др.  -  Скажи такую речь! Я слышу отовсюду
одни хвалебные слова.  Я  приму твою речь <против Александра> как образчик
софистики, выслушаю с дружеским чувством и не рассержусь...
     И Каллисфен произнес речь обратного смысла.
     В ней он указал:  отец Александра,  царь македонский Филипп, был выше
Александра, ибо это он создал сильную армию, объединил Македонию и Грецию,
установил новые  формы военного строя и  этим  подготовил и  предопределил
успех похода Александра на Восток; не Александру, а его непобедимой армии,
его  боевым  товарищам  -   грекам  и  македонцам,  прошедшим  полмира,  -
принадлежит слава  великих побед и  завоевания Азии;  как  государственный
деятель Александр ничего не создал,  всюду нес только одно разрушение - он
сжег Персеполь,  разрушил старые культуры Тира и Сидона, уничтожил десятки
городов,  величайшие ценности науки  и  культуры побежденных народов;  его
<союз  Европы и  Азии>  -  это  союз  победителя и  побежденного,  раба  и
господина,  союз,  основанный на  силе  победителя и  потому обреченный на
разрушение вместе с  его смертью;  своей жестокостью Александр сравнялся с
худшими тиранами.  Любя на  словах греков,  он  продал в  рабство тридцать
тысяч доблестных фиванцев и распял защитников Тира за то, что они защищали
свою родину;  он, всем обязанный эллинской культуре, должен был бы поднять
ее  еще выше,  но  вместо этого сам,  не  будучи эллином (здесь Александра
передернуло),  он  стал изгонять греков и  все греческое из своего войска,
окружив себя раболепной побежденной персидской знатью и назначая персов на
государственные должности;  наконец,  он надел персидские штаны и атласные
туфли и потребовал, чтобы его боевые товарищи целовали ему ноги, как богу!
Разве  Ахиллес  и  другие  герои  древних греков  из  столь  почитаемой им
<Илиады> требовали этого?  Разве  они  допустили бы  такое  падение образа
героя?..
     Цель  провокатора Перитакены была  достигнута -  взбешенный Александр
вскочил. Левую часть лица и плечо передергивало от гнева.
     - Теперь я знаю твое истинное отношение ко мне! Наконец ты высказался
со всей откровенностью; ты мой самый убежденный враг и достоин казни...
     Каллисфен ответил:
     - Как  философ  я  согласен принять всякую  казнь,  но  как  один  из
почитателей и учеников лучезарного Феба прошу не лишать меня неба, звезд и
солнца, не бросать меня в темный погреб. Лучше сразу казни.
     - Я так и сделаю.
     Каллисфена схватили, сорвали с него плащ и увели. Он держался с таким
достоинством, что его уход превратился в торжественное прощание с прежними
товарищами.
     После этого события ужины у  Александра стали скучными.  Их не делали
более радостными даже персидские певцы,  жонглеры и танцовщицы,  вызванные
Роксаной из разных персидских провинций.
     Пресмыкание  усилилось.   Все  говорили  речи,   наперебой  восхваляя
Александра как единственного сына бога,  мудрейшего из мудрых, но никто не
сказал такой глубокой, смелой речи, как речь <за> и <против> Каллисфена.
     По приказу Александра Каллисфена посадили в  клетку,  где его поливал
дождь и жгло солнце.
     Александр ждал просьбы о помиловании. Некоторые просили Александра за
Каллисфена, и тогда Александр спрашивал:
     - А что говорит сам Каллисфен? Сам-то он просит пощады?
     Ему ответили:
     - Он  просит одного:  пусть ему  дают  достаточно папирусных свитков,
чтобы описать твои походы и все выдающееся, что он видел.
     Однажды,  через  полгода  после  речи  Каллисфена,  Александр спросил
Гефестиона:
     - Что с Каллисфеном?
     - Он обовшивел и умирает.
     - И не просит прощения?
     - Он  ответил:  <Я  могу  просить бога  света и  правды Феба,  но  не
тирана>...
     - Его  упрямство заразительно.  Он  показывает плохой  пример другим.
Нужно сломить всех заговорщиков.  От  него идут главные нити сопротивления
власти базилевса. Казнить его!


                      ГЕРОИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ КАЛЛИСФЕНА

     Александр  приказал   приготовить  праздничное  зрелище   растерзания
человека диким львом.  На  зрелище Александр пригласил скифских послов,  с
которыми договаривался вместе идти  на  Индию.  Скифы были  рады  выведать
новые дороги для набегов в будущем, вели переговоры и прибыли на зрелище.
     Казнь должна была  состояться внутри дворца бывшего сатрапа Мараканды
и  недолгого царя  царей  Бесса.  Большой  двор  был  окружен одноэтажными
зданиями,  где раньше жили жены Бесса, и перед каждой дверью, выходящей во
двор,  алели  пышные  кусты  роз.  В  середине двора  находился квадратный
бассейн с золотыми рыбками.
     На  крышах зданий,  окружающих двор,  сидя на  коврах,  расположились
самые знатные из приближенных Александра. С одной стороны двора - персы, а
на другой стороне - македонские военачальники; многие воины тоже влезли на
крыши.
     Откуда-то   доносилось  хриплое,   яростное  рычание  льва.   Он  был
специально пойман в пустыне сетями и привезен для потехи.
     Александр прибыл на  зрелище,  вернувшись из поездки в  горы,  где он
хотел захватить отряд повстанцев,  укрывшихся в крепости на вершине скалы.
Взяв  крепость,  воины перебили всех  ее  защитников и  занялись грабежом.
Оставив своих солдат, Александр примчался в Мараканду с небольшой свитой.
     Рабы  вымыли  его  тело,  умастили душистым розовым маслом  и  завили
кудри. Это задержало зрелище.
     Трубы и флейты возвестили прибытие базилевса. Все встали и с громкими
криками <Ту бихас!>  (<Ты победишь!>)  пали ниц.  Только воины продолжали,
выпрямившись, стоять позади лежавших, и длинные копья густой щетиной резко
вырисовывались на уже покрасневшем к вечеру небе.
     Когда Александр, в голубом хитоне и розовых шелковых шароварах, войдя
решительной  походкой,   занял  приготовленное  место  на  золотом  троне,
раскрылись ворота, ведущие во двор.
     На двухколесной повозке,  со скрипучими колесами выше роста человека,
запряженной мулами, украшенными красными кистями, была поставлена железная
клетка.  Никто не узнал бы теперь Каллисфена.  Голый, он сидел сжавшись, и
его  длинные,  раньше всегда завитые кудри  теперь обратились в  спутанную
гриву.
     Клетку открыли.  Каллисфен вышел  из  нее,  прижимая к  груди  свитки
папируса. Он перевязал свитки красной тесьмой и положил их на землю.
     Ему дали плащ.  Он  накинул его через плечо красивым жестом,  оправил
складки, освободил правую руку и спокойно ждал, пока слуги увезли повозку.
     Когда   мулы   уехали   и    затихли   их    бубенчики,    подошедший
распорядитель-перс шепнул Каллисфену:
     - Поклонись базилевсу.
     Каллисфен поднял руку, точно защищаясь, и отвернулся.
     Персидские воины с копьями и щитами в руках двумя шеренгами подошли к
воротам  и   остановились.   Перс-распорядитель  распростерся  ниц   перед
Александром и  затем,  стоя на коленях и  кланяясь,  воскликнул на ломаном
греческом языке:
     - Великий повелитель народов и его несравненная подруга жизни! Сейчас
почтенные гости  увидят,  что  ожидает самых  знаменитых людей,  если  они
замышляют злое против своих благодетелей!..
     Затем персы торопливо удалились.
     Рычание  льва  усиливалось  -   его  нарочно  старались  раздразнить,
прижигая раскаленным железным прутом.  Двадцать четыре раба-эфиопа в цепях
стояли в ожидании около небольшой карагачевой двери,  ведущей в подвал.  У
каждого раба было копье с  длинным листообразным остро отточенным лезвием,
равным половине копья.
     - Отворяй! - крикнул перс - распорядитель зрелища.
     Дверь  подвала  отворилась.  Рабы  отбежали и  прижались за  выступом
стены.  Из  темного квадрата подземелья большими скачками выпрыгнул лев  и
замер,   ошеломленный  невиданным  зрелищем.  После  темноты  подвала  его
ослепило солнце.  Привыкший к  простору пустыни,  лев с боязнью косился на
непонятные ему постройки,  и человек,  одиноко стоявший посреди двора, еще
не привлек его внимания.  Лев бросился к бассейну,  прыжками обогнул его и
остановился.
     Каллисфен величественным жестом откинул плащ  и,  повернувшись к  уже
заходящему солнцу, сказал:
     - Тебе,  величайший просветитель человека,  лучезарный Феб, создавший
свет и правду, свободный искатель истины и мудрости, обращаюсь с последним
словом.
     Человек -  это единственное из земных существ,  созданное с  глазами,
обращенными к небу,  а не к земле.  Он создал храмы, чтобы в них возносить
тебе молитвы и хвалу.
     Сейчас я  ухожу из  этого мира,  где  я  всегда,  как и  мой учитель,
великий Аристотель,  призывал людей  выше  всего любить свободу,  правду и
точную  истину.  Всю  жизнь  я  стремился  проникнуть  и  разгадать  тайну
вселенной.
     Что  может  сделать  свободному философу тиран,  который требует себе
поклонения,   стараясь  стать  рядом  с  тобой,   озаряющий  своим  светом
вселенную, лучезарный, всесильный Феб!
     Я  рад,  что  могу послать тебе,  вечный Феб,  мой последний привет и
сказать,  что, даже плененный, даже запертый в клетку, я сохранял гордость
свободного ученого, мыслителя, поэта.
     Мои мысли,  моя бессмертная душа сохранятся в моих записках,  которые
переживут казненного Каллисфена.
     Сегодня закончатся мои записки,  в  которых я описал походы и подвиги
Александра Великого, доблестного, достойного. И этот мой труд ни огонь, ни
железо,  ни  всепожирающее время,  даже  гнев  Зевса Олимпийца не  будут в
состоянии уничтожить.
     Сегодня пришел день,  который должен повернуть страницу моей  судьбы,
но мой дух сильнее и  бессмертнее моего бренного тела,  и он улетит высоко
за  пределы небесных светил,  куда  не  достигает воля и  насилие мелких и
великих тиранов. Моя слава переживет меня. Вот я лишен отечества, друзей и
дома.  У  меня отнято все,  что только можно отнять,  но  мои дарования со
мной.  Они служат мне отрадой, ими я живу. Тут кончается власть базилевса.
Пусть безжалостный меч  или дикий зверь пустыни прекратят мои дни -  слава
переживет меня...
     Больше Каллисфену говорить не удалось.  Александр, рассерженный речью
философа,  гневно взглянул на  перса -  распорядителя зрелища.  Тот сверху
крикнул черным рабам на  дворе.  Один из  них ловко метнул копье в  льва и
ранил его в заднюю лапу.  В ярости лев замотал огромной головой,  заросшей
густой гривой, и сделал прыжок.
     Вторым  прыжком  лев  бросился на  Каллисфена.  Философ упал,  сбитый
тяжестью огромного зверя.  Лев,  раздавив страшной пастью  светлую  голову
мыслителя, рвал его лапами и с рычанием глотал куски мяса...
     Александр встал,  лицо  его  было хмуро.  Брови сдвинуты.  Он  сказал
Гефестиону:
     - Рукопись сохранить. Внимательно рассмотреть, что он писал.
     - Я уже читал. Он описывал твои походы.
     - Осуждал меня?
     - Нет, базилевс. Он восхвалял тебя.
     Александр на мгновение задумался.
     - Прощать -  это  привилегия богов.  Смерть Каллисфена -  достаточная
угроза моим врагам,  а для потомства - пусть знают, что Александр приказал
сохранить рукописи Каллисфена.  Каллисфен был необычайный человек,  не  то
что  другие  безумные  заговорщики.   Он  заслуживает  бессмертия...   Сам
позаботься о рукописи и дай ее размножить.
     Подошел перс-распорядитель и пал на колени:
     - Величайший! Ты сейчас увидишь, как эти эфиопы убьют льва!..
     Александр, недовольный, продолжал стоять.
     - Пусть убивают.  Лев тоже заслужил смерть за  то,  что убил великого
мыслителя.
     Перс приказал эфиопам:
     - Кончайте!
     Эфиопы,  прикрываясь узкими длинными щитами,  приблизились с  четырех
сторон. Лев рычал, бил хвостом и продолжал терзать тело Каллисфена. Эфиопы
одновременно метнули  копья.  Блестящие  отточенные лезвия  пронзили  тело
зверя.  Лев вскочил и  упал,  попытался еще вскочить,  но  его крестец был
перебит. Он рычал и полз на передних лапах, волоча туловище.
     Эфиопы подбежали еще ближе и вторыми копьями добили царя пустыни.
     Праздник  кончился.  Александр медленно  удалился.  За  ним,  блистая
драгоценностями,  следовала Роксана.  Она  улыбалась,  ее  глаза  сверкали
торжеством. Толпа лежала ниц, выражая преданность царю царей.
     - Да,  - сказал Гефестион, - сам Зевс Вседержитель постоянно забывает
гнев, отбрасывает свои громы и молнии и позволяет снова сиять ясному небу.

                             _______________

     Прошли тысячелетия.  По-прежнему по  бесконечным равнинам Азии мерной
рысцой на лохматом бегунце или верблюде едет кочевник.  Он направляет путь
к серебряной звезде, танцующей над далекими холмами.
     Его дикая песня в  своих загадочных переливах говорит о  неоконченной
сказке,  о  прерванном сне,  о  слезах,  смешанных с кровью,  и о чудесных
грезах начавшегося расцвета Азии.
     Но  теперь на  вековых тропах можно встретить не только одни караваны
стонущих верблюдов.  Теперь видны  новые  путники,  среди  них  -  юноша и
девушка.  Они несут в  груди горячее пламя неудержимого порыва к  знанию и
свободе.  Путники взбираются по  крутым склонам гор,  веря,  что достигнут
вершины,  где  огни  их  сердец сольются в  новое  сияние,  которое озарит
далекие пределы Азии.
     Над  путниками  с  визгом  проносится смеющийся  ветер  в  погоне  за
далекими миражами розовых городов,  вырастающих из  мертвых желтых песков.
Но ветер уже не может разогнать эти миражи.
     Новые города Азии строятся. Они вырастают и тянутся к небу в кружевах
стальных стропил,  создавая новую, культурную жизнь свободных возрожденных
народов.


                               1932 - 1941


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В.Г. Дата последней редакции: 25/12/99