ь, им
кто-нибудь позвонит? Нет, вот они наконец. Все не спеша  начинают спускаться
с холма, направляясь к церкви: женщины - впереди, мужчины - за ними, глубоко
засунув руки в карманы. У паперти все останавливаются, поощрительно улыбаясь
той  из  присутствующих  дам,  чей муж  выше рангом.  Она  с  легким  жестом
удивления начинает подниматься по  ступенькам и  исчезает за зеленой завесой
плюща,  предоставляя  младшим  по рангу следовать за собой в любом  порядке,
который, однако, если бы они  обращали внимание на подобные мелочи, оказался
бы в полном соответствии с требованиями протокола.
     В то воскресное утро Роули Брэдфилд в сопровождении своей красивой жены
Хейзел вошел в  церковь и сел на обычное  место  рядом  с Тиллами, которые в
силу  установившегося  порядка  вещей  проследовали  впереди  них.  Брэдфилд
теоретически  был  католиком, но  считал своим  непременным долгом  посещать
службу в посольской часовне: по этому вопросу он отказывался советоваться не
только  со своей религией, но и со своей  совестью. Брэдфилд и его жена были
на редкость красивой парой.  В Хейзел давала себя знать ирландская кровь: ее
медно-рыжие волосы сверкали  в  лучах  солнца, падавших сквозь  зарешеченное
окно;  и  Брэдфилд  галантно,  но  с  сознанием  собственного  превосходства
относился к ней  на  людях.  Непосредственно  позади  них  сидел  заведующий
архивом и канцелярией Медоуз рядом со своей белокурой, очень нервной дочкой.
Она была недурна собой, но кое-кого  - в частности, некоторых посольских жен
- удивляло  то, что  человек таких строгих правил, как ее отец, позволяет ей
употреблять столько косметики.
     Усевшись на  скамью, Брэдфилд  стал искать  в  молитвеннике  отмеченные
гимны  - некоторые песнопения он  пропускал  из  эстетических  соображений,-
затем  окинул  взглядом  церковь, чтобы  установить,  кто  отсутствует.  Все
оказались на  месте,  и он уже  готов был вернуться к  своему  молитвеннику,
когда миссис Ванделунг, супруга голландского советника и в настоящее время -
вице-председатель  Комитета  жен дипломатического  корпуса,  перегнувшись  к
нему,  громким  и  несколько   истерическим  шепотом  спросила,  почему  нет
органиста. Брэдфилд  взглянул на маленькую освещенную нишу, на пустой стул с
вышитой подушечкой на сиденье и в ту  же минуту впервые ощутил настороженную
тишину, еще усугубленную скрипом двери западного придела, которую Микки Краб
- сегодня  была его очередь  помогать  священнику -  затворил, не  дожидаясь
музыкального вступления  к службе. Быстро встав, Брэдфилд пошел  по проходу.
Джон Гонт, охранник аппарата советников,  со скрытой  тревогой следил за ним
из первого ряда хора. Дженни Парджитер, взволнованная, как невеста, смотрела
прямо перед собой, не ощущая ничего, кроме религиозного восторга. Возле  нее
стояла Джейнет  Корк, всецело занятая  мыслями  о будущем  ребенке.  Ее  муж
находился в посольстве - он дежурил в шифровальной.
     -  Где  же, черт побери, Гартинг? - спросил  Брэдфилд,  но, взглянув на
Краба,  понял, что вопрос задан впустую,  и вышел на улицу. Сделав несколько
шагов по  скользкой  дорожке,  которая  вела  к  вершине  холма,  он  открыл
маленькую железную дверь, ведущую в ризницу, и вошел без стука,
     - Гартинг не явился,- сухо сказал он,- кто еще может играть на органе?
     - Он еще ни разу не пропускал службы. Ни разу,- ответил капеллан. Кроме
него, кто-нибудь умеет играть на органе?
     - Может быть, паром не ходит? Я слышал, что вокруг беспорядки.
     - Он мог пойти  кружным путем - через мост. Не раз так и делал. Что же,
никто не может его заменить?
     - Лично  я никого  не знаю,- сказал  священник,  перебирая кайму своего
золототканого   ораря  и  думая  о  другом.-  Просто  никогда  не  возникало
необходимости вы
     яснять это, право...
     - Что же вы собираетесь предпринять?
     - Может быть, кто-нибудь начнет мелодию голосом.
     Может быть,  это  выход.  У  Джонни  Гонта  прекрасный тенор,  он  ведь
валлиец.
     - Очень  хорошо, все  будут  подпевать  хору. Будьте  добры,  сразу  же
предупредите хор.
     -  Беда  в  том,  что  они  не  знают гимнов, мистер  Врэдфилд,- сказал
священник.- В пятницу на репетиции хора Гартинга  тоже не было. Он просто не
пришел. Мы вынуждены были отменить репетицию, видите, как получилось.
     Выйдя на воздух, Брэдфилд обнаружил Медоуза, который, незаметно покинув
свое место рядом с дочерью, последовал за ним.
     -  Он  исчез,-  сказал  Медоуз   с  каким-то  даже  противоестественным
спокойствием.- Я проверял всюду:  в списке больных, у врача. Я был возле его
дома. Машина в гараже,
     бутылки  с  молоком -  у двери. Никто его не  видел и не слышал о нем с
пятницы. Он не  заходил в Автоклуб. У нас собрались гости  в  день  рождения
дочери, но он и к нам не
     пришел.  Он  предупреждал,  что  будет  занят,  но  собирался  все-таки
заглянуть.  Он обещал подарить ей фен для  сушки волос.  Все  это на него не
похоже, мистер Брэдфилд, совсем
     не похоже.
     На  какое-то  мгновение  - всего  лишь  на мгновение  -  самообладание,
казалось,  покинуло  Брэдфилда. Он яростно  посмотрел  на Медоуза,  потом на
церковь, будто выбирая, с кем разделаться в первую очередь; у него был такой
вид, словно  он сейчас бросится вниз  по  дорожке, распахнет  двери церкви и
криком оповестит о случившемся тех, кто терпеливо ждал внутри.
     - Едемте со мной.
     Едва  они  въехали  в  ворота  посольства, еще  прежде, чем полицейские
успели  проверить их пропуска, им стало ясно, что творится  что-то неладное.
На лужайке перед зданием  стояло  два военных мотоцикла. Корк, шифровальщик,
дежурный по зданию,  ждал  на ступеньках, все еще держа в руках "Руководство
для индивидуального помещения капитала". За зданием  столовой стоял немецкий
полицейский  фургон  зеленого  цвета - на крыше его вспыхивал  синий  огонь,
изнутри долетало кваканье радио.
     - Слава богу, вы приехали,  сэр,- сказал начальник охраны Макмаллен.- Я
послал дежурную машину, она, вероятно, разминулась с вами.
     По всему зданию трещали звонки.
     - Звонили из  Ганновера, сэр, из генерального консульства: к несчастью,
было очень плохо слышно. Там на их сборище начались страшные беспорядки, все
будто с  цепи сорвались, сэр.  Они штурмуют  библиотеку и собираются идти  к
зданию консульства. Прямо не поймешь,  что творится на свете, сэр.  Тут даже
хуже, чем на Гросвенор-сквер. По телефону было слышно, как они вопят, сэр.
     Медоуз вслед за Брэдфилдом быстро прошел наверх.
     - Вы сказали - фен для сушки волос?  Он собирался подарить вашей дочери
фен?
     Минута  нарочитой алогичности,  быть  может,  нарочитое замедление хода
событий, нервный жест  перед  вступлением  в бой - так Медоуз истолковал это
для себя.
     - Он его специально заказал для нее.
     - А, неважно,- сказал Брэдфилд и шагнул  было к шифровальной, но Медоуз
снова обратился к нему.
     -  Пропала  папка,- прошептал  он,-  зеленая папка с  особо  секретными
протоколами. Ее с пятницы нет на месте.


        "3. АЛАН ТЕРНЕР"

     В о с к р е с е н ь е в Л о н д о н е

     Это был день, почти свободный от обязанностей, день, когда, оставаясь в
Лондоне, можно подумать,  будто ты в сельской глуши.  В Сент-Джеймском парке
раннее в  этом  году  лето вступало в  третью неделю  своего  существования.
Вокруг озера  в необычном для мая  зное  воскресного  полудня лежали в траве
девушки,  похожие  на  срезанные  цветы.  Служитель  парка  разжег  какой-то
невиданный костер, и  воздух был полон  запаха  горящей травы и  отдаленного
шума уличного движения. Только пеликанам, деловито ковылявшим  вокруг своего
павильона на островке, было не лень двигаться. Только Алану  Тернеру, тяжело
ступавшему грубыми башмаками по хрустящему гравию, нужно было куда-то  идти,
сейчас даже девушки не могли его отвлечь.
     Башмаки  были  из  твердой  сыромятной кожи со  следами  многочисленных
починок.
     Тернер   -   крупный   светловолосый  мужчина  с  походкой   враскачку,
простоватым   бледным   лицом,  квадратными  плечами  и  крепкими   пальцами
альпиниста,  в довольно  грязном костюме из тропической ткани и  с не  менее
грязной  парусиновой  сумкой  в руке,- не спеша, с  какой-то размеренной, но
неуклонной  неотвратимостью раздвигая воздух, как баржа  воду,  шел широким,
напористым,  намеренно тяжелым  шагом полицейского.  Возраст его  определить
было трудно. Студенты-выпускники сочли бы  его старым, однако  старым только
для студента. На молодых производили впечатление  его годы, на  старых - его
молодость.  Сослуживцы  давно  перестали  гадать,  сколько  ему   лет.  Было
известно,  что  он  пришел в управление уже  немолодым, никогда не  считался
ценным приобретением, был в свое время стипендиатом колледжа Святого Антония
в  Оксфорде,  куда  принимают  всех  без  разбора.  Официальные  справочники
английского министерства иностранных  дел проявляли в отношении него большую
сдержанность.  Безжалостно  извлекая  на свет божий  родословные всех прочих
Тернеров, они хранили молчание об Алане, словно, взвесив все факты, пришли к
выводу, что в данном случае это самый милосердный выход из положения.
     -  Вас, значит, тоже вызвали,- заметил Лэмберт, нагоняя его.- Ну, уж на
этот раз, скажем прямо, Карфельд сорвался с цепи.
     - А мы-то зачем им понадобились? Сражаться на баррикадах? Вязать теплые
одеяла для раненых?
     Лэмберт, маленький, подвижный человек, любил, когда говорили, что он ни
с кем не гнушается общаться. Он занимал высокий пост в Западном управлении и
возглавлял команду игроков в крикет, куда допускались желающие независимо от
ранга.
     Они начали подниматься по ступеням к памятнику Клайву.
     -  Их  не переделаешь - вот моя  точка зрения,-  сказал Лэмберт.- Нация
психопатов. Все время им  кажется,  что кто-то  ущемляет их  права. Версаль,
окружение, нож в спину - мания преследования, в этом их несчастье.
     Он дал Тернеру время выразить согласие.
     - Мы везем туда все управление, даже девушек.
     - Бог мой, вот  уж  теперь они  испугаются. Вводим, значит,  в действие
резервы.
     - Все  это, знаете ли, может  сказаться  в  Брюсселе. Получим щелчок по
носу.  Если  германское правительство  опростоволосится  у себя дома, все мы
окажемся  в препоганом положении.- Эта перспектива, видимо, была  ему  очень
приятна.- И тогда придется искать другое решение.
     - На мой взгляд, такого решения нет.
     -  Министр иностранных дел беседовал с их послом. Мне говорили, что они
согласны компенсировать весь ущерб.
     Тогда  и беспокоиться не о  чем,  верно? Можно продолжать  наш уик-энд.
Залезть обратно под одеяло.
     Они поднялись на верхнюю ступеньку. Покоритель Индии, небрежно поставив
одну ногу на плиту из поверженной к его стопам бронзы, удовлетворенно взирал
мимо них на лужайки парка.
     -   Смотрите-ка,   дверь   открыта,-   в  голосе  Лэмберта   прозвучало
почтительное  восхищение.-   Работают,   как  в   будний   день.  Да,  этому
действительно придают значение.-
     Не  дождавшись  такого  же энтузиазма от  Алана,  он сказал: -  Что  ж,
займитесь своими  делами, а  я займусь своими. И имейте  в виду,- добавил он
рассудительно,-  все это может принести  нам большую  пользу, объединить всю
Европу  вокруг нас  против  нацистской  опасности.  Ничто  так не  скрепляет
политические союзы, как грохот солдатских сапог.
     И с прощальным кивком, исполненным благожелательности, которую ничто не
в силах поколебать,  он исчез  в величественной темноте  главного  подъезда.
Тернер постоял с минуту, глядя ему  вслед, соразмеряя его тщедушную фигуру с
тосканскими колоннами пышного портика, и в выражении его лица появилось даже
что-то печальное, как если бы ему очень хотелось быть Лэмбертом - маленьким,
аккуратным, преданным делу,  не знающим тревог. Наконец,  встряхнувшись,  он
пошел дальше, к менее внушительной  двери в боковом  крыле здания. Это  была
непрезентабельная,  наполовину  стеклянная   дверь,  забитая  изнутри  бурым
картоном, с табличкой, запрещающей вход  посторонним. Даже ему  оказалось не
так-то просто войти.
     - Мистер Ламли интересовался вами,- сказал дежурный у  входа,- Конечно,
если у вас найдется для него минутка.
     Дежурный был молод, женоподобен и предпочитал другое крыло здания.
     - Он спрашивал  очень настойчиво,  по  правде говоря. Сложили  вещички,
едете в Германию?
     Все  это время, не переставая,  орал его  транзистор. Кто-то вел прямой
репортаж  из Ганновера  на  фоне рева толпы,  напоминавшего грохот  морского
прибоя.
     - Судя  по этим звукам,  вас  там ожидает  хорошенький  прием.  Они уже
покончили с библиотекой и теперь добираются до консульства.
     -  Они  покончили  с  библиотекой  еще  днем.  Передавали  в  последних
известиях в час.  Полиция оцепила консульство. Тройной кордон.  Черт побери,
их и близко не подпустят к зданию.
     - С той  поры положение ухудшилось! - крикнул  дежурный ему вслед.- Они
жгут книги на рыночной площади. Погодите, вы еще увидите.
     - Обязательно увижу. Именно за этим я и еду, черт побери.- Голос у него
был негромкий, но разносился  далеко  -  голос  йоркширца, беспородного, как
дворняжка.
     - Вам заказан билет в Германию. Спросите в транспортном отделе.  Поезд,
второй класс. А мистер Шоун ездит первым.
     Распахнув дверь в  свою  комнату, он  увидел  Шоуна,  развалившегося  в
кресле за его  письменным столом; гвардейский  мундир Шоуна  висел на спинке
стула  Алана. Восемь  пуговиц сияли в лучах солнца  - тех,  что,  оказавшись
посмелее, пробились сквозь цветное стекло. Шоун говорил по телефону.
     -   Пусть   сложат   все   в   одно   помещение,-    говорил   он   тем
примирительно-успокаивающим тоном,  который  способен  довести  до  истерики
самых уравновешенных людей. Он,  очевидно,  повторял это уже несколько раз -
твердил одно и то же, стараясь растолковать непонятливым.- Надо же учитывать
зажигательные бомбы и прочее. Это во-первых. Во-вторых, все вольнонаемные из
числа местных жителей должны  отправиться  по домам и  сидеть тихо: мы не  в
состоянии возмещать ущерб немецким гражданам, которые могут пострадать из-за
нас. Сначала передайте им все это, потом снова позвоните мне... О господи! -
завопил  он, повесив трубку.- Вы  когда-нибудь пробовали  иметь дело с  этим
человеком? - С кем это?
     - С  этим лысым  болваном из  аварийного  отдела.  С  тем, что заведует
всякими там болтами и гайками.
     - Его фамилия  Кросс.- Алан швырнул  свою сумку в угол.- И он  вовсе не
болван.
     - Он - псих,- пробормотал Шоун, сразу сбавляя тон.- Ей-богу, он псих.
     -  Если  так,  молчите  об  этом,   иначе  его  назначат  в  управление
безопасности.
     - Вас ищет Ламли.
     - Я не поеду,- сказал Тернер.- К черту! Я не намерен зря тратить время.
Ганновер  - пункт  категории "Д".  У  них там  ничего нет  -  ни  кодов,  ни
шифровальной. Что я  там  должен  делать,  черт  подери?  Спасать  сокровища
короны?
     - Зачем тогда вы захватили с собой свою сумку? Алан взял со стола пачку
телеграмм.
     - Они знали об этом митинге несколько месяцев назад. Знали все, начиная
с Западного управления и кончая нами. Аппарат советников сообщил о нем еще в
марте. Мы  видели телеграмму. Почему они не эвакуировали сотрудников? Почему
не  отправили  на  родину детей? Наверно, нет денег. Или не достали  билетов
третьего класса. А ну их к чертям собачьим!
     - Ламли сказал, чтобы вы пришли немедленно.
     - И  Ламли к черту! - ответил Тернер и сел за стол.- Не  пойду, пока не
прочитаю телеграммы.
     - Это  же  сознательная  политика -  никого  не  вы возить на  родину,-
продолжал   Шоун,   развивая   мысль   Тернера,   Шоун  считал  себя  только
прикомандированным   к  управлению   безопасности,  а  вовсе  не  постоянным
сотрудником,  он  рассматривал  свое  пребывание  здесь   как  отдых   между
назначениями и никогда  не  упускал случая  продемонстрировать  свое близкое
знакомство  с  миром  большой  политики.- Мы работаем, как  обычно,-  такова
вывеска. Мы не можем допустить, чтобы нашей работе мешали какие-то сборища и
беспорядки. В  конце концов, Карфельдовское движение -  не такая  уж большая
сила. Британский лев,- добавил  он, делая слабую попытку пошутить,- не может
быть выведен из равновесия булавочными уколами какой-то кучки хулиганов.
     - О нет, не может, не может, куда им!
     Тернер отложил одну телеграмму и стал читать следующую. Он читал быстро
и легко, с уверенностью, какую  дает опыт, раскладывая прочитанное по кучкам
в соответствии с каким-то ему одному известным принципом.
     - Что же все-таки происходит? Что они там могут потерять, кроме лица? -
спросил  он,  продолжая  читать.-  Какого  дьявола  вызывают  нас?  Проблема
компенсации - забота Западного управления, так?  Эвакуация - дело аварийного
отдела,  правильно? Если их волнует  сохранность зданий, пусть обращаются  в
министерство общественных  работ. Так  какого же черта они не хотят оставить
нас в покое?
     - Потому что это - в Германии,- несмело предположил Шоун.
     - А, подите вы...
     -  Сожалею,  если  это  нарушило ваши  личные  планы,-  сказал  Шоун  с
язвительной  улыбочкой,  ибо подозревал, что в отношениях с женщинами Тернер
гораздо удачливее его.
     Первая осмысленная телеграмма была от Брэдфилда.  Молния - отправлена в
одиннадцать  тридцать, передана  дежурному в четырнадцать  двадцать  восемь.
Генеральный  консул в Ганновере Скардон собрал всех сотрудников  с семьями в
помещении консульства и уже неоднократно делал представления полиции. Вторая
телеграмма, отправленная в одиннадцать пятьдесят три,  содержала  экстренное
сообщение агентства Рейтер:  демонстранты ворвались в Британскую библиотеку;
полиция  оказалась  бессильна.  Судьба  библиотекарши  фрейлейн  Эйк  (Sic!)
неизвестна.
     Тотчас  вслед за этим прибыла срочная  телеграмма из Бонна: "Норддойчер
рундфунк" сообщает, что Эйк -  повторяем: Эйк-убита демонстрантами. Но это в
свою  очередь  было  немедленно опровергнуто,  поскольку Брэдфилд  благодаря
любезному посредничеству герра Зибкрона  из министерства внутренних дел  ("с
которым у меня хорошо налаженные отношения") сумел к тому времени установить
непосредственную связь с ганноверской  полицией. Согласно полученным от  нее
последним  сведениям, толпа выбросила библиотечные книги  на улицу,  где они
были  сожжены  при  большом скоплении  народа.  В  толпе появились  печатные
транспаранты  с  антианглийскими лозунгами: "Крестьяне не станут  оплачивать
расходы  вашей  империи" и "Добывайте  свой  хлеб  сами,  не воруйте  наш!".
Фрейлейн Герду Эйк (Sic!), пятидесяти одного года, проживающую в доме четыре
по  Гогенцоллернвег,  протащили по  двум  маршам каменной  лестницы,  пинали
ногами, били по лицу, а потом заставили  бросать в огонь библиотечные книги.
Из соседних  городов  вызваны  конные полицейские отряды с  брандспойтами  и
специальным оборудованием для разгона толпы.
     На  полях  была пометка  Шоуна с краткими данными о несчастной фрейлейн
Эйк, полученными  из  справочного отдела.  Бывшая школьная  учительница, она
одно время работала в аппарате Британских оккупационных властей; затем  была
секретарем Ганноверского отделения Англогерманского  общества;  в 1962  году
награждена английским орденом за заслуги в области укрепления международного
взаимопонимания.
     - Еще одна наша сторонница выведена из строя,- пробормотал Тернер.
     Он  взял  длинный,  видимо  составленный  наспех, обзор радиопередач  и
бюллетеней.   И   тоже  внимательно  принялся   его   изучать.   Создавалось
впечатление, что  никто -  во всяком случае никто из находившихся на месте -
не  мог объяснить, что  послужило  непосредственной  причиной  беспорядков и
прежде всего что привлекло толпу к  библиотеке. Хотя  демонстрации стали уже
обычным явлением в Германии,  беспорядки такого масштаба выходили за пределы
нормы -