ттолкнувшись,  рванулся  вверх,
нацелившись  в  точку  где-то  впереди  плывущей  собаки.  Он  выбрался   на
поверхность, открыв себя по пояс, глотая воздух, протягивая руки к Фреду.
   Втянув в себя воздух, он раскрыл глаза. Кэрри ерошила ему  волосы,  Фрэнк
Мадтер снимал губкой пот с груди, Уиллис Грир, держа в  руке  шляпу,  глядел
широко раскрытыми глазами, а Фокси стоял в ногах лежащего на столе раненого,
весь в напряжении, шевеля челюстями, обливаясь потом.
   Кэрри плакала, стараясь делать это негромко. Он все воспринимал  четко  и
ясно: каждый звук, каждое движение, каждый всхлип, каждую каплю пота на лице
Фокси. Тело его онемело, но стоило ему  глотнуть  воздух,  грудь  охватывала
страшная боль. Он попытался заговорить, но от этого стало только хуже.
   Фрэнк Мадтер подошел поближе и вначале поглядел на него, а потом вместе с
ним устремил взгляд на Фокси, рассматривая его с  любопытством.  Уилл  Генри
все еще пытался что-то сказать. Доктор подался вперед и поглядел ему прямо в
глаза.
   - Уилл Генри, вы в состоянии говорить? Старик, у тебя немного времени.  Я
ничего не смогу для тебя сделать.
   Губы Уилла Генри стали складываться в слова, но из уст  не  вырвалось  ни
звука. Он еще раз глотнул воздух и повторил попытку, сконцентрировав  взгляд
на Фокси и не обращая внимания на Кэрри, поддерживавшую ему голову.
   - Еще одно... - сумел выговорить он шепотом, не сводя глаз  с  Фокси.  Он
опять втянул порцию воздуха, но она тут же вышла наружу со свистом.
   Медленно надвигалась тьма. Он зажмурил  глаза.  Он  ощутил  прикосновение
щеки Кэрри к своей щеке, ее слезы у себя на теле, ее губы у себя  под  ухом,
она говорила, что любит его.
   Он об этом знал, и это его радовало.
 
КНИГА ВТОРАЯ 
 
САННИ БАТТС 
 
Глава 1 
 
   Билли Ли, или, более официально, подполковник  Уильям  Генри  Ли  Третий,
офицер военно-воздушных сил общевойскового подчинения, был в  смятении:  его
наполняли сразу несколько чувств: чувство облегчения, ни с чем не  сравнимая
радость и ни с чем не сравнимый страх. Облегчение он испытывал от того,  что
немцы больше не будут пытаться убить его, поскольку в этот  самый  день  они
капитулировали: огромную радость доставляло ему  общество  девушки,  которая
только что удалилась в  дамскую  комнату  этого  переполненного  лондонского
?паба?; и он страшно боялся, что, когда она вернется, то наверняка откажется
выйти за него замуж.
   Война, как потом поймет  Билли,  обошлась  с  ним  хорошо.  Когда  японцы
атаковали Перл-Харбор, он  уже  успел  стать  младшим  партнером  в  крупной
атлантской юридической фирме, но  он  без  колебаний  пошел  добровольцем  в
армию, используя влияние Хью Холмса,  которым  он  обладал  в  администрации
Рузвельта, чтобы избежать загребущих рук военно-юридической службы и пойти в
летную школу. Возраст не позволял ему попасть в истребительную авиацию,  что
было его заветной мечтой, но бомбардировщик - это было тоже неплохо. Возраст
помог ему занять ответственную должность, и когда на тридцать восьмом вылете
он был ранен шрапнелью в мягкое место, то по  возвращении  в  эскадрилью  он
стал  старшим  помощником  ее  командира.   При   этом,   стоило   командиру
отвернуться, как он назначал сам себя в полет, и, таким образом, за два  дня
до окончания войны в Европе он совершил свой пятидесятый боевой вылет.
   Но если потом он поймет, что война обошлась с ним ?хорошо?, то  в  данную
минуту для него имело значение лишь то,  что  он  жив  и,  следовательно,  в
состоянии попытаться уговорить эту девушку выйти за него  замуж.  Он  сделал
над собой усилие и перестал повторять про себя текст предложения, осмотрелся
вокруг и стал искать, на чем бы сосредоточить  внимание.  Лучше  попробовать
сымпровизировать. В суде у него всего лучше получалась импровизация. Рядом с
ним пристроился молодой пехотный капитан, грустно  уставившийся  в  пинтовую
кружку теплого пива. Подле его локтя на стойке бара висела тросточка.
   - Вы откуда, капитан?
   Молодой офицер поднял голову. Билли решил, что капитан, наверное, немного
пьян, но ведь и он такой же.
   - Из Эльмиры, штат Нью-Йорк, сэр.
   - Думаю, что очень скоро вы будете дома.
   - Да, сэр. - Он похлопал по тросточке. - Из-за этого я не попаду на Тихий
океан. Но, похоже, я, в конце концов, поправлюсь. Мне еще повезло.
   - Но вы этому вовсе не рады. Не готовы вернуться домой?
   - Да нет, готов. У меня жена и ребенок, которого я видел всего один  раз.
Мне будет легко вновь вернуться к  гражданской  жизни,  даже  если  какое-то
время придется хромать. Я, правда, знаю и таких  ребят,  для  которых  конец
войны - горе горькое.
   - Горюют, что их больше не подстрелят? Капитан оторвался от пива и бросил
более пристальный взгляд на Билли.
   - Вы пилот?
   - На ?Б-17?.
   - Значит, на этой войне вы поубивали немало.
   - Не слишком в этом сомневаюсь.
   - И вам это нравилось?
   - Пилотировать бомбардировщики?
   - Убивать людей.
   - Стараюсь об этом не думать. Особенно, о Дрездене. Мне очень  трудно  об
этом не думать.
   - А есть люди, которым это нравилось.
   - Убивать людей?
   Капитану вдруг стало больно, и он неловко задвигался на высоком  табурете
у стойки бара. И стал говорить,  как  человек,  знающий,  что  он  пьян,  но
желающий, чтоб его поняли: четко и размеренно.
   - Был у меня такой в роте: совсем еще мальчишка, но  уже  сержант.  -  Он
смолк на мгновение и перевел дыхание. - Сержантом  его  сделал  я.  В  самое
тяжелое время отступления в Арденнах он принял на себя командование взводом,
когда лейтенанту не повезло. Он был от этого в восторге.
   - От командования взводом?
   - От возможности убивать. Когда другие умирали по его воле, он чувствовал
себя на седьмом небе. От этого у него... - Язык у капитана стал заплетаться,
и он умолк.
   Билли попытался вставить слово и переменить тему,  но  капитан  пришел  в
себя и продолжил свой рассказ.
   - Я как-то обнаружил его... неподалеку была большая воронка от снаряда...
там находились немецкие солдаты, совсем еще мальчишки и пара  стариков...  к
концу войны мы часто сталкивались  с  подобным...  В  общем,  в  воронке  их
оказалось восемь. Я пришел к нему, потому что услышал, как  он  стреляет  из
своего ?томпсона?, и решил, что ему нужна помощь. А пришел я тогда, когда он
достреливал последнего. Этому солдату было не меньше шестидесяти.
   - Ну, один против восьмерых, ему же надо было  защищаться.  Они  же  были
вооружены?
   - Тот последний, которого он застрелил при мне, был вооружен винтовкой  с
примкнутым штыком, а к штыку был прикреплен носовой платок,  то  есть  белый
флаг. Вначале он меня не заметил. Солдат-старик умолял его. Но он выстрелил.
И при этом улыбался. Он был в восторге. Оттого, что уложил восьмерых.
   - Трудно в подобный миг влезть в чужую душу и чужие мысли. Ему это  могло
представляться как-то иначе.
   - Я знаю, как это ему представлялось. Форма у него была мокрой. А  точнее
- штаны. Он кончил и спустил в штаны. Все это оказалось для  него  непомерно
влажной мальчишеской мечтой, вдруг ставшей явью.
   Билли стало страшно.
   - А вы... ему было предъявлено обвинение?
   - Прежде, чем я успел на все это хоть как-то  отреагировать,  меня  из-за
спины накрыл миномет. Я пришел в себя в полевом госпитале. На  следующий  же
день меня переправили в Англию. Не знаю жив он или мертв,  но  надеюсь,  что
мертв. Дома понятия не имеют, что с  такими  делать.  Он  же  вернется,  как
герой. У этого было в полку больше всех наград, и все потому, что  он  любил
свою работу. Его обучили убивать людей, и ему это понравилось. Думаю, что  я
догадывался об этом, но я не мог откомандировать его: он был  мне  нужен.  В
конце концов, я смог сделать  только  одно:  написать  из  госпиталя  новому
командиру роты, и я даже не знаю, получил ли он это письмо.
   Билли поднял голову и увидел, как она пробивалась к нему через толпу.
   - Надеюсь, капитан, что он это письмо получил, и полагаю, что вы  сделали
все, что могли. Надеюсь, что вам легче будет забыть обо всем этом,  чем  мне
забыть про Дрезден, и желаю вам удачи. Извините.  -  Он  протиснулся  к  ней
сквозь толпу и схватил ее за руку. -  Пойдем,  подышим  воздухом.  -  И  они
направились к двери.
   Возле бывшего конюшенного сарая, рядом с крыльцом ?паба? стояла скамейка.
На нее-то они и уселись вместе со своей выпивкой; при этом  она  залезла  на
скамейку с ногами  и  уставилась  на  своего  спутника.  Звали  ее  Патриция
Ворт-Ньюнэм, и была она англо-ирландского происхождения. Встретился он с ней
на обеде у одного генерала в Коннотском замке и бесстыдно увел из-под носа у
этого   самого   генерала.   Она   была   из   женского   морского   отряда,
прикомандированного к штабу союзнических войск в Лондоне, и  с  той  встречи
они старались каждую свободную  минуту  проводить  вместе.  Они  засыпали  в
объятиях друг друга в ее лондонской квартире и в деревенских  трактирах,  но
любовью она с ним не занималась.  Давний  ее  ухажер  служил  в  Королевской
морской пехоте, этот парень был ее  возлюбленным  с  детских  лет,  и  Билли
полагал, что в этом все и дело. И старался не думать о морской пехоте.
   Ему удалось привести в действие все нужные пружины и добиться приглашения
на уик-энд от ее семьи в их сельский дом  под  Кинсейлом  в  графстве  Корк.
Семья Патриции была протестантской, потомственно-фермерской, и  жили  они  в
огромном, обжитом доме в георгианском  стиле,  стоящем  посреди  двух  тысяч
акров ирландской земли. Отец Патриции был  низкорослым,  красивым  мужчиной,
великолепным гостеприимным хозяином, но  весьма  осторожным  в  обращении  с
Билли. На войне он потерял сына и наследника, и у него остались  только  еще
один сын и Патриция. И он не собирался  расставаться  с  ней,  отдав  ее  за
какого-то проезжего американца. Билли, однако, заявил  напрямик,  что,  если
уцелеет на войне, то сделает ей предложение.
   - Парень вы неплохой, - ответил Ворт-Ньюнэм, - и не  первый  говорите  со
мной об этом, как вы, надеюсь, догадываетесь. Колин Кадмор домогается  ее  с
младенчества, и будь на то моя воля, давно бы ее получил. А  она  выросла  в
седле и любит эту землю. Став женой американского  юриста,  она  не  обретет
счастья.
   - Мистер Ворт-Ньюнэм, - ответил Билли, глядя собеседнику прямо в глаза, -
знаю, что для вас я всего лишь иностранец, и  догадываюсь,  как  вы,  должно
быть, хотите удержать ее здесь, но я  ее  люблю  и  способен  обеспечить  ей
достойную жизнь. Земля есть и в штате Джорджия, но я полагаю,  что  жизнь  в
Лондоне научила ее предъявлять еще более высокие требования. И, главное,  ни
вы, ни я не знаем, хочет ли она меня.  А  если  она  решит,  что  хочет,  то
надеюсь, что вы и миссис Ворт-Ньюнэм дадите нам свое благословение.
   - Поскольку мы тоже ее любим, то не  представляю  себе,  как  может  быть
иначе, но мне кажется, вам следует выяснить, хочет ли она взять вас в мужья.
   Теперь он собирался сделать именно это, но в голову ему приходило  только
одно: до чего же будет  невыносимо  больно,  если  она  ему  откажет.  В  ее
каштановых волосах сиял отблеск огней из окон ?паба?, и хотя глаза ее были в
тени, он знал, что они того же цвета. Он сделал глубокий  вдох,  и  началась
импровизация.
   - Послушай-ка, Триш, я хочу быть президентом  Соединенных  Штатов.  А  ты
хочешь быть первой леди? - Последовало недолгое молчание,  и  он  бы  дорого
отдал за то, чтобы видеть в  эти  мгновения  ее  глаза.  Ибо  все  остальное
замерло неподвижно.
   - Еще бы! - проговорила она совсем по-американски. - Только  как  на  это
посмотрят мистер и миссис Трумэн?
   - С Трумэнами по этому поводу  я  пока  еще  не  разговаривал,  но  Гарри
понимает, что президентом может стать любой американский мальчишка, так  что
не вижу, с какой стати он будет возражать.
   - А тридцатитрехлетние  подполковники  могут  быть  произведены  сразу  в
американские президенты?
   - Как правило, дается испытательный срок. Полагаю, что в  этот  период  я
попытаюсь пройти в конгресс или стать губернатором штата Джорджия.
   - Разумно.
   - И вдобавок, с моим  безупречным  послужным  списком,  ранением  и  всем
прочим как они могут меня отвергнуть?
   - Послушай-ка, нахал, если тебе на службе у дяди Сэма  прострелили  жопу,
это еще не значит, что все так и попрутся за тебя голосовать. Сам понимаешь,
в жопу ранили не одного тебя.
   - Люблю, когда ты выражаешься заборными словами!
   - Не уходи от темы!
   - Д что у нас за тема?
   - Ты делаешь мне предложение.
   - Ага, точно. И ты даешь мне ответ?
   - Да.
   - Какой же?
   - Тот, что слышал.
   Тут он разинул рот. А она снизу прикрыла его своим кулачком.
   - Это правда?
   - При определенных условиях.
   - Твое положение при заключении данной сделки наивыгоднейшее. Назови их.
   - Во-первых, ты должен сделать предложение по всем правилам.
   - Патриция Ворт-Ньюмэн, я люблю тебя, я действительно тебя люблю и  хочу,
чтобы ты стала моей женой и матерью моих детей. Пойдешь ли ты за меня замуж?
   - Очень мило. Второе условие: я не могу  быть  целый  день  просто  женой
политика. Ты должен купить мне ферму.
   - Куплю тебе что угодно, чтобы заручиться фермерскими голосами.
   - Я серьезно.
   - А я тем более. В штате Джорджия фермерские голоса решают все.
   - Значит, договорились.
   - Других условий нет?
   - На сегодня хватит.
   - Господи, как же я люблю тебя, Триш! - А я тебя тоже  люблю,  Билли  Ли.
Отвези меня домой, и я докажу тебе это.
   И пока они блуждали по задворкам в поисках такси, она стала расспрашивать
насчет капитана в ?пабе?.
   - Военные истории, - отвечал он.  -  Этот  капитан  рассказал  мне  самую
скверную из слышанных мною военных историй. Ты правда согласна выйти за меня
замуж?
   - Если пообещаешь мне никогда не рассказывать военных историй.
   - Условия, сплошные условия! Он обнял  ее,  и  они  пошли  вперед,  тесно
прижавшись друг к другу.
 
Глава 2 
 
   Старшина Хомер Баттс, известный  всем  по  прозвищу  ?Санни?,  стоял  под
лучами солнца в ясный,  весенний  день  1946  года  по  стойке  ?смирно?  на
бейсбольном поле средней школы в Делано. А в одном ряду с ним находился  еще
тридцать один уроженец Делано в армейской, флотской форме и в форме  морских
пехотинцев.
   Санни было скучно. Банкир Хью Холмс травил  баланду  о  воинской  службе,
чести и самопожертвовании, а у Санни эта служба уже вот где  стояла,  и  все
прочее тоже. Ну, во время войны все это было еще о?кей; надо же было  чем-то
кровь разогревать, но вот уже почти целый год самой трудной для него работой
было играть в покер и ждать, ждать и ждать демобилизации.
   Он окинул взглядом переполненные трибуны. И головы поворачивать не  надо.
Они пришли сюда поглядеть на него, а не на всех этих шутов гороховых. Парень
из нашего города,  получивший  больше  всех  наград  в  штате  Джорджия.  Не
исключено. А, черт, он чуть было не огреб Почетную  медаль  Конгресса,  чуть
было не огреб. Кто-то, однако, торпедировал его по дороге. Дружок, писарь из
ротной канцелярии, намекнул на это дело. Вот дьявольщина, если бы он получил
еще и это, то был бы так же знаменит,  как  Один  Мерфи,  и  получил  бы  на
киностудии  контракт,   как   и   Мерфи.   Внешность   у   него   достаточно
привлекательная. Уж, конечно, более привлекательная, чем у Мерфи.
   Он великолепно знал, как он выглядит, стоя на  этом  бейсбольном  поле  в
форме, которую этот старик-немец сшил за  два  блока  ?Лаки  Страйк?.  Рост,
конечно, не такой, какой бы ему хотелось, всего пять футов девять дюймов, но
за время службы он прибавил в весе,  и  теперь  в  нем  сто  семьдесят  пять
фунтов. Если бы у него были эти лишние  двадцать  фунтов,  когда  он  кончал
среднюю школу в Делано, он  бы  наверняка  получил  футбольную  стипендию  в
университете штата Джорджия или Алабаме, а то и в Оберне.
   Как  заверили  люди  знающие,  скорость  у  него  была,  а  вот  габариты
подкачали. А теперь он даст своим светлым волосам отрасти.  Девчонки  устали
от парней, похожих на солдат даже прической. А еще он купит парочку  броских
костюмов  на  деньги,  выигранные  в  покер,  и  еще  останется  на  хороший
подержанный автомобиль. Может быть, даже с открытым верхом.
   Санни услышал, как назвали его  фамилию.  Это  Холмс  зачитывал  перечень
наград. Санни опять позволил себе отключиться, но  внезапно  насторожился  и
стал внимательно прислушиваться. Холмс говорил то, что ему страшно  хотелось
услышать.
   -  Сегодня  утром  городской  совет  Делано  проголосовал  за  то,  чтобы
предоставить  преимущественное  право   занятия   муниципальных   должностей
возвращающимся ветеранам, а  среди  ветеранов  -  тем,  кто  непосредственно
принимал участие в боевых действиях, - заявлял Холмс.
   Санни заскрежетал зубами. Позавчерашний разговор с Холмсом вряд ли  можно
считать удачным, подумал он. Холмсу он чем-то не  понравился,  чувствовалось
явное недоверие. Ощущение это было ему знакомо:  такое  же  чувство  тревоги
всегда вызывало у него общение со своим ротным командиром в  Бельгии.  Санни
подозревал, что именно  этот  его  командир  роты  торпедировал  награждение
Почетной медалью Конгресса,  даже  несмотря  на  то,  что  в  это  время  он
находился в госпитале, и на его место была прислана замена.
   А Холмс продолжал:
   - Сегодня я имею возможность объявить  во  всеуслышание,  что  первая  же
имеющаяся у  нас  вакансия  предоставляется  ветерану.  Из  числа  имеющихся
кандидатов на вакантную должность в городской полиции принят старшина  Санни
Баттс.
   - Старшина Баттс, два шага вперед, марш! - скомандовал  Билли  Ли,  самый
старший по званию офицер из более, чем двухсот  ветеранов  города,  человек,
которого Санни знал лишь как спортсмена  из  средней  школы,  когда  сам  он
учился в начальной.
   Санни вышел из строя, и Холмс пожал ему руку.
   - Поздравляю, сынок. Надеюсь, что мы и впредь будем  гордиться  тобой.  В
понедельник в восемь утра доложишься начальнику полиции Томасу.
   - Спасибо, сэр. Я буду хорошо работать, сэр. Санни  весь  размяк,  словно
гора с плеч свалилась. Его очень тревожила  и  мучила  проблема  работы.  До
войны он подавал в аптеке соду и раскладывал товар на полках, и единственной
для него перспективой, если бы не выгорела возможность  служить  в  полиции,
была фабрика, но при одной только мысли о фабрике его  бросало  в  дрожь.  А
теперь он получил работу, исполняя которую, он будет пользоваться  таким  же
уважением, какое он заслужил своими подвигами на поле боя.
   Полковник Ли выстроил группу в одну колонну  и  промаршировал  с  нею  по
всему полю. И когда они прошли за ограду и дошли до самой дренажной канавки,
строй  распался,  люди  стали  подходить,  жать  Санни  руку   и   приносить
поздравления. А когда толпа стала редеть, Санни обнаружил, что рядом  с  ним
очутился жилистый, сморщенный человечек в форме старшего  лейтенанта  времен
первой мировой войны. Человек этот  несколько  секунд  тряс  Санни  руку,  и
только тогда Санни узнал его. Господи, да это же Фокси Фандерберк!
   - Старшина, вы славно послужили своей стране, -  говорил  Фокси,  -  и  я
надеюсь, что ваша служба в полиции будет столь же славной.
   - Спасибо, сэр. Я сделаю все, что в моих силах.
   Когда он был еще мальчишкой, его одолевал безумный страх при одном только
виде Фокси Фандерберка; и не только он один, но и любой из ребят  готов  был
обосраться от непонятного и беспричинного, казалось бы, ужаса. А теперь этот
старый пердун жмет ему руку.
   - И не  забывайте,  что  мой  опыт  всегда  в  вашем  распоряжении.  Если
понадобится помощь, просите, не стесняйтесь.
   - Да, сэр. Само собой.
   Какого черта он тут мелет? Какой еще опыт? Но  прежде,  чем  Санни  успел
задуматься всерьез, затянутая в форму  фигура  сделала  поворот  ?кругом?  и
строевым шагом удалилась.
   Санни едва сдержался, чтобы не расхохотаться во весь голос.
   А в дальнем углу поля форм