волновалась от
подметных грамот Лжедимитриевых; воеводы царские прямо говорили, что
"трудно воевать против природного государя" (т. е. против Димитрия); в
Москве на пирах пили здоровье Димитрия.
   10. Вступление Лжедимитрия в московские пределы. В октябре 1604 года
Лжедимитрий вошел в области Московского государства. Северские города
начали ему сдаваться, не сдался один Новгород Северский, где засел воевода
Петр Федорович Басманов, любимец царя Бориса. Борис выслал войско под
начальством первого боярина, князя Мстиславского, который сошелся с
войсками Самозванца под Новгородом Северским; несмотря на малочисленность
своего войска в сравнении с войском царским, Самозванец разбил
Мстиславского, ибо у русских, пораженных сомнением - не сражаются ли они
против законного государя? - не было рук для сечи, как говорят очевидцы.
Так как Мстиславский был ранен в битве, то вместо него начальствовать над
войском был прислан князь Василий Иванович Шуйский.
   Самозванец 21 января 1605 года ударил на царское войско при Добрыничах,
но, несмотря на храбрость необыкновенную, потерпел поражение вследствие
многочисленности пушек в царском войске. Годунов сильно обрадовался,
думал, что дело с Самозванцем кончено, но радость его не была
продолжительна, ибо скоро пришли вести, что Самозванец не истреблен, а
усиливается; 4000 донских казаков явились к нему в Путивль, где заперся
он, а между тем московские воеводы ничего не сделали, не пользовались
своею победою.
   11. Смерть Бориса и провозглашение Лжедимитрия царем. В таком
нерешительном положении находились дела, когда 13 апреля 1605 года умер
царь Борис скоропостижно. После него остался сын Феодор, которого все
свидетельства единогласно осыпают похвалами как молодого человека,
наученного всякой премудрости, ибо действительно отец успел дать ему
хорошее по времени и по средствам образование. Жители Москвы спокойно
присягнули Феодору. К войску вместо Шуйского, отозванного в Москву,
отправлен был Басманов, прославившийся защитою Новгорода Северского. Но
Басманов увидал, что ничего нельзя было сделать с войском, которое и
прежде не имело рук от недоумения, а теперь еще более - было ослаблено
нравственно вследствие смерти Бориса. Видя это, видя, что воеводы самые
способные, могшие придать одушевление войску, не хотят Годунова, Басманов
решился изменить сыну своего благодетеля и вместе с князьями Голицыными
(Васильем и Иваном Васильевичами) и Михаилом Глебовичем Салтыковым 7 мая
объявил войску, что истинный царь есть Димитрий, и полки без сопротивления
провозгласили его государем.
   Самозванец двинулся по дороге в Москву, где 1 июня Плещеев и Пушкин
возмутили народ и свели с престола царя Феодора; скоро приехали в Москву
из стана Самозванца князья Василий Голицын и Василий Масальский, свергнули
патриарха Иова, разослали в заточение Годуновых и родственников их и
зверски умертвили царя Феодора Борисовича и мать его, царицу Марью;
царевна Ксения Борисовна осталась в живых и после была пострижена под
именем Ольги.

                                   ГЛАВА XXX

   ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЖЕДИМИТРИЯ
 
 
   20 июня 1605 года Лжедимитрий с торжеством въехал в Москву. Богдан
Бельский, снова возвращенный в Москву, торжественно с Лобного места
свидетельствовал перед народом, что новый царь есть истинный Димитрий. Но
другое втихомолку свидетельствовал князь Василий Шуйский: он поручил
одному купцу и одному лекарю разглашать в народе, что новый царь -
самозванец. Басманов узнал о слухах, узнал, от кого они идут, и донес
царю. Шуйский был схвачен, и Лжедимитрий отдал дело на суд собору из
духовенства, вельмож и простых людей; собор осудил Шуйского на смерть; уже
был он выведен на место казни, как прискакал гонец с объявлением
помилования; Шуйского вместе с братьями сослали в галицкие пригороды, но,
прежде нежели они достигли места ссылки, их возвратили в Москву, отдали
имение и боярство.
   Известить области о восшествии на престол нового царя должен был
патриарх; так как Иов был свергнут, то на его место возвели рязанского
архиепископа Игнатия, родом грека, который первый из архиереев признал
Лжедимитрия истинным царем. Но признание Игнатия не могло окончательно
утвердить нового царя на престоле; это могло сделать только признание
матери, царицы Марфы. Ее привезли в Москву, Лжедимитрий встретил ее в селе
Тайнинском, имел свидание наедине, в шатре, после чего народ был
свидетелем взаимных нежностей матери и сына. Вскоре по приезде матери
Лжедимитрий венчался на царство по обыкновенному обряду, причем объявлены
были милости мнимым родственникам царским, гонимым при Годунове, Нагим и
Романовым. Филарет Никитич Романов был сделан ростовским митрополитом.
   Не проходило дня, в который бы царь не присутствовал в думе, где
удивлял бояр здравым смыслом, находчивостью при решении трудных дел,
начитанностью; указывая на невежество бояр, он обещал позволить им ездить
в чужие земли для образования; объявил, что хочет держать народ в
повиновении не строгостью, но щедростью. Если и на Годунова сильно
жаловались за то, что он очень любил иностранцев, отчего началось
подражание иностранным обычаям, то гораздо больше поводов к подобным
жалобам подавал Лжедимитрий, который, побывав сам на чужой стороне,
пристрастился к тамошним обычаям и по живости природы своей не мог
сообразоваться с церемонною, сидячею жизнью прежних царей.
   Желание как можно скорее видеть невесту свою в Москве, равно как
желание быть в союзе c католическими державами для общей войны против
турок, заставляли Лжедимитрия дорожить дружбою польского короля
Сигизмунда, но он не хотел для этой дружбы жертвовать выгодами своего
государства: так, в угоду королю он не только не хотел отказаться от
титула царя, но еще принял титул императора, объявил, что не уступит ни
клочка русской земли Польше; в сношениях с папою Лжедимитрий также
уклонялся от обязательства ввести католицизм в Московское государство.
Несмотря на то, приезд в Москву Марины Мнишек со множеством поляков,
которые вели себя дерзко, женитьба царя на польке некрещеной возбуждали
неудовольствие в Москве, которым спешил воспользоваться князь Василий
Шуйский вместе с другими боярами.
   Шуйский по горькому опыту знал, что нельзя подвинуть народа против царя
одним распущенном слухов о самозванстве, знал, что большинство московского
народа предано Лжедимитрию как государю доброму и ласковому, и потому
начал действовать с большою осторожностью. Особенно надеялся он на
осьмнадцатитысячное войско, собранное под Москвою царем для
предполагавшегося похода па Крым; для безопасности же от большинства
москвичей, преданных Лжедимитрию, заговорщики положили по первому набату
броситься во дворец, с криком: "Поляки бьют государя!" - окружить царя как
будто для защиты и убить его. Несмотря, однако, на эту осторожность и
хитрость, умысел легко мог бы не иметь успеха, если бы заговорщикам не
помогла необыкновенная доверчивость Лжедимитрия, который смеялся над
поляками, уведомлявшими его о народном волнении, не хотел принимать
никаких доносов от немецких телохранителей и пренебрег всеми мерами
осторожности.
   17 мая 1606 года около четырех часов утра раздался набаг в Москве, и
толпы заговорщиков хлынули на Красную площадь, где уже сидели на конях
бояре. Шуйский повел народ в Кремль "на злого еретика", как он выразился.
   Лжедимитрий проснулся от набата и выслал Басманова справиться, в чем
дело.
   Басманов в отчаянии прибежал назад к царю, крича, что вся Москва
собралась на него. Когда уже бояре вошли во дворец, то Басманов вышел к
ним и стал уговаривать их не выдавать народу Лжедимитрия, но был убит.
Лжедимитрий увидел, что сопротивление бесполезно, выскочил из окна и
разбился. Стрельцы, стоявшие на карауле, подняли его, привели в чувство и
приняли было его сторону, но заговорщики закричали: "Пойдем в Стрелецкую
слободу, истребим семейства стрельцов, если они не хотят нам выдать
обманщика". Стрельцы испугались и сказали боярам:
   "Спросим царицу: если она скажет, что он не сын ей, то Бог в нем волен".
   Сам Лжедимитрий требовал, чтоб спросили мать его или вывели его на
Лобное место и дали объясниться с народом. Но объясниться ему не дали;
пришел князь Голицын и сказал, что царица Марфа называет своим сыном того,
который убит в Угличе, а от этого отрекается. Тогда Лжедимитрия убили, и
труп его вместе с трупом Басманова выставили на Красной площади в маске с
дудкою и волынкою. Между тем другие толпы народа били поляков. Тесть
самозванца Мнишек с родственниками, равно как послы королевские,
приехавшие на свадьбу, были спасены боярами, Марину также не тронули и
отвезли из дворца к отцу.
   Тот, кто назывался царем Димитрием, был убит; начали думать об избрании
нового царя. Виднее всех бояр московских по уму, энергии, знатности рода
были два князя, Василий Иванович Шуйский и Василий Васильевич Голицын; оба
имели сильные стороны, но Голицын не мог с успехом бороться против
Шуйского, который гораздо больше выдался вперед в последнее время; он был
первым обличителем самозванца, главою заговора, вождем народа против злого
еретика. Для людей, совершивших последний переворот, кто мог быть лучшим
царем, как не вождь их в этом деле? Бояре хотели созвать выборных из всех
городов, чтоб по совету всей земли избран был государь такой, который был
бы всем люб. Но Шуйский не хотел дожидаться собора, не будучи уверен, что
собор кончится в его пользу, ибо дело истребления самозванца, которым он
прославился, было дело чисто московское, да и не все москвичи его одобряли.
   19 мая утром на Красной площади толпился народ, точно так же как и 17
мая.
   Вышли бояре и духовенство и предложили избрать патриарха (ибо Игнатий
был свергнут как приверженец Лжедимитрия) и разослали грамоты для созвания
советных людей из городов на собор, который должен избрать государя. Но в
народе закричали, что царь нужнее патриарха, а царем должен быть князь
Василий Иванович Шуйский. Этому крику никто не смел противоречить, и
Шуйский был провозглашен царем, после чего в патриархи был избран
Гермоген, митрополит казанский.
 
 
 

                                   ГЛАВА ХХХI

   ЦАРСТВОВАНИЕ ВАСИЛИЯ ИОАННОВИЧА ШУЙСКОГО
 
 
   1. Причины новых смут. Вступивши на престол, Шуйский целовал крест, что
ему, "не осудя истинным судом с боярами своими, никого смерти не
предавать, вотчин, двор и имения у братьев, жены и детей преступника не
отнимать, если они не виноваты, Доносов ложных не слушать, но исследовать
всякое дело как можно обстоятельнее, а ложных доносчиков казнить, смотря
по вине, какую возвели на другого". Разослана была по областям грамота от
имени бояр и всех людей московских с известием о гибели Лжедимитрия и
возведении на престол Шуйского. В этой грамоте говорилось, что Гришка
Отрепьев овладел царством с бесовской помощью, всех людей прельстил
чернокнижеством.
   Но эта странная грамота могла произвести только недоумение в жителях
областей: недавно извещали их из Москвы, Годунов свергнут истинным царем
Димитрием; теперь уверяют что этот Димитрий был обманщик, злодей, еретик и
чернокнижник; объявляют, что он погиб за свое злодейство; но как погиб -
это остается тайной; объявляют, что избран новый царь; но и кем? -
неизвестно; советные люди из областей не участвовали в избрании Шуйского:
новый царь сел на престол тайком земли, с нарушением формы уже священной,
по которой царь, по наследству вступающий на престол, должен был выбират
по совету всей земли, а не одних москвичей. Таким образом, известительная
грамота Шуйского порождала только неудовольствие и недоверчивость; не
доверяя человеку, который без ведома всех сел на престол, не знали, кому
теперь верить, и наступило смутное время.
   Но если в областях были недовольны, то много недовольных было и в
Москве.
   Народ был недоволен тем, что с воцарением Шуйского бояре стали иметь
гораздо больше власти, чем сам царь; некоторые из бояр были недовольны,
потому что сами хотели быть на престоле; другие не хотели видеть царем
Шуйского по прежним отношениям; люди, участвовавшие в погибели Лжедимитрия
и провозгласившие царем Шуйского, были недовольны, потому что Шуйский был
скупой старик и не осыпал их милостями. Но все эти недовольные не могли
отважиться прямо на свержение Шуйского, ибо некого было выставить лучшего
на его место.
   Для всех недовольных нужен был предлог к восстанию, нужно было лицо, во
имя которого можно было действовать, лицо столь могущественное, чтоб могло
свергнуть Шуйского, и вместе столь ничтожное, чтоб не могло быть
препятствием для достижения каждому своей цели; одним словом, нужен был
самозванец:
   Шуйского можно было свергнуть только так, как свергнут был Годунов.
   Но кроме недовольных московских, желавших иметь предлог к восстанию
против Шуйского, самозванец чрезвычайно понравился казакам, которые
увидали в нем средство мучить государство и жить безнаказанно на его счет;
еще при жизни Лжедимитрия терские казаки (жившие на реке Терек)
провозгласили одного из своих, муромца Илью Коровина, царевичем Петром,
сыном царя Феодора Иоанновича, которого будто бы Годунов подменил на
девочку Феодосию. Но кроме этого царевича Петра скоро явился опять и дядя
его, царь Димитрий.
   2. Восстание южных областей в пользу самозванца. 17 мая, когда
заговорщики были заняты истреблением самозванца и поляков, один из
приверженцев Лжедимитрия, Молчанов, успел скрыться из дворца, из Москвы и
направил путь к литовским границам, везде распуская по дороге слухи, что
он царь Димитрий, спасающийся от убийц. В самой Москве в народе пошли
слухи о возможности этого спасения; маска, надетая на лицо мертвого
Лжедимитрия, подала повод к толкам, что тут скрывалась подстановка; тем
более могли верить в спасение Димитрия жители областей, которые ничего не
знали.
   Сам Шуйский видел, что ему нельзя разуверить народ касательно слухов о
спасении Лжедимитрия и что гораздо благоразумнее вооружиться против прав
его, дабы самозванец, и спасшийся, по мнению некоторых, от убийц,
оставался все же самозванцем. Для этого Шуйский велел с большим торжеством
перенести из Углича в Москву мощи царевича Димитрия и сам нес их всею
Москвою до Архангельского собора, прославляя святость невинного младенца,
падшего под ножами убийц, но в Москве помнили очень хорошо, что этот же
самый Шуйский объявил, что царевич умертвил сам себя в припадке падучей
болезни.
   Шуйскому не верили. Народ был в недоумении; опять, как при появлении
первого самозванца, он был поражен нравственным бессилием, ибо человек
недоумевающий, неуверенный не способен к действию твердому и решительному.
   Но в то время как у добрых были отняты таким образом руки, у злых,
обрадовавшихся смуте, руки развязывались на злые дела. Возмутилась
северская украйна по призыву путивльского воеводы, князя Григория
Шаховского; там, в северской стране, подле Шаховского начинает играть
важную роль Иван Болотников, прежде бывший холопом и теперь недавно
возвратившийся из татарского плена. Болотников обратился к подобным себе,
обещая волю, богатство и почести под знаменами Димитрия, и под эти знамена
начали стекаться преступники, спасшиеся в украйну от наказания, беглые
холопи и крестьяне, казаки; к ним приставали в городах посадские люди и
стрельцы. Они начали в городах хватать воевод и сажать их в тюрьмы;
крестьяне и холопи начали нападать на господ своих, мужчин убивали, жен и
дочерей заставляли выходить за себя замуж.
   Царские войска, высланные против Болотникова, были поражены, боярский
сын Пашков возмутил Тулу, Венев и Каширу; воевода Сунбулов и дворянин
Прокофий Ляпунов возмутили княжество Рязанское. На востоке, по Волге, в
Перми, Вятке, восстали также крестьяне, холопи, инородцы; поднялась за
Лжедимитрия и отдаленная Астрахань.
   2. Борьба Шуйского с Болотниковым и появление второго Лжедимитрия.
   Болотников переправился за Оку, снова разбил Царских воевод в
семидесяти верстах от Москвы, беспрепятственно приблизился к самой столице
и стал в селе Коломенском, подметными письмами поднимая московскую чернь
против высших сословий. Царствование Шуйского казалось конченым, но
дворяне, соединившиеся с Болотниковым, Ляпунов и Сунбулов с товарищами,
увидали, с кем у них общее дело, и поспешили отделиться; они предпочли
снова служить Шуйскому и явились с повинною в Москву, где были приняты с
радостью и награждены. Тверь, Смоленск остались верны царю Василию и
прислали своих ратных людей к нему на помощь.
   Племянник царский, молодой даровитый воевода князь Михаила Васильевич
Скопин-Шуйский, поразил Болотникова благодаря особенно отступлению от него
Пашкова с дворянами. Болотников принужден был бежать на юг и заперся в
Туле, куда пришли к нему казацкий самозванец Лжепетр и Шаховский. Тогда
Шуйский принял меры решительные: он собрал до 100000 человек войска и в
мае 1607 года сам повел его осаждать Тулу. Осажденные писали в Польшу к
друзьям Мнишека, чтоб те выслали им непременно какого-нибудь Лжедимитрия,
и второй Лжедимитрий наконец явился. Какого он был происхождения -
носились разные слухи, но верного между ними не было ни одного; известно
об нем только то, что он был человек умный, грамотный и глубоко
развращенный.
   Он открылся жителям Стародуба, те провозгласили его тотчас же
государем, и вся северская страна последовала их примеру. Около самозванца
начала собираться дружина, умножавшаяся выходцами из Литвы; но с этою
малочисленною дружиною Лжедимитрий не мог идти на освобождение Тулы, и
участь ее была решена: удручаемые голодом, осажденные принуждены были
сдаться; Шаховского сослали в пустынь на Кубенское озеро, Болотникова
утопили, Лжепетра повесили.
   4. Самозванец в Тушине. Шуйский с торжеством возвратился в Москву, а
между тем самозванец усиливался: к нему пришел из Литвы знаменитый
наездник Лисовский, спасающийся от смертной казни, которая грозила ему в
отечестве, пришло несколько знатных панов, из которых князь Рожинский
сделался гетманом у самозванца; пришли казаки запорожские, донские -
последние под начальством Заруцкого. Но казакам было мало одного
самозванца; у них явилось их несколько под разными именами, все сыновья и
внуки Иоанна Грозного. Эти мелкие самозванцы пропадали без вести, а
главный начал успешно свои действия.
   Весною 1608 года самозванец с гетманом своим Рожинским двинулся к
Волхову, поразил здесь царское войско и поспешно пошел к Москве, где в это
время шли переговоры о мире между боярами и послами короля польского:
заключено было трехлетнее перемирие, с тем что Шуйский отпускает в Польшу
Мнишека с дочерью и всех задержанных после убиения самозванца поляков, а
король обязывается отозвать всех поляков, поддерживающих второго
самозванца, и вперед никаким самозванцам не верить и за них не вступаться;
Юрию Мнишеку не признавать зятем второго Лжедимитрия, дочери своей за него
не выдавать, и Марине не называться московскою государынею. Посланники
королевские послали сказать Рожинскому и товарищам его об этих условиях
перемирия, но те отвечали, что ничьего приказа слушаться не хотят. 1 июня
Лжедимитрий приблизился к Москве и расположился станом по Волоколамской
дороге, в селе Тушине, между реками Москвою и Всходнею.
   В битве под самою Москвою на реке Ходынке самозванец потерпел неудачу;
несмотря на то, и для Шуйского мало было утешительного в будущем: ни один
поляк не оставлял тушинского стана - напротив, приходили один за другим
новые отряды, между прочими пришел Ян Сапега, староста усвятский, которого
имя вместе с именем Лисовского получило такую знаменитость в нашей истории.
   Но нужнее всех этих подкреплений для самозванца было присутствие Марины
в его стане. Узнав, что в исполнение договора Мнишек с дочерью отпущены в
Польшу, Лжедимитрий послал перехватить их на дороге, что и было исполнено;
старый Мнишек решился продать дочь Тушинскому вору за богатые обещания, и
Марина волею-неволею должна была играть роль царицы в Тушине, роль
незавидную, потом