сандр?  Или у  меня от радости в глазах
двоится, но я перед собою вижу четырех Александров!
     По лицу говорившего скользнула чуть заметная улыбка,  и, обращаясь ко
всем, он сказал общее приветствие:
     - Хайретэ!
     Никомандр  стоял  неподвижно,  пристально всматриваясь.  На  знакомом
мужественном  лице  с  прямой  линией  лба  и  носа  и  женственным  ртом,
изогнутым,  как лук Эрота*,  появились резкие,  суровые морщины. Но не это
поразило его.  На него смотрели неподвижные,  стеклянные глаза, холодные и
непроницаемые.  <Этот  человек может так  же  спокойно приласкать,  как  и
раздавить меня>,  -  подумал  Никомандр.  Глубокая  пропасть  легла  между
прежним веселым,  стремительным юношей, которого во время уроков он бил по
плечам концом тупого меча,  и  этим самоуверенным,  равнодушным человеком,
прошедшим полмира,  оставляя за собой бесчисленные развалины и реки слез и
горя.
     _______________
          * Э р о т  - бог любви, изображавшийся греками в виде мальчика с
     маленьким изогнутым луком и стрелами.

     Никомандр  смущенно  бросился  навстречу  Александру.   Тот  позволил
поцеловать себя в щеку и сам сделал движение губами, точно целовал бывшего
учителя.
     Старый толстый евнух в пестрой одежде поставил на лиловом ковре белый
складной  стул.  Александр  сел,  расставив  ноги  в  шнурованных  красных
сапогах; голые колени были сильно загорелыми.
     Не обращая внимания на остальных, Александр обратился к Никомандру:
     - Находишь ли ты, что твой ученик хорошо дрался? Слышал ли ты. сидя в
своем домике под каштанами, о походах непобедимого Александра?
     Никомандр смущенно  засмеялся,  рука  по  привычке  дернулась,  чтобы
потрепать ученика по плечу, но он ее удержал.
     - Как же  не  слышал!  Теперь в  Пелле только и  говорят о  том,  как
сражается наш молодой базилевс: не хуже быстроногого славного Ахиллеса.
     Один из присутствующих воскликнул:
     - Не  только как  Ахиллес -  базилевс далеко превзошел своего предка!
Базилевса можно сравнить только с непобедимым божественным Гераклом.
     Другой голос перебил:
     - Что  такое подвиги Геракла!  Он  много ходил по  свету,  но  особой
пользы отечеству не принес.  А  наш базилевс присоединил целые государства
варваров и заставил их почитать эллинских богов.
     Александр вскочил и порывисто прошелся по комнате:
     - Верно!  Я хочу проникнуть еще дальше,  чем ходил Геракл!  Я проведу
мои войска до конца вселенной, где неведомые пустыни заселены необычайными
дикарями,  где  море  омывает последний берег  земли и  где  никто уже  не
осмелится встать на моем пути.
     - Ты победишь, ты всюду пройдешь! - воскликнули голоса.
     - А  что говорят в  Афинах?  Был ли ты в  этом болтливом,  тщеславном
городе?
     - По пути наш корабль заходил в Пирей*,  -  сказал Никомандр,  -  и я
посетил Афины.  В этот день там распространился слух, что будто бы ты умер
в далекой Персии. Все ораторы закудахтали, как встревоженные куры, и народ
побежал на агору**.  Там болтуны стали произносить хвастливые речи, требуя
немедленно  объявить  войну  Македонии.  Только  один  Фокион***  успокоил
шумевшую толпу,  сказав:  <Зачем торопиться с объявлением войны? Подождем.
Если Александр мертв, то он будет мертв и завтра и в следующие дни. Сперва
нужно проверить такой слух, а затем уже объявлять войну>.
     _______________
          * П и р е й  - гавань Афин.
          ** А г о р а  -  площадь  в  Афинах,  где  происходили  народные
     собрания.
          *** Ф о к и о н  - афинский оратор.

     - Александр жив и будет жить всегда! - раздались голоса.
     - О,  я еще покажу мою волю этому коварному и болтливому городу! Хотя
нас  разделяют от  Эллады пятьсот парасангов*,  придет время,  я  заставлю
тщеславных афинян почувствовать весь ужас моего гнева.
     _______________
          * П а р а с а н г  - мера длины, немного больше пяти километров.

     Никомандр достал  из  складок гиматия кожаную трубку  с  висевшими на
шнурках печатями и почтительно поднял ее перед собой:
     - Письмо от царицы эпирской Олимпиады!
     Александр схватил свиток.  Мрачная тень  пробежала по  его  красивому
лицу. Изогнутые брови сдвинулись.
     - Слава и благополучие царице Эпира!  - сказал он задумчиво. - Ты мне
расскажешь сегодня попозже все,  что происходит дома.  Гефестион,  сохрани
это письмо.
     Товарищ детства Александра -  Гефестион, несколько выше его ростом, с
красивым  спокойным  лицом,   взял   кожаную  трубку  двумя  руками,   как
драгоценность, прикоснулся к ней губами и отступил назад.
     Отвернувшись от Никомандра,  базилевс быстро подошел к  карфагенскому
послу и, глядя в упор, сказал:
     - Ты приехал по своей воле, или тебя отправило твое государство?
     Карфагенянин развел руками:
     - Если я буду иметь успех в моих переговорах, то, значит, я послан от
моих граждан. Если же нет - то я приехал сам от себя.
     Базилевс усмехнулся,  на  мгновение задумался,  прищурил левый глаз и
спросил:
     - Как  лучше  мне  с  войском достигнуть Карфагена:  на  кораблях или
сушей, по берегу Ливии?
     Черные глаза финикиянина на мгновение метнулись вверх,  скользнули по
Александру. Затем он ответил, почтительно склоняясь:
     - Это зависит от того,  на каком пути,  морском или сухопутном,  боги
захотят сохранить тебя невредимым.
     Базилевс рассмеялся и обратился к своим товарищам:
     - Финикийцы всегда были лукавы и  в словах и в делах.  Но с ним будет
весело  поговорить за  обедом.  Гефестион,  позаботься,  чтобы  сын  Анат*
возлежал сегодня вечером рядом со мной.
     _______________
          * Финикияне   называли    себя    <Бэни-Анат>,     сыны    Анат.
     Ф и н и к и я н и н - слово греческое, означает <человек с востока>.

     Базилевс резко отвернулся и  равнодушно подошел к афинянам;  лицо его
было холодно и непроницаемо.
     - Жив  ли  еще  мой  мудрый  учитель  Аристотель?  Ваши  сумасбродные
правители его еще не казнили?
     Бледный афинянин,  стоявший в  небрежной и  независимой позе  впереди
двух товарищей, ответил:
     - Афины всегда были школой и  центром просвещения всей Эллады.  Разве
мы  можем  поступить  грубо  и  непочтительно  с  самым  высоким  учителем
мудрости?  Он,  как и  раньше,  преподает нашей молодежи знания в тенистых
садах Ликея*.
     _______________
          * Аристотель преподавал философию и другие науки, прогуливаясь с
     учениками  по  аллеям  сада  Ликея при храме Аполлона Ликейского близ
     Афин. Отсюда название учебного заведения - лицей.

     - Однако, после того как дельфийский оракул провозгласил мудрейшим из
мудрейших философа Сократа,  совет  вашего города присудил его  к  смерти.
Зависть афинян не знает пределов.  -  Голос Александра сделался хриплым, и
левое плечо стало подергиваться.  -  Весь мир уже признал меня сыном бога.
но  афиняне очень ревниво оберегают от меня вход на небеса.  Занятые такой
заботой, не рискуют ли они потерять собственную землю?..
     Базилевс резко отвернулся и отошел от афинян к распростертым на земле
персидским сановникам:
     - Встаньте,  мои  друзья!  Теперь вы  мои  подданные и  одинаково мне
дороги,  как  и  другие  знатнейшие граждане всех  народов моего  великого
царства. На что вы пришли жаловаться, о чем просить?
     Персы  говорили одновременно и  на  коленях подползали к  Александру,
стараясь поцеловать край его белого гиматия.
     Переводчик, наклонившись, шептал базилевсу:
     - Это бывшие придворные персидского царя Дария.  Они клянутся в своей
преданности и верности и просят тебя, чтобы за ними остались их поместья и
должности при дворе.
     - Пригласи их  сегодня  на  обед.  Скажи,  что  их  новый  повелитель
Александр не менее милостив к своим верным слугам,  чем был их добрый царь
Дарий.
     Александр снова подошел к Никомандру:
     - Ну что,  старик,  смог бы ты еще испробовать со мной <молнию пятого
удара>? Чей меч теперь сильнее?..
     Никомандр обрадовался и торопливо засмеялся:
     - Давай испробуем ловкость наших мечей!
     - Испробуем, когда ты отдохнешь. Разве дорога тебя не утомила?
     - Я  так  торопился доставить тебе письмо царицы,  что не  чувствовал
усталости. Но должен признаться, что уж очень мне надоело без конца видеть
обгорелые дома,  бродящих между развалинами голодных стариков и старух.  А
вонь-то какая!  Как ветер подует навстречу,  так и  знаешь,  что потянутся
кресты с  прибитыми к ним гниющими трупами,  возле которых бродят собаки с
раздутыми от  обжорства животами.  Зато  как  я  обрадовался,  когда после
жаркой равнины поднялся на  перевал и  почувствовал родной холодный ветер!
Точно я снова попал в милую Македонию!  И здесь, среди диких скал, я вдруг
услышал дивную греческую песню.  В  ней,  в  глуши Азии,  уже  воспевались
подвиги Александра Непобедимого.
     - Где это было?
     - Недалеко,  на последнем горном перевале. Гляжу: сидят у костра наши
воины,  и среди них мой старый приятель Грабос.  Помнишь ли ты его? Он был
верным воином еще  твоего отца,  царя Филиппа.  А  неведомый певец из  его
отряда пел так красиво,  что я  подумал:  не сам ли Пан* с  лирою сидит на
горе и воспевает твои подвиги?
     _______________
         * П а н - в греческой мифологии божество, олицетворяющее природу.

     - Филота!  -  прервал базилевс.  -  Кто начальник поста на  ближайшем
перевале?
     Из  группы военачальников вышел  высокий стройный македонец в  легком
панцире всадников.
     Вытянувшись, он сказал:
     - Грабос,  македонянин,  -  начальник поста  на  перевале  <Священных
лоскутов>. С ним шестнадцать фессалийских всадников.
     - Вызови его  сегодня же,  и  пусть он  с  собой привезет того воина,
который хорошо поет. Мы послушаем его за ужином.
     Александр  направился  к   двери,   остановился,   подняв  руку,   и,
воскликнув: <Хайретэ!>, скрылся за занавеской.


                            <НЕ ВЕРЬ НИКОМУ!>

     Базилевс вошел в  маленькую комнату,  где  он  любил оставаться один.
Стальные мечи всех форм и размеров с свежеотточенными лезвиями правильными
рядами висели по  стенам.  В  углу стояли несколько разной величины копий.
Вдоль  одной  стены  выстроились покрытые золотыми узорами панцири.  Рядом
топорщились красными волосяными гребнями шлемы с поднятым забралом. Позади
них находились круглые щиты с выпуклыми изображениями сражающихся воинов.
     Старый македонец с  седыми,  заплетенными в  косы кудрями,  в  темном
шерстяном хитоне протирал оружие желтой тряпкой,  обмакивая ее  в  чашу  с
жидким маслом. Александр повел бровями, и македонец удалился.
     Гефестион опустился на узкое ложе, покрытое пестрым ковром, осторожно
разрезал  кинжалом красный  шнурок,  сломал  восковые печати  и  вынул  из
кожаной трубки пергаментный свиток.  Базилевс стоял у  стены среди длинных
тяжелых мечей.
     - Что  пишет  царица-мать,  преславная  Олимпиада?  Опять  на  родине
восстание?
     Гефестион пробегал глазами ровные ряды букв.
     - Царица опять тебя предостерегает. Слушай, базилевс:
     <Олимпиада,  царица Македонии и Эпира,  непобедимому великолепнейшему
Александру, сыну Филиппа, всей Азии царю и повелителю (желает) радоваться!
Я  посылаю  это  письмо  с  преданным нашему  дому  Никомандром,  учителем
военного искусства,  который поклялся на жертвеннике Гестии,  что передаст
письмо  из  моих  рук  в  твои  руки,  готовый положить жизнь  за  царское
благополучие.
     Заклинаю тебя  богами вечно  сущими быть  осторожным по  отношению ко
всем людям,  которыми ты себя окружил. Я знаю, что ты был слишком доверчив
и милостив к родовитым князьям Македонии.  Помни,  что ты - единственный в
мире  царь,  посланный на  землю самим Зевсом,  а  они  -  твои подданные,
простые смертные,  и должны тебе покоряться.  Ты же сам беззаботно делаешь
из них новых царей.  Благодаря твоей щедрости все эти выскочки, которые на
родине оставались бы  ничтожными пастухами и  пасли свиней и  коз,  теперь
воображают, что могут равняться с тобой.
     До  меня  дошли вести,  что  даже  самые близкие к  тебе люди,  забыв
милости и подарки,  которыми ты их осыпал,  тайно осуждают тебя, почему ты
раздаешь управления провинциями персам,  а  не  македонцам.  И  почему  ты
приближаешь к  себе  варваров?  Даже  старый Парменион,  друг твоего отца,
заявлял своим  друзьям,  что  тебя  надо  обуздать,  что  больше  от  тебя
македонцам  пользы  не  будет,  и  даже  дерзко  сказал,  что  царем  надо
провозгласить его сына Филоту.
     А  ты  ничего  не  предпринимаешь и  даже  сделал  Филоту начальником
конницы.  Мне же передавали вернувшиеся раненые, что Филота раздает воинам
ценные подарки и  их подкупает,  чтобы те его хвалили и  избрали царем.  И
Парменион, и Филота, и убитый его брат Никанор только потому прославились,
что находились около тебя, сына бога, исполняя твои приказания. А без тебя
они сидели бы в  ущельях Скардона,  в своих прокопченных домишках и возили
бы на базар на продажу дрова и козий сыр.
     Ты  прошел так далеко по  равнине земли,  как не  доходил ни  один из
героев или богов древности. Возвращайся обратно в Пеллу, выбирай лучшую из
македонских девушек и  правь отсюда миром,  как твой отец,  мудрый Филипп,
грозно  правил  предательской  и   подлой  Грецией  и  готовил  завоевание
вселенной.
     Ежедневно я  совершаю возлияния богам,  чтобы  они  охраняли тебя  на
бесконечных дорогах Азии и вернули здоровым и невредимым на родину.
     Благодарю за присланные драгоценные подарки. Я бы хотела получить еще
тонких прозрачных шелковых материй, сотканных народами Востока>.
     Гефестион посмотрел на Александра.
     Базилевс поднял  руку  с  золотым перстнем на  указательном пальце  и
приложил его к губам.
     - Запечатай  печатью  молчания  твои  уста,  -  прошептал  он.  - Вся
конница, вся моя личная охрана - в руках Филоты, но сам он пока еще в моей
власти.  Мы дошли до Кавказа Индийского*,  а этэры** все еще думают, что я
завоевал весь мир только  для  них,  только  для  того,  чтобы  они  могли
царствовать  над  другими  народами.  Мне  же  в  благодарность они готовы
вонзить кинжал в спину, как они это сделали с моим отцом Филиппом. Сегодня
ночью,  после пира, ты приведешь тайно сюда Черного Клита... нет!.. Черный
Клит тоже начал спорить со мной,  и его надо  остерегаться.  Пусть  придут
Кратер,  Аминта,  Птоломей  и Пердикка.  Этой же ночью я возьму под стражу
дерзкого хвастуна Филоту.  В его палатке надо пересмотреть все вещи  и  во
что  бы  то  ни  стало  разыскать письма от его отца Пармениона.  Я узнаю,
откуда тянутся нити заговора, и я их распутаю огнем и пыткой. Я так накажу
виновных, что этэры начнут ползать передо мною на животе, подобно персам.
     _______________
          * В то время предполагали,  что область  нынешнего  Афганистана,
     где стоял лагерем Александр,  - часть Кавказа,  и ее горы называли, в
     отличие от Главного Кавказа, - Кавказом Индийским.
          ** Э т э р ы  - <товарищи>,  так назывались македонцы из знатных
     родов,  товарищи и сверстники Александра, составлявшие особый отряд с
     лучшим вооружением.

     - Не  сделай поспешной ошибки!  В  этом  письме говорит,  может быть,
только  слепая  любовь царицы-матери и  ее  боязнь за  сына.  Филота,  его
покойный брат  Никанор и  старый  Парменион всегда  были  искренне преданы
тебе.  С кем же ты останешься,  если перебьешь твоих лучших друзей, да еще
так далеко от  родины?  Неужели ты  больше доверяешь льстивым персам,  для
которых ты навсегда останешься врагом, иноземцем и завоевателем!
     - Моя  родина там,  где  стоит моя нога и  где мое войско!  -  гневно
прервал Александр,  и  на  его  губах показалась пена.  Его  красивое лицо
искривилось от гнева, и крупные белые зубы хищно оскалились. - Не забывай,
что я  уже не  царь маленькой Македонии,  как был мой отец,  но повелитель
всей Азии.  По моей воле весь мир будет поворачиваться,  как колесо вокруг
оси,  где стою я,  и поворачиваться в ту сторону, в которую я захочу. Если
двадцать тысяч македонцев не  захотят мне повиноваться,  то я  раздавлю их
копытами бесчисленных полчищ Азии, которые бросятся на них по одному моему
слову...  Азиаты смотрят на  меня не  как  на  иноземца,  а  как на  бога,
сошедшего с неба, чтобы дать всем людям мир и счастье.
     Прозвенел удар в бронзовый щит.
     - Войди! - крикнул базилевс.
     В  дверях показался юный  эфеб*  с  завитыми кудрями и  синей  лентой
вокруг головы.
     _______________
          * Э ф е б  - юноша из аристократического семейства, дежурный для
     поручений. Из эфебов потом становились этэрами.

     - Пришел экзитазис. Разреши войти к тебе.
     - Впусти!
     Экзитазис, высокий, очень худой грек с желтым лицом и впалыми щеками,
вошел, кашляя и кутаясь в плащ. Губы его были сини и подбородок дрожал.
     - Ты совершенно болен,  -  сказал базилевс. - Какое важное дело могло
оторвать тебя от постели и привести сюда?
     - Ты  требовал во  что  бы  то  ни  стало известий с  севера.  Одного
лазутчика мне доставили сегодня с  перевала <Священных лоскутов>.  У  него
наш ксюмбаллон. Он много видел, много знает.
     - Приведи его сюда.
     - Но он так грязен...
     - Тогда я допрошу его там, в другой комнате...


                           ЛАЗУТЧИК ИЗ СУГУДЫ*
     _______________
          * С у г у д а  и  Б а к т р а  - провинции Древней Персии. Греки
     называли  их  Согдианой  и  Бактрианой.  Сугуда  (Согдиана)  занимала
     плодородные земли  между  верхним  течением  Сырдарьи  на  территории
     современных   Узбекской   и   Таджикской  ССР,  имея  своей  столицей
     Мараканду.  Бактра  (Бактриана)  располагалась   южнее   Сугуды,   по
     левобережью Амударьи.  между Гиндукушем и Паропамисом,  на территории
     Афганистана;   цетром   Бактры   был   Балх   -   родина   Зороастра,
     основоположника религии огнепоклонников - зороастрийцев.

     В небольшой комнате с выбеленными стенами появился атраван, лохматый,
как зверь, с всклокоченной бородой и длинными запыленными космами. Он туже
запахнул рваный плащ со множеством заплат и опустился на корточки.  Воин в
тусклом помятом панцире неподвижно стоял сзади.
     Атраван сидел на четвереньках, как обезьяна, опираясь длинными руками
о пол. Из-под гривы спутанных волос поблескивали горящие колючие глаза.
     - Ты говоришь по-персидски?
     Старик  хрипло  что-то  пролаял,  достал изо  рта  обломок серебряной
монеты и  протянул ее  на  темной ладони.  Он  видел  перед собой молодого
чужеземца,  в  белоснежном шерстяном плаще  сидящего  на  складном  стуле.
Правая рука с  могучими мышцами была обнажена.  Кожа на руке была розовой,
как у  девушки,  и  он благоухал ароматами,  точно цветущая яблоня.  Глаза
смотрели с  тем равнодушием,  с  каким знатные люди смотрят на раба или на
камень. Один глаз был темно-зеленый, другой светло-серый.
     Рядом стоял человек в персидской одежде, с белым лицом и подведенными
черной краской глазами.  Кудри волос охватывались красным ремнем с золотой
пряжкой. Сидевший говорил на неведомом атравану языке.
     Стоявший объяснял по-персидски:
     - Если твой язык не  скажет всей правды,  то тебя повесят за локти на
крюк,  пока не начнешь всего говорить правдиво, как добрый ребенок говорит
своей матери. Начинай. Кто ты такой?
     - Бактриец,  атраван.  Знаю  прошлое,  вижу  за  много  гор  и  морей
настоящее, постигаю будущее, открываю то, что задернуто.
     - Молчи! Говори только, что тебя спрашивают,
     - Я  слушаю,  о  великий,  о могучий!  Открой очи от сна беспечности,
чтобы на ухо внимания твоего я сказал важные вести.
     - Сам пришел сюда или по приказанию?
     - Тайный голос бога Ахурамазды повелел мне:  иди через горы и долины,
проповедуй людям,  что пришло последнее время.  Все рушится, дети оторваны
от  сосцов матерей,  и  скоро  облака не  будут больше летать п