восстание в  тылу Двурогого.  Дай мне тысячу всадников,  и  с  ними я буду
нападать на македонские обозы.
     - Да,  да,  это, конечно, важно, и этим я займусь на днях. Я дам тебе
не одну,  а целых две тысячи бактрийских всадников. Датаферн, ты слышал ли
что-нибудь про дочь Оксиарта?
     Мягкой походкой подошел толстый старец с  обрюзгшим лицом.  Он тяжело
согнулся и  упал  ниц  на  ковровую дорожку,  положив лицо между ладонями,
подогнув правую ногу к  подбородку и  вытянув левую.  Став на  колено,  он
отвечал Бессу:
     - Я  слышал,  что  дочь Оксиарта не  только прекрасна,  но  она также
училась  разной  книжной  премудрости:  Оксиарт выписал ученого греческого
раба  из  Финикии,  и  дочь  князя  Рокшанек  научилась  читать  и  писать
по-эллински, играть на египетской арфе и танцевать  вавилонские  священные
пляски.  Ученые  атраваны научили ее понимать древние книги Авесты.  Такая
девушка будет одним из лучших цветков во дворце царя царей.
     - Пусть так и будет! К чему медлить! Пора устроить смотрины невест. Я
готов отложить все другие дела, чтобы скорее отпраздновать свадьбу.
     Раздался легкий  шум.  Царь  царей  оглянулся.  На  широкой  площадке
несколько человек,  одинаково распростертых на ковре,  ожидали милостивого
внимания властелина, не имея права начать разговор.
     - О чем вы просите? - спросил Бесс.
     Лежавшие приподняли головы, и все заговорили сразу:
     - Я   приехал  издалека,   чтобы  приветствовать  тебя,   величайший,
светлейший.  У  меня  нечестивые  македонцы  отняли  поместья,  и  вот  я,
переодевшись нищим,  пробрался сюда  на  осле,  чтобы отдать свою жизнь за
обожаемого царя царей.  Я  надеюсь служить тебе так  же,  как  служили мои
предки царям великой Персии.
     - Постойте,  -  прервал их Бесс. - Я рад слышать ваши преданные речи.
Мне нужны опытные в правлении люди,  много людей. Мои планы громадны. Надо
возродить страну.  Боги нас не оставят. Они помогут нам снова восстановить
и собрать вместе единую, неделимую, древнюю Персию.
     - Ты велик, ты мудр, ты сверкаешь, как солнце! - воскликнули лежащие.
- Не забудь нас!
     - Идите, я вспомню и позову вас.
     - Но мы сейчас голодаем. Кто накормит нас, если не ты, величайший?
     - Мне  приходится столь  многих кормить,  но  еще  четыре человека не
разорят меня.
     Из-за  угла  стены  выступил  бледный  сириец  с   двумя  навощенными
дощечками в руках. Он трижды становился на правое колено, подходя к Бессу,
затем опустился на оба колена, ожидая величайших приказаний.
     - Ты запишешь всех четырех на кормление из царской кухни, - обратился
к сирийцу Бесс. - А вы идите!
     - А жалованье нам? - простонали просители.
     Бесс показал вид,  что не слышал вопроса,  и  повернулся к Датаферну.
Сириец поднялся и,  не поворачиваясь, пятясь, удалился с площадки. За ним,
так же пятясь, ушли просители.
     - С чем ты пришел ко мне?..
     - Величайший, приехали скифы.
     - Ты слышишь,  Сатибарзан?  Наконец приехали скифы. Слава всемогущему
творцу.  Он услышал наконец наши молитвы.  Видно,  боги желают спасти нашу
родину. Где скифы? Сколько их? Тысяча, две, пять?
     На бритом лице Датаферна скользила почтительная улыбка.
     - Приехал  сакский  князь  -  Будакен  Золотые Удила.  Очень  большой
человек, как горный медведь. Вместе с ним несколько сакских воинов.
     - Но  почему их так мало?  Его отряд остался за городом?  Не посол ли
это  для  переговоров?  Отправить этого  сакского князя во  дворец в  саду
Талиссия,  окружить заботами.  Дать  вина  столько,  чтоб  скифы пили  без
передышки и  выболтали,  что у  них на  уме.  Мне нужно сперва выведать их
замыслы.  Сегодня вечером я устрою совещание моих ближайших советников,  а
скифов я приму через несколько дней.  Не подобает нашему величию принимать
чужеземных послов  сейчас  же,  как  они  постучат в  ворота  дворца.  Ты,
Сатибарзан,  займешься скифами. Они для нас гораздо опаснее, чем Двурогий.
Разве не верно?
     Сатибарзан смотрел равнодушно:
     - Я не умею вести хитрые разговоры: я воин, отпусти меня.
     - Да,  да,  я  тебя отправлю,  но  не  сегодня же ты уедешь.  Поэтому
сделай, что я сказал. Сходи к этому скифскому медведю.
     Сатибарзан отступил на  несколько шагов,  трижды  преклонил колено и,
пятясь, удалился с площадки. Старый Датаферн на коленях ждал приказаний.
     - А  ты,   Датаферн,  позаботишься,  чтобы  смотрины  царских  невест
устроить как можно скорее...


                              ЦАРСКИЙ ПРИЕМ

     Несколько дней  Будакен провел  в  отведенном ему  царском загородном
дворце Талиссия, ожидая приема у царя царей.
     Громадные блюда с  разнообразными кушаньями и  запечатанные кувшины с
вином  присылались ему  ежедневно.  Персидские сановники  постоянно сидели
вокруг  Будакена,  расспрашивая его  об  охоте,  лошадях,  разных  степных
зверях,  обычаях скифов,  и  заодно  старались выведать,  какие  замыслы у
скифских  князей:  собираются ли  они  прислать своих  непобедимых воинов,
чтобы сразиться с нечестивыми яванами, истребителями людей.
     Будакен  был  молчалив,  недоверчиво выслушивал  вопросы  и  рассказы
гостей, давая очень туманные ответы:
     - Если Двурогий спустится с  гор,  то саки сперва посмотрят,  какие у
него воины. Потом мы решим, что нам выгоднее: уйти ли в глубину степей или
напасть на Двурогого и раздавить его копытами наших бесчисленных коней.
     Наконец  Будакену был  объявлен день  царского приема.  Он  выехал  в
красном  плаще  с  нашитыми  золотыми  бляшками,  и  его  провожали десять
вооруженных скифов.
     Впереди  скакали  бактрийские всадники на  высоких  поджарых конях  с
вплетенными в  гривы  красными лентами.  Бактрийцы в  чешуйчатых бронзовых
панцирях,  с роговыми луками на боку и колчанами за правым коленом сидели,
изогнувшись,  как кошки. Встряхивая длинными кудрями, они гикали и хлопали
плетьми, разгоняя встречных.
     У ворот крепости сгрудились стража и пестрая крикливая толпа. Длинные
кожаные трубы повторным ревом возвестили прибытие знатного гостя.
     На  высокой  арке  ворот  разноцветными  изразцами  переливался  герб
персидского царя: распростертые соколиные крылья и посредине их - стрелок,
натягивающий лук.
     В  темном проходе выстроились <бессмертные> -  телохранители царя,  в
длинных, до земли, одеждах, с колчанами за правым плечом. Тонкие бронзовые
цепочки  свешивались с  колчанов и  звенели  при  каждом  движении воинов.
Скрестив копья,  они загораживали доступ внутрь крепости,  куда пропускали
только немногих избранных,  имевших кусочек пергамента с  печатью главного
надзирателя дворца.
     По требованию стражи Будакен оставил свое оружие при входе.  Спитамен
последовал за Будакеном, чтобы служить ему переводчиком.
     Сатибарзан и  двое <бессмертных> шли  впереди;  за  ними четверо слуг
несли  на  подносах  подарки  Будакена:  короткий скифский меч  в  искусно
отделанных  золотом  ножнах,   драгоценные  ожерелья  из  тигровых  зубов,
приносящих успех на охоте, и связку темных собольих шкурок.
     Первый  двор,  вымощенный  квадратными плитами,  был  полон  согдской
знати, ожидавшей возможности увидеть своего правителя. Затем пришлось идти
узким проходом между гладкими глухими стенами.  Дальше была низкая дубовая
дверь.  Два  воина  скрестили копья.  Старый евнух с  отвислыми щеками,  с
золотой цепью на шее спросил пропуск. Сатибарзан шепнул ему несколько слов
на ухо и  показал свиток пергамента.  Дверь открылась,  и  Будакен вошел в
небольшой  двор,  окруженный  высокими  кирпичными  стенами.  Бесчисленные
деревянные  колонны,  украшенные  тонкой  резьбой,  поддерживали несколько
круглых навесов,  под которыми посетители могли укрываться от солнца и  от
дождя.  Весь двор был застлан коврами.  В  глубине стояло одинокое кресло,
отделанное золотом и слоновой костью,  с высокой спинкой,  на которой было
выткано золотом колесо с двумя крыльями.
     В кресле,  поставив ноги на скамейку,  сидел Бесс в золотой, круглой,
как дыня, тиаре, в парчовой одежде, обшитой бахромой. По обе стороны Бесса
стояли  юноши  с  отличиями <бессмертных>.  Перед  троном,  опустившись на
колени, стояли знатные персидские, согдские и бактрийские сановники.
     Будакен на мгновение остановился,  окинув всех внимательным взглядом,
затем направился к сидевшему на троне Бессу.
     Будакен  знал,   что  все  подданные  великого  персидского  царства,
встречаясь с царем царей,  падают на землю и лежат неподвижно, пока царь с
ними не заговорит.  Но, поступив так, Будакен показал бы, что саки считают
себя  в  подчинении  персидскому  царю,  а  этого  сакский  вождь  не  мог
допустить.  Поэтому  Будакен остановился в  нескольких шагах  от  трона  в
ожидании. Глаза Бесса тревожно метнулись и уставились на скифского князя.
     - Будь  здоров и  царствуй много  лет,  великий правитель Персидского
царства!  -  прогудел спокойно Будакен.  -  Сакские  племена посылают меня
передать их  привет и  пожелания жить в  мире и  дружбе с  подданными тебе
народами.
     Бесс самодовольно улыбнулся,  решив,  что в этом приветствии выражено
достаточно почтительности и  что большего раболепия от скифского князя все
равно не  дождаться.  Он  поднял кверху ладони в  знак обращения к  небу с
молитвой и  заговорил,  растягивая слова,  как это делают при богослужении
жрецы:
     - Я  рад видеть тебя,  доблестный и храбрый князь Будакен.  Да хранит
тебя создатель неба,  земли,  гор и  морей!  -  Бесс уже знал из  докладов
подсылавшихся к Будакену сановников его имя,  род и место стоянки кочевья.
- Садись рядом, здесь, и поговорим о делах наших народов, а потом перейдем
к <козьей шерсти>*.
     _______________
          * Говорить о <козьей  шерсти>  означало  говорить  о  маловажных
     делах.

     Будакен, подойдя к трону, опустился на ковер, подобрав под себя ноги.
Оба  некоторое  время  обменивались любезными вопросами о  здоровье,  силе
мышц, состоянии коней, о бурях, дождях и направлении ветров.
     - Я знаю,  что ты любишь быстрых и сильных коней, - сказал Будакен, -
поэтому я  привел  для  тебя  двух  жеребцов,  сыновей знаменитого скакуна
Буревестника.
     Бесс  захотел сейчас  же  их  увидеть и  приказал привести коней.  Он
продолжал спрашивать,  живут ли в сакских степях львы и носороги, нападают
ли  саки на  их  соседей тохаров и  много ли снега бывает зимой в  кочевье
Будакена.
     Старый Датаферн,  подойдя к  трону,  склонился до  земли  и  произнес
шепотом:
     - Разреши,  о  величайший,  предстать перед тобою верному слуге твоей
воли Оксиарту, князю Курешатскому.
     - Зачем  он  вернулся раньше срока?  -  удивился Бесс.  -  Что  могло
помешать ему исполнить мое приказание? Пусть придет.
     Князь Оксиарт вбежал и  с  видом ужасного отчаяния бросился на  ковер
перед Бессом. На полу он забился в глухих рыданиях.
     - Какие  несчастья  обрушились  на  тебя,  князь  Оксиарт?  Перестань
предаваться горю, как вдова, лишенная поддержки любимого мужа. Говори, кто
обидел тебя,  -  я покараю его всей яростью моего гнева.  Не погиб ли твой
сын, не заболела ли твоя прекрасная дочь?
     - О  величайший,  о  светлейший!  Весь небосвод помещается в  перстне
твоего большого пальца.  Когда я  помчался исполнять твою  волю  и,  чтобы
скорее достигнуть наших пограничных крепостей, загнал трех жеребцов...
     - Напрасно загубил трех жеребцов,  -  прервал его Бесс,  - кони нужны
теперь для войны.
     - Я проехал сакскую степь,  но там меня обидел скифский начальник,  с
которым я хотел повести переговоры согласно твоему повелению, да блистаешь
ты победами тысячу лет!  Этот начальник заманил меня в  свое кочевье,  где
жестоко избил и  посадил в  яму с  верблюжьими клещами.  Долго ли еще саки
будут издеваться над нами?  Теперь не Двурогий разбойник наш враг - он уже
подыхает, засыпанный снегом в горных ущельях. Теперь саки - наша гибель. Я
умоляю тебя, собирай войска против саков. Они уже поют песни про Афрасиаба
и призывают точить ножи на черном камне.
     Бесс  смотрел с  удивлением то  на  Оксиарта,  то  на  Будакена.  Все
окружающие затихли.  Оксиарт  поднял  голову  и,  посмотрев  по  сторонам,
заметил Будакена.  Скифский князь сидел,  сжав кулаки,  нагнувшись вперед.
Его подбородок дрожал от гнева. Казалось, он сейчас бросится на Оксиарта.
     Оксиарт запнулся, закашлялся и стал смеяться:
     - Но,  конечно,  не  все  саки против нас.  Есть и  среди них  мудрые
князья,  готовые к дружбе с нами.  Все говорят о высоком разуме и подвигах
князя Будакена Золотые Удила.  Он так горячо принял меня,  что я  буду рад
отблагодарить его таким же  точно образом...  Но  не его ли я  вижу здесь?
Какая радость для меня увидеть его теперь гостем согдов!
     Будакен заговорил глухо, и глаза его горели скрытым гневом:
     - Мы,  саки,  потому свободны,  что  всегда точим ножи и  всегда наши
колчаны полны жаждущих крови стрел.  У  нас  нет  крепостей,  и  наша сила
только в том,  что мы любим драться. Мы можем воевать сразу и с согдами, и
с  Двурогим разбойником,  и  со  всеми,  кого мы  увидим на  границе наших
степей...
     Бесс  понял,  что  между  обоими  князьями таится еще  непонятная ему
вражда.  Он не хотел ссориться с  влиятельным Оксиартом,  но в то же время
ему нужна была помощь саков. Поэтому он прервал спор князей:
     - Славный князь Оксиарт!  Ты  плохо заметил,  против кого саки точили
ножи.  Конечно, не против нас. Уже несколько кругов лет* мы живем в полной
дружбе с саками.  Я уверен,  что саки нам помогут; если Двурогий разбойник
захочет пройти в  наши долины,  чтобы попробовать нашего старого вина,  он
сперва испробует острие наших прославленных мечей... Но что же нам не дают
вина? Мы выпьем за нашего достойного гостя.
     _______________
          * К р у г  - двенадцать лет; обычное исчисление древних персов и
     скифов.

     Немедленно вошли  с  подносами мальчики  в  широких  желтых  шелковых
шароварах.  Они  принесли  бронзовые кувшины  с  янтарным  вином  и  стали
раздавать ценные кубки, разукрашенные затейливыми узорами.
     Виночерпий,  отлив вина из кубка себе на ладонь, выпил глоток и подал
кубок Бессу.  Тот  с  ласковым словом передал этот  кубок Будакену.  Затем
привычным жестом Бесс сам осушил другой кубок.


                             ПРЕСТУПНЫЕ РЕЧИ

     - Поговорим теперь о  деле,  о котором здесь все только и твердят.  -
Бесс сделал знак пальцем, украшенным перстнями, чтобы мальчики подлили еще
вина.  - Мои верные помощники спорят о том, придет ли в нашу мирную страну
преступный царь Искендер. Одни говорят, что он непременно направится сюда,
другие же убеждены, что он уйдет в Индию.
     - Разве  можно  думать  иначе!   Конечно,   он  уйдет  в   Индию!   -
подобострастно зашептали все сановники.
     - Он даже не дойдет до Индии, - заявил один из них.
     - Почему не дойдет? - строго спросил Бесс и повернулся к сказавшему.
     Сухой старик сидел неподвижно, вытянув на коленях ладони рук.
     - Я видел одного нашего купца,  перебежавшего из лагеря Двурогого. Он
говорит,  что у киликасов постоянные заговоры и бунты, что Искендер боится
за свою судьбу и  окружил себя громадной стражей,  казнил нескольких самых
близких друзей и начальников.  Может быть, Двурогий уже убит. Если он жив,
то  ему  приходится больше  думать о  собственном спасении,  чем  о  новых
походах.  Как стрела,  долетевшая до своей цели,  падает,  так и Двурогий,
истощив все свои силы походом через Персию, погибнет у подножия Седых гор.
     Бесс поднял руки.  За  ним  все  протянули руки к  безоблачному небу,
синевшему над серыми стенами.
     - О  вы,  древние  хранители нашего  великого  царства!  -  протяжно,
нараспев проговорил Бесс.  -  Вы оберегали многие тысячелетия нашу страну,
чтобы мы смогли владеть и управлять всем миром.  Вы теперь наслали на нашу
родину  злого  сына  змеи  и  Аримана,  чтобы  наказать нас  за  неверие и
непочтительность к  богам.  Этот Двурогий наказал нас,  как бич наказывает
нерадивого раба.  Теперь гнев богов кончается, и мы начнем восстанавливать
разоренную страну,  строить снова разрушенные храмы и  дворцы.  С  востока
восходит солнце,  и с востока придет возрождение замученной Персии! - Бесс
был взволнован, и слезы покатились по щекам.
     - Ты великий,  ты спасешь нас!  - восклицали сановники. - Целуем край
одежды твоей.  Поведи наши смелые войска на Двурогого. Мы погоним его, как
бешеную собаку, до самого моря, где он утонет!
     - Молитесь  и  верьте!  -  воскликнул  Бесс,  протягивая  руки  своим
приближенным, и они все подбегали к нему, падали на колени и целовали край
его парчовой одежды.  -  Слушайте,  что я  решил сделать.  Я издам приказ,
чтобы все жрецы молились о нашей победе и днем и ночью.
     - Верно! Верно! Это очень важно! Будем молиться.
     - Я  здесь  вижу  много  мудрых  сановников,  знающих  трудную  науку
управления государством.  Через  далекие равнины,  горы  и  пустыни они  с
опасностью пробирались ко  мне среди отрядов наших врагов.  Все эти ценные
люди представляют то  ядро,  из  которого загорится пламенем слава дорогой
нам  Персии.   Они  составят  <Царский  совет  возрождения  и   управления
государством>.
     - Это мудро,  это велико,  это достойно царей древности! - восклицали
сановники, и каждый надеялся, что он станет членом этого совета.
     - Кроме  того,  мы  должны позаботиться о  воспитании нашей молодежи.
Нужно  сейчас же  устроить школы,  где  будут воспитываться дети  князей и
высших сановников.  В  этих школах они  будут учиться воинскому искусству,
езде верхом,  метанию копий и будут посещать суды, чтобы знать, как решать
важные дела.
     - Ты все предвидел, ты обо всем подумал! - восхищались сановники.
     - Нужно еще многое сделать!  Сделаем возлияние богам и  выпьем за то,
чтобы отсюда, из Мараканды, началось возрождение Персии.
     Бесс обвел всех взглядом, полным растроганной нежности, и остановился
на Спитамене.  Тот сидел на коленях,  глаза его скосились,  рот искривился
горькой насмешкой,  и он,  растопырив ладонь левой руки,  что-то считал по
грубым, загорелым пальцам.
     - Отчего у  гостя чаша  полна вина?  Отчего он  не  пьет?  И  что  он
считает?
     Будакен,  только что выпивши чашу за возрождение Персии, покосился на
Спитамена.
     - Мой проводник-переводчик видел много народов и  прошел много стран,
- сказал Будакен.  -  Может быть,  он  мог  бы  рассказать нам  что-нибудь
ценное? Например, о родине Двурогого?
     - Скажи нам, а мы послушаем! - ответил Бесс.
     Все затихли и со снисходительным презрением уставились на неведомого,
бедно одетого спутника скифского князя.  Что может сказать этот измеритель
больших дорог,  наглотавшийся пыли,  -  сказать им,  правителям сатрапий и
провинций?
     - Что же ты молчишь,  говори!  -  сказал дружелюбным голосом Оксиарт,
вспомнивший,  что  Спитамен  удержал  руку  Будакена словами:  <Послов  не
убивают>.
     Спитамен медленно произнес:
     - Я высчитываю, через сколько дней Двурогий будет здесь, в Мараканде.
     На  мгновение воцарилась тишина,  затем она  сразу прорвалась шумом и
криками:
     - Что он сказал? Кто он? Он не верит в спасение Персии?
     Голова  Бесса  сразу  втянулась  в  плечи;  он  глядел  помутневшими,
испуганными глазами на странного для него человека,  который сказал именно
то,  о  чем Бесс неустанно думал дни и  ночи,  никому не решаясь высказать
свои опасения.
     - Замолчите!  -  воскликнул Бесс.  -  Пусть  он  говорит.  Почему  ты
думаешь, что Двурогий может пойти сюда, на Сугуду?
     - Двурогий может пройти всюду, где его никто не задержит.
     - Но  войска посланы ему  навстречу,  и  во  всех проходах стоят наши
отряды.
     - А кто должен задержать Двурогого? Кто должен подставить свою грудь,
чтобы откинуть его назад?
     - Кто? О чем ты спрашиваешь? Мы! - закричали сановники.
     - Нет,  вы свою грудь ему не под