месте с ним против татар и
не исполнили обещания; наложил проклятие на смоленского князя, который
помогал - Ольгерду против Москвы; кроме этой деятельности внутри России
св. Алексей ездил в Орду и своим влиянием на хана спасал Россию от беды,
которою грозили ей татары.
   Но если митрополит всея Руси, москвич, живший в Москве, так помогал
московскому князю усиливаться, то, конечно, это не могло нравиться
литовским князьям; от этого у них родилось желание иметь для подвластных
им русских областей особого митрополита в Киеве, который бы находился под
их влиянием.
   Ольгерд жаловался константинопольскому патриарху, что митрополит
Алексей помогает московскому князю в его завоевательных замыслах, не ездит
в Литву и Киев, освобождает от присяги перебежчиков из Литвы в Москву;
Ольгерд требовал другого митрополита для подвластных ему и союзных русских
княжеств.
   В Константинополе исполнили это требование и поставили митрополитом для
юго-западной Руси Киприана, родом из южных славян, но с тем чтобы по
смерти престарелого Алексея он был митрополитом и всея Руси; потом,
однако, по смерти св. Алексея, в Константинополе согласились поставить
особого митрополита для Москвы, Пимена; по смерти последнего Киприан
соединил под своею властью обе русские церкви, что было легко сделать,
когда великий князь московский Василий Димитриевич жил согласно с тестем
своим Витовтом литовским. Но когда последовал между ними разрыв, то
преемнику Киприанову, греку Фотию, невозможно стало удержать за собою
Киев: Витовт настоял, чтоб в 1415 году собор юго-западных русских
епископов сам собою посвятил в киевские митрополиты Григория Цамблака,
ученого болгарина, ибо константинопольский патриарх не соглашался на это.
Цамблак умер в 1419 году; в это время вражда к Москве остыла в Витовте,
все внимание его было поглощено делами польскими, и он не хлопотал об
избрании преемника Цамблаку, вследствие чего Фотий опять получил в
управление Церковь южнорусскую.
   По смерти Фотия усобицы великого князя московского Василия Васильевича
с дядею и потом с двоюродными братьями долго мешали назначению нового
митрополита; наконец был избран рязанский епископ Иона; но когда он
приехал в Константинополь для поставления, то нашел, что там уже посвящен
был для России митрополит Исидор, грек. Исидор, приехавши в Москву, стал
собираться на собор, созванный в Италии для соединения церквей восточной и
западной. Самое уже место собора в стране неправославной возбудило
подозрение в Москве. Великому князю Василию Васильевичу не хотелось, чтоб
Исидор ехал в Италию; когда же он не мог отклонить митрополита от этого
путешествия, то сказал ему: "Смотри же, приноси к нам древнее благочестие,
какое мы приняли от св. Владимира, а нового, чужого не приноси, мы не
примем". Исидор обещал крепко стоять в православии, но не исполнил своего
слова, на соборе Флорентийском подписал соединение с западною Церковью и
возвратился в Москву в звании папского легата, велел на литургии поминать
папу вместо патриархов восточных, а после литургии читать народу грамоту о
соединении церквей, о принятии римского учения насчет происхождения Св.
Духа и другие новизны. Тогда великий князь велел посадить его под стражу,
а сам созвал духовенство и велел ему рассмотреть дело; духовенство решило,
что Исидор поступает несогласно с божественными правилами и преданиями, а
между тем он успел бежать из заключения.
   После свержения Исидорова Иона рязанский был поставлен в митрополиты
собором русских епископов; впрочем, великий князь дал знать греческому
императору, что русская Церковь этим нисколько не разрывает тесной связи
своей с греческою Церковию и всегда будет сохранять православие. С этих
пор митрополиты у нас постоянно избирались из русских архиереев и не
посылались на посвящение в Константинополь к патриарху. При митрополите
Ионе произошло окончательное отделение юго-западной русской Церкви от
северо-восточной; с этих пор были постоянно два особых митрополита - один
в Москве, другой в Киеве.
   Относительно власти митрополита в грамоте, составленной но взаимному
согласию великого князя Василия Димитриевича и митрополита Киприана,
положено, что все лица, принадлежащие к Церкви, подчиняются суду
митрополита; из этой грамоты узнаем, что митрополит имел своих бояр и
слуг, которые в случае войны выступали в поход под начальством особого
митрополичьего воеводы, но под знаменем великокняжеским; слуг
великокняжеских и людей, платящих дань в казну великокняжескую, митрополит
не имел права ставить в священники или в дьяконы, потому что этим
наносился ущерб службе и казне: здесь причина, почему в духовное звание
поступали только люди из того же звания. Из слуг своих митрополит посылал
для управления своими селами (в волостели), для суда церковного (в
десятники).
   Митрополиты для обсуждения важных вопросов созывали соборы из
епископов; епископы в своих епархиях созывали соборы из подведомственного
им духовенства; кроме того, митрополиты для исправления нравственности в
народе писали послания к духовенству и мирянам. Особенное внимание не
только митрополитов русских, но и патриархов константинопольских во второй
половине XIV века обратили на себя Новгород и Псков вследствие появившейся
там ереси стригольников; еретики отвергали необходимость священников,
упрекая последних в дурном поведении; утверждали, что миряне могут учить
вере, что не должно молиться за умерших; ересь эта прекратилась в первой
половине XV века.
   Монастыри продолжают сохранять свое важное значение. Чем был в старину
Печерский монастырь для Киева, тем был Троицкий Сергиев монастырь для
Москвы.
   Основателем этого монастыря был Варфоломей, в иночестве Сергий, сын
ростовского выходца, поселившегося в Радонеже. Сергий в молодости еще
удалился в дремучий лес и долго жил здесь один, но не мог утаиться: иноки
стали собираться к нему; Сергий своими руками строил кельи, носил дрова из
леса и колол их, носил воду из колодезя к каждой келье, готовил кушанье на
всю братию, служил всем, как раб. Это-то смиренное служение прославило
Сергия по всем областям русским и дало ему то значение, с каким мы уже
встречали его в княжение Димитрия Донского. Из монастыря Сергиева выведены
были другие монастыри сподвижниками, учениками и учениками учеников
Сергиевых; из этих монастырей особенно важен в нашей истории монастырь
Белозерский, основанный св. Кириллом, славным святостью жизни и
поучениями, в которых он напоминал князьям об их обязанностях.
   Монастыри в описываемое время имели еще то важное значение, что были
проводниками гражданской жизни в диких пустынях: монахи расчищали леса,
заводили пашню, привлекали к себе народонаселение; монастыри были
гостиницами для странников, во время голода кормили бедных. Средства к
тому монастыри получали от своих сел и деревень, которые дарили им князья
и другие богатые люди - на помин душам своим и своих родителей, как тогда
выражались. Несмотря на укоренившийся обычай отдавать села и деревни
монастырям, уже возникал вопрос: следует ли монахам владеть ими? И
митрополит Киприан думал, что не следует. Сначала в монастырях каждый
монах имел свое особое хозяйство, но с конца XIV века начало вводиться
общее житие.
   10. Состояние нравственности народной. Нравы народа становились заметно
грубее, потому что русские все более и более удалялись от европейских
христианских народов и находились в постоянном сообщении только с
азиатскими, нехристианскими народами, от которых нечего было заимствовать
хорошего.
   Кроме того, были и другие причины огрубения нравов: шли усобицы между
князьями, но шли они не за право на старшинство, как прежде, а за то,
какому князю быть сильнее всех других, отнять у всех других волости,
подчинить себе всех других; о правах нет уже более речи; старых родовых
прав никто более не уважает, новые еще не утвердились на место старых;
силе поэтому открылась полная свобода действовать. Сильный при первом
удобном случае прибегал к насилию, слабый, чтоб спастись от сильного,
прибегал к хитрости, коварству, ехал в Орду, льстил, унижался пред ханом,
его женами и вельможами. Народ находился в положении тяжелом, ему не было
покоя и от чужих, татар и Литвы, и от своих: сильные князья, желая
привести в свою волю слабых, притесняли их подданных; когда в каком-нибудь
княжестве начинались усобицы, то народ убегал из него в другие области;
когда усобицы стихали, народ возвращался.
   Таким образом, народ жил в постоянном страхе пред своими и чужими, не
было безопасности, без которой не могут успевать ни промышленность, ни
торговля, и жизнь не украшалась ни наукою, ни искусством. При этой
бедности жизни были доступны человеку одни грубые удовольствия, которые не
могли способствовать смягчению нравов, а только вели к усилению
нескромности, которая выражалась и на деле, и в словах. Женщина для
сохранения скромности должна была избегать общества, предавшегося таким
удовольствиям; отсюда укоренился обычай, что жены и дочери значительных и
богатых людей укрывались в теремах, не появляясь в мужских обществах,
отчего мужчины еще более грубели в своих нравах, ибо не сдерживались
присутствием женщины. Обличения нравам времени слышались из уст святых
мужей, отшельников, но людей, которых будил их голос, очищал от грязи
житейской, было немного; для немногих избранных монастырь, церковь служили
приютом, спасением от грубости нравов, утешением в бедах жизни, но для
большинства единственным развлечением и утешением в бедах жизни оставался
пьяный пир, сопровождавшийся бранью и драками, а иногда и убийствами.
   11. Просвещение. При таком состоянии общества литература не могла
процветать. Нигде не встречаем мы известий об образованности князей и
вельмож.
   Но грамотность по-прежнему сохранялась в сословии духовном; епископы
продолжали говорить народу поучения в церквах. Из этих проповедников
особенно замечателен был Серапион, епископ владимирский:
   он в своих проповедях призывал к покаянию, указывая на страшные
бедствия, удручавшие Русь. Особенно замечательно из слов его то, где он
говорит против привычки приписывать общественные бедствия женщинам,
которых считали ведьмами, и губить их за это.
   От времени до времени являлись люди, которые не только словом, но и
делом, святою, исполненною чудес жизнию, возбуждали всеобщее внимание,
благотворно действовали на общество; подвиги этих святых мужей
записывались и передавались в наставление потомству; путешественники ко
Святым Местам описывали чудеса природы и искусства, которые они встречали
на пути. Кроме путешествий ко Святым Местам дошло до нас описание
путешествия во Флоренцию, составленное одним из спутников митрополита
Исидора; другой спутник Исидора, монах Симеон Суздалец, составил описание
Флорентийского собора.
   Продолжали переводить с греческого, но большая часть этих переводов
сделана была не в России, а на Афонской горе, в русском и сербском
монастырях.
   Что касается до литературы светской, то до нас дошли от описываемого
времени исторические песни, сказания и летописи. Так, в песне рассказана
смерть Шевкала в Твери; эта песня замечательна тем, что в ней описывается
поведение татарских баскаков в городах русских. Как прежде содержанием
исторических песен и сказаний служили подвиги князей и богатырей против
печенегов и половцев, так теперь с XIII века содержанием сказаний служит
борьба с татарами на востоке, с немцами и Литвою на западе. Сказания,
относящиеся к борьбе с татарами, начинаются рязанским сказанием о
нашествии Батыя, описываются подвиги и гибель рязанских князей, гибель
княгини Евпраксии, которая, услыхав об убиении мужа своего, князя Федора,
Батыем, бросилась вместе с малюткою-сыном с высоких хором и убилась до
смерти; рассказывается о необыкновенной храбрости и гибели боярина
рязанского Коловрата. Составилось несколько сказаний о знаменитой
Куликовской битве, из которых одно носит явные следы подражания "Слову о
полку Игореве"; но ни одно из этих северных сказаний не может сравниться
поэтическими красотами с "Словом о полку Игореве".
   Нашествие Тохтамыша на Москву послужило также предметом особого
сказания; известия о Тамерлановом нашествии вошли в повесть о чуде от
Владимирской иконы Богородицы: здесь говорится, что к выходу из русских
владений побудил Тамерлана сон, в котором явилась ему на воздухе жена,
запрещавшая ему идти далее на русскую землю. Составилось сказание о житии
и преставлении великого князя Димитрия Ивановича (Донского), царя русскою:
это похвальное слово, в котором почти исключительно выставляются
нравственные достоинства Димитрия с тою целию, чтоб цари научились
подражать ему. Это похвальное слово есть самое блестящее литературное
произведение описываемого времени.
   В борьбе на западных границах со шведами, немцами и Литвою прославились
два князя - Александр Невский и Довмонт Псковский, поэтому подвиги их
описаны в особых украшенных сказаниях. Летописи по-прежнему составлялись в
разных городах - в Ростове, Твери, Москве, Новгороде и Пскове.
 
 
 

                                   ГЛАВА XXV

   КНЯЖЕНИЕ ИОАННА III ВАСИЛЬЕВИЧА
 
 
   Счастливый потомок целого ряда умных, деятельных, бережливых предков,
Иоанн III вступил на московский престол, когда собрание русской земли в
одно государство могло почитаться уже оконченным. Общество так
образовалось, что власти государевой ниоткуда не могло быть сильного
противодействия - ни со стороны духовенства, ни со стороны бояр, ни со
стороны городов.
   Новгород, Тверь, уделы княжества Московского, ждали только первого
движения со стороны великого князя московского, чтоб подчиниться ему; Орда
падала сама собою от разделения и усобиц. На западе король польский и
великий князь литовский занят внутри раздором между Польшею и Литвою,
занят извне делами Пруссии, Богемии, Венгрии, власть его ограничена
вельможами и сеймом, и он не может мешать Москве усиливаться, не может
бороться с ее могущественным неограниченным государем и уступает ему целые
области. Иоанну III принадлежит честь за то, что он умел пользоваться
своими средствами и счастливыми обстоятельствами, в которых он явился
истинным правнуком Всеволода III и Калиты, истым князем северной Руси:
расчетливость, медленность, осторожность, сильное отвращение от мер
решительных, которыми можно было много выиграть, но и много потерять, и
при этом стойкость в доведении до конца раз начатого, хладнокровие - вот
отличительные черты в характере Иоанна III.
   1. Покорение Новгорода и Вятки. Василий Темный как скоро избавился от
опасных или беспокойных князей, так начал тяготиться, что Новгород не
воздает ему достойной чести, и только увещание архиепископа Ионы да скоро
потом случившаяся смерть помешали ему нанести Новгороду последний удар.
   Чего не успел сделать отец, то готов был исполнить сын. Новгородцы
понимали опасность своего положения, видели, что против Иоанна III не
будет им помощи ни от кого из северных русских князей, и потому должны
были искать помощи в другой стороне. Кроме великого князя московского,
теперь сильного, спокойного, замышлявшего нанести последний удар
Новгороду, был еще великий князь литовский, который назывался также и
русским, и не понапрасну, потому что под его властью находились все
княжества юго-западной Руси; к этому князю отъезжали из северо-восточной
Руси все князья недовольные, лишенные волостей, угрожаемые князем
московским; к нему обратились и новгородцы в последний, решительный час.
Но великий князь литовский и вместе король польский был католик;
отложиться от московского, православного князя и поддаться литовскому,
католику, казалось большей части новгородцев изменою православию.
   И прежде не один раз великие князья литовские предлагали свое
покровительство Новгороду; их предложения были отвергаемы, ибо от Москвы
не было еще тогда такой опасности, но теперь нашлись люди, особенно между
вельможами, которые считали необходимым поддаться литовскому великому
князю, чтоб сохранить свой прежний быт. Во главе этих людей, преданных
Литве, стояли Борецкие, дети умершего посадника Исака; мать их Марфа,
женщина с сильным характером, имела большое влияние над детьми и
заправляла всем.
   Под влиянием литовской стороны в Новгороде начали оскорблять Иоанновых
наместников, утаивать пошлины, следующие. великому князю. Последний
несколько раз отправлял в Новгород послов, требуя, чтоб жители его
исправились, но не получал никакого удовлетворения. В Новгород приехал
литовский князь Михаил Олелькович (т. е. Александрович), выпрошенный
приверженными к Литве вельможами, которые взяли наконец верх на вече
посредством подкупленных ими людей и отдали Новгород под покровительство
короля Казимира. Казимир заключил с новгородцами договор как с вольными
людьми, обязался оставить ненарушимым весь их старый быт и защищать их от
великого князя московского.
   Последний, узнавши об этом, выступил в поход летом 1471 года; он вел
большое войско, с ним были тверичи и псковичи, а к новгородцам не
приходило помощи ниоткуда, король Казимир не трогался, и князь Михаил
Олелькович уехал из Новгорода. Передовой отряд московского войска нанес
новгородскому войску сильное поражение на берегах реки Шелони; в числе
пленников, доставшихся победителям, находился сам посадник Борецкий,
которого Иоанн велел казнить.
   Несмотря на это, литовская сторона все еще была сильна и приготовилась
защищаться, но когда вздорожал хлеб, то простой народ поднялся на вельмож,
укоряя их, зачем они привели великого князя на Новгород; вследствие этого
архиепископ Феофил с знатными людьми поехал бить челом Иоанну, который
расположился станом на устье Шелони; великий князь согласился дать мир
новгородцам с условием, чтоб они заплатили ему 15 500 рублей и обязались
не отдаваться вперед Литве, не брать к себе оттуда князей и архиепископов
своих посылать на посвящение только в Москву.
   В старые годы, при ослаблении власти княжеской в Новгороде вследствие
постоянной борьбы многих князей-соперников, образовались здесь партии,
также постоянно боровшиеся между собою; боярин, имевший средства платить
многочисленным вечникам (крикунам на вече), мог отважиться на все, мог
отважиться вооруженною рукою мстить за свои оскорбления; иногда целые
улицы, целые части города (концы) враждовали друг с другом, отстаивая того
или другого вельможу; сила решала споры, предводитель победившей стороны
достигал должности посадника и в этом звании позволял себе мстить тем
гражданам, которые были против него. Что оставалось побежденным и слабым?
Молчать и ждать благоприятных обстоятельств, ждать усиления своей стороны,
ждать возможности собираться на вече в большом числе, низложить соперников
и поступить с ними по их же примеру.
   Так бывало прежде, когда великий князь был далеко, а наместников мало
слушались. Но теперь, когда великий князь хотел и мог восстановить свое
значение верховного судьи, теперь стороне угнетенной не нужно было долго
дожидаться удобного . случая к низложению врагов своих: она могла
требовать защиты и суда от великого князя. Так, когда посадник Ананьин с
некоторыми другими боярами напал на враждебных ему людей и даже на целые
улицы, пограбил их и побил несколько человек, то обиженные послали
жаловаться на него в Москву. Вследствие этих жалоб Иоанн в 1475 году
приехал в Новгород и потребовал на суд обвиненных; суд был по старой
форме, в присутствии владыки и старых посадников, и найдено, что
обвиненные действительно виновны; тогда великий князь велел сковать их и
отправить в Москву. Многим понравилось искать защиты от обид на суде
великокняжеском, и когда Иоанн возвратился в Москву, то и туда новгородцы
начали ездить к нему на суд. Иоанн видел, что пришло время нанести
последний удар.
   Однажды приехали в Москву двое послов новгородских и назвали Иоанна
государем, тогда как прежде новгородцы называли великого князя только
господином.
   Иоанн воспользовался этим и тотчас послал спросить н