смертностью в полках, вошел в сношения с
королем и согласился отступить от Смоленска, оставив весь обоз и
артиллерию во власти поляков; 19 февраля русские выступили из обоза своего
с унизительною церемониею: должны были преклонять знамена перед королем.
   Жестокая участь ждала Шеина и товарищей его в Москве: Филарета Никитича
уже не было в живых (он умер 1 октября 1633 года); бояре получили опять
большую силу, а бояре были жестоко оскорблены Шейным, который, прощаясь с
государем при отправлении в поход под Смоленск, хвастался своими заслугами
и говорил, что в то время, как он служил, Другие бояре за печью сидели.
   Теперь припомнили это оскорбление и осудили Шеина на смерть, приписавши
смоленское несчастье его измене. Отрубили голову и второму воеводе,
Измайлову, также сыну его; других воевод сослали в Сибирь.
   Выпустивши Шеина из-под Смоленска, король двинулся к Белой, надеясь
легко взять этот город, но вышло иначе. Надменные смоленским успехом,
поляки отложили всякую осторожность; этим воспользовались русские и
сделали удачную вылазку, в которой погибло много поляков, терпевших, с
другой стороны, от голода и болезней, а между тем приходили вести, что
турецкое войско приближается к границам Польши. В таких обстоятельствах
королю нужно было как можно скорее заключить мир с Москвою, мир вечный,
который бы упрочил за Литвою приобретения Сигизмундовы. Польские паны
первые прислали к боярам; предложение было принято очень охотно, и
назначен съезд полномочным на реке Поляновке, там же, где был прежде съезд
для размена пленных, и здесь 17 мая 1634 года заключен был вечный мир:
русские уступили все города, отданные в Деулине, кроме Серпейска, кроме
того заплатили 20 000 рублей; за это Владислав отказался от всех прав
своих на московский престол и согласился признать за московскими
государями царский титул. В начале 1635 года для закрепления мира присягою
королевскою отправился в Польшу великий посол князь Львов-Ярославский,
которому удалось уговорить поляков отпустить в Москву тела бывшего царя
Василия Ивановича Шуйского, брата его Димитрия и жены последнего. Тело
царя Василия с торжеством было принесено в Москву и погребено в
Архангельском соборе.
   10. Взятие Азова казаками. После второй польской войны не было больше
войны в царствование Михаила, ибо разрыва с Турциею постарались избежать.
С этою державою происходили постоянные сношения, во время которых
московские послы должны были терпеть неприятности за то, что донские
казаки не переставали нападать на турецкие владения и громить турецкие
корабли.
   В 1637 году казаки задумали взять Азов, важную турецкую крепость при
устье Дона, с жителями которой у них были беспрестанные войны. Взявши с
собой 1000 человек запорожских казаков, донцы 21 апреля выступили к Азову
в числе 4400 человек. В это время проезжал через их землю в Москву
турецкий посланник грек Кантакузин, они его остановили и, заподозрив в
сношениях с азовцами, убили.
   18 июня Азов был занят казаками; истребив всех жителей, кроме греков,
освободив пленных христиан, завоеватели засели в городе и послали весть в
Москву о своей победе. Царь отвечал: "Вы сделали дурно, что турецкого
посла побили самовольством: нигде не ведется, чтоб послов побивать, и Азов
взяли вы без нашего царского повеления". К султану царь писал: "Казаки
Азов взяли воровством, они издавна воры, беглые холопи и нашего царского
приказанья ни в чем не слушают; вам бы, брату нашему, на нас не досадовать
за то, что казаки