сохранившийся  мужчина,  худощавый,  узкокостный,
спортивного  сложения,  и  принадлежал   к  тому  поколению,  которое  умеет
обходиться  очень малым  количеством сна и целиком  отдает себя делу. Однако
напряжение последних дней проложило  синие тени в уголках его век и окрасило
кожу нездоровой  бледностью. Он  молча разглядывал  Тернера: его парусиновую
сумку, зажатую  в  тяжелом кулаке, видавший виды  коричневый костюм, упрямое
лицо  без  определенной  классовой  принадлежности.  С  минуту казалось, что
Брэдфилда захлестнула волна неосознанного гнева, грозившая смыть его обычное
спокойствие; казалось, что его  эстетическое чувство сейчас восстанет против
этого вопиюще неуместного пришельца, навязанного ему в такое  трудное время.
Из  коридора  до  Тернера  доносился приглушенный  гул  голосов,  шум шагов,
быстрый перестук пишущих машинок, пульсация машин в шифровальной.
     -  Спасибо, что  приехали в такое неуютное  время. Позвольте  мне взять
это.- Он взял у Тернера сумку и поло жил за стулом.
     - Ух, и жарко  здесь у вас,- сказал  Тернер. Подойдя к окну, он  оперся
локтями  о  подоконник  и   выглянул  наружу.  Справа  вдали  на  горизонте,
очерченные  меловой  каймой  облаков, поднимались семь зубцов Кенигсвинтера,
похожие  на  готические призраки на  фоне бесцветного  неба.  У подножия  их
тускло поблескивала вода и виднелись силуэты неподвижных судов.
     - Он жил вон там, верно? У Кенигсвинтера?
     -  Мы  снимаем  несколько  помещений  на  том  берегу.  Они  никогда не
пользуются спросом. Паром - большое не  удобство... Насколько я знаю,  у вас
существуют  определенные  методы в  подобных случаях,-  продолжал  Брэдфилд,
обращаясь  к спине Тернера.- Скажите, что вам требуется, и  мы сделаем  все,
что в наших силах.
     - Понятно.
     - У шифровальщиков есть комната отдыха, где вас не будут беспокоить. Им
дано указание передавать ваши телеграммы, минуя обычные инстанции. По  моему
распоряжению вам там  поставили стол  и телефон. Я также попросил канцелярию
подготовить  список пропавших  дел. Если  вам понадобится что-нибудь еще, де
Лилл,   конечно,  все  вам  предоставит.  Я  думаю,   что   мы  покончили  с
организационными вопросами.- Брэдфилд  чуточку помедлил.- А теперь позвольте
пригласить вас поужинать у нас завтра вечером. Мы будем очень  рады. Обычный
боннский вечер.  Де Лилл, несомненно, сможет одолжить вам смокинг.- При этом
он покосился на парусиновую сумку Тернера.
     - Что касается  наших методов,-  ответил  наконец Тернер,- то у  нас их
много.-  Он стоял теперь  спиной  к окну, опершись на  радиатор и  оглядывая
комнату.-  В такой  стране,  как  эта,  все  должно быть  дьявольски просто.
Сообщить  в  полицию.  Обзвонить больницы, санатории, тюрьмы,  приюты  Армии
Спасения. Разослать его фотографии и словесный портрет  и урегулировать дело
с местной прессой. Потом я начну искать его сам.
     - Искать его? Где?
     -  Через других  людей.  В  его  прошлом. Мотивы,  политические  связи,
друзья, знакомые  женщины, контакты. Кто еще был в  этом замешан, кто  знал,
кто  наполовину  знал,  кто  знал на четверть,  на кого он  работал,  с  кем
встречался, где и как поддерживал  связь.  Явки,  явочные  квартиры. Сколько
времени это продолжалось.  Возможно, кто-то потворствовал ему. Вот  это я  и
называю -  искать.  Потом  я  напишу отчет:  укажу  виновных,  наживу  новых
врагов.- Он  продолжал  рассматривать кабинет, и  казалось, под его  зорким,
непроницаемым взглядом не остается ничего  непричастного к преступлению - ни
вещей, ни  людей.-  Это  один из наших методов. Применим,  конечно, только в
дружественной стране.
     - Большая часть того, что вы предлагаете, здесь совершенно неприемлема.
     - Разумеется. Мне все это разъяснил Ламли.
     - Быть может, перед тем  как мы пойдем дальше, вам следует услышать это
и от меня.
     - Сделайте  одолжение,- сказал  Тернер  таким  тоном,  будто  намеренно
стремился вывести собеседника из себя.
     - Насколько я понимаю, в вашей среде секреты - величина абсолютная. Они
значат больше, чем что-либо  другое. Те, кто  хранит их,- ваши  союзники, за
теми,  кто  их  разглашает, вы охотитесь. Здесь же все обстоит  по-иному.  В
нынешних условиях соображения, связанные с  мест ной политической ситуацией,
приобретают намного большее значение, чем соображения безопасности.
     Тернер вдруг усмехнулся.
     - А это всегда так. Просто поразительно!
     -  Здесь, в  Бонне, в  настоящий момент для нас самое главное  -  любой
ценой  сохранить  доверие  и  благорасположение федерального  правительства.
Укрепить  его  решимость противостоять растущему  недовольству  избирателей.
Здешняя коалиция больна, любой  вирус может убить ее. Наше дело - потрафлять
инвалиду. Утешать его, ободрять, иной раз припугнуть  и молиться богу об его
здравии  - пусть  он  живет ровно  столько, сколько нам  нужно,  чтобы с его
помощью попасть в Общий рынок.
     -  Очаровательная   картина!  -  Алан   снова   смотрел  в  окно.-  Наш
единственный  союзник  -   и  тот  на  костылях.  Два  европейских  инвалида
поддерживают друг друга.
     - Нравится вам это или нет, таково положение вещей. Мы здесь  вроде как
играем в покер. Нам даже блефовать не с чем. Кредиты наши исчерпаны, ресурсы
равны нулю. И все же в обмен  на одну лишь улыбку наши партнеры готовы вести
игру.  Эта  улыбка  -  все,  что  у  нас  есть. Вся система отношений  между
правительством Ее Величества  и федеральным правительством зиждется на  этой
улыбке. Видите, сколь деликатно наше положение здесь и сколь оно необычно. И
неустойчиво. Все наше будущее в Европе может решиться через десять дней.- Он
помолчал,  очевидно  ожидая  реплики  Тернера.- Не случайно Карфельд  выбрал
именно  пятницу  для  своего  сборища  в  Бонне. К  пятнице  наши  друзья  в
федеральном  правительстве   вынуждены  будут  решить,  поддадутся   ли  они
французскому  давлению или  останутся верными своим обещаниям,  данным нам и
партнерам по Шестерке. Своим  походом в  Бонн и наращиванием темпов кампании
Карфельд  стремится усилить давление на коалиционное правительство  в  самый
критический момент. Вам понятна моя мысль?
     - Кое-как разбираюсь,- ответил Тернер.
     Цветная фотография королевы висела прямо над головой Брэдфилда. Ее герб
присутствовал всюду в этой комнате: на синих кожаных креслах,  на серебряном
портсигаре, даже на блокнотах,  разложенных на длинном столе для  заседаний.
Казалось,  королевская фамилия  прилетала сюда с  визитом первым  классом  и
оставила всем бесплатные сувениры.
     - Вот почему  я прошу вас действовать  со всей возможной осторожностью.
Бонн  -  деревня,- продолжал  Брэдфилд.-  Здешние нравы,  суждения  и узость
кругозора присущи кумушкам, собравшимся посудачить у деревенского колодца, и
все же это государство. И главное сейчас для нас - сохранить доверие местных
властей.  А уже есть данные, что мы  чем-то обидели их. Не знаю, чем именно.
Их отношение  к нам  даже  за  последние сутки  стало  заметно  холоднее. Мы
находимся  под  наблюдением,  наши  телефонные   разговоры  прерываются,  мы
испытываем серьезнейшие затруднения даже в повседневных деловых  контактах с
их министерствами.
     - Ладно,- сказал Тернер. Он слышал достаточно.- До меня дошло. Мы стоим
на зыбкой почве. Что дальше?
     - Дальше вот что,- повысив голос, заявил  Брэдфилд.-  Мы оба знаем, кем
был или кем мог быть Гартинг. Такие случаи уже известны. Чем больше масштабы
его предательства, тем серьезнее  возможные  неприятности, тем больше  будет
поколеблено доверие немцев  к нам. Предположим самое худшее. Если окажется -
я не  утверждаю, что это так, но  для  предположений  данные имеются,- итак,
если  окажется,  что в  результате деятельности Гартинга в  посольстве  наши
самые  секретные  сведения  в  течение  многих  лет  передавались   русским,
сведения,  во многом  являющиеся и  немецкими  секретами,  этот  удар  может
оборвать последнюю нить,  на которой держится здесь доверие к нам. Возможно,
что  в  исторической перспективе все это  покажется пустяком. Подождите.- Он
сидел  очень прямо за своим столом, по его красивому лицу видно было, что он
еле сдерживает неприязнь.- Дослушайте меня. Здесь существует нечто, чего нет
в Англии,- коалиция  против Советского Союза.  Немцы относятся к этому очень
серьезно, а мы, пренебрегая опасностью,  посмеиваемся над ней. И  все же эта
коалиция  -  наш  пропуск  в  Брюссель.  Более  двадцати  лет мы  рядились в
сверкающие доспехи  защитников. Пусть  мы  обанкротились, пусть  выпрашиваем
займы, валю ту,  торговые, договоры, пусть мы  иногда... перетолковываем  на
свой  лад  обязательства  перед НАТО; пусть, когда гремят пушки,  мы  прячем
голову под крыло и нами руководят люди столь же бездарные, как и у них...
     Что  такое   уловил  вдруг  Тернер  в  его  тоне?  Отвращение  к  себе?
Беспощадное   понимание   близящегося  конца  того   мира,  к  которому   он
принадлежал? Брэдфилд  говорил  как человек,  испробовавший все  лекарства и
отвергающий  теперь услуги врачей. На минуту  пропасть между ними исчезла, и
Тернер сквозь боннский туман услышал словно бы свой собственный голос:
     - И все же, если учесть психологию здешних обывателей, у  нас есть один
большой козырь, хотя о нем прямо не  говорят: если угроза придет с  Востока,
немцы  надеются  на нас.  Рейнская  армия  на  Кентских холмах будет  срочно
призвана  под  ружье,  и  наши   независимые   оборонительные  ядерные  силы
немедленно  приведены  в  готовность.  Теперь  вы  понимаете, что значил  бы
Гартинг в руках человека вроде Карфельда?
     Тернер  вынул  черную  записную  книжку  из  внутреннего  кармана.  Она
хрустнула, когда он раскрыл ее.
     - Нет, еще не понимаю. Вы не хотите, чтобы он нашелся. Вы хотите, чтобы
он исчез. Если бы вы  могли поступить, как считаете нужным, вы бы не послали
за  мной.- Он с невольным восхищением покачал своей большой головой.- Что ж,
надо отдать вам  должное: никто еще не предупреждал меня о последствиях  так
заблаговременно.  Господи,  я ведь  даже еще не присел. Я даже  не  знаю его
имени,  только фамилию. В  Лондоне  о  нем  ничего  не известно, вы об  этом
слыхали?  Он ни  к  чему не  имел  доступа - по крайней  мере согласно нашим
бумагам,- даже к простым воинским уставам.  Судя по нашим лондонским данным,
его  могли просто похитить, он  мог удрать  с женщиной, попасть под автобус,
наконец. А вы? Боже правый!  Вы тут все  посходили  с ума! Послушать вас, он
стоит  всех  международных  шпионов,  вместе  взятых.  Так что же именно  он
похитил? Что известно  вам  и неизвестно мне? - Брэдфилд попытался  было его
прервать,  но  Тернер  неумолимо продолжал: - Или,  быть может,  я не должен
спрашивать? Я ведь никого не хочу огорчать.
     Они смотрели  друг на друга  через века  взаимного  недоверия: Тернер -
умный,  напористый  и  грубый, с твердым взглядом  выскочки,  и  Брэдфилд  -
попавший  в  беду,   но  не  сломленный,   а  лишь  замкнувшийся,  осторожно
подбирающий слова, будто кто-то заготовил их для него.
     -  Исчезла наша самая секретная  папка.  Исчезла в  тот  же день, когда
пропал Гартинг. В ней - полный набор бумаг, излагающий наши самые секретные,
официальные  и неофициальные  беседы  с  немцами за  последние  полгода.  По
причинам,  которые  вас не  должны  касаться,  опубликование этих документов
погубит нас в Брюсселе.
     Сперва ему показалось, будто в ушах у него вдруг раздался рев самолета,
но нет, гул уличного движения в Бонне был так же однообразен,  как туман. Он
выглянул в окно и  только тут понял, что отныне уже не сможет ни  видеть, ни
слышать с полной  ясностью:  липкий  туман и бесплотные  звуки  обволокли  и
притупили все его чувства.
     - Послушайте,- сказал он и указал на свою  парусиновую сумку.-  Я врач,
специалист по  абортам. Я  вам  неприятен, но очень нужен. Чистая работа без
осложнений  - вот за что вы  мне платите. Ладно. Я сделаю все, что смогу. Но
прежде, чем  мы  возьмемся  за  дело, давайте немного посчитаем на  пальцах,
ладно?
     И он начал исповедовать Брэдфилда.
     - Он не был женат?
     - Нет.
     - Никогда?
     - Никогда.
     - Жил один?
     - Насколько мне известно.
     - Когда его видели в последний раз?
     - В пятницу утром на совещании моих сотрудников. В этой комнате.
     - Это было в последний раз?
     -  Я  случайно узнал, что  кассир  видел его и  позже,  но я не  считаю
возможным вести расспросы.
     - Еще кто-нибудь исчез, помимо него?
     - Нет, никто.
     -  Все  на  месте?  Как  насчет  какой-нибудь  длинноногой  пичужки  из
канцелярии?
     - Кто-нибудь всегда в отпуске, но отсутствующих по неизвестным причинам
нет.
     -  Тогда  почему Гартинг  тоже не  попросил  отпуска? Обычно они так  и
делают. Уж если перебегать, то с удобствами, я бы так сказал.
     - Понятия не имею.
     - Вы не были с ним близки?
     - Конечно, нет.
     - Как насчет его друзей? Что говорят они?
     - У него нет друзей, достойных упоминания.
     - А не достойных упоминания?
     -  Насколько  мне  известно,  у него  не  было  близких друзей в  нашей
колонии. Мало у кого из нас такие друзья есть. Знакомые - да, но  не друзья.
Это  естественно для работников  посольства.  Представительские  обязанности
приучают ценить уединение.
     - Как насчет немцев?
     -  Не имею представления.  Он  был  когда-то  на короткой ноге  с Гарри
Прашко.
     - Прашко?
     - Здесь есть парламентская  оппозиция  - свободные демократы.  Прашко -
одна из самых  ярких  фигур  в  этой  группе. За  свою  жизнь  он  переменил
несколько политических  направлений, был даже довольно  видным попутчиком. В
деле  есть  упоминание  о   том,  что  они  когда-то  дружили.  По-видимому,
познакомились во время оккупации. У нас есть картотека полезных контактов. Я
даже  спрашивал Гартинга однажды об этом Прашко, и  Гартинг сказал, что  они
больше не встречаются. Вот все, что мне по этому поводу известно.
     - Он был  когда-то помолвлен с девушкой по имени Маргарет  Айкман.  Как
военнослужащему, Гартингу требовался поручитель. Он назвал  Прашко, депутата
бундестага.
     - И что же?
     - Вы никогда не слышали об этой Айкман?
     - Боюсь, что эта фамилия не вызывает у меня никаких ассоциаций.
     - Маргарет.
     -  Да,  вы сказали.  Я никогда не слышал об этой  помолвке,  никогда не
слышал имени этой женщины.
     -  Его хобби? Фотография?  Марки? Радио? Тернер все время писал.  Точно
заполнял анкету.
     -  Он  любил  музыку.  Играл  на  органе  в  церкви.  Кажется,  собирал
пластинки.  Вы  лучше поговорите с младшим  персоналом: там он был больше  в
своей среде.
     - Вы никогда не бывали у него дома?
     - Один раз. Был приглашен на обед.
     - А он у вас бывал?
     Ритм их разговора внезапно нарушился: Брэдфилд задумался.
     - Однажды.
     - Вы приглашали его на обед?
     - На коктейль.  Гартинг не совсем подходящий объект  для званых обедов.
Извините, если я задеваю ваши сословные чувства.
     - Их у меня нет.
     Брэдфилд не выказал удивления.
     - Но вы  к нему все-таки  пошли, верно? Другими слова ми, вы подали ему
надежду.-  Он  встал  и  быстро   перешел  к  окну,  точно  ночная  бабочка,
привлеченная светом.- У вас  есть на него досье, верно? - Тон его был  почти
безразличным, будто он перенял у Брэдфилда протокольный стиль разговора.
     - Только  платежные листки, годичные отчеты,  армейская характеристика.
Обычные документы. Можете  ознакомиться, если хотите.-  Тернер не ответил, и
он добавил:  - Мы не заводим  на служащих  подробных досье: наши  кадры  так
часто меняются. Гартинг - исключение.
     - Он ведь работал здесь двадцать лет.
     - Да. Как я уже сказал, он - исключение.
     - И никогда не проходил проверки? Брэдфилд ничего не ответил.
     - Двадцать лет в посольстве, преимущественно - в аппарате советников, и
ни разу не  проверялся. Даже не представлялся  на  проверку.  Поразительно.-
Казалось, он просто высказывает мнение по поводу чьих-то взглядов.
     - Вероятно, мы все считали, что он уже прошел проверку. Ведь он попал к
нам  из Контрольной  комиссии. Предполагается, что туда берут с определенным
отбором.
     - Это большая  честь  - быть представленным на проверку.  Не  каждый ее
удостаивается.
     По серой лужайке расхаживали  два немецких полицейских, полы  их мокрых
кожаных пальто лениво  хлопали по сапогам. Все это сон, думал Тернер. Шумный
неотвязный сон. Он  вновь  услышал дружелюбный голос де Лилла: "Бонн - очень
мистический уголок: фантазии здесь совсем вытеснили действительность".
     - Хотите, я вам что-то скажу?
     - Вряд ли я в состоянии помешать вам.
     - Так вот.  Вы меня предупредили о последствиях. Это - обычное дело. Но
где же остальное?
     - Понятия не имею, что вы хотите сказать.
     - Я хочу сказать,  что у вас нет  никакой  версии. С таким отношением я
еще не встречался. Ни паники. Ни своей точки зрения. Почему же? Он работал у
вас.  Вы его  знали. Вы  говорите, что  он - шпион. Он стащил ваши ценнейшие
папки. Что,  у вас здесь всегда так относятся к перебежчикам? Раны рубцуются
так быстро? - Он помолчал, ожидая ответа.- Я помогу вам,  отвечу за вас: "Он
проработал  здесь  двадцать  лет. Мы  полностью  доверяли  ему.  И  все  еще
доверяем". Как вам нравится эта версия?
     Брэдфилд молчал.
     - Сделаем  еще  одну  попытку: "Я всегда  его  подозревал с того самого
вечера, когда  мы говорили  о Карле  Марксе. Гартинг проглотил маслину  и не
выплюнул косточки". Это годится?
     Брэдфилд и теперь не ответил.
     -  Поймите, это выходит за  рамки обычного. Теперь вам ясно? Он человек
незначительный. Вы не желали приглашать его к себе на обед. Вообще не желали
иметь с ним дело. К тому же он дерьмо. Пошел на такое предательство.
     Тернер не сводил глаз с Брэдфилда  - светлых глаз охотника. Ждал жеста,
малейшего движения.  Он  даже чуть  наклонил голову, будто прислушиваясь, не
донесет ли чего-нибудь ветер. Но напрасно.
     Вы даже не даете себе труда  разобраться в его по ступке не только ради
меня, но ради себя самого. Ни малейшей мысли. Когда речь идет о нем, вас как
бы нет.  Словно он уже умер. Ничего, что я  перехожу  на личности? Просто  я
понимаю,  что  вы не располагаете временем  и  как  раз  собирались мне  это
сказать.
     - Я как-то не отдавал себе отчета,- сказал Брэдфилд ледяным тоном,- что
должен буду выполнять вашу работу. А вы - мою.
     -  Капри.  Как насчет Капри? В посольстве  сейчас  хаос.  Он  подхватил
девчонку. Стянул несколько папок, продал их чехам и удрал со своей пичужкой.
     - У него не было девушки.
     -  Айкман.  Он ее раскопал. Удрал  вместе с Прашко. Втроем  -  невеста,
шафер и жених.
     - Я уже сказал вам: у него не было девушки.
     - А, значит, вам  это  известно?  Значит, что-то  вы  все-  таки знаете
наверняка. Он предатель, и у него не было девушки.
     - Насколько  нам  известно,  у него не  было женщины.  Такой  ответ вас
удовлетворяет?
     - Может быть, он гомосексуалист?
     - Убежден, что этого не может быть.
     -  Он  сорвался внезапно.  Мы  все  немного  психуем  примерно  в  этом
возрасте. Мужской климакс? Это подойдет?
     - Нелепое предположение.
     - Нелепое?
     - Насколько  я могу судить,  безусловно.-  Голос  Брэдфилда  дрожал  от
ярости, тогда как Тернер говорил почти шепотом.
     - Мы всегда ничего не знаем до поры до времени, верно?  Пока не  станет
поздно. В его распоряжении были казенные деньги?
     - Да. Но они - на месте.
     Тернер круто повернулся к Брэдфилду.
     -  Значит,  вы  все-таки  проверяли!  -  Глаза его горели  торжеством.-
Значит, и  у вас бывают грязные  мысли...  Может  быть,  он просто кинулся в
реку,-  предположил  Тернер  успокоительно,  по-прежнему  не  сводя  глаз  с
Брэдфилда.- Личной жизни у  него не было. Жить нечем.  Эта версия не устроит
нас?
     - Смехотворная мысль,