рукой.
   - Пока. - Володя протянул мне руку, я нерешительно ее пожала. - Жаль,
что напрасно съездили.  Ты  уверена,  что  насчет  того  музыканта  тоже
ошиблась? Даже из него одного может получиться интересный сюжетец...
   Я ничего ему не ответила и захлопнула дверцу. Назвала шоферу адрес  и
откинулась на спинку заднего сиденья,  чувствуя  невероятное  блаженство
оттого, что можно просто посидеть, ни с кем не разговаривая, ни о чем не
думая. Спуск по лестнице. очень меня утомил. Я была совершенно  разбита,
и опять начинало покалывать сердце.
   А всего через полчаса  я  вошла  в  знакомый,  ставший  почти  родным
подъезд. Поднялась по лестнице, передыхая на  каждой  площадке.  Отперла
дверь и еще с порога сказала, обращаясь в темноту:
   - Женя, это я.
   Мне никто не ответил. В комнате слабо скрипнули пружины дивана. Я  не
стала включать свет. Так было проще, темнота была мне просто необходима.
Я заперла за собой дверь, медленно разделась, прошла в комнату.  Присела
на край дивана - в этой комнате я ориентировалась и без помощи зрения.
   - Это я.
   Мне захотелось услышать его голос, но Женя молчал. Однако  я  слышала
рядом его дыхание - сдавленное, отрывистое, такое знакомое.
   Потом я почувствовала прикосновение его руки - он протянул ее  наугад
и коснулся моего локтя. Обернулась, наклонилась к нему. Все это время  я
боялась передумать, сбежать, но теперь, когда  я  слышала  его  дыхание,
чувствовала его тепло, мне было уже безразлично, прав он или виноват.  Я
сломалась. Я больше не могла.
   - Ложись, - шепнул он. - Иди  сюда...  Я  стянула  свитер  и  джинсы,
забралась под одеяло. Он сразу обнял меня. Я узнавала и не узнавала  его
тело - оно казалось мне едва  знакомым,  непривычным.  Меня  лихорадило,
голова кружилась, и мне было так хорошо... И ужасно плохо.
   - Замерзла? - еле слышно спросил он.
   - Да, - таким же шепотом ответила я.  -  Знаешь,  мне  нужно  кое-что
объяснить. Эти двое...
   - Потом, - быстро сказал он. - Потом. Я уткнулась лицом  в  его  шею.
Там стремительно билась какая-то беспокойная жилка - я нашла ее губами и
замолчала. А потом начала плакать.
   Он не пытался меня утешать. Просто крепко держал в объятиях  и  время
от времени гладил по голове. Я от этого  плакала  еще  пуще.  Его  плечо
стало  совсем  мокрым,  но  он  не  отодвинулся,  его  рука   продолжала
перебирать мои спутанные волосы.
   - Юля вернулась, - выдавила я наконец. - Прости меня. Я дура. Я такая
дура!
   - Я знаю, что ты дурочка, - тихо ответил  он  и  вдруг  издал  легкий
смешок. - Разве я не говорил, что ты ошибаешься?
   - Я дура, - повторила я. - Скажи мне только одно: с Иваном  тоже  все
не правда? Он не возвращался в студию? Его там не...
   Он быстро поцеловал меня в мокрую щеку:
   - Ничего там не случилось. Честное слово, я не вру! Он туда вернулся,
что было, то было. Но потом сразу уехал. И погиб, потому что  посадил  в
машину какую-то девицу. Вот и вся правда. Тоже  страшно,  но  ничего  не
поделаешь. Думаешь, я об этом не жалею?
   Он немного отодвинулся и лег на спину.  Я  облокотилась  на  подушку,
пытаясь разглядеть его лицо. Голос был спокойным, но  он  делал  длинные
паузы между предложениями. Будто обдумывал каждую фразу, прежде  чем  ее
произнести.
   - Понимаешь, если бы не Иван, я бы никогда не  решился  начать...  Он
рассказал мне, как взяться за дело... Дал нужный телефон. Но я все равно
не думал, что решусь... Даже когда первый раз встретился с продюсером  и
тот сказал, что со мной можно бы поработать...
   Женя вздохнул и положил ладонь на глаза. Он всегда так  делал,  когда
вспоминал какие-то тягостные моменты. Будто пытался защититься.
   - Просто как-то вечером, - отрывисто сказал Женя, -  я  понял...  что
дольше не выдержу. Что все нужно изменить. Я боялся только, что  потеряю
тебя, ты не захочешь ждать, когда у  меня  что-то  получится...  Сколько
было таких случаев!
   Я обиженно напомнила, что он даже не предоставил мне  выбора!  Просто
ушел, оставив эту жуткую оскорбительную записку. Неужели он так  мало  в
меня верил?
   Женя резко повернулся и обнял меня:
   - Я боялся, что сам не решусь уйти,  понимаешь?  Поэтому  сделал  все
очень быстро. В один момент. Как будто сбежал... Да я и правда сбежал.
   Он сказал, что с этого момента уже никто бы нет смог его  остановить.
И когда Иван явился в студию и  стал  читать  какую-то  смешную  мораль,
намекая на какие-то грязные сплетни... Тогда ни о  какой  дружбе,  ни  о
какой благодарности уже и речи не было.
   - И все-таки когда я узнал, что с ним случилось, мне было  тяжело,  -
признался Женя. - А тут еще ты подбавила... Зачем приходили эти двое?
   Вопрос неожиданно вернул меня к реальности. "Эти двое"  были  целиком
на моей совести. Ведь это я их натравила. До сих пор Женя ни в чем  меня
не упрекнул. А мог бы, конечно...
   - Я только попросила, чтобы они забрали одну кассету, - призналась я.
   - А они взяли много!
   - Да, но я все принесла обратно.
   - А зачем была нужна кассета? - усмехнулся Женя, нежно прижимая  меня
к себе. - И кстати, какая кассета? По музыке соскучилась?
   Я  тоже  засмеялась.  Смех  получился  немного  смущенным,  но  Женя,
кажется, этого не заметил. И больше о кассете  не  заговаривал.  Я  была
этому очень рада. Краем уха я слушала, как он продолжает  оправдываться,
- Женя объяснил, почему пошел на попятный, когда я  явилась  к  нему  на
квартиру вместе с Еленой Викторовной.
   - Вот при ней я вообще не мог говорить, - признался он. -  Ты  же  ее
совсем  не  знаешь!  Она  только   прикидывается   такой   скромненькой,
серенькой, а на самом деле она там второй человек после Романа.
   Это имя он произнес без всякого смущения, просто и  естественно.  Мне
стало неуютно, но  я  ничего  не  сказала.  Что  я  почувствовала?  Укол
ревности? Нет, это глупо, он же поклялся, что ничего не было...
   - Я, конечно, до конца еще не разобрался, - рассказывал Женя, - но  у
них там сейчас идет какая-то глухая  борьба.  То  ли  она  хочет  выжить
Романа, то ли он ее. А может, у них это постоянно происходит. Во  всяком
случае, у них каждый компромат друг на друга на вес золота. Ну и  пойми,
я же не могу стать на ее сторону!
   Я ответила, что понимаю. И спросила, как Роману удалось убедить всех,
кто был в студии двадцать  девятого  декабря,  утверждать,  что  они  не
видели Ивана.
   - Это же очень рискованно, - заметила я. - И подозрительно. Зачем  он
это сделал? Елена Викторовна ни за что не признает, что не видела Ивана!
   Женя перестал гладить меня по голове и отодвинулся:
   - Слушай, я уже слышать об этом не  могу!  Давай  закроем  эту  тему,
ладно?!
   Но закрывать ее самостоятельно он, кажется, не  собирался.  Я  задела
его за живое, и Женя заговорил громко и возбужденно:
   - Ты бы знала, каких собак на  меня  спустили  за  то,  что  пришлось
придумывать эту легенду! Ну конечно, все шито белыми нитками, и в  конце
концов можно доказать, что Иван там был! Найти ребят, которые  приходили
пробоваться, то, се, другое, пятое... Хлопотно,  конечно,  но  если  эта
стерва захочет - она и это сделает! Но вот если бы не ты, Надь, она бы и
не вспомнила, что был какой-то там Иван! Она же его впервые видела!
   - Точно впервые? - спросила я. - Это не она ездила  к  нему  на  дачу
второго декабря?
   - Второго? - небрежно переспросил он. - Нет, Иван  сказал,  там  была
какая-то семейная пара. А у Елены мужа нет, кто бы с ней ужился... Да не
в этом дело! Роман меня чуть не убил,  когда  узнал,  что  вы  с  Еленой
стакнулись! Сегодня мы почти не разговаривали! - В его голосе  зазвенели
отчаянные нотки, я чувствовала, как он напряжен. - Ты понимаешь, как это
сейчас для меня опасно! Я же ничего не могу сделать сам,  я  целиком  от
него завишу. Особых затрат на меня он пока не сделал, так что при  любой
ссоре может дать ногой под зад - и я вылечу прямо на улицу. У меня  даже
старой работы уже никогда не будет, на мое место уже  наверняка  кого-то
взяли!
   Я молчала, но не потому, что  чувствовала  себя  виноватой.  Когда  я
пришла сюда, то действовала,  повинуясь  какому-то  инстинкту.  Животной
потребности вернуться в свое гнездо, увидеть Женю, вернуть все на  круги
своя. Потому что уже не знала точно, виновен ли  он...  Потому  что  Юля
была жива. И вторая половина ужасов оказалась моим вымыслом, а первая  -
связанная с Иваном - могла им оказаться... И наконец, я  просто  устала.
Ужасно устала прятаться, что-то расследовать, носиться  по  городу,  как
затравленный  зверь  или,  напротив,  как  охотничья   собака,   которая
травит... Кого? Да единственного  человека,  с  которым  я  хотела  быть
рядом!
   Я устала, выбилась из сил. Была ни в чем не уверена. И когда он обнял
меня и не стал упрекать, мне показалось, что так и должно быть. Что  это
теперь я молчала по другой причине - мне хотелось задать  слишком  много
вопросов.  Откуда  взялись  подозрительные  пятна   в   кабинете   Елены
Викторовны, куда они пропали? Какое предложение было  сделано  Ивану  на
студии? И наконец, не такой уж важный вопрос,  скорее  всего...  Что  же
было в том большом голубом свертке, который с такими предосторожностями,
в такой тайне вынесли ночью из квартиры номер восемь?  Последний  вопрос
показался мне самым безобидным. Почти повод для шутки - ведь  я  думала,
что там труп! Но Женя к тому времени высказал мне столько упреков, что я
не решилась спросить даже об этом... Тем более, что он внезапно попросил
особого моего внимания.
   Естественный конец всей истории. Что-то вроде морали: "Милые бранятся
- только тешатся".
   Какое-то время  мне  даже  казалось,  что  он  ничуть  не  изменился.
Напротив, стал терпимее, не бросился сразу упрекать меня за провинности.
Но теперь... Женя рассказывал о своем первом рабочем дне, и я  понимала,
что он изменился. Изменились даже его движения - он то и дело  дергался,
пытался  жестикулировать,  и  вряд  ли  это  замечал.  Я  выслушала  еще
несколько упреков, несколько наставлений. Упрекали меня  за  то,  что  я
действовала за его  спиной,  а  значит,  мне  безразлична  его  карьера.
Упрекнул за то,  что  я  подслушивала,  а  разобраться  как  следует  не
постаралась.. И вот результат - Роману пришлось ни свет ни  заря  искать
хозяйку квартиры, будить ее, что-то объяснять... И все из-за чего? Из-за
того, что я не" пожелала объясняться и спряталась в квартире у какого-то
подозрительного типа! Наставления сводились к  одному  -  нужно  слушать
своих людей, а не чужих.  Под  чужими  подразумевалась,  понятно,  Елена
Викторовна.
   К тому времени я успела понять, что Женя был осведомлен о том, где  я
провела последние сутки. Разумеется, он вряд ли бы смог определить,  кто
из двоих мужчин, обыскивавших ночью его квартиру, был Павлом. Но что это
был кто-то из двоих, он знал. Потому что Женя обмолвился:
   - Слава Богу, ты все-таки вовремя одумалась, нельзя жить бог знает  у
кого!
   Я молчала, но уже не оттого, что мне было хорошо. Эйфория, которую  я
испытала в первые минуты, оказавшись рядом с ним, давно прошла.
   - Я звонил сегодня вечером твоим родителям, - сказал он. - И  просил,
чтоб они помогли нам помириться.
   Об этом можно было догадаться,  слишком  уж  ревностно  его  защищала
мама. Но  я  ничего  не  сказала.  Не  стала  утверждать,  что  это  мне
неприятно. Хотя... Обращаться с такой просьбой к  родителям  -  самое  ;
последнее средство.
   - Они обещали помочь. - Женя вылез из постели и  нашарил  в  потемках
сигареты. Чиркнула зажигалка. В свете пламени я увидела его растрепанные
светлые волосы, освещенное снизу лицо, опущенные ресницы. В любом  лице,
на  которое  свет  падает   откуда-нибудь   снизу,   появляется   что-то
инфернальное, проще  говоря  -  дьявольское.  Из  Жени  получился  очень
грустный, усталый дьявол. Я заметила глубокие тени у него  под  глазами,
горькие складки у губ. Потом зажигалка милосердно погасла.
   - Если бы я не захотела, они  бы  все  равно  ничего  не  сделали,  -
сказала я.
   - Знаю, - устало откликнулся он. - Но я знал, что ты придешь. Надя...
может, мы поженимся?
   Некоторое время мы молчали.  Я  осторожно  села,  кутаясь  в  одеяло.
Озноба не было, жара я тоже не чувствовала.  Но  все  казалось  каким-то
странным, чужим. Даже собственное тело - мне трудно было дышать,  не  то
что двигаться. Женя стоял посреди комнаты, и его лицо время  от  времени
слабо освещалось сигаретными вспышками, когда он глубоко затягивался.
   - Поженимся? - медленно проговорила я. - Ты  что,  хочешь,  чтобы  мы
пошли в ЗАГС?
   - Ну да, - ответил он, вынув сигарету изо  рта.  Как  все  нормальные
люди. В конце концов разве этим должно кончиться?
   - А что скажет твой продюсер?
   Женя принялся давить сигарету в  пепельнице.  Потом  нашарил  свечной
огарок, зажег его, обернулся;
   Да, за эти дни он очень устал. И как мне казалось,  стал  старше.  До
этого он выглядел мальчиком - едва оперившимся, почти подростком. Теперь
казался лет на десять старше.
   - Он ничего не скажет, - спокойно ответил Женя. - И ничего  не  имеет
против. Пункта о семейном положении в нашем контракте нет.
   - Но ведь ты с самого начала старался держаться от меня  подальше!  -
воскликнула я. - Я вообще не верила, что ты вернешься! Думала,  ты  меня
просто бросил, я тебе мешаю!
   Женя попросил меня не говорить глупостей. Это тоже было что-то новое.
Раньше он не обрывал меня с такой легкостью.  Женя  заявил,  что  просто
боялся моего влияния. Боялся, что я отговорю его от этого "безумия", как
отговаривал Иван.
   - И ты явилась вслед за ним в студию, -  язвительно  произнес  он.  -
Тогда я, конечно, засомневался, будем ли мы когда-нибудь вместе... Ты  в
меня не верила, я же  видел!  А  мне  так  нужна  была  поддержка!  Твоя
поддержка, можешь ты понять?! Да что там поддержка...  Мне  нужно  было,
чтобы ты хотя бы не мешала мне на  первых  порах!  Понимаешь,  почему  я
ушел?
   Я это понимала. Понимала его  страх,  мнительность,  неуверенность  в
себе. Понимала многое. Не понимала только одного - чем вызвано внезапное
желание жениться на мне? Два года мы прожили вместе,  не  поднимая  этой
темы. Наше положение казалось нам вполне естественным, оно не шокировало
и никого из окружающих. И вдруг в самый неподходящий момент, сразу после
ссор, угроз - такая перемена!
   - Я не хочу тебя потерять, - очень серьезно произнес он,  подходя  ко
мне и усаживаясь рядом. - Я не желаю, чтобы меня отговаривали, пели тебе
всякие гадости... Я ведь знаю, что  тебе  могла  наговорить  эта  стерва
Елена! Ну, признайся, наговорила она тебе? Сказала, например, что  мы  с
Романом - любовники?
   Он  выговорил  это  без  признаков  прежней  истерии,  почти  весело,
предлагая разделить шутку. г Я осторожно ответила:
   - Нет,  она  этого  не  утверждала.  Просто  сказала,  какая  у  него
ориентация.
   - А я думаю, что утверждала, - бросил Женя. -  Ты  просто  не  хочешь
меня огорчать. Так вот, тебе еще не  то  про  меня  расскажут,  если  мы
по-прежнему будем бегать друг от друга.  А  когда  не  знаешь  правды  -
веришь всему. Тебе вбили в голову столько разной ерунды! Все, начиная  с
Ивана, кончая Еленой! - И горько добавил:
   - Только я не ожидал, что ты всему поверишь. А  меня  будешь  считать
вруном. Ну ладно. Так согласна?
   Я не отвечала. Меня, как неудачливого новичка, решившего  прокатиться
на доске для  серфинга,  накрывало  то  одной  волной,  то  другой.  Мне
представлялась свадьба  со  всеми  непременными  атрибутами,  в  которых
нуждаются скорее друзья и  родственники,  чем  сами  жених  с  невестой.
Длинная  фата,  роскошное  длинное  платье,  букет   невесты,   лимузин,
неизбежные пошлые тосты и столь  же  неизбежные  обручальные  кольца.  И
конечно, марш Мендельсона. Для меня это то же самое, что похоронный марш
Шопена  -  нечто,  может  быть,  красивое  само  по  себе,  но   слишком
обезличенное заезженное,  даже  пугающее.  А  то  представлялось  совсем
другое. Зал крематория, где звучала песня "Криденс" - вместо похоронного
марша. Драка в сугробе - и лицо Жени, по которому вперемешку текли слезы
и  растаявший  грязный  снег.  Лестница,  заставленная  мешками,  темная
подворотня. Белое лицо, неожиданно появившееся в  окне.  Крик  Романа  -
яростный и бессильный - "Стой!". И то, как я билась то в одну дверь,  то
в другую, - загнанная в ловушку, уже почти ни на что не  надеясь.  И  на
Женю в том числе.
   - Ты выйдешь за меня замуж или  нет?  -  настойчиво  повторил  он.  -
Неужели нельзя ответить?
   Я облизала пересохшие губы. Они показались  мне  горячими,  язык  был
непослушным, будто чужим. И  ответила,  что  пока  не  решила.  Что  это
слишком неожиданно. Нужно подумать.
   Женя рассмеялся:
   - Неожиданно?! Ну ты даешь! Да ты два  года  могла  об  этом  думать,
неужели мало?
   - Я не знаю, - вымученно проговорила я. - Многое изменилось,  неужели
ты не понимаешь? Он схватил меня за плечи и сильно тряхнул:
   - Ты до сих пор мне не веришь?! Думаешь, я убил Ивана?! Какая чушь!
   - Откуда тогда кровь в кабинете? - спросила я,  пытаясь  поймать  его
взгляд. Огарок свечи, до сих  пор  горевшей  ровно,  расплылся  в  яркую
восковую лужицу. Пламя вытянулось  и  прерывисто  задрожало.  В  комнате
стало светлее. Его глаза неожиданно  показались  мне  очень  светлыми  и
злыми. Потом раздался легкий хлопок, и стало темно. Женя отпустил меня:
   - Рюмка лопнула.
   - Да, - шепнула я. Мне было страшно.  -  Женя,  ответь  мне  на  один
вопрос. В кабинете Елены  Викторовны  была  кровь.  Несколько  пятен  на
ковре. Она не выдумала это - я видела их  сама.  Они  появились  вечером
двадцать девятого. А после Нового года исчезли, хотя уборщица говорит...
   - С чего ты взяла, что это была кровь? - перебил меня Женя.
   - А что же еще?
   - Да что угодно. Вино, например.
   - Это было не вино,  -  как  можно  спокойнее  ответила  я.  -  Елена
утверждает, что в кабинет никто  не  мог  войти,  не  получив  ключей  у
вахтера. Вахтер говорит, что никто их не брал. Никто.
   В комнате сильно пахло гарью от фитиля. Женя помотал головой, встал и
открыл форточку. Хлынула струя морозного воздуха, и я сразу закашлялась.
Он обернулся:
   - Я уже сказал тебе, что из себя представляет твоя ненаглядная Елена.
Ей нельзя верить.
   Я кашляла и  не  могла  остановиться.  Пришлось  лечь  и  укрыться  с
головой. Но  даже  под  одеялом,  вдыхая  теплый  воздух,  я  продолжала
кашлять. Женя тронул меня за плечо, спросил, не  заболела  ли  я.  Потом
закрыл форточку. Отдышавшись, я сказала, что завтра весь день проведу  в
постели.
   - Ну и хорошо, - согласился он. -  Я,  правда,  уеду,  но  постараюсь
вернуться пораньше.
   Он снова лег рядом. Но я уже не чувствовала того блаженства,  которое
захлестнуло меня в первый момент, когда я  ощутила  его  знакомое  тепло
рядом с собой. Мне было очень холодно.
   - Давай договоримся, что завтра ты все  обдумаешь  и  дашь  ответ,  -
предложил Женя. Он лежал на спине, подложив руки под затылок. Его острый
локоть  касался  моего  плеча.  Я  немного  отодвинулась.  Впервые   его
прикосновение было мне неприятно. - Договорились? - повторил  он.  Голос
прозвучал вяло, я слышала, что он засыпает. А через несколько минут  его
дыхание стало ровнее и глубже. Потом Женя застонал,  резко  перевернулся
на живот и зарылся лицом в подушку. Он спал.
   А я еще долго  не  могла  заснуть.  Итак,  мне  сделали  предложение.
Наконец-то. Первый раз в жизни. Именно тот человек, которого я любила. И
что  же?  Разве  я  чувствовала  себя  счастливой,  окрыленной?   Ничего
подобного. Единственно, что ощущала, был страх.  Уже  привычный,  но  от
этого не  менее  противный.  Женя  велел  мне  подумать  и  завтра  дать
окончательный ответ. А что я могла ответить? Что десять дней  назад,  до
его ухода, я бы ответила "да" не раздумывая ни секунды? Что в  последнее
время у меня часто появлялось желание выцарапать  ему  глаза?