усок  угля.
И тут до Уилла Генри дошло, что этим куском он только что собирался  ударить
жену. Эта мысль до такой степени потрясла его, что несколько секунд  он  был
не в состоянии  произнести  ни  слова.  Рыдания  женщины  были  единственным
звуком, нарушавшим воцарившуюся в комнате тишину.
   - У нас все в порядке, - произнес мужчина. Похоже, он был пьян.
   Уилл Генри заявил:
   - Немедленно положите уголь!
   Мужчина посмотрел на кусок угля в руке и, казалось, удивился, увидев его.
Он выпустил кусок угля из рук, и он упал на линолеум пола.
   - Это частное владение. Это мой дом. Убирайтесь отсюда. Не ваше  дело.  -
Тут Холмс подошел к женщине, вынимая из кармана носовой платок. - Не  смейте
ее трогать! - проговорил мужчина, в то время, как  Холмс  взял  женщину  под
руку и усадил на стул.
   - Ну, ну, миссис Баттс. Просто приложите платок к носу.
   Один глаз у нее был закрыт - до  такой  степени  он  распух.  Уилл  Генри
подумал, что через несколько часов на этом месте будет огромный синяк. В нем
медленно копилась злость.
   - Убирайтесь из моего дома, - повторял мужчина.
   - Заткнись! - одернул его Уилл Генри.
   - Вы не имеете права...
   Уилл Генри размахнулся и ударил его ладонью.
   - Кому сказано, заткнись! Встать к стене и стоять, пока  я  не  захочу  с
тобой побеседовать!
   Мужчина оперся спиной о стену, прижимая руку к груди.  Он  выглядел,  как
обиженный ребенок, которого  избрал  мишенью  взрослый  задира.  Уилл  Генри
подошел к женщине и стал внимательно разглядывать ее  лицо.  Она  попыталась
открыть глаза и посмотреть на него, при  этом  бормоча  что-то,  явно  желая
уверить, что у нее все в порядке.
   - У вас далеко не все в порядке, миссис Баттс. Страшно подбит глаз, и  не
исключено, что нос у вас сломан,  В  общем,  оказать  вам  помощь  мы  не  в
состоянии, так что отвезем вас к доктору Мадтеру, и пусть этим займется он.
   - Ребенок, - проговорила рыдающая женщина. Она попыталась бросить  взгляд
на дверь спальни.
   Тут Уилл Генри подошел к парадной двери, где  стояла  окаменевшая  миссис
Смит и наблюдала за происходящим.
   - Мэм, не смогли бы вы присмотреть за ребенком? Боюсь, что  эту  ночь  ей
придется провести у доктора Мадтера в клинике. - Женщина кивнула и прошла  в
спальню. - За ребенком присмотрит до завтрашнего  дня  ваша  соседка  миссис
Смит, - обратился он к миссис Баттс.
   - Эй, послушайте! - заговорил муж.
   - Я кому сказал, заткнись! Хью,  не  могли  бы  вы  проводить  женщину  к
машине? Устройте ее на переднем сиденье вместе с нами. - Холмс помог женщине
подняться на ноги и вывел ее из дома. А миссис  Смит  показалась  на  пороге
спальни со свертком. - Миссис Смит, вас не затруднит поискать  и  забрать  с
собой все, что требуется для ребенка, а заодно и запереть  дом,  и  погасить
свет после нашего отъезда? - Женщина  кивнула.  -  И  еще  позвонить  Фрэнку
Мадтеру, что мы уже едем? - Она кивнула еще раз.
   - Эй, послушайте, - произнес Баттс. Похоже, он опять возбудился. - Вы  не
имеете права!
   Уилл Генри сделал над собой усилие, чтобы не ударить дебошира  во  второй
раз, но ему очень хотелось как-то его унизить. И он снял с пояса  наручники.
Знал, что по-настоящему они  не  требуются,  но  этого  человека  надо  было
унизить.
   - Ко мне! - скомандовал он. Мужчина вжался в стену.
   - Эй, послушайте...
   - Ко мне!
   Мужчина бочком, неуверенно подошел поближе.
   - Руки!
   - Эй, послушайте...
   - Кому говорю, руки!
   Мужчина протянул руки. Уилл Генри защелкнул наручники.
   - Теперь живо на улицу и на  заднее  сиденье  моей  машины.  Надеюсь,  не
заблудишься. Сядешь на заднее сиденье, и ни  слова  ни  мистеру  Холмсу,  ни
своей жене! - Мужчина попытался заговорить. - Услышу еще хоть слово - возьму
дубинку и сделаю из тебя то, что ты  сотворил  со  своей  женой!  -  Мужчина
повернулся и поспешил к машине. Уилл Генри стоял в гостиной, закусив  нижнюю
губу. Дыхание участилось; по-видимому, в легких было слишком много  воздуха.
Соседка все еще стояла рядом.
   - Вы справитесь с ребенком,  миссис  Смит?  Сумеете  все  тут  сделать  и
позвонить доктору?
   - Да, сэр, - проговорила она. - Я все сумею. Уилл Генри вышел из  дома  и
влез  в  машину.  Холмс  положил  голову  женщины  на  плечо  и  придерживал
пропитанный кровью платок. И  пока  Уилл  Генри  ехал  к  дому  доктора,  он
разрывался между жалостью к женщине и ненавистью  к  ее  мужу.  Говорить  он
старался как можно меньше.
   Когда они подъехали, Фрэнк Мадтер стоял у входа в одном халате, дрожа  от
холода. Он помог Холмсу ввести женщину внутрь.
   - Оставьте ее у нас, Уилл Генри. Мы с Мартой  приведем  ее  в  порядок  и
уложим в постель. Позвоните завтра.
   Уилл Генри и Холмс вернулись к машине. Баттс скрючился на заднем  сиденье
и ничего не говорил.
   - Уилл Генри, если я паче чаяния  окажусь  в  этой  самой  тюрьме  в  тот
момент, когда вас куда-нибудь вызовут по  телефону,  боюсь,  что  больше  не
смогу воспользоваться возможностью проехаться с  вами,  -  сказал  Холмс.  -
Похоже, я не создан для подобных зрелищ.
   Уилл  Генри  даже  не  подозревал,  до  какой  степени   Холмс   потрясен
происходящим. Он великолепно справился с  женщиной,  и  только  теперь  Уилл
Генри заметил, что он весь дрожит. И понадеялся, что Холмс в свою очередь не
заметит, до какой степени ему самому не по себе.
   - Я очень рад, что вы поехали со мной, Хью. Не знаю,  что  бы  я  сегодня
делал без вас. А теперь поеду в город отпраздновать новоселье в нашей  новой
тюрьме.
   Холмс заглянул в машину.
   - Более достойного новосела трудно себе представить, - проговорил он.
   Поскольку дом Холмса находился всего лишь через дорогу от  дома  доктора,
Уилл Генри спокойно с ним расстался, сел в машину и  направился  в  участок.
Свет еще горел. Он провел Баттса в тюремный коридор, снял с него наручники и
запер в одной из камер.
   - Да я тут замерзну! - заныл Баттс, начиная трезветь.
   - Здесь четыре одеяла, по одному на  каждых  нарах,  -  сказал  ему  Уилл
Генри. - Этого должно хватить, потому что я не собираюсь топить печку  из-за
такого сукиного сына, как ты. Мне плевать, по совести говоря, даже  если  ты
замерзнешь и умрешь.
   Он захлопнул дверь тюремного коридора и запер ее за собой.
   - Завтра я погляжу, какие тебе предъявить обвинения. Ты эту женщину  чуть
до смерти не забил! Он запер помещение и отправился домой.  В  эту  ночь  он
уснул с трудом.
   - Мне надо научиться не сходить с ума на работе, -  заявил  он  Кэрри.  -
Клянусь, мне противно сходить с ума. Думаю, что я наказан в большей степени,
чем этот человек под замком. - Наконец, он уснул в  ее  объятиях,  пока  она
массировала ему затылок. А через полчаса уснула и она.
   На следующий день миссис Баттс приехала в участок  на  такси  и  сообщила
Уиллу Генри, что не будет подавать жалобу на  мужа.  Ничем  нельзя  было  ее
переубедить. Уилл Генри выпустил мужа из камеры, и они оба уехали  домой  на
том же такси. Уилл Генри был взбешен.
 
Глава 11 
 
   В понедельник утром Уилл Генри встал, умылся, побрился  и  в  первый  раз
надел форму. Кэрри чуть укоротила брюки и все отгладила. Он приколол большой
значок на рубашку, а средний прикрепил к шапке. Эти значки он еще не  носил,
только маленький, золотой, имел при себе в кармане.
   - Какой ты красивый! - сказала Кэрри, когда он спустился к завтраку.  Она
подала ему перевязанную ленточкой коробочку. - Вот последний штрих для твоей
формы от меня и детей. - В коробочке оказался золотой зажим для  галстука  с
изображением уменьшенного подобия значка.
   - Где же тебе удалось добыть такую вещь?
   - Я заказала ее в той же самой фирме в Атланте, которая  изготовила  твои
значки.
   Уилл Генри поцеловал ее и решил, что тут не обошлось без изящной ручки Т.
Т. Брауна.
   В участок Уилл Генри прибыл без четверти  восемь  и  тотчас  же  растопил
печь. Вчера вечером, придя из церкви, они с  Кэрри  провели  тут  целых  два
часа, наводя последний глянец перед  официальным  открытием.  Первым  прибыл
Идес Брэй - без нескольких минут девять. Он вошел небрежной походкой,  точно
ему просто вдруг пришло в голову заглянуть сюда, а  затем  дотошно  осмотрел
все помещение.  В  конце  концов,  он,  похоже,  остался  доволен  тем,  что
городские средства были потрачены с толком.
   - Телефон в порядке? - спросил он, похлопывая по аппарату.
   - Работает отлично, Идес. Нам уже  звонили  в  субботу  вечером,  еще  до
официального открытия.
   - Да, слышал об этом. Бить жен мужьям, конечно,  нельзя.  И  все-таки  не
знаю, стоит ли полиции тратить время на такие дела.
   - Ну, я полагаю, что это как раз и является тем самым  видом  полицейской
работы, который  называется  ?защита  мира  и  спокойствия?.  Нельзя,  чтобы
публика колотила друг друга, даже у себя дома.
   Брэй хмыкнул, что, по-видимому, означало согласие.
   В течение следующего часа  подошли  прочие  члены  совета,  не  преминули
заглянуть и просто прохожие. Все делали комплименты Уиллу Генри и Холмсу  по
поводу того, с какой тщательностью был запроектирован и оснащен  полицейский
участок. Скитер Уиллис скрепил печатью акт о приемке тюрьмы в эксплуатацию и
похвалил новую форму Уилла Генри, отчего тот  откровенно  смутился.  Сам  он
размышлял над тем, когда же, наконец, к ней привыкнет.
   Наконец, каждый занялся своим делом, и Уилл Генри остался  один.  К  нему
зашел почтальон  Джордж  Питтмен  и  принес  почту.  Сунув  нос  в  тюремное
помещение, он поспешно сбежал, точно боялся, что его там оставят  и  запрут,
если   он   хоть   чуть-чуть   задержится.   Уилл   Генри   стал   вскрывать
корреспонденцию.
   Тут он услышал, как кто-то мощным движением  распахнул  дверь  и  стал  с
шумом вытирать ноги о половик. Он оторвался от почты в тот самый миг,  когда
Фокси Фандерберк прошагал через контору и направился в  тюремное  помещение.
Он встал и пошел следом.  Фокси  деловым  шагом  прошелся  по  всем  четырем
камерам, пощупал  матрасы,  спустил  воду  в  унитазах,  попрыгал  по  полу,
заглянул под нары и проверил крепость решеток.
   - Доброе утро, Фокси.
   - Взаимно, Ли.
   Фокси  устроился  в  простенке  между  камерами  и  стал   осматриваться.
Очевидно, он был раздражен, поскольку не обнаружил никаких  недостатков.  Он
важно проследовал мимо Генри и вернулся  в  конторское  помещение,  небрежно
окинув его взглядом. Уиллу Генри стало тревожно на душе.
   - Можно предложить чашечку кофе, Фокси? - Больше ничего не пришло  ему  в
голову.
   - Никогда не пью эту отраву. Съедает внутренности.
   Уиллу Генри показалось, будто Фокси имел в виду занимаемую им должность.
   После этого Фокси секунд тридцать в упор глядел на него, не произнеся  ни
слова. Уилл Генри вынужден был  отвести  взгляд.  Он  сел  за  стол  и  стал
перебирать почту.
   - Ты не годишься для этой работы. Ли. Уилл Генри  бессмысленно  посмотрел
на Фокси, потрясенный этим заявлением.
   - Я делаю все, что могу, Фокси. Послушай-ка, надеюсь, мы не будем  дуться
друг на друга из-за того, что это место досталось мне. Я...
   - Тебе суждено умереть на посту. Кто-нибудь тебя убьет.
   Настало недолгое молчание, оба, не  говоря  ни  слова,  глядели  друг  на
друга. Первым заговорил Уилл Генри.
   - Ну, если услышишь, что кто-нибудь намеревается сделать это, так  ты  уж
приходи и расскажи.
   Фокси еще секунд десять сверлил его ледяным  взглядом,  затем  почти  что
по-военному развернулся и, чеканя шаг, вышел из помещения участка.
   Разговор потряс Уилла Генри. Он не привык иметь дело  с  людьми,  которые
выражали бы свои мысли обиняком. Вдобавок, за этой дурацкой эксцентричностью
Фокси проглядывало что-то еще, чего многие просто не замечали. Что-то злое -
и угрожающее. Уиллу Генри стало не по себе.
 
Глава 12 
 
   За  исключением  происшествия  с  неудачливыми  банковскими  грабителями,
первый месяц пребывания  Уилла  Генри  в  должности  начальника  полиции  не
ознаменовался  сколько-нибудь  серьезными  обращениями   к   нему,   как   к
полицейскому. Благоприятное  стечение  обстоятельств,  отсутствие  серьезных
инцидентов позволили ему без труда  войти  в  курс  служебных  обязанностей,
привыкнуть к ним и почувствовать себя  в  новом  качестве  комфортно.  Но  в
первую же среду после официального открытия полицейского участка этот период
окончился.
   В тот день Уилл Генри явился на службу ровно в восемь и обнаружил, что  у
дверей сидит и ждет его маленький мальчик, держа на поводке охотничью собаку
и рыдая, словно близится конец света. Уилл Генри встречался  с  мальчиком  в
церкви. Его все звали Братцем, а сестру его - Сестричкой.
   - Доброе утро, Братец, - приветствовал его Уилл Генри, стараясь  говорить
спокойно. Ему не хотелось, чтобы мальчик заметил его  озабоченность,  потому
что тогда он будет плакать еще сильнее; так он поступал  со  своими  детьми,
когда они расшибали пальцы ног  о  пенек.  -  Чем  могу  быть  полезен?  Что
случилось? - Братец от облегчения чуть не свалился на пол и попытался начать
свой рассказ, но рыдания сдавили ему горло и не дали  говорить.  Уилл  Генри
присел рядом с ним на ступеньки. - Ладно, не волнуйся. Не  торопись  и  дыши
глубже. Рабочий день только начался,  так  что  спешить  некуда.  -  Братец,
наконец, пришел в себя и заговорил.
   - Там, в лесу, этот парень. И он опять умолк.
   - Значит, в лесу.
   - Да, сэр, рядом со скаутской хижиной, прямо у подножия Обрыва Голо.
   - И что этот парень там делает. Братец?
   - Он ничего не делает, сэр. Он мертв. У Уилла Генри перехватило дыхание.
   - А раньше, Братец, ты когда-нибудь видел мертвецов?
   - Нет, сэр.
   - Так откуда ты знаешь, что он мертв? - Уилл  Генри  подумал,  что,  быть
может, мальчик наткнулся в лесу на спящего бродягу.
   - Ну, он голый, сэр. А в глазах у него муравьи.
   Братец Мэйнард проснулся ровно в шесть утра. Будильник был ему не  нужен.
Он почистил зубы, оделся и отправился на кухню. Сделал яичницу, поджарил два
ломтика бекона и положил их в сэндвич,  аккуратно  завернув  его  в  вощеную
бумагу. Собака Бастер, почти что чистокровная гончая, следила за всем этим с
интересом и за внимательное ко всему  отношение  заработала  кусочек  хлеба.
Братца звали Джон, но родители звали его  Братцем,  а  сестру  Сестрицей,  и
чужие люди тоже стали их так называть. Братцу было четырнадцать.
   Он тепло оделся и поехал  на  велосипеде  в  депо  МБЖД.  Бастер  семенил
поблизости. Где-то около шести тридцати поезд из Атланты,  проходя  станцию,
сбрасывал 400 экземпляров газеты ?Атланта  Конститьюшн?.  Братец  отсчитывал
172 и складывал каждый из них в форме шляпы-треуголки, пока грелся у печки в
кабинете  начальника  станции.  Газеты  он  ровной   стопкой   укладывал   в
велосипедной корзинке, предназначенной для перевозки продуктов, затем, крутя
педали, объезжал практически весь  ?город?  (в  противоположность  ?рабочему
поселку?) по эту сторону железнодорожной линии и аккуратно раскладывал их на
крыльце каждого из подписчиков. Он редко клал теперь газеты на крышу или под
крыльцо. В завершение пути он стал изо всех сил  крутить  педали,  взбираясь
вверх по Широкой улице, где у него жили еще  одиннадцать  подписчиков.  Этот
район он всегда объезжал в самом конце, чтобы потом получить удовольствие от
свободного спуска с горы. Последней точкой доставки был почтовый ящик  Фокси
Фандерберка, который тот, чтобы не ездить за газетой в Делано, приколотил  к
одинокому столбу, установленному на гребне горы, как раз на границе  города.
А дом Фокси стоял  на  целую  милю  дальше,  по  ту  сторону  горы,  которая
находилась уже в графстве Тэлбот.
   Когда Братец опустил ?Конститьюшн? в почтовый ящик Фокси,  он  свернул  с
дороги на тропу, прорубленную бойскаутами и  шедшую  от  вершины  горы  мимо
бойскаутской хижины прямо к концу Четвертой  улицы.  Тропа  была  достаточно
широкой и ровной, вполне пригодной для езды  на  велосипеде,  и  Братец  уже
предвкушал долгий, крутой и  практически  беспрепятственный  спуск  с  горы.
Солнце уже встало, и половина горы была  ярко  освещена  его  лучами,  в  то
время, как вторая половина  покоилась  в  холодном  голубом  мареве.  Братец
поехал вниз со все возрастающей скоростью.  Ему  еще  никогда  не  удавалось
проехать весь путь, ни разу не воспользовавшись тормозом, но в это  утро  он
был преисполнен решимости. Велосипед несся все  быстрее  и  быстрее.  Бастер
стал отставать и, задыхаясь от быстрого бега, сумел пролаять лишь  считанное
число раз. Сильный встречный ветер заставил Братца зажмуриться. По щекам его
текли слезы. От пронизывающего холода  онемели  руки,  их  не  спасали  даже
шерстяные перчатки, а лоб, щеки и переносицу страшно ломило. И  он  подумал,
что если налетит на камень или отломившуюся ветку, то изуродованное тело его
так и будет лететь до самой бойскаутской хижины.
   Вдруг скорость резко  замедлилась,  так  как  начался  небольшой  подъем,
сменившийся ровным участком дороги перед самой хижиной.  И  лишь  теперь  он
нажал на тормоз и остановился у подножия Скалы  Годо,  стеной  возвышавшейся
почти на сто футов вверх. Велосипед он прислонил к дереву, а  сам  устроился
на земле среди листьев и сосновых иголок. Сердце бешено колотилось. Подбежал
Бастер и упал рядом, как подкошенный. С минуту оба выравнивали  дыхание,  и,
наконец. Братец сумел собраться с силами  и  развернул  пакет  с  сандвичем.
Бастер  жадно  заглотал  причитающийся  ему  кусочек,   а   затем,   вопреки
очевидности, стал ждать еще.
   Братец отодвинулся от него спиной вперед, пока не  уперся  в  скалу.  Жуя
сандвич, он лениво осматривался. Лучи утреннего  солнца  пробивались  сквозь
сосновую поросль  и  рассветную  дымку.  Все,  что  находилось  от  него  на
расстоянии нескольких футов, виделось нерезко, не в фокусе,  что  доставляло
Братцу особенное удовольствие. Больше всего ему нравились освещенные солнцем
гладкие гранитные валуны, вросшие в  землю  и  осыпанные  сосновыми  иглами.
Косое освещение и гладкая поверхность камня  создавала  иллюзию,  будто  это
туши  павших  животных,  к  примеру,  слонов,  заваленных  ружьем   могучего
охотника. Тут он обратил внимание на внешний  вид  одного  из  более  мелких
валунов. Он был белее прочих, возможно, потому, что  его  покрывал  мертвый,
сереющий мох. Пока он продолжал жевать сандвич и разглядывать  этот  камень,
ему вдруг показалось, что поверхность его  изменилась,  точно  сам  он  стал
жертвой оптического обмана. Появилось внешне что-то знакомое, что-то  такое,
что он видел не далее, чем сегодня  утром.  И  тут  его  неприятно  поразило
воспоминание: поверхность валуна напомнила ему поверхность  его  собственной
кожи - он вспомнил, как одеваясь, внимательно рассматривал себя  в  зеркало,
сетуя на отсутствие загара.
   Он медленно поднялся и подошел к камню.  И  перестал  жевать.  В  желудке
вдруг стало кисло. И когда он приблизился к этому валуну, он  четко  и  ясно
увидел, что это не камень, а чьи-то ягодицы, а еще ближе,  под  новым  углом
зрения, он сумел разглядеть часть спины, плечо и, наконец, сильно  свернутую
вправо голову. Нос и подбородок были усыпаны листьями, но  зато  был  открыт
один глаз. Одна колонна муравьев входила в  него,  другая  выходила.  Бастер
подбежал и обнюхал труп. Братец уронил сандвич  и  бросился  бежать.  Бастер
подобрал сандвич, и только потом помчался следом.
   Уилл Генри,  слушая  рассказ  Братца,  тотчас  же  составил  в  уме  план
действий. О такого рода событиях нельзя сообщать по телефону. Лучше  поехать
в Атланту, встать перед микрофоном местной радиостанции и выйти в эфир.
   - Вот что я тебе скажу. Братец. Беги-ка ты  в  похоронное  бюро  и  скажи
мистеру Мэддоксу, что я прошу его подъехать  к  скаутской  хижине  со  своей
перевозкой. А я заеду за доктором  Мадтером,  и  через  пару  минут  мы  там
встретимся. Так ты говоришь, он лежит прямо у подножия Скалы Годо?
   - Так вы говорите, что он голый? В такую погоду? -