ном заседании в здании суда,  и  по  пути  в  Гринвилл  Холмс  с
досадой думал о том, что работы по замене  дорожного  покрытия  продвигаются
слишком медленно. К северу от Уорм-Спрингс  он  вынужден  был  остановиться,
чтобы пропустить встречный поток машин: в связи с ремонтными работами дорога
в этом месте была сужена. Стоя без дела и глядя по сторонам, он с удивлением
заметил, как бригада заключенных пробивала ломами  новую  дренажную  канавку
рядом с  людьми  подрядчика.  Двое  из  заключенных  показались  ему  чем-то
знакомыми, но тут разрешили движение в его направлении, и он быстро тронулся
с места, так и не вспомнив, где он их  видел.  И  лишь  у  самого  въезда  в
Гринвилл его осенило. Да это же  братья  О?Брайены,  которые  грабили  банк!
Точнее, бледные тени  крепышей  с  фермы,  какими  он  их  запомнил  в  день
задержания. Оба были  до  такой  степени  тощими,  что  на  них  было  жалко
смотреть, и выглядели они лет на десять старше.
   Во время встречи Холмс сначала  принимал  поздравления  по  поводу  своей
уверенной победы и, лишь убедившись, что никто более не сомневается  в  силе
его политического влияния, переменил тему.
   - Когда я сюда ехал, то заметил,  что  на  сорок  первом  шоссе  дорожные
работы ведет бригада заключенных. - Он  повернулся  к  Скитеру.  -  Как  это
случилось?
   Скитер за словом в карман не полез.
   - Ну, подрядчик сказал, что ему  не  мешало  бы  получить  дополнительную
рабочую силу для тяжелых работ. И я  оказал  ему  эту  услугу.  -  И  Скитер
развалился в кресле, жуя зубочистку.
   В комнате стало очень тихо. Холмс устремил взгляд  на  Скитера,  помолчал
какое-то время, а потом заговорил спокойным и холодным тоном:
   - Вы окажете большую услугу  мне,  если  проследите  за  тем,  чтобы  уже
сегодня бригады заключенных были навсегда  убраны  с  трассы  сорок  первого
шоссе.
   Потом он огляделся и остановил взгляд на судье Хилле.
   - Послушайте, судья,  насколько  я  знаю,  подряд  на  работы  по  замене
дорожного покрытия получил брат вашей жены.  -  Судья  кивнул.  -  Так  вот,
скажите ему прямо сегодня, чтобы завтра же утром он  вернул  на  трассу  все
рабочие бригады на полной оплате, если хочет сохранить подряд  за  собой.  И
еще скажите, что он вышел из графика и обязан нагнать отставание за тридцать
дней. А если ему для этого потребуется нанять дополнительную  рабочую  силу,
то это его проблемы.
   И вновь Холмс обратился ко всем собравшимся:
   - Не так-то легко было добиться финансирования  штатом  мощения  двадцати
миль дорожного покрытия дороги местного значения, и я не допущу,  чтобы  мой
план создания единой системы дорожной сети штата провалился из-за того,  что
нарушаются установленные мною правила. Я выражаюсь достаточно ясно? - Скитер
и судья чувствовали себя весьма неловко, но вынуждены были  кивнуть  в  знак
согласия. Теперь Холмс обращался лично к Скитеру:
   - А когда вы будете разговаривать с капитаном - начальником лагеря, то не
забудьте предупредить его, что я собираюсь нанести  ему  на  будущей  неделе
короткий визит, чтобы ознакомиться с условиями  содержания  заключенных.  И,
может быть, даже пообедаю вместе с ними.
   Глаза у Скитера сузились.
   - Послушайте, Холмс, как управляют лагерем, не ваше дело,  и...  -  Холмс
оборвал его.
   - Вам пора бы привыкнуть  к  тому,  что  отныне  все,  что  происходит  в
графствах Меривезер, Тэлбот и Харрис, -  мое  дело.  И  если  вы  не  можете
организовать мой визит в лагерь, то я его организую сам.  И,  кстати,  Кларк
Хауэлл из ?Атланта Конститьюшн? с удовольствием  послал  бы  кого-нибудь  со
мной.
   Скитер покраснел.
   -  Ладно,  ладно.  Я  предупрежу  его  о  вашем  приезде.  Итак,   теперь
настроением собрания управлял Холмс. Но вскоре его стали одолевать раздумья,
а стоило ли  ему,  вопреки  обыкновению,  отдавать  прямое  распоряжение  по
конкретному вопросу, и он забеспокоился, а не  поторопился  ли  он  обрушить
весь свой вес на судейскую клику. Но  его  взбесило  то,  что  столь  важный
проект оказался под угрозой срыва, и его вывел из  себя  внешний  вид  двоих
молодых людей, бывших еще шесть месяцев назад  в  прекрасном  состоянии.  Он
задумался, что ему предстоит увидеть в лагере, и страшился этого визита.
 
Глава 19 
 
   Суровая зима 1919 - 1920 года неохотно уступала место весне, то отступая,
то сопротивляясь. И лишь в конце марта погода, можно сказать,  установилась,
а пахота развернулась где-то в  середине  апреля.  Зато  уже  в  начале  мая
настало самое настоящее лето, что весьма  огорчило  Уилла  Генри.  Он  любил
долгую весну, когда ночи долгие и прохладные,  а  дни  красивые,  и  еще  не
настало пекло типичного для Джорджии лета.
   Правда, в мае он наконец расстался с тяготившим его ощущением собственной
неэффективности. До сей  поры  его  засасывала  рутина  пресечения  дорожных
нарушений и уличного патрулирования, и  лишь  один-единственный  раз  в  эту
рутину вклинилась поножовщина в Брэйтауне. Уилл Генри  посадил  напавшего  с
ножом за решетку, а потом наблюдал, как  Фрэнк  Мадтер  накладывал  тридцать
швов на рану в форме полумесяца, под которой у чернокожего открывался  голый
череп, сияющий, как подумал Уилл Генри, точно серебряный доллар,  при  свете
хирургической лампы. Объект нападения, потерявший, по оценке Фрэнка Мадтера,
две кварты крови, бодро соскочил со стола и легким шагом вышел  из  клиники,
пообещав заплатить доктору в  день  получки.  Доктор  Мадтер  не  переставал
удивляться степени выносливости черных, которых  даже  серьезные  травмы  не
приводили в шоковое состояние, не говоря уже просто об обычном недомогании.
   Вскоре  после  драки,  однажды  вечером,  Уиллу  Генри  позвонили  домой.
Звонившая назвалась миссис Смит  и  попросила  как  можно  скорее  приехать.
Минута понадобилась Уиллу Генри на то, чтобы вспомнить ту самую миссис Смит,
которая живет на углу Кленовой и  Тополиной,  и  которая  несколько  месяцев
назад сообщила ему о том, как муж бьет жену.
   - Он опять это делает! - проговорила она громким, испуганным  шепотом.  -
Пожалуйста, приезжайте немедленно, пока он ее не изувечил!
   Уилл Генри натянул брюки поверх пижамы, нацепил  револьвер  и,  успокоив,
как мог, Кэрри, бросился к машине. Он боялся опоздать и ехал  быстро,  благо
движение было не слишком оживленным, и срезал углы на максимальной скорости,
на которую был способен старенький ?форд?. Пока он сидел за рулем, из головы
у него не шел тот самый кусок угля, которым Баттс хотел  нанести  удар.  Для
того, чтобы убить его жену хватило бы и меньшего. Он резко затормозил  перед
домом на Кленовой улице и ворвался внутрь.  Все  выглядело,  как  и  раньше,
по-домашнему, только на этот раз в руках у женщины  был  ребенок,  игравший,
по-видимому, роль буфера между нею и мужем. Она была явно  напугана,  а  муж
явно зол. Но единственным свидетельством того, что не все в порядке, была ее
опухшая нижняя губа и капелька крови.
   Уилл Генри замер и глубоко вздохнул.
   - Миссис Баттс, что у вас задето, кроме губы? Женщина  покачала  головой.
Мужчина  сделал  шаг  назад  и  встревоженно  переводил  взгляд  с  жены  на
начальника полиции и обратно.
   - У вас не выбиты зубы? Вы уверены, что больше ничего не задето?
   Она опять покачала головой, но на  этот  раз  не  сумела  сдержать  слез,
которые так и покатились по щекам. Слезы смущения, подумал  Уилл  Генри.  Он
уселся и внимательно поглядел на нее.
   - А теперь послушайте, миссис Баттс. Я собираюсь забрать с  собой  вашего
мужа на ночь... - Она попыталась прервать его. - Нет, нет, ему лучше поехать
со мной. Теперь уложите ребенка в постель и смажьте место, где губа разбита,
йодом. А утром приедете ко мне и скажете, намерены ли  подавать  официальную
жалобу на мужа.
   Она еще раз покачала головой, и  он  понял,  что  она  никогда  этого  не
сделает.
   Он повернулся к мужу и проговорил  с  вежливостью,  которая,  однако,  не
могла скрыть его гнев.
   - Убедительно прошу вас пройти в  машину  и  не  возражать.  -  Затем  он
повернулся к женщине, которая, казалось, начала приходить в себя.  -  С  ним
будет все в порядке.  Не  хотите  ли,  чтобы  я  пригласил  миссис  Смит  из
соседнего дома помочь вам?
   Она в первый раз подала голос, причем тихо.
   - Нет, я справлюсь сама. Со мной все будет в порядке.
   Он оставил ее в покое и направился к машине, где Баттс  уже  тихо  ожидал
его, сидя на заднем сиденье. Они поехали к тюрьме, и в пути не обменялись ни
единым словом, но Уилл Генри чувствовал себя так же, как и в прошлый раз: он
ощущал, как вокруг разливается зло, и легкие у него переполнились  воздухом.
Он отомкнул дверь, ведущую в тюрьму, и пропустил Баттса  вперед.  Баттс  без
колебаний проследовал в сторону камер. Уилл  Генри  открыл  дверь  тюремного
коридора, а затем одну из камер, и Баттс  вошел  внутрь.  Во  всем  тюремном
отсеке они были одни.
   Уилл Генри ударил его. Удар был нанесен ладонью правой руки и пришелся на
верхнюю левую скулу.  Баттс  слегка  покачнулся,  но  не  упал.  Уилл  Генри
размахнулся и ударил еще раз, теперь уже тыльной стороной ладони.  От  удара
Баттс дернулся, но и на этот раз он не только не упал,  но  и  не  попытался
выйти из-под удара. Избиение продолжалось, расчетливое, внешне  напоминающее
танец внутри камеры. Баттс сжал кулаки  и  плотно  прижал  локти  к  грудной
клетке,  но  не  сделал  ни  единой  попытки  прикрыть  голову   или   лицо;
непроизвольно  вздернутые  плечи  были  единственным   внешним   проявлением
защитной реакции. Когда правая рука Уилла Генри устала, он стал  действовать
левой, и они продолжили свой танец внутри камеры, как пара,  в  распоряжении
которой оказался весь танцевальный зал; в представлении участвовали оба, и у
каждого была своя роль. Но когда устала и  левая,  Уилл  Генри  остановился.
Баттс, весь сжавшись, вздернув плечи, тем  не  менее,  продолжал  стоять  на
ногах. По лицу его  текли  слезы,  тело  содрогалось  от  рыданий,  а  через
стиснутые зубы сочилась слюна.
   - Больше никогда не смейте это делать, - проговорил  Уилл  Генри,  слегка
задыхаясь. Баттс хныкал все громче  и  громче,  тряс  головой,  одновременно
трясясь всем своим напрягшимся телом.
   - Больше не будете? - спросил Уилл Генри,  как  спросил  бы  Билли  после
порки.
   Баттс опять затрясся. Лицо его было красным и опухшим, но на нем не  было
никаких отметин. Утром он будет  выглядеть  совершенно  нормально,  если  не
считать парочки царапин.
   Уилл Генри вышел из камеры и запер за собой дверь. Когда  он  повернулся,
чтобы выключить свет и запереть дверь тюремного коридора,  то  заметил,  что
Баттс даже не пошевелился, но продолжал рыдать. Уилл Генри выключил  свет  и
уехал.
   Направляясь  домой,  он  чувствовал  себя  морально  очистившимся  и   не
испытывал ни в малейшей  степени  чувства  вины,  обычного  для  него  после
наказания детей. В первый раз с  момента  назначения  на  эту  должность  он
ощутил, что выполнил свой долг до конца, что воздал по заслугам.  Наконец-то
он почувствовал отдачу!
   Дома Кэрри забросала его вопросами.
   - Этот Баттс опять бил жену.  На  этот  раз  ничего  серьезного,  никаких
травм. - Он лег в постель и прижался к ней. - Больше это не повторится.
 
Глава 20 
 
   Когда Уилл Генри и Кэрри покинули ферму,  работать  там  остались  только
сестра Флосси Нелли и ее муж Джесс Коул. Роберт и Флосси Данн  уехали  вслед
за семьей Ли в Делано, и там Флосси стала неполный день работать у Кэрри  по
дому, а в остальное время занималась организацией домашней пекарни у себя на
кухне. Роберт не смог найти постоянной работы и  стал  подрабатывать  пилкой
дров  у  себя  во  дворе,  причем  вскоре  приобрел   полдюжины   постоянных
заказчиков, что давало ему скромный, но твердый доход.
   Джесс и Нелли Коул, быть может, из-за своего темперамента,  оказались  не
столь удачливыми, как Роберт и Флосси. Нелли не доставало  природного  шарма
Флосси, а ум сочетался с привычкой говорить все подряд. Джесс был  столь  же
умен, как и его жена, и если он не часто  говорил  то,  что  думал,  то  его
сдержанность могла восприниматься, как угрюмое пренебрежение  к  окружающим.
Джесс и Нелли Коулы обладали большим чувством собственного достоинства,  чем
положено было деревенской чернокожей семье в штате Джорджия в 1920  году.  У
них был также сын Уилли, которого уже в девять лет многие из белых могли  бы
обозвать одним-единственным словом: ?Задавака?!  Уилли  и  Билли  Ли  вместе
играли на ферме, но даже Билли, будучи снисходителен от природы и  с  самого
детства чуждый предрассудков, иногда находил Уилли трудным в общении.
   Когда семья Ли уехала с фермы, Джесс н  Нелли  на  некоторое  время  были
обеспечены постоянной  работой,  поскольку  Джесси  платил  банк,  чтобы  он
содержал ферму в порядке до того момента, как она будет  продана.  Но  когда
Хосс Спенс снял ее в аренду  и  поселил  в  доме  своего  бригадира,  Джессу
платить перестали, и он пошел к Хоссу устраиваться на работу.
   Хосс Спенс занимался молочным животноводством и  в  еще  большей  степени
выращиванием персиков. В графстве Меривезер он появился лет десять  назад  с
карманами, полными денег, заработанных,  как  говорили,  на  изготовлении  и
продаже  кукурузного  виски.  Он  приобрел  землю   и   выказал   талант   и
проницательность в распоряжении ею, а теперь  являлся  основным  поставщиком
молочных продуктов в Делано и занимался  разработкой  проекта  строительства
фасовочного цеха для переработанных персиков собственного урожая. Теперь  он
и его семья были важными  лицами  в  местном  обществе,  среди  прихожан  и,
кое-кто поговаривал, в Ку-Клукс-Клане.
   Джесс приехал к Спенсу на тележке, перешедшей по наследству  от  отца,  в
которую была запряжена небольшая лошадка мексиканской породы, на которую  он
выменял три года назад пахотного мула. У кухонной двери большого  кирпичного
дома он спросил Хосса, и оттуда его направили в ближайший коровник, где  тот
наблюдал за случкой двух своих коров. Джесс привязал лошадь подальше,  чтобы
она не мешала, сошел с тележки и стоял рядом  с  ее  головой,  пока  бык  не
кончил свое дело, а Хосс не обратил на него внимание. Белый подошел к  нему,
держа руки в задних карманах, встал перед лошадью  и  начал  смотреть  ей  в
зубы.
   - Доброе утро, Джесс.
   - Утро доброе, мистер Спенс.
   - Прелестная лошадка!
   - Не очень-то хорошая, но пока возит.
   - Хочешь продать?
   Джесс знал, что это проверка на послушание. Напрямую  отказывать  нельзя,
это было бы нарушением этикета, оскорблением. Он нашел наилучший вариант.
   - Ну, сэр, мистер Спенс, она не очень хорошая, но мой мальчик, он без ума
от нее. Нелли меня пристрелит, если продам.  -  Мужчины  хором  рассмеялись.
Очевидно, Джесс выдержал испытание.
   - Ищешь работу, Джесс?
   - Да, сэр.
   - У меня нет хлопка. Мне не нужны издольщики.
   - Так точно, сэр.
   - А в чем разбираешься, кроме хлопка? - Хосс поднял ногу  лошади  и  стал
осматривать копыто.
   - Ну, сэр, я всю жизнь  доил  четырех  молочных  коров.  Папа  работал  у
старого мистера Рейнолдса в графстве Тэлбот. А там держали четырех коров.  И
еще я хороший плотник. Починяю всякую всячину.
   - А мальчик?
   - Ему только девять. Его мать хочет, чтобы он учился. А он рубит дрова.
   - Нелли?
   - Нелли самая лучшая прачка, ага, сэр.
   - Угу. - Хосс опустил ногу лошади и стал гладить ей холку. - Много  денег
предложить не смогу, Джесс, времена трудные. Но вот пустой дом. - Он  указал
на покосившуюся хижину в сотне ярдов оттуда. - Там надо кое-что поделать, но
ты же плотник. В сарайчике  есть  кое-какой  лес.  Крыша,  я  бы  сказал,  в
порядке. С молокозавода можешь получать в день кварту молока и в неделю фунт
масла. Пшеницу я выращиваю свою и мелю е„ на мельнице в Лазерсвилле.  Раз  в
месяц можешь брать мешок муки. За домом можно  посадить  овощи  и  во  время
жатвы получать кукурузу, а летом - персики. Миз Спенс даст  Нелли  несколько
кур, которые будут бегать и скрестись. Годится?
   - Да, сэр.
   - Мои ниггеры усердно работают и делают то, что я им говорю, иначе  я  их
гоню в шею. Понятно?
   - Да, сэр.
   Хосс пошел по направлению к большому дому. Джесс уже готов был  вздохнуть
с облегчением, но Хосс как раз в этот момент обратился к нему:
   - Люди говорят, что у Нелли острый язычок. Проследи,  чтобы  она  держала
его за зубами, ясно?
   - Да, сэр.
   Хосс продолжил свой путь к дому, а Джесс поворотил лошадь, влез в тележку
и поехал за семьей и вещичками. С него градом лил пот, и руки  его  дрожали.
Но топот копыт вскоре успокоил его, и он задумался над новой работой и новой
жизнью. Дело улажено. Он знал, что много денег не увидит, но на прожитие  им
хватит, Молоко и масло - это уже хорошо. Конечно, это не то, что работать на
мистера Уилла Генри, но если Нелли будет  вести  себя  тихо,  а  мальчик  не
попадет в беду, то жить можно.
 
Глава 21 
 
   В середине октября того же года Билли Ли выдался такой  субботний  денек,
который он будет не без оснований  многократно  вспоминать  до  конца  своих
дней, отчасти потому, что он оказался воплощением всего самого лучшего,  что
несли в себе субботние дни детства, но отчасти и  потому,  что  в  тот  день
столкнулся с чем-то новым для себя и во многих отношениях тревожным.
   Утром он сгребал листья во дворе, то есть, выполнял  работу,  за  которую
ему еженедельно выдавались деньги  на  карманные  расходы,  съел  сандвич  и
кусочек кекса, испеченного Флосси, поскольку отец по  субботам  был  слишком
занят, чтобы  прийти  на  обед  и  поесть  днем,  как  следует,  после  чего
отправился в город. ?Город? располагался всего в одном квартале  от  Главной
улицы и в двух кварталах от дома, но для восьмилетнего мальчика, первый  год
живущего в городе, такого рода прогулка была не меньшим чудом, чем полет  на
ковре-самолете.
   Начал он с аптеки на углу, где потратил  кусочек  никеля  достоинством  в
пятнадцать центов на безалкогольное пиво, напиток  тем  более  экзотический,
что его готовили прямо у него на глазах: порция сиропа, струя молока, поверх
- содовая вода, наконец решающий момент -  поворот  ручки,  и  из  отверстия
вырывается тонкая струйка перегретого пара, превращающая поверхность напитка
в белую, пенную шапку. А потом он пил все это  медленно  и  с  наслаждением,
просматривая одновременно ?Полицейскую газету?, взятую на время с магазинной
стойки, - вскоре он ее вернет в чистом виде. Мистер  Бердсонг  не  возражал,
когда газету не покупали, а просто брали  почитать,  если  ее  возвращали  в
аккуратно сложенном и опрятном виде. И Билли вовсе не собирался пренебрегать
подобной привилегией, тем более, благодаря ей покупательная способность  его
карманных денег увеличивалась до бесконечности.
   Оттуда  он  отправился  в  другое  любимое  место:   в   скобяную   лавку
Мак-Киббона, где чудесно пахло железом и пенькой. Там  он  провел  некоторое
время,  оценивая  достоинства  двух  дюжин  перочинных  ножичков  и  условно
остановившись  на  ножичке  с   костяной   ручкой   и   четырьмя   лезвиями.
Окончательный выбор он сделает тогда, когда скопит доллар двадцать центов.
   Потом он пошел в фуражную лавку, самое  чистое  место  на  свете,  где  в
воздухе носился запах зерна и муки. Для Билли фуражная лавка Джима Буса была
местным вариантом зоомагазина в большом  городе,  потому  что  там  был  ряд
подносов, где  копошились  десятки  цыплят,  пушистеньких,  как  котята.  Он
несколько  минут  подержал  в  ладони  одно  из  этих  мягоньких  существ  и
задумался, как из таких миленьких созданий вырастают куры и петухи.
   Наконец, ему удалось пробиться сквозь плотную толпу идущих  за  покупками
прямо к зданию почты, где он стал вглядываться в окошечки, играя сам с собой
в придуманную им игру: увидеть штемпель самого далекого от Делано города. На
этот раз ему  пришлось  довольствоваться  Бирмингемом.  Как-то  ему  удалось
увидет