о сплетенных из синих ниток клеток с
соловьями и красноглазыми перепелами висели под крышей.
     Оба скифа,  следуя за Фейзавлом,  прошли в персиковый сад, окруженный
высокой глиняной стеной.  Под  развесистыми карагачами показался небольшой
дом,  как будто сложенный из  серых кубиков,  приставленных друг к  другу.
Вместо крыши пузырился ряд небольших куполов.
     Черные  павлины,   волоча  длинные  хвосты,   бродили  по   дорожкам,
перекликаясь резкими голосами.  Две  ручные антилопы с  маленькими рожками
паслись между  деревьями.  В  дверях дома  стоял,  как  будто не  впуская,
высокий толстый евнух с обвисшим,  сморщенным,  безволосым лицом.  Фейзавл
грубо оттолкнул его.
     Из  глубины  сада  понеслась ноющая  песня,  начатая высоким,  тонким
голосом. В стороне под тенистым деревом сидели несколько юношей в нарядных
лиловых одеждах, подпоясанных шарфами, с пестрыми повязками на головах. За
ухом у  каждого был  заткнут красный цветок.  Они держали в  руках лютни и
сопровождали песню нежными аккордами.

                           П е с н я  ю н о ш и

                    Над плоской крышей - желтый месяц.
                    Любимой тень увидел я,
                    Она смешалась с тенью лестниц,
                    Ступенек затемнив края.

                    Я люблю тебя, милая, за капризный обман!

                    О любимая! Померанец ты Курешаты!
                    Я себя приношу тебе в жертву.
                    В исступленной безумной пляске
                    Я верчусь подобно ветру.

                    Я люблю тебя, милая, за капризный обман!

                    Ты убила на крыше влюбленного,
                    Его кровью письмо написала,
                    И кровавая рана сияла
                    На письме из-под локона темного.

                    Я люблю тебя, милая, за капризный обман!

                    Я ушел с караваном, болея тобой.
                    Нес тоску от долины к долине.
                    К плоской крыше стремились лучи золотой
                    Драгоценной, небесной лилии...

                    Я люблю тебя, милая, за капризный обман!*
     _______________
          * Стихотворная обработка А. Шапиро.

     Спитамен тронул за руку Будакена:
     - Это все женихи!  Времени у  них много.  Им  не  приходится ловить в
степи диких коней.
     Фейзавл ввел  скифов в  первую маленькую комнату.  Слабый свет  лился
сверху,  из купола,  в котором было три круглых окна,  закрытых узорчатыми
решетками.   Во   всех  отверстиях  решеток  просвечивали  тонкие  роговые
пластинки.
     Когда глаза привыкли к сумраку, можно было увидеть в стенах ниши, где
стояли  рядами медные и  глиняные вазы,  чашки  и  разноцветные стеклянные
пузырьки.
     Фейзавл,  поднимая цветные занавески,  повел  гостей  дальше,  сквозь
такие же небольшие комнаты, и привел в более просторную залу, верх которой
состоял из  четырех куполов с  круглыми резными окнами.  Все четыре купола
опирались на одну резную колонну, стоящую посреди зала.
     На полу лежали пестрые ковры. В стороне стояло одинокое пустое кресло
с высокой,  изукрашенной резьбой спинкой.  Вдоль стены,  тесно прижавшись,
сидели около двадцати женщин в ярких пышных платьях.
     Все  женщины  разом  встали,  приложили руку  ко  лбу  и  к  груди  и
наклонились до земли, воскликнув по-согдски:
     - Добро пожаловать!
     - Процветайте! - ответил Будакен.
     Платья  зашуршали  и  женщины  опустились на  ковер,  но  при  каждом
движении Будакена шевелились, приподнимались и вздрагивали, словно готовые
убежать.
     - Садись,  достойный  защитник  справедливости!  -  прозвучал певучий
женский голос.
     Гости опустились на подушки.
     Воцарилось молчание.
     Будакен косился на пестрые, яркие одежды женщин, на их румяные лица и
не мог решить, которая же из них княжна - дочь правителя края.
     В  середине  группы  величественно восседала  очень  полная  женщина,
закутанная в  прозрачный шелковый шарф.  На голове в золотом венке дрожали
на  проволоках золотые  бабочки.  Будакен  заметил тяжелые золотые серьги,
ожерелье из цветных камней,  множество золотых браслетов на полных руках и
кольца на всех десяти пальцах.
     Впереди на ковре сидели маленькие девочки,  одетые в  длинные платья,
как у взрослых.  Глаза их были обведены черной сурьмой,  брови соединены в
одну линию и  лица так набелены и нарумянены,  что все девочки были похожи
одна на другую.  Впереди детей сидел маленький толстый мальчик, украшенный
ожерельем и золотыми побрякушками, пришитыми к одежде.
     Он один смотрел в упор на Будакена и улыбался.
     Все остальные сидели опустив глаза.
     Фейзавл стал задавать вопросы вежливости:
     - Каковы ваши благородные обстоятельства?  Много ли  у  вас силы?  Не
мучает ли болезнь головы?
     За всех отвечала полная женщина одной и той же фразой:
     - По воле бога всемогущего и благодаря вашему вниманию, очень хорошо.
     Фейзавл обратился шепотом к Будакену:
     - Может быть, и ты, князь, хочешь что-нибудь спросить?
     Будакен хотел ответить тоже шепотом,  но  его  голос прогудел на  всю
залу:
     - Кто эта одаренная полнотой красавица,  сидящая посредине? Не она ли
княжна, дочь правителя?
     Все   женщины   зашептались,   раздались   удивленные  восклицания  и
сдавленный смех.
     - Эта  женщина,   украшенная  столько  же  добродетелью,   сколько  и
полнотой,  жена правителя этого края.  А дочь ее,  княжна Рокшанек, еще не
выходила.
     Княгиня-мать,  оправив платье и  ожерелье на груди,  зашептала на ухо
мальчику:
     - Княжич Гистан,  пойди к Рокшанек и скажи,  чтобы она вышла наконец.
Этот храбрый скифский царь очень хочет ее видеть.
     Мальчик   засеменил  зелеными  сафьяновыми  сапожками.   Заколебалась
шафранная,  расшитая узорами занавеска,  и  из-за нее раздался недовольный
голосок:
     - И он тоже хочет меня видеть?
     Мальчик,  фыркнув  в  руку,  вернулся,  откидывая занавеску.  За  ней
показалась  худощавая  девушка  с   бледным  лицом.   Она   глядела  вверх
обведенными  сурьмой  продолговатыми  глазами,   не  обращая  ни  на  кого
внимания. Две черные, с синим отливом волнистые косы, сплетенные под ушами
из  нескольких маленьких косичек,  падали на  грудь,  украшенную янтарными
бусами.  В  длинной,  до  пят,  малиновой с  лиловыми полосами рубашке,  с
поднятыми  горизонтально белыми  руками  она  двигалась  по  ковру  такими
осторожными шагами, точно старалась обойти невидимые хрупкие предметы.
     Подойдя к  большому резному креслу,  усталым движением княжна ступила
на  скамеечку и  опустилась на парчовую подушку,  подобрав ноги в  зеленых
шелковых шароварах. На ее ногах блеснули тонкие золотые браслеты. Рокшанек
полуотвернулась от Будакена с таким видом, точно ей все надоело.
     - А где же мой красавчик? - забеспокоилась она. - Приведите его сюда!
     Из-за занавески вышла весело улыбавшаяся девочка-эфиопка с  курчавыми
блестящими волосами,  с  полосатой повязкой вокруг  бедер.  В  ноздре было
продето медное кольцо с бирюзой.
     Эфиопка держала на  цепочке большую серую ящерицу-варана,  которая то
тянулась вперед, то отбегала в сторону.
     - Дай ему мушку, - сказала Рокшанек.
     Эфиопка вынула из  плетеной корзины зеленого кузнечика и  пустила его
на ковер.
     Кузнечик скакнул, ящерица прыгнула и схватила кузнечика на лету.
     - Я благодарю тебя за твой подарок, - загудел Будакен.
     - Какой  подарок?  -  протянула удивленно Рокшанек.  -  Разве  я  ему
посылала подарок? - обратилась она к Фейзавлу.
     - Когда я  узнал о приезде храброго князя,  я от твоего имени передал
ему из твоего сада лучшую розу и спелый плод граната.
     - И еще он мне прислал дыню, - добавил Будакен.
     - Только одну  дыню?  -  воскликнула Рокшанек.  -  Разве можно такому
большому человеку послать одну дыню?  Фейзавл,  ты бы послал ему верблюда,
нагруженного дынями и гранатами.
     Все  женщины засмеялись,  а  мальчик,  указывая пальцем на  Будакена,
сказал Фейзавлу:
     - Он гораздо сильнее тебя.
     Рокшанек равнодушно спросила:
     - Правда ли, что у вас мужчины сами доят кобылиц?
     - И вы едите лошадей? - добавила княгиня-мать.
     - На наших конях мы мчимся по степи,  они дают нам еду, и мы едим то,
что мы любим.
     - Водятся ли у вас на родине такие ящерицы? Убиваете ли вы их?
     - У нас их много, - ответил Будакен. - Но их трогать нельзя: они наши
друзья - ловят ядовитых змей.
     - А у тебя есть такой дом,  как этот?  - лениво обратилась Рокшанек к
молчавшему Спитамену.
     - Мы, кочевники, имеем такие дома, чтобы их можно было увезти с собой
на другое место.
     - А почему?  -  Мысли Рокшанек были далеко,  и она дразнила павлиньим
пером ящерицу, шипевшую и раздувавшую горло...
     - Наши кони и бараны любят новые места,  -  отвечал Спитамен. - Когда
мы  простоим целую зиму в  одной долине,  весна разогреет землю,  зацветут
красные маки, желтые тюльпаны и синие ирисы, потянутся на север перелетные
птицы - тут у всех кочевников разгорается сердце, мы торопимся снять шатры
и уходим далеко,  на много дней пути,  к берегу речки или к подножию горы,
где из камней выбиваются чистые ключи. Там мы снова спешим поставить шатры
и  пустить наш скот на свежую,  незатоптанную траву.  И  тогда наши быки и
кони скоро делаются круглыми, с блестящей шерстью.
     Рокшанек захлопала в ладоши:
     - Вот  это мне нравится!  Мне скучно здесь,  в  этих стенах.  Я  хочу
повидать мир,  проехать по бесконечным дорогам,  которые тянутся через всю
вселенную. А они меня, - она показала на других женщин, - заставляют выйти
замуж за одного из мальчиков,  воющих в саду,  чтобы он запер меня в своей
башне и заставлял всю жизнь вышивать занавески.
     - Почему же ты не уйдешь смотреть мир? - спросил Спитамен.
     - Я?  Уйти  одной?  А  кто  будет  заплетать мои  волосы?  Кто  будет
растирать мое тело душистым маслом?  Нет,  я  жду,  что великий Ахурамазда
услышит мои молитвы и пришлет мне такого могущественного человека, который
провезет меня  через далекие страны до  того  места,  где  небо сходится с
землей.
     - Я  знаю женщину,  -  сказал Спитамен,  -  она  без  могущественного
человека,  одна с ребенком прошла пешком через всю Персию, от Мараканды до
Вавилона, чтобы разыскать своего мужа. проданного в рабство.
     - Значит,  она шла пешком,  как нищая?  -  Губы Рокшанек скривились в
усмешку.
     - Да.   Она   раскаленным  гвоздем  сожгла  себе  лицо  до   пузырей,
закуталась, как прокаженная, рваным покрывалом, чтобы ее никто не тронул в
пути, и протянутая за милостыней рука прокормила и ее и ребенка.
     - И что же, нашла она в Вавилоне мужа? - спросила одна из женщин.
     - Да,  она нашла мужа,  помогла ему бежать,  и они вместе вернулись в
Мараканду. Это была моя мать.
     - О, счастливая! - воскликнули женщины.
     Но Рокшанек,  пожав плечами,  отвернулась от Спитамена и обратилась к
Будакену:
     - Почему ты так грустен?
     - Мой сын ушел на войну по вызову царя царей и  попал в плен,  теперь
он стал рабом.
     - Мое сердце грустит о нем - я жалею его...
     - Если бы мой сын был свободен,  -  сказал Будакен,  -  то он бы смог
показать тебе полмира.
     - Но я же не могу его долго ждать! Мне скучно в этом доме.
     Фейзавл решил, что разговоров было достаточно, и шепнул Будакену:
     - Не хотел ли ты сделать княжне подарок?
     Будакен  порылся  за  пазухой,   вынул  кожаную  коробочку,   искусно
сплетенную из  черных  и  красных ремешков,  и  передал ее  Фейзавлу.  Тот
выдернул из-за  пояса шелковый зеленый платок,  положил на него коробочку,
встал  и,  наклонившись с  видом  крайней почтительности,  мелкими шажками
подошел к Рокшанек.  Опустившись на колени, он на вытянутых руках протянул
ей подарок.  Рокшанек,  скривив недоверчиво губы,  взяла коробочку концами
тонких  набеленных пальцев с  накрашенными ногтями,  раскрыла,  посмотрела
внутрь,  опять закрыла и  повертела в руках.  Затем снова открыла и вынула
оттуда золотое ожерелье,  сделанное скифскими мастерами из тонких завитков
проволоки, колечек и бляшек.
     Она повернула ожерелье перед собой и нетерпеливо крикнула:
     - Чего же вы ждете? Дайте же мне зеркало!
     Эфиопка   побежала  за   занавеску  и   принесла  оттуда   серебряное
шлифованное зеркало с  длинной ручкой и  глиняную расписную чашу с  водой.
Рокшанек окунула зеркало* в воду и передала эфиопке,  чтобы та держала его
перед ней, сама же стала примерять золотое ожерелье.
     _______________
          * В то время стеклянные зеркала не были известны,  употреблялись
     шлифованные  металлические  зеркала,  которые  приходилось  окунать в
     воду, прежде чем в них глядеться.

     - Очень хорошо!  - восклицали женщины. - Ты красавица! Ты можешь быть
царицей у скифов!
     - Конечно,  могу,  - ответила небрежно Рокшанек. - Все меня любят. Но
если  скифский царь  умирает,  то  его  жену сжигают вместе с  покойником,
поэтому мне  не  очень  хочется быть  скифской царицей...  -  И  воркующим
голосом она обратилась к Будакену:  -  Я буду ждать полгода; если твой сын
за это время вернется, то пусть приедет сюда, ко мне. Я посмотрю на него и
тогда скажу, кто лучше: ты или он.
     Она   подняла   тонкие   руки   и,   звеня   браслетами,   осторожной
раскачивающейся  походкой  вышла  и   скрылась  за   занавеской.   За  ней
проскользнула эфиопка с  ящерицей.  Все молча глядели ей вслед,  а из сада
доносился вопль песен женихов.
     Фейзавл осторожно поднялся.  Будакен посмотрел на него, грузно встал,
широко расставил ноги.
     Все женщины вскочили и хором прокричали:
     - Да хранит вас всевидящий!
     - Процветайте! - ответили уходившие.
     Они  прошли  сквозь пропитанные запахом гвоздики и  мускуса маленькие
комнаты и вышли во двор.  Яркий свет солнца ослепил их.  Скифы, сидевшие в
тени  за  воротами,  вскочили и  подвели  Будакену коня.  Они  тронулись и
вереницей въехали в узкий глухой переулок.
     Хош стал расспрашивать Спитамена:
     - Правда ли,  что  княжна Рокшанек самая  красивая и  умная девушка в
Сугуде?
     Спитамен подумал и ответил:
     - В сказках всегда рассказывается,  что жена или дочь царя прекраснее
и умнее всех. О том, что Рокшанек прекрасна, поют все юноши, которые хотят
сразу попасть в райский сад,  сделавшись зятем князя Оксиарта.  Но едва ли
Рокшанек сумеет растереть три зерна пшеницы в  муку и  едва ли знает,  как
надо доить козу!
     Хош вздохнул:
     - Это  надо знать нашим женам,  женам бедняков,  а  ведь она  княжна!
Разве княжны должны работать?
     Спитамен посмотрел на Хоша и процедил:
     - Ты,  блюдолиз,  все шепчешь на ухо своему князю.  Вот и  шепни ему,
чтобы он отрезал твой потрепанный язык...

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Когда  скифы  вереницей  подъезжали  к   торговому  двору,   Спитамен
остановил  Будакена,  указав  на  двух  вооруженных  согдов,  удерживавших
рвавшегося и  громко стонавшего человека.  Лицо  его  было  залито кровью.
Сквозь нос была продета кость,  и к ней привязан конец веревки.  Руки были
скручены за спиной. При каждом движении веревки он вскрикивал.
     - Наверное, большой преступник? - спросил Будакен.
     - Левша-Шеппе! Из-за тебя погибаю, спаси меня! - кричал человек.
     - Кукей-чулочник! Что с тобой сделали? - воскликнул Спитамен.
     Он бросился вперед, стал наотмашь бить плетью, и оба согда, державшие
Кукея, отбежали. Спитамен спрыгнул с коня, ножом перерезал веревки.
     - Не  выдергивай кости  из  носа,  -  стонал  Кукей.  -  Кровь  опять
польется!  -  Кукей вцепился в повод коня Спитамена. - Теперь я не уйду от
тебя, я буду с вами, иначе меня казнят!
     - Кукей,  хотя ты  теперь и  без носа,  но  можно жить и  без этого -
подумаешь,  какое горе!  -  успокаивали скифы Кукея. - Ты будешь с нами, и
никто тебя не тронет! - И они под руки увели плачущего Кукея внутрь двора.


                         <Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МИЛАЯ!..>

     Когда  гости  из  сакских степей  ушли,  Рокшанек вернулась обратно в
большую комнату.  Прижав ладони к вискам,  она вздрагивала и покачивалась,
готовая упасть.
     Все  женщины,  сидя  тесным  кольцом,  щебетали,  обмениваясь  своими
наблюдениями:
     - Этот  толстый  скиф  совсем  не  умеет  себя  держать как  князь  -
размахивает руками и скребет за ухом.
     - Но у него лошадей больше, чем жителей в нашем городе!
     - Как  замечательно ходила наша  Рокшанек -  совсем как  царица!  Она
рождена стать царицей!..
     - Если бы  Рокшанек вышла за этого князя замуж,  она бы стала царицей
всех скифов и носила бы красную царскую одежду с золотой бахромой.
     Рокшанек простонала:
     - Перестаньте кудахтать! Разве вы не видите, что я умираю!
     Княгиня-мать  и  другие женщины вскочили,  испуганные,  и  подхватили
княжну.
     - Что с тобой,  милая?  -  шептала мать.  - Этот молодой скиф смотрел
очень  злобно;  не  испортил ли  тебя  его  дурной глаз?  Может  быть,  то
ожерелье,  которое подарил тебе  <полтора человека>,  было  заговоренное и
принесло тебе болезнь? Ведь скифы не любят нас, согдов.
     Но  Рокшанек  нетерпеливо  отмахивалась  тонкой  рукой,   и  браслеты
раздраженно звенели.
     - Нет, нет! Совсем не то!
     - Так что же? Скажи, моя душа!
     - Ничего вы не видите и  не понимаете:  от этих диких людей пахло так
ужасно, как от табуна диких лошадей!
     Все женщины переглянулись и всплеснули руками:
     - Вот это настоящая княжна!  Как она страдает от того, чего мы даже и
не заметили! Но они уже ушли, почему же ты страдаешь?
     - Разве вы  не чувствуете,  что после них в  доме осталось невыносимо
кислое облако?  Дайте мускуса и розовой воды! Сделайте же что-нибудь, а то
я задохнусь!
     Все забегали.  Принесли жаровню с горячими углями. Закурились голубые
дымки  от  тлеющих ароматных корешков.  Мать  с  молитвой бросала на  угли
сушеные стебли васильков и  порошок шафрана.  Служанки обрызгивали комнату
розовой водой.  Все бережно перевели Рокшанек в  ее  комнату и  уложили на
мягких  подушках.   Она  стонала,   закатывая  глаза.   Маленькая  эфиопка
обмахивала  ее  опахалом.  Даже  любимая  ящерица  раздражала Рокшанек,  и
ящерицу унесли.
     Княгиня выслала всех женщин и  тихонько ушла,  оставив на ковре около
Рокшанек блюдо  с  виноградом  и  медовым  печеньем.  Эфиопка  заперла  за
княгиней дверь на задвижку и вернулась к Рокшанек.
     - Все ли ушли?  - простонала девушка. - Как они меня мучают женихами,
гостями и  заботами!  Ты будешь сидеть у  двери и слушать.  Если постучат,
скажи, что княжна очень больна и не позволяет ее беспокоить.
     Эфиопка  со  страхам  взглянула на  больную  и  скрылась за  ковровой
занавеской на двери.
     Тогда Рокшанек вскочила и  бесшумно,  как кошка,  прошла по  комнате.
Из-под  ковра  она  вытащила сверток,  сняла  со  стены маленький кинжал и
засунула его за  шелковый пояс;  по  приставной лестнице легко поднялась к
потолку и  сквозь квадрат,  светившийся синим небом и  звездами,  вышла на
крышу.
     Город   гудел   тихим   ропотом   теплой   засыпающей  ночи.   Певуче
перекликались ручные перепела. Издалека неслись затейливые переливы песни,
сменяясь мягким перебором струн.  С  полей прилетали взрывы мрачных воплей
подбиравшихся к домам шакалов и разом обрывались.
     При  сиянии больших оранжевых звезд голубое платье Рокшанек светилось
в  темноте.  Она подошла к краю крыши и смотрела вдаль,  на рассыпанные по
равнине потухающие огоньки домов.  За  ними  в  небе  четко вырисовывались
угловатые линии горных хребтов.
     Она взглянула вниз,  в  сад,  где темнели гранатовые кусты и тянулись
ряды молодых персиковых деревьев.
     В кустах засвистел кузнечик.  Рокшанек развернула сверток и осторожно
спустила с крыши шелковую лестницу, зацепив ее за деревянный выступ стены.
Неясная