не голова, а песня;
не ноги, а крылья сокола.
     Спитамен молчал,  опустив глаза,  сидя на пятках, протянув руки вдоль
колен. Лицо его оставалось неподвижным, как придорожный камень в степи. Он
понимал,  что Будакен не хочет расстаться с Буревестником, и ждал, что еще
хозяин предложит вместо него.
     Будакен добавил:
     - Ты получишь саурана вместе с чепраком и уздечкой, украшенной белыми
ракушками, предохраняющими от дурного глаза.
     Так как Спитамен продолжал молчать, Будакен добавил:
     - Ты  еще получишь копье с  железным наконечником* и  тогда поедешь в
Мараканду моим проводником.
     _______________
          * Железо ценилось дороже меди и бронзы.

     Раскосые глаза Спитамена продолжали глядеть на ковер.  Свет от костра
играл тенями на его неподвижном лице.
     - Ну  что же  ты хочешь?  Почему не благодаришь?  -  проговорил князь
Гелон.  -  Скорее соглашайся.  Кто, кроме Будакена, способен сделать такой
щедрый подарок?
     Тогда Спитамен процедил сквозь зубы:
     - Подари мне стрелу, затерянную в траве...
     Будакен покосился одним глазом на  Спитамена.  Он почувствовал особый
смысл в словах охотника.
     - Подари  мне  сокола,  улетевшего в  небо.  Подари  мне  невольницу,
развязавшую верблюда...
     Будакен стал смеяться.  Глаза обратились совсем в щелки, и от носа по
лицу протянулось множество морщинок. Его большое грузное тело тряслось, и,
глядя на него, стали смеяться остальные гости.
     - Это уже слишком много!  - воскликнул князь Гелон. - За котенка читы
спросить молодого коня с копьем и рабыню -  это чрезмерно! Он забыл, с кем
говорит, этот охотник, пришедший пешком, как нищий.
     Спитамен поднял на князя Гелона угрюмый взгляд,  сверкнувший угрозой,
и сказал:
     - Почему ты жалеешь больше,  чем Будакен, владелец коня? Разве трудно
подарить непойманную рыбу в воде и тень от облака?  Почему Будакен медлит?
Ведь эта невольница все равно уже им потеряна.  Она убежала на верблюде, и
ее не поймать, как улетевшую с цветка пчелу.
     Тогда старый князь Тамир раздраженно проскрипел:
     - Эта невольница молодец!  И мне она о-о-чень понравилась. Около нее,
вероятно, всякий помолодеет.  Если Будакен мне ее уступит, то я заплачу за
нее девять кобылиц.
     Будакен перестал смеяться.  Вскочив с легкостью,  которую нельзя было
подозревать,  видя его большое грузное тело,  он хлопнул в ладоши, но слуг
вблизи не было, они ушли за конями торопившихся с отъездом гостей.
     Громким голосом Будакен закричал в темноту, призывая слуг:
     - Мармер, Мава! Где вы? Идите сюда!
     - Здесь, мой хозяин, - ответил невдалеке голос, и из темноты вынырнул
на свет костра юноша в синей одежде, с уздечкой в руке.
     Будакен пошептался со  скифом.  Он не сердился,  не кричал,  ничем не
показывал,   рассержен  ли  он  бегством  невольницы.   Он  слишком  ценил
присутствие  старых  князей,  чтобы  при  них  выказать  свой  гнев  из-за
ничтожной рабыни,  которая для  всякого свободного воина  должна  быть  не
дороже потерянного тюка с соломой.
     Будакен вернулся на свое место,  опустился на колени, потом откинулся
на пятки. Его лицо было приветливо, как всегда.
     - Ты просишь кольцо,  упавшее в колодец,  стрелу, улетевшую в камыши.
Ты прав. Рабыня, развязавшая верблюда, до сих пор назад не вернулась. Если
бы не эта военная тревога,  когда надо всех молодцов сажать на коней, я бы
сейчас разослал по степи двести моих воинов, и завтра беглянка сидела бы в
яме,  с кольцом в носу и с тавром Будакена,  выжженным на лбу. Князь Тамир
хочет купить эту  рабыню.  Я  слишком высоко ценю князя,  чтобы осмелиться
сделать ему подарок, которого у меня нет в руках.
     - Но  если я  сам подниму стрелу,  выпавшую из твоего колчана,  ты не
потребуешь, чтобы я отдал ее?
     И Спитамен глядел на Будакена, ожидая решительного ответа.
     - Мало ли у меня других стрел! - ответил небрежно Будакен.
     Спитамен склонился перед Будакеном и сказал:
     - Я буду тебе проводником и буду охранять тебя и твоих коней, если ты
возьмешь меня с собою отыскать то, чего ты ждешь...
     Будакен был доволен отказом Спитамена от вороного. Больше всего любил
он коней, затем сына, ушедшего по вызову персидского царя Дария, потом уже
все  остальное.  Чего  будут  стоить его  косяки кобылиц,  если  не  будет
Буревестника?  Теперь  все  кочевья станут  рассказывать,  что  Будакен не
пожалел за вороного отдать оседланного саурана и  молодую невольницу,  что
он предпочитает женщинам боевого коня, и Будакен радовался своей мудрости.


                             ГОНЕЦ ИЗ СУГУДЫ

     В конце кочевья вдруг раздались вопли и крики.
     - Это едут гонцы,  -  сказал старый Тамир,  прислушиваясь и  грея над
костром восковые руки.
     Другие гости вскочили и выбежали из шатра.  Шум усиливался,  слышался
топот  лошадей  и  бегущего народа.  Несколько скифов  с  копьями в  руках
выстроились у  входа  в  шатер,  где  остались  только  Будакен,  Тамир  и
Спитамен.
     - Все пропало!  Все погибло!.. - вопили женские и мужские голоса. - И
мы  все погибнем!  За  что Папай гневается на нас!..  Что поделает могучий
Будакен, если сам Папай гневается!..
     - Введите гонца и  никого больше не впускайте в  шатер!  -  прогремел
властный, по-новому зазвучавший голос Будакена.
     Он  встал,  расставив  широко  ноги  в  замшевых  сапожках,  расшитых
бисером,  снял со стенки пояс с  коротким мечом,  надел его и  взял в руки
оправленную в золото плетку с двумя хвостами.
     - Не напирайте! Отойдите! - кричали скифы. - Пропустите гонца!..
     Раздались шлепки и  вскрикивания:  это слуги расчищали дорогу гонцу и
его провожатым.
     В  шатер  вбежал  бородатый человек в  разодранном богатом персидском
кафтане, в широких шелковых штанах, расшитых цветными узорами. Его длинная
борода  и  завитые  волосы  были  растрепаны.   Глаза  дико  блуждали.  Он
размахивал коротким персидским мечом.
     - Кто  князь Будакен?  Ты  или ты?  -  обращался гонец то  к  старому
Тамиру, то к Будакену.
     - Что  произошло?  -  спросил  Будакен.  -  Чего  ты  кудахчешь,  как
испуганная курица, оставившая в зубах лисицы свой хвост?
     - Все пропало!  -  в отчаянии воскликнул гонец и опустился на пестрые
подушки, грудой лежавшие на ковре.
     - Все пропало! - подхватили голоса за шатром.
     Вопли   и   крики   прорезали  тишину  ночи.   Затем   все   затихли,
прислушиваясь, что скажет Будакен.
     - Ну,  рассказывай:  что пропало? - мрачно спросил Будакен, продолжая
стоять.
     - Скифские  отряды,  которые  год  назад  были  вызваны  царем  царей
Дарием... Не могу говорить, дайте пить!..
     - Дайте ему кумысу, чтобы остыла его голова! - приказал Будакен.
     Слуги,  отставив копья,  нацедили кумыс из турсука в чашу и подали ее
гонцу.
     Тот отпил немного, вздохнул и жалобным голосом простонал:
     - Все погибли! Все до одного перебиты Двурогим!
     Все  присутствующие взглянули на  Будакена.  Они  знали,  что с  этим
отрядом ушел и любимый сын Будакена,  Сколот, и с ним двадцать молодых его
родичей, не считая простых воинов.
     - Где наши сыновья,  наши братья, наши мужья: - завопили снова голоса
за решеткой шатра.
     Блестящие глаза  припадали к  прутьям решетки,  руки  со  скрещенными
пальцами просовывались внутрь:
     - Отдай их  нам назад,  Будакен!  Это ты отослал их из наших степей в
далекие страны.
     Будакен  стоял  по-прежнему,   расставив  широко  ноги.  Его  челюсть
отвисла,  щеки  подергивались,  глаза  скосились на  кончик носа,  и  рука
дрожала так, что два конца плетки извивались, как хвосты змей.
     - Выпороть его!  -  прогремел Будакен и,  шагнув через  костер,  стал
хлестать плеткой и  толкать ногой испуганного гонца.  Чаша  выпала из  его
рук,  и белый кумыс разлился по шелковым подушкам.  - Выпороть его, сказал
я! Чего вы смотрите, вислоухие бараны! - И, схватив одного слугу за плечо,
Будакен швырнул его в сторону сжавшегося гонца.
     Скифы бросились к нему, вытаскивая из-за спины плетки. Они знали гнев
Будакена.  Князь  гневался редко,  но  в  гневе  был  страшен  и  не  раз,
рассердившись, душил провинившегося.
     - Держите его  за  ноги и  голову!  -  гремел,  задыхаясь от  ярости,
Будакен.  -  Держите крепче! Я сам буду пороть его. Сумасшедший верблюд! -
кричал он и бил двухвостой плеткой по извивавшемуся телу гонца.
     Перепугавшийся гонец сперва от  страха молчал,  а  потом стал кричать
неистовым голосом.  Толпа снаружи шатра примолкла,  и  множество блестящих
глаз смотрело сквозь решетку.
     - И те,  кто послал тебя,  -  сумасшедшие верблюды! Не сумели послать
другого,  поумнее!  Ты хочешь всполошить всю нашу степь, чтобы все кочевья
снялись и  ушли отсюда за горы к  исседонам,  а  на наше место пришли ваши
согдские пастухи со стадами? Может быть, не все пропали? Говори!
     - Может быть, не все! - завопил гонец.
     - Где пропали? - гремел Будакен, продолжая наносить удары.
     - Там!.. - орал гонец.
     - Где - там?..
     - В Персии...


                            ПОСЛОВ НЕ УБИВАЮТ

     Тогда Спитамен,  с улыбкой наблюдавший избиение гонца,  приблизился к
Будакену и крепко схватил его за руку, готовую наносить удары бесконечно.
     - Довольно,  Будакен!  Ты  забыл  правило:  <Послов не  бранят  и  не
убивают. Послу смерть запретна>...
     Будакен хотел вырвать руку, но Спитамен удержал ее.
     - Теперь он уже вернул свой рассудок,  -  сказал, посмеиваясь, старый
Тамир.  -  Он не станет больше кудахтать. Пусть теперь спокойно расскажет,
что случилось. Дайте ему свежего кумыса.
     - И  подложите побольше  подушек  -  ему  трудно  сидеть,  -  добавил
Спитамен.
     Будакен обошел костер и,  еще  задыхаясь,  сел  на  свое  место.  Его
широкая грудь со  свистом вздымалась.  Он глядел безумными глазами.  Весть
гонца его так же поразила,  как слова,  сказанные на ухо Спитаменом, но он
все еще не хотел этому верить.  Его тревожила судьба сына. Неужели он убит
и  нет  никакой  надежды увидеть его  снова  молодым,  смелым,  похожим на
Будакена в молодости?
     Гонец  лег  на  бок.  Его  обложили подушками.  Слуги  свистнули двух
серебристо-серых  поджарых борзых,  которые  быстро  вылизали с  ковров  и
подушек пролившийся кумыс. Гонец пытался отпить кумыса, его зубы стучали о
край золотой чаши,  слезы еще лились по щекам,  и он озирался на Будакена,
как затравленный зверь.
     Старый Тамир успокаивал гонца:
     - Ты же мужчина!  Ты должен был приехать молча,  обратиться к князьям
или выборным лучшим людям. Затем мы обсудим, соберем всех и придумаем, что
делать.  Помнишь сказку,  как одна крупинка града упала на  мышь,  а  она,
испугавшись, побежала по степи и стала кричать, что идут несметным войском
враги и  стреляют в нее из луков?  Ведь тогда все звери в степи поверили и
убежали в горы. Так ты того же хочешь?
     Будакен заговорил,  обращаясь к гонцу,  и голос его снова был тверд и
непроницаем:
     - Вернулась ли твоя душа обратно в селезенку?
     Гонец молчал и старался незаметно смахнуть с глаз слезы.
     - Теперь скажи нам,  кто ты, как твое имя, от какого отца происходишь
и от кого бежишь.


                            РАССКАЗ О ДВУРОГОМ

     - Меня зовут князь Оксиарт,  сын Амюрга, из рода наследных владетелей
города Курешаты*. Я поставщик корма для лошадей правителя Сугуды Бесса.
     _______________
          * К у р е ш а т а  (Кирополь)   -   укрепленный   городок,   был
     расположен  на  границе  со  степью  в  ряду  согдианских  крепостей,
     назначенных охранять Согдиану от набегов северных степных кочевников.

     Князья переглянулись.  У  всех  мелькнула мысль:  <Если  это  близкий
человек Бессу,  всесильному сатрапу Сугуды и  Бактры,  то  не  поступил ли
опрометчиво Будакен, избив такого знатного персидского чиновника?>
     Старый князь Тамир сказал мягким, вкрадчивым голосом:
     - Отчего  же  ты  не  сидишь  вместе с  великим правителем за  столом
совета,  а носишься по степи,  как верблюд с подожженным хвостом,  тревожа
сердца мирных скотоводов, доителей кобыл?
     Гелон прибавил:
     - Правитель Бесс  уехал год  назад с  войском от  всех племен Сугуды,
Бактры и саков, чтобы наказать дерзкие народы, оскорбившие царя царей...
     Поглядывая  недоверчиво и  угрюмо  на  безмолвного Будакена,  Оксиарт
начал:
     - Что  может сделать великий царь,  если  против него пошел сам  бог,
вышедший из  моря,  повелевающий демонами?  Он  не  похож на  обыкновенных
людей.  У него из глаз вылетают молнии и убивают все кругом. Он в два раза
выше обыкновенного воина,  и  на  голове его  растут рога,  завитые как  у
горного барана... Когда он говорит, то люди падают на землю, как от грома.
Он  сын  злого бога  Аримана и  священной змеи  Ангро-Майнью.  Бог  Ариман
даровал ему силу и злой разум, а змея наградила его хитростью, так что все
народы бегут от его войска,  как овцы от пожара, когда загорается высохшая
степь...
     Все скифы, разинув рты, слушали перса и не знали, верить ему или нет.
Слишком невероятными казались его рассказы.
     Послышались отрывистые вопросы:
     - Ползает ли он на брюхе, как змея?
     - Есть ли у него хвост?
     - Видел ли ты его своими глазами?
     - Если бы  я  его видел,  разве мог бы я  тогда появиться здесь?  Все
гибнут от его взгляда...
     Все  замолчали.  Скифы,  припавшие к  решетке снаружи шатра,  затаили
дыхание,  ожидая,  что  скажут  вожди.  А  князья,  опустив  глаза,  хитро
выжидали, кто выскажется первым.
     Спитамен посматривал на  всех  узкими карими глазами.  На  его  губах
змеилась усмешка.
     - Что  же,  князья,  вы  молчите?  Ведь надо поторопиться,  а  не  то
Двурогий,  сын бога,  происшедший от змеи, пожрет всех скифов, как журавль
лягушек?  Убегайте к  исседонам или к  черносвитам*.  Там круглый год идет
снег. Может быть, туда не пойдет за вами Двурогий?
     _______________
          * По  описанию  Геродота,  к северу от земель,  занятых скифами,
     <где    сыплется    с    неба    белый    пух>,    жили    меланхлены
     (ч е р н о с в и т ы,   носящие  черные  плащи)   и  другие  племена.
     Раскопки показывают, что уже в древнейшие времена были торговые связи
     между всеми этими племенами.

     Будакен почувствовал насмешку в словах Спитамена.
     - Саки  не  бегут  от  слухов,  которые принесла на  хвосте  согдская
сорока!  Разве не  приходил к  нам в  степь непобедимый царь царей Куруш*,
чтобы нас  наказать?  Не  наши ли  соседи массагеты отрезали ему  голову и
положили в мешок с кровью,  чтобы он напился досыта? А мы, саки, и сильнее
и многочисленнее массагетов.
     _______________
          * Персидский царь Кир назывался в Персии  К у р у ш. Его разбили
     скифы-массагеты, и их царица, отрезав ему голову, положила ее в мешок
     с кровью.

     - Верно!  Верно!  -  очнулись скифы.  -  Чего нам бояться?  Кто может
прийти в наши беспредельные степи?
     Спитамен заговорил опять:
     - Если саки забыли,  что  надо делать,  когда на  них идут враги,  то
позовите певца.  Пусть он споет старые песни.  В  них наши деды заповедали
все, чего мы не должны забывать.
     - Позовите Саксафара!  -  раздались голоса снаружи шатра.  - Пусть он
споет наши старые песни!..


                             ПЕСНИ САКСАФАРА

     Саксафара  разыскали  и  сейчас  же  привели.   Тощий,  согбенный,  с
развевающимися седыми волосами,  он  был  одет очень бедно,  в  коричневую
грубую  одежду  из  верблюжьей шерсти,  и  подпоясан ремнем  с  множеством
металлических украшений,  куколок и  талисманов.  На  ногах  были  широкие
желтые сапоги,  из которых виднелись войлочные чулки. Немигающие выцветшие
глаза  смотрели  вверх.  Он  шел  с  протянутыми вперед  руками,  ощупывал
встречных. Скифы усадили его на почетном месте. Перед ним положили плоский
треугольный ящик с натянутыми струнами.
     Саксафар опустил пальцы на струны и сказал слабым старческим голосом:
     - Привет вам,  смелые товарищи рода Тиграхауда и Роксонаки! Я не вижу
ваших лиц -  они скрыты от меня вечной темнотой,  но я помню ваших отцов и
дедов.  Я  так же пел им песни,  как пою вам,  и  они повторяли доблестные
древние слова, когда бросались в битву...
     - Спой нам, Саксафар! Пусть сердца наши разгорятся гневом!
     Зазвенели струны  под  десятью старческими искривленными пальцами,  и
Саксафар запел высоким, звонким голосом, дрожащим в ночной тишине:


                          П е р в а я  п е с н я

               Если вы хотите, чтобы солнце золотило загаром
               Смеющиеся лица наших гололобых детей,
               Чтобы круглые животы наших женщин
               Дарили новых крикунов боевого клича <улала!>,
               Чтобы задорно плясали шестнадцатикосые девушки
               И звонко перекликались злобные жеребцы,
               Скача вокруг косяков сладко пахнущих кобылиц, -
                    Проверьте стрелы вашего колчана,
                    Натянуты ли туго ваши луки?

               Дожди увеличивают воду в колодцах,
               А кобылицы наполняют кумысом кожаные турсуки.
               Если мальчик научится крепко бить чужие скулы,
               Он со смехом встретит огненное мгновенье,
               Когда над ним зазвенят цепи смерти.
               Если увидите вспыхнувшие дымные огни
               На далеких сторожевых вышках курганов,
               Сзывайте товарищей, спешите на перекрестки дорог!
                    Готовы ли кони? Отточены ли мечи?
                    Натянуты ли туго ваши луки?


                          В т о р а я  п е с н я

                    Улала! Скифы! Слышите ли призыв?
                    Еще дрожат в горячем ветре,
                    Как змеи, вставшие на хвост,
                    Голубые дали наших степей...

                    Видите ли, точки движутся вдали?
                    Это опять показались двуногие шакалы.
                    Мы должны догнать их
                    На наших неутомимых бегунцах
                    И пронзить стрелами их хребты!

                    Улала! Скифы! Слышите ли призыв?..

                    Не бросай раненого на поле битвы,
                    Если за тобой гонятся десять врагов,
                    Вспомни отважного Сакмара.
                    Он поочередно убил девять
                    Гнавшихся за ним паропамисадов
                    И привел на аркане десятого...

                    Ты слышишь топот погони,
                    Натянут ли туго лук?
                    Завлекай врагов на солончак.
                    Где завязнут их тяжелые кони.
                    Притворись, что ты очень боишься
                    И хочешь спастись от погони...

                    Улала! Скифы! Вы слышите ли призыв?..


                          Т р е т ь я  п е с н я

                    Если спросить совета у зайца.
                    У него задрожит хвост, и он покажет пятки.
                    Спроси совета у наших богатырей,
                    Они подымут секиру и
                    Крикнут боевой призыв <улала!>.

                         Вынимайте широкие ножи!
                         Точите их на черном камне!..

                    Если четыре человека в союзе,
                    Они достанут звезду с неба;
                    Если восемь богатырей в разладе,
                    Они потеряют то, что у них во рту...

                    Тигр рвет одинокого волка,
                    Но, когда выводок семи волков-братьев
                    Завоет свою песню смерти, -
                    Тигр, ворча, уползает в глубину камышей.

                         Скифы, спешите скорее на помощь,
                         Когда услышите наш призыв <улала!>.


                       Ч е т в е р т а я  п е с н я

                    Не верьте, товарищи, длиннобородым послам!