тень проскользнула на крышу и, как дуновение ветра, приблизилась к
Рокшанек.
     - Это я,  Фирак, раненный стрелой из лука бровей твоих! Три дня и три
ночи я  умирал в  страданиях,  не видя на стене твоего красного покрывала.
Теперь я здесь, милая! Я пришел по твоему зову и готов умереть для тебя.
     Трепетная рука коснулась плеча Рокшанек, и ее ожерелье зазвенело.
     - Иди сюда,  Фирак.  Мы останемся здесь под алмазными звездами,  и ты
будешь мне много говорить.  Сегодня я хочу слушать тебя...  Говори мне про
далекие страны.  Я хочу увидеть шумные города,  синие моря с краснокрылыми
кораблями...
     - Я не князь,  - шептал юноша, - у меня нет богатств, я только бедный
певец, но я умею петь, и люди любят слушать мои песни. Эти песни прокормят
и меня и тебя.  Бежим отсюда,  уедем в далекую страну. Там я буду петь про
твои лучистые глаза, про твою нежную тень, про звон твоих браслетов, когда
ты идешь,  легкая,  как пантера. Люди будут бросать мне тяжелые серебряные
монеты и блестящие золотые дарики*.
     _______________
          * Д а р и к  - персидская монета.

     - Я не могу бежать с тобой.  Я не могу идти по пыльной дороге, одетая
в  рубище нищей.  Но я  не хочу жить и без твоих песен.  Отец сказал,  что
отвезет меня в Мараканду,  где новый царь царей ищет невесту.  Он говорит,
что если я  буду умна и хитра,  то сумею стать царицей Персии.  Ты знаешь,
как строг мой отец, и если я не исполню его воли, он прикажет бросить меня
в <башню молчания>*.  Так жить я больше не могу...  Но что это? Концы моих
пальцев чувствуют у тебя на глазах слезы.  Ты не огорчайся,  я не забуду о
тебе и возьму тебя с собой; ты будешь петь при княжеском дворе, и, когда я
позову тебя,  ты будешь петь песни о райских садах,  к которым стремятся и
не могут дойти караваны...
     _______________
          * <Б а ш н я  м о л ч а н и я>    -   место   погребения,   куда
     складывались тела умерших,  чтобы их расклевали хищные птицы. Остатки
     таких башен еще сохранились в разных местах Ирана и Средней  Азии  (к
     северу от бывшего Ходжента, ныне Ленинабада, в Могульских горах).

     - Умрем вместе - и мы улетим на крыльях вечного сна в чудесные сады!
     Громкий стук в  ворота и крики заставили встрепенуться Рокшанек.  Она
вырвалась из объятий юноши и  подбежала к краю крыши.  По дорожке сада шли
люди с оранжевым фонарем.
     - Это отец! Я узнаю его голос. Он неожиданно вернулся! Что делать? Он
идет сюда. Если он нас увидит, то барабаны моего позора покатятся отсюда и
загремят по всем базарам.
     - Умрем вместе сейчас!..
     - О мой драгоценный Фирак! Да, умрем! Вот мой кинжал!
     Юноша приставил конец кинжала к груди и бросился на него.
     - Я люблю тебя, милая!.. - прошептали немеющие уста.
     Рокшанек наклонилась над юношей и прислушалась.
     - Что мне делать?  Как спастись?  Как страшно умирать!  Зачем он  это
сделал?
     Голоса в  саду  обошли дом  и  потом донеслись снизу,  из  внутренних
комнат.
     Рокшанек ждала,  обессилев, не зная, что делать... Заскрипела лесенка
из  ее  комнаты,  и  в  квадратном отверстии  крыши  показалось освещенное
фонарем лицо  князя  Оксиарта,  его  длинный сухой нос,  курчавая борода и
войлочный  колпак,  из-под  которого  выбивались длинные  волосы.  Оксиарт
весело улыбался. За ним влез на крышу угрюмый старый евнух Фанфал.
     - Ты  здесь,  Рокшанек?  Ты  ходишь,  не  боясь  дивов  или  опасного
болезнями ночного ветра?  Значит,  ты  уже не  больна?  Сама ты виновата -
зачем принимала этих степных разбойников саков. Я разрубил бы их на мелкие
куски  и  бросил гиенам.  Подумай,  этот  князь  Будакен держал меня,  как
простого пленника.  Только  его  зять,  князь  Гелон,  дал  мне  лошадей и
проводника и  отпустил на  свободу.  За это я  ему обещал прислать старого
вина,  золота и невольниц...  Но что с тобой?.. Твое лицо бледно... Откуда
кровь на твоих руках и одежде?..
     Опустив глаза, Рокшанек отвечала с трудом:
     - Сюда на крышу влез неизвестный разбойник и набросился на меня.  Я -
дочь воина и ударила его кинжалом. Он упал...
     Рокшанек  зашаталась  и   бессильно  опустилась  на  ковер.   Оксиарт
растерянно посмотрел на  дочь,  затем на  евнуха.  Тот  невозмутимо поднял
кверху указательный палец:
     - Тише!
     - Фанфал, негодный баран! Я тебе отрублю голову!
     - Не за что!
     - Почему ты недосмотрел? Что ты делал?
     - Я исполнял приказание княжны Рокшанек и наблюдал, чтобы все женщины
в доме не ходили, не пели и не говорили, - у нее болела ее мудрая голова.
     - Но ты забыл мое приказание - охранять дом!
     - Нет, я был также в саду и там слушал пение кузнечика.
     - И видел что-нибудь?
     - Видел, как кузнечик влез на крышу.
     - И ты ничего не сделал, чтобы схватить его?
     - Я  услышал топот лошадиных копыт,  побежал тебе навстречу и  привел
тебя  сюда,  на  крышу.  Вот  лежит этот  разбойник...  Да  ведь  это  наш
беззаботный певец Фирак! Тише, господин!
     - Как  ты  можешь  говорить  <тише>?   Надо  позвать  слуг,   отнести
презренное тело на площадь и там рассечь на части, чтобы устрашить других!
     - Нет,  господин! Не так надо сделать. Злые языки любят чернить самое
достойное.  Потому надо взять верного слугу и отнести тело этого кузнечика
в <башню молчания>. Туда надо войти втроем, а назад выйти одному.
     - Ты мне предан,  Фанфал.  Я  этого не забуду!  Когда все заснут,  ты
сделаешь это.  А  сейчас  позови только основу добродетели,  княгиню-мать!
Надо помочь бедной княжне. Она нездорова. Мы должны охранять ее.


                            В <БАШНЕ МОЛЧАНИЯ>

     Подъехав  к  воротам  постоялого  двора,  Будакен  придержал  коня  и
подозвал Хоша.
     - Прикажешь зажарить тебе барана?  Или  сварить в  молоке ягненка?  -
подобострастно заглядывая в глаза, спрашивал Будакена старый слуга.
     - А как ты думаешь, что будет лучше? - обратился князь к Спитамену.
     - Самое лучшее - сейчас же вьючить коней и уезжать! - отвечал шепотом
охотник. - Стены надвигаются на нас, и за этими стенами шуршит измена.
     - Да будет так! - ответил Будакен.
     - Но  теперь поздно,  - вмешался Хош,  - подняты шлюзы,  и по канавам
вода пущена на поля. Мы не найдем брода, кони увязнут в намокшей земле.
     - Мы сейчас едем, поторопи молодцов! - проворчал Будакен.
     - Твоя воля -  тетива для стрелы!  -  Хош поклонился и  коснулся ноги
Будакена.  Он глазами подмигнул в  сторону Спитамена и шепнул:  -  Не верь
ему.
     - Делай свое дело! - рявкнул Будакен.
     - Делаю, делаю! - забормотал Хош и проехал в ворота.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Верхушка  сторожевой башни  еще  горела  в  последних  красных  лучах
заходящего солнца,  в  переулках  протянулись лиловые  тени,  когда  скифы
гуськом пробирались задворками,  через проломы стен. Они выехали из города
сквозь задние ворота,  ведущие к  Шур-Бельским горам.  Асук был привязан к
спине лошади, он был так пьян, что ничего не понимал и твердил одно:
     - Асук - умный человек, он умнее самого Будакена!
     Коня вел за повод сторож Кукей. Боясь быть узнанным слугами Фейзавла,
он обернул себе лицо синей тряпкой и закутался в скифский плащ.
     Два  сторожа,   сидевшие  близ  ворот,   смотрели,  разинув  рты,  на
проезжавших скифов,  на  их  необычные пестрые  одежды  и  мохнатых коней.
Сторожа долго спорили о  том,  нужно ли  пойти к  начальнику и  донести об
уехавших  иноземцах.   Наконец  они  решили,  что  попозже,  когда  ворота
закроются,  они пойдут на базар в винную лавку и там расспросят постоянных
посетителей, что за странные гости проехали через город.
     Скифы подымались по пустынной дороге в  сторону гор.  Когда скалистые
хребты загородили багровое небо,  Спитамен дал знак остановиться.  Впереди
расстилалось большое поле с  зелеными кустами хлопчатника,  залитое водой.
Несколько черных  от  загара  и  грязи  крестьян,  едва  прикрытых рваными
тряпками,  ходили около  канав с  длинными шестами и  направляли по  полям
потоки воды. В тихом вечернем воздухе ясно доносились их крики.
     Здесь скифы сняли вьюки и  стреножили коней.  Поляна,  на которой они
находились, заросла репейником и травой.
     В  стороне виднелась низкая и  широкая башня  без  крыши.  Возле  нее
прилепился глинобитный домик.
     Скифы развели три костра и,  воткнув в  землю пики,  улеглись звездой
вокруг огней.
     - Что это за башня? - расспрашивал Будакен.
     Спитамен поморщился:
     - Это <башня молчания>,  там собаки объедают покойников.  Ты,  князь,
умирай где-нибудь подальше - здесь плохо умирать.
     - Зачем же этих собак не передавят?
     - Что ты!  Это священные собаки.  Кто их тронет, того убьют. А в этом
домике около башни живут особые святые старики,  сперва они  помолятся над
покойником, а потом отдают труп собакам.
     - О  великий Папай!  -  воскликнул Будакен и плюнул назад через левое
плечо.  -  Я хочу умереть в поле,  в битве,  чтобы в последний раз увидеть
<Железный гвоздь>*  на  небе,  слышать  свист  ветра  и  чувствовать запах
лошадиного косяка.  А  здесь лучше совсем не  умирать,  а  скитаться,  как
последний нищий.  А  все-таки надо бы  рассказать в  степи,  как  согдские
собаки объедают покойников.  Князь Тамир, наверное, этого не видел. Нельзя
ли сходить туда, в башню, посмотреть?
     _______________
          * <Ж е л е з н ы й  г в о з д ь>  - Полярная звезда.

     Взошла луна.  Скифы дремали,  пригретые огнем костров.  Будакен и Хош
направились к  <башне молчания>;  впереди Спитамен отыскивал дорогу межами
среди  залитых квадратов полей.  Они  шли  по  краю  канавки,  где  быстро
струилась вода,  перепрыгивали через запруды.  Голубой лунный свет заливал
тихую  равнину,  по  голым  пустырям  скользили  бесшумные тени  волков  и
шакалов.  Широкая  башня  одиноко  чернела  впереди.  В  пристройке мерцал
огонек.  Когда скифы приблизились,  они  услышали глухое ворчание,  визг и
вой,  на который откликались в оврагах сотни голосов невидимых шакалов.  С
одной стороны к верхушке башни вела узкая каменная лестница. Спитамен стал
бесшумно подыматься по  громадным ступеням,  высеченным из цельных камней.
На  верху  башни  раздался шорох,  большие черные  тени  замахали широкими
крыльями и, взлетев, закружились над головами скифов.
     Будакен выхватил меч;  Хош  уселся  на  ступеньке и  умолял  не  идти
дальше.
     - Это дивы и пери слетаются сюда по ночам,  чтобы попугать мертвецов.
Они выпьют нашу кровь и разорвут нас на куски.
     - Это голошеие орлы-стервятники!  -  сказал Спитамен.  - Смотри, Хош,
чтобы они не  унесли тебя на  вершину горы.  Они любят таких откормленных,
как ты.
     С верхушки лестницы можно было смотреть внутрь башни.  Лунные голубые
лучи  ярко  освещали часть внутренней площадки.  Белели груды человеческих
костей.  Большие темные длинношерстные собаки бродили и  дрались,  вырывая
друг у друга кости.
     Почуя присутствие посторонних,  собаки прекратили возню,  сбежались в
кучу и начали лаять.
     - Собаки просят, чтобы им дали есть! - сказал Спитамен. - Придя сюда,
родственники покойников смотрят на собак сверху и бросают им еду.
     - Какой шум,  какой собачий базар!  - плевался Будакен. - Идем скорей
отсюда!
     Вдруг  собаки замолкли и  отбежали в  сторону.  Внизу стукнула дверь.
Показался старик в белой одежде и в белом колпаке.  В одной руке он держал
фонарь, в другой - длинную палку с трезубцем на конце.
     - Спрячься! - шепнул Спитамен. - Сейчас ты увидишь то, что не всякому
удается посмотреть.
     Все трое припали к стене, продолжая наблюдать.
     За стариком вошли два человека с носилками на плечах.  Один из несших
был большой пухлый безбородый человек. Другой - полуголый раб. На носилках
лежало тело, перевитое веревками. В лунном свете отчетливо было видно лицо
юноши с  закрытыми глазами,  бледное,  как  снег.  Носилки поставили одним
концом на  землю,  другим прислонили к  стене,  так  что  юноша оказался в
стоячем положении.
     Старик в колпаке распоряжался и объяснял:
     - Покойник должен  быть  обращен лицом  к  востоку,  чтобы  встретить
восход солнца.  Его душа будет оставаться здесь,  пока священные собаки не
объедят все  мясо.  Тогда душа  улетит на  мост Чинвад и  там  будет ждать
разрешения пройти по  доске,  тонкой,  как  острие ножа.  Если  душа  была
праведна,  то  счастливо пройдет по доске,  если же в  жизни сделала много
зла,  то  оборвется и  упадет в  зеленое топкое болото,  где пери ее будут
мучить и жечь на вечном огне.
     Старик стал бормотать и петь молитвы, простирая руки к луне.
     Пухлый безбородый человек отошел назад,  вытащил веревку и сзади стал
подбираться к рабу. Петля упала на голову раба, и он опрокинулся назад, но
тотчас же стал яростно защищаться,  и  оба упали на землю.  Собаки подняли
лай, а старик старался ударить трезубцем боровшегося раба.
     - Безумец, что ты хочешь сделать? - прошипел Будакен.
     Спитамен вскочил на стену, уцепился за край руками и спрыгнул вниз.
     - Я пери этого места!  -  зарычал он хриплым голосом. - Кто осмелился
нарушить священный покой мертвецов?
     Спитамен  поднял  берцовую  кость  и  начал  колотить  ею  толстяка и
старика.  С  диким воплем они бросились прочь и  выбежали из башни.  Дверь
оставалась открытой.
     Перепуганные, взъерошенные священные собаки, прыгая друг через друга,
с визгом бросились в нее и исчезли из башни.
     Спитамен нагнулся к  лежащему рабу и  распустил узел,  затянувший его
шею.  Тот  поднялся  полуоглушенный  и  попятился,  со  страхом  глядя  на
Спитамена:
     - Если  ты  пери этого места,  не  убивай бедного раба!  Я  никому не
сделал зла.
     - Я такой же пери, как ты! - ответил Спитамен. - Кто твой хозяин?
     - Мой господин -  князь Оксиарт,  владетель этого города. Он внезапно
приехал сегодня вечером и  приказал отнести этого мертвеца сюда,  в <башню
молчания>.
     - А кто был с тобой?
     - Главный евнух Фанфал.  Я  не знаю,  за что он начал душить меня.  Я
усердный раб господина моего.
     - Но ты узнал больше, чем хотел твой господин, и в этом твоя вина.
     Спитамен повернулся к покойнику. Юное лицо сохраняло нежные черты, не
тронутые смертью. Глаза были закрыты. Спитамен прижал ухо к сердцу и долго
слушал.  Потом  отцепил от  пояса  маленькую тыкву и  влил  в  губы  юноше
несколько капель. Веки дрогнули, и уста прошептали:
     - Я люблю тебя, милая, за капризный обман!..
     - Э,  да тут опять замешана эта тонкая ящерица.  Она отправила его на
мост Чинвад,  а  он  все еще не  может забыть ее!  Я  вылечу тебя от такой
болезни!
     Выхватив нож,  Спитамен перерезал веревки.  Маленький кинжал выпал  к
его ногам. Спитамен поднял его, осмотрел и засунул за голенище.
     - Послушай ты,  неразумный раб  господина твоего!..  Если тигр сделал
неудачный прыжок  и  промахнулся,  то  он  сделает  второй  прыжок,  чтобы
прикончить свою жертву. Тебе, бедняга, не будет житья у князя Оксиарта: он
все равно тебя убьет.  Уходи сейчас со мной.  И  помоги мне взвалить этого
молодца на спину.
     Спитамен подхватил юношу  и  сквозь маленькую дверь  вышел из  башни.
Будакен и Хош ждали внизу.
     - Что здесь случилось?
     - Князь Оксиарт внезапно вернулся из степи и хотел двоих отправить на
мост Чинвад. Мы должны ехать дальше, чтобы скорее выбраться из этой земли.
А вот это тебе,  князь Будакен,  новый верный слуга.  Он будет смотреть за
твоими конями.  Мальчик,  лежащий у  меня на  спине,  умирает потому,  что
коснулся ядовитых уст княжны со змеиными глазами.  Он поедет на моем коне,
если ты позволишь,  а  я  пойду рядом.  Это один из тех чудаков-красавцев,
которые в саду пели песни в честь княжны Рокшанек...
     - Пускай едет! - сказал Будакен. - Хватит и пшена и хлеба. А когда он
выздоровеет, то я возьму его к себе в степь - пусть поет песни моим гостям
и воспевает красоту моих дочерей.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Когда все вернулись к  кострам,  Спитамен уложил юношу и  долго с ним
возился.  Он осмотрел и обмыл грудь, засыпал рану смолистым порошком мумиё
и перевязал тряпками.
     Юноша  что-то  бормотал и  вскрикивал,  но  не  приходил в  сознание.
Спитамен посидел около него,  пока тот не затих. Все скифы спали. Будакен,
подложив ладонь под  щеку,  лежал на  попоне.  Его глаза то  открывались и
следили за огоньками костра,  то опять слипались. Спитамен встал и подошел
к рабу.  Раб сидел у костра, обняв руками колени, и боязливо поглядывал на
скифов.  Спитамен толкнул его в  плечо и сделал знак следовать за ним.  Он
нагнулся  над  одним  из  лежавших,  который  тихо  и  непрерывно  стонал,
приподнял его и шепнул несколько слов.  Все трое отошли в поле, и когда за
кустами  репейника скрылись  огни  костра,  они  уселись  тесным  кружком,
прикоснувши ладонь к  ладони,  и  переплели пальцы.  В таком положении они
приблизили головы.
     - У тебя,  Кукей,  нос пробит верблюжьим гвоздем, тебе житья не будет
за то, что ты убежал из города; а ты, покорный раб, можешь снова попасть в
петлю князя Оксиарта.  Теперь вам одно спасение - уходить в горы. Здесь, в
этом ущелье,  на  берегу реки живет моя  сестра -  Улыбка Месяца.  Туда вы
отправите этого молодого дрозда,  который пищал свои песни,  пока не попал
под княжеский нож.  Моя сестра его вылечит горными травами,  и  если он не
захочет навсегда замолкнуть,  то  тоже  уйдет  дальше,  к  вольным горцам.
Сестра укажет вам тропу,  которой вы приедете в горы к кузнецам;  они льют
железо  и  куют  стальные мечи;  им  всегда нужны  работники,  и  они  вас
прокормят.  Если же вам и там будет плохо,  то вы сможете уйти еще дальше,
за великую реку Окс.
     Все  трое обнялись,  договорились,  где снова встретиться,  затем все
разом подняли руки к небу,  прошептав молитвы, и тихо вернулись к кострам.
Осторожно взвалили  они  раненого  юношу  на  коня,  перевязали волосяными
веревками и бесшумно скрылись в темноте.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Когда восток стал белёсым, Будакен вскочил и крикнул:
     - Готовить коней!
     Спитамен  сидел  около  костра,  подкладывая  в  огонь  репейник.  Он
растолкал крепко спавших скифов.
     - А где же раненый? Где раб, где сторож с пробитым носом? - удивлялся
Будакен.
     - Они бежали,  князь, - отвечал Спитамен. - Какая тебе польза от них,
когда их уже нет?
     Всадники  навьючили  лошадей  и  в  предутренних сумерках  потянулись
верхней дорогой, изгибавшейся у подножия гор, направляясь к Мараканде.


                           <СЧАСТЛИВАЯ СТРАНА>

     Три  дня ехали всадники пустынной тропой,  избегая главного торгового
пути.  От времени до времени вдали в  тумане показывались высокие стены то
одного,  то другого из семи городов, выстроенных против набегов кочевников
пустыни.
     Вдоль дорог тянулись старые тутовые деревья, покрытые белыми сладкими
ягодами.  От  деревьев падала на  дорогу непроницаемая тень...  От легкого
сотрясения с  низко  свесившихся ветвей  градом сыпались тутовые ягоды  на
пыльную дорогу.
     По всей равнине рассыпались богатые усадьбы согдских князей.  Высокие
глиняные  зубчатые  стены  окружали  постройки.   Вдоль  стен  поднимались
стройные  тополя.  Сквозь  раскрытые  ворота  усадеб  виднелись квадратные
пруды,  обсаженные кустами роз.  Над  ними простирали ветви величественные
карагачи,  громадными шапками поднимающиеся к небу. Около прудов на ровных
приподнятых площадках,  покрытых  коврами  и  войлоками,  лежали  пестрыми
цветниками группы женщин и детей.  Они пели,  смеялись,  плясали, ударяя в
бубны.  Все они удивленно вскрикивали и замолкали,  когда сквозь раскрытые
ворота  замечали вереницу скифов  в  черных башлыках,  вооруженных тонкими
пиками.
     Иногда  по  дороге  встречались согдские  князья,  окружен