наю,  что  на  самом  деле  я  всего  лишь
маленькая глупая девочка... И тогда они снова возьмут  меня  за  руки  -
мама за правую, папа за левую. И поведут,  куда  захотят.  И  мне  можно
будет открывать рот и просить мороженого. Так было всю жизнь, пока я  не
встретила Женю.
   И еще... Новый год. Черт бы побрал этот Новый год и подарки.  Я  ведь
никому  ничего  не  купила.  А  явиться  с  пустыми  руками,  даже   без
символического знака внимания, я не могла. Ну, значит,  придется  как-то
обходиться. Хотя в кошельке осталось десять рублей. Ужас.
   - У тебя что, совсем туго с финансами? - спросила Валерия Львовна.
   Я смущенно призналась, что дело обстоит именно так.
   - Но ты же москвичка? Родственники есть? Неужели никто не поможет?
   - Я понимаю, что мне помогут, только не хочется просить.
   Валерия Львовна склонила голову, и мне показалось, что она не слишком
мне поверила. Догадалась, наверное, что у  меня  натянутые  отношения  с
родителями.
   - Хороший подход к жизни, - сказала она шутливым тоном. - Моему  сыну
бы такой... Ну ладно. В конце этой недели ты все равно получишь  гонорар
за свой репортаж. А пока придется набраться терпения. И кстати, для тебя
есть интересное задание.
   Как я была наивна, полагая, что мне с места в карьер доверят серьезно
заниматься радиожурналистикой! Например, брать интервью  у  какой-нибудь
знаменитости, приглашенной в студию. Или хотя бы участвовать  в  записи.
Мне всучили огромную коробку с письмами. Мое первое задание  состояло  в
том, чтобы их прочитать! А второе - отобрать наиболее интересные.
   - Тут у нас был конкурс по поводу наступления нового  тысячелетия,  -
объяснила Валерия Львовна. - Мы предложили слушателям написать  речь,  и
начать ее словами: "Ну вот и наступил двадцать первый век!" А  дальше  -
по усмотрению. Лучшие письма будем зачитывать в эфире. Акция - месяца на
три. Закончим розыгрышем призов.
   - Сколько же тут писем?! - пробормотала я, разглядывая  туго  набитую
коробку. Она стояла в  углу  кабинета,  прикрытая  разорванным  плакатом
"Машины времени". Как выяснилось потом, этот конкурс был головной  болью
сотрудников станции, поскольку придумал  его  Толя  и  письма  собирался
отбирать самостоятельно. Теперь Толи нет, и отдуваться  за  чужие  грехи
придется, как новенькой, мне...
   Я посопротивлялась. Мол, рассчитывала  почаще  выезжать  на  задания.
Жаловалась, что плохо разбираю написанное от руки.  Но  Валерия  Львовна
неодобрительно подняла бровь:
   - Ты теперь в штате, так что, будь добра, делай, что велят. Видишь, у
нас тут не одни розы, есть и  шипы.  А  с  письмами,  если  взяться  как
следует, можно управиться за неделю.
   Катя, журналистка, сидевшая напротив, подняла на нас глаза и покачала
головой. Валерия Львовна раздраженно сняла очки:
   - Ну  ладно,  за  десять  дней.  И  все.  Работай.  Компьютер  можешь
выключить, для начала просто прочитай  все  и  отложи  лучшие  письма  в
сторону. У тебя филологическое образование, так что сама должна понять -
где стоящий текст для эфира, а где...
   - Дерьмо, - неожиданно сказала Катя.
   Валерия Львовна предупредила, что мы  все  находимся  в  общественном
месте, поэтому... и ушла Когда за ней закрылась  дверь,  девушка  лениво
поднялась из-за стола и подошла ко мне:
   - С ума сойти, почему ты согласилась?!
   - А я могла отказаться? - удивилась  я.  Катя  мне  нравилась,  давно
хотелось с ней поговорить, на  почему-то  казалось,  что  я  ей  глубоко
безразлична. Теперь  она  проявила  сочувствие.  Помогла  мне  подтащить
тяжелую коробку к столу и, сбросив плакат выгребла оттуда  первую  пачку
писем.
   - Господи, времени-то у людей сколько, пишу и пишут... Придется  тебе
брать работу на дом.
   - А какие призы? - поинтересовалась Аня, девушка, сидевшая у  дверей.
Она не отрываясь смотрела на экран монитора и проворно щелкала "мышкой".
Искала в Интернете информацию из жизни зарубежных звезд. Как бы я хотела
оказаться на ее месте! Но, увы,  Интернет-время  предоставлялось  только
старым сотрудникам, которые уж точно не стали бы играть в сетевые игры и
ходить в порносайты. Я, увы, такого доверия еще не заслужила.
   - Призы такие же, как и вся эта муть, - фыркнула Катя.  -  Дерьмовые!
Мы еще полгода  назад  получили  по  взаимозачетам  кучу  макулатуры  по
домоводству. Вот ее и разыгрываем.
   - А, это "Обед без проблем", - без  энтузиазма  откликнулась  Аня.  -
Господи, какое ж в самом деле дерьмо... Кстати, очень хочется есть.
   - И кстати, рабочий день кончился. - Катя  бегло  просмотрела  первое
письмо, порвала его и бросила в корзину для бумаг. - Вот так и действуй!
Я еду домой, кто со мной?
   Я ответила, что останусь. Аня тоже сказала, что задержится. Никак  не
может пробиться в нужный сайт. Катя попрощалась и ушла.
   Полчаса в комнате стояла тишина. Я читала третье письмо.  Два  первых
потрясли меня кучей грамматических ошибок и беспросветной  банальностью.
Писавшие были до наивности искренне рады тому,  что  третье  тысячелетие
уже наступило... третье письмо было поинтереснее. То ли человек  пытался
изобразить похмелье, то ли в самом  деле  страдал  от  этого  недуга.  Я
зачиталась и вздрогнула, когда ко мне обратилась Аня:
   - Кажется, Валерия  собралась  на  тебе  пахать.  Ты  этого  пока  не
замечаешь?
   Я подняла голову:
   -  Сейчас  начинаю  замечать.  Но  пока...  Мне  как  -  то   неловко
протестовать. Тем более. Что я постоянно опаздываю.
   - Мы все опаздываем,  -  заметила  она.  Сняла  очки,  с  болезненным
вздохом потерла переносицу. - Конечно, кроме тех, кто  выходит  в  эфир.
Знаешь, что я тебе посоветую? Спихни ты эти письма поскорее. Да и вообще
не читай их. Напиши сама штук двадцать,  возьми  конверты  от  настоящих
писем, а остальное выбрось.
   - Да что вы! - испугалась, я. - А как же призы...
   - Да кому они нужны! А тебе нужны деньги, я так поняла?
   Я согласилась. Аня насмешливо кивнула:
   - Конечно, ты можешь просидеть над письмами месяц,  а  потом  Валерия
отпустит тебя на репортажи. Тогда  помимо  зарплаты  будешь  получать  и
гонорары. Но через месяц. Расчет у нее простой - в  январе  она  раздаст
репортажи старым сотрудникам, а тебе, новичку, ничего не достанется.  Ты
у нас вроде как стажируешься,  набираешься  опыта!  -  Она  презрительно
кивнула на письма:
   - Вот таким манером. Сизифов труд! Даже если наткнешься на  приличные
тексты, их все равно придется редактировать. А это все равно что  писать
самой. А что касается призов - им  прямая  дорога  в  мусорный  ящик.  Я
читала этот "Обед без проблем". Там сплошные опечатки.  -  В  ее  голосе
прорвалась. злость:
   - Стыдно предлагать такие хреновые  призы!  И  вообще,  мне  все  это
осточертело! И что ты сюда так рвалась, не понимаю! Ты же  видела,  Толя
сбежал. А он  нормальный  парень,  ему  тут  было  просто  душно.  И  ты
задохнешься. Я уже вижу.
   Я промолчала. У меня и так было тяжело на душе. Я надеялась, что хоть
на работе смогу немного  забыться,  а  тут...  Эта  коробка  с  письмами
придавила меня своей нелепой тяжестью.
   - Я не могу уйти, - сказала я наконец. - Это  моя  первая  постоянная
работа за последнее время. Если нужно прочитать миллион писем, чтобы тут
закрепиться, я их прочитаю.
   Аня вдруг улыбнулась:
   - Правильный подход, ничего не скажешь. Ну и чего  ты  думаешь  здесь
достичь? Кроме зарплаты, конечно.
   - Я хотела  бы  вести  какую-нибудь  программу,  -  призналась  я.  -
Выходить в эфир... Я понимаю, что этого трудно добиться, но надеюсь...
   - О Боже, - вздохнула она. - А знаешь, на что надеюсь я?  Найти  себе
местечко получше и свалить отсюда. Кстати, этим я сейчас и займусь.
   Она выключила компьютер, достала пудреницу. Разглядывая свое  лицо  в
зеркальце, Аня поинтересовалась, где я заполучила эту царапину?
   - Так, случайно свернула не за тот угол, - шутливо ответила  я.  И  в
общем-то была права.
   Аня ушла в половине седьмого, посоветовав мне не выпрыгивать из  кожи
и тоже ехать домой. Я просидела за следующим письмом минут десять, и  за
это время до меня дошло, что его написал какой-то  безграмотный  шутник.
Оно отправилось в корзину. Еще десяток таких писем - и  впору  лезть  на
стену. Нужно действительно взять работу на дом - там и стены помогают. А
потом - это ведь вроде живые люди, что-то говорят, что-то думают. С ними
повеселее будет.
   Я  открыла  сумку,  достала  пустой  пакет  и  затолкала  туда  писем
пятьдесят. Привела в порядок стол, невольно  поймав  себя  на  том,  что
кладу ручку справа, а карандаш -  слева.  Меня  передернуло.  Как  Елена
Викторовна могла так правдоподобно лгать?! И ведь она мне в конце концов
почти понравилась! Позвонить бы ей и спросить прямо... Но у меня не было
ее телефона. У меня никогда нет под рукой нужного телефона.  Я  из  тех,
кто вечно ждет, когда; мне позвонят.
   И тут  до  меня  наконец  дошло:  Елена  Викторовна  никогда  мне  не
позвонит. Она получила от меня все, что хотела.  Теперь  и  не  подумает
проводить какое-то расследование в студии. Она уже провела расследование
- в отношении меня.  И  выяснила,  что  я  глупая,  доверчивая  идиотка,
которая знает достаточное чтобы стать опасной. Тем более, что  я  хотела
знать еще больше. Что же мне теперь делать?
   Ответ пришел сам. Я должна встретиться с Женей.  Еще  раз.  Объяснить
ему все. Рассказать, кому я открылась, и узнать, насколько это для  меня
опасно. Возможно, не очень. А может быть, мне сегодня же нужно  съезжать
с квартиры. Они убили Ивана, возможно, захотят убрать и меня! Ведь я  не
выполнила главное условие, которое мне поставил от их имени Женя:  я  не
молчала. Я все рассказала. Пусть сегодня  кому-то  из  их  же  шайки,  а
завтра это может стать представитель милиции.
   Я расстегнула кармашек сумки и достала записную книжку. Раскрыла ее и
машинально перелистала. Хотя с первого взгляда стало ясно: того  листка,
на котором Женя записал свой новый адрес и телефон, там нет.
   Я порылась в кармане. Потом, все больше нервничая,  перетряхнула  всю
сумку. Результат тот же. Листок пропал.
   И тут я начала смеяться. Я, наверное, хохотала минуты  две,  пока  до
меня не дошло, что мой смех зловеще Отражается от голых стен и  высокого
потолка. Так, наверное, смеются сумасшедшие, запертые в  одиночке.  Боже
мой, ну до чего мне везет! Потерять именно  то,  что  мне  нужно  больше
всего именно в этот момент! И где?! Как я умудрилась?! Ну понятно, что я
бегала с этой сумкой по лесу, валялась в сугробе, дралась с Женей, потом
ехала в машине... И большую часть времени вообще не  вспоминала,  что  у
меня на плече что-то висит. Немудрено было потерять и сумку, а не только
этот листок...
   Но сумку-то я  как  раз  сохранила.  Как  и  записную  книжку  -  она
преспокойно лежала на своем обычном месте. Где же  листок?  Для  очистки
совести я обыскала свой рабочий стол и осмотрела пол в комнате. Чем черт
не шутит... Заглянула даже в корзину для бумаг. Оставалось признать, что
действительно черт пошутил.
   Я оделась, заперла кабинет и  сдала  ключ  на  вахту.  Попрощалась  с
милиционером у входа. Теперь У меня появился  постоянный  пропуск.  Меня
будут знать в лицо, здороваться, я буду обедать в  буфете  в  подвальном
этаже, заведу новых подруг. Новых Друзей. Пусть мне придется целый месяц
читать эти проклятые письма  -  это  ведь  моя  работа.  И  мне  за  это
заплатят, пусть немного. А главное...
   Главное я вспомнила, выйдя на крыльцо и достав сигарету. Вспомнила  в
тот самый миг, когда бросила взгляд на ресторанчик напротив. Со  стоянки
как раз отъезжала машина.
   Юля просила у меня телефон Жени. И не один раз. Телефон был ей  очень
нужен. Что ее зацепило - бог знает... Теперь она получила  его  адрес  и
телефон. У нее было почти пять минут, чтобы покопаться в моей сумке.  Ей
повезло - наверняка она сразу открыла боковой карман,  увидела  записную
книжку. Листок торчал из нее. Когда я возвращалась к машине,  я  видела,
что Юля что-то разглядывает у себя на  коленях.  Она  тоже  увидела  мен
успела закрыть сумку. Но не успела переписать телефон. Она просто украла
его.
   - Ну и идите вы все к черту! - вслух произнесла  я.  -  А  у  меня  в
пакете пятьдесят писем радиослушателей, и все хотят выиграть приз!
   "Ну вот и наступил двадцать первый век! С работы меня уволили  еще  в
двадцатом. Жена изменила  в  девятнадцатом.  Зуб  заболел  еще  в  эпоху
Возрождения, а машину я разбил в позднее  средневековье.  Когда  варвары
громили Рим, я за шумом не услышал будильника  и  не  встретил  тещу  на
вокзале.  Если  мне  когда  и  жилось  неплохо,  то  это  было  еще  при
первобытно-общинном строе. Жаль, что я почти ничего не помню..."
   Я пришпилила письмо скрепкой к конверту и  отложила  его  в  сторону.
Надо сказать, я немного сомневалась - те ли письма отбираю. Естественно,
я ориентировалась только на свой вкус. Куча разорванных писем  на  полу,
рядом с диваном, росла. Мне было немного совестно вот так  расправляться
с ними" люди все-таки старались как могли... И  я  делала  что  могла  -
каждое письмо дочитывала до конца. К одиннадцати вечера почти  все  были
прочитаны. Это помогало, кстати, забыть о голоде.
   Что все же есть в холодильнике? Парочка яиц, остатки масла и, как  ни
смешно, - пачка мороженого в морозилке! Когда я его покупала, почему  не
съела - это было уже за гранью понимания. Хотя, скорее всего,  мороженое
купил Женя. Он же у нас главный сластена.
   Я достала каменной твердости пачку  и  положила  на  тарелку.  Пальцы
слегка прилипали к заиндевевшей тусклой фольге. Это был мой ужин.  А  на
завтрак съем яичницу. Что будет потом, думать не хотелось. А  те  деньги
были.  По-прежнему  лежали  в  серванте.  Я  пересчитала   их   сегодня,
вернувшись с  работы.  Их  хватило  бы  с  головой,  чтобы  уплатить  за
квартиру, обеспечив себе спокойный январь, да еще протянуть до зарплаты.
Но эти деньги нужно вернуть.
   Какой-то подленький голосок время  от  времени  нашептывал,  что  эти
деньги я могу взять в долг. Ну и что, что у Жени? Если занимать только у
кристально чистых людей, можно умереть с голоду. Я ведь все верну! Потом
до меня дошло, что я понятия не имею, какая у меня зарплата! Альтруистка
чертова! А вдруг мне положили смехотворный оклад?! Так, скорее всего,  и
будет, ведь основной источник дохода  -  это  гонорары,  мне  это  давно
известно. А заданий ждать пока не приходится. Мне светят только письма.
   - Начался двадцать первый век, и я опять села в лужу,  -  сказала  я,
делая попытку распечатать  мороженое.  Фольга  схватилась  намертво.  Не
оторвать. И тут зазвонил телефон.
   Голос я не узнала, с этой женщиной  я  никогда  не  разговаривала  по
телефону.
   - Это Елена Викторовна, ты что, забыла меня? - напомнила она о себе.
   - Я помню, - прошептала я. Мне вдруг стало. страшно.  А  в  следующий
миг - почти весело. Она-то не знала, что я ее разоблачила. А  значит,  я
могу ей подыграть и в конце  концов  отойти  в  сторону...  Только  вот,
наверное, слишком поздно играть в дурочку.
   - Мне удалось  узнать,  где  живет  твой  парень,  -  сообщила  Елена
Викторовна - А также его телефон. Ты еще здесь? Ты слышишь меня?
   Я ответила:
   - Да.
   - Что с тобой? - забеспокоилась Елена  Викторовна.  -  Ты  не  можешь
говорить?
   - Могу,  -  у  меня  наконец  прорезался  голос.  -  Только...  Елена
Викторовна, я больше ничего не хочу знать.
   Я услышала долгий вздох. А потом ироничный смешок. Она спросила:
   - Что изменилось за сутки, Надя?
   - Многое, - сдержанно ответила я. - Я больше ничего не хочу знать.
   Короткая пауза. Я не хотела первой класть трубку. И не могла  сказать
ей прямо, что именно случилось. И она заговорила:
   - Ты опять перестала мне доверять, Надя? Или тебя кто-то переубедил?
   - Я сама себя переубедила, - ответила я.
   - И как же, интересно? - В ее голосе по-прежнему звучала ирония, но я
бы сказала, что появился какой-то новый оттенок. Растерянности, что ли?
   - Я подумала, что  Иван  никем  мне  не  приходился,  -  ответила  я,
старательно подбирая слова. - Что как бы  он  ни  умер  -  дела  уже  не
поправишь. А ввязываться во все это...
   - Ты просто испугалась, - с  неожиданной  теплотой  заметила  она.  -
Неудивительно, ты такая молодая. Скажи... А твой парень уже совсем  тебе
безразличен?
   - Это мое личное дело.
   Она невесело засмеялась:
   - Правильный ответ. Ты меня совсем не знаешь, а я лезу тебе в душу. И
все-таки, Надя, я бы  на  твоем  месте  выполнила  перед  ним  кое-какие
обязательства. А потом делай что угодно.
   От возмущения я едва не задохнулась:
   - Что?! У меня перед ним обязательства?! Да о чем вы говорите, это он
сам...
   - Он сам, вероятно, сделал большую глупость, - отрезала она,  не  дав
мне договорить. - И думаю, что уже понял это. О  его  уме  я  судить  не
могу, не успела его узнать. Но он... не испорченный,  что  ли?  Мне  так
показалось. А может, наивность -  худшая  форма  испорченности.  Наивный
человек иногда такого наворотит, что ни одному уголовнику не под силу. И
ты должна его простить. Во всяком случае, попробовать.
   Я молча слушала. И давала себе слово, что это наш последний разговор.
И что я не позволю больше обманывать себя.  Еще  я  обнаружила,  что  по
телефону ее аргументы производили на меня куда меньшее впечатление,  чем
при личном общении. Наверное, в этой даме было что-то от горгоны Медузы.
Ей было легче противостоять, глядя в  ее  отражение  на  щите,  то  есть
слушая ее голос по телефону. Я решила перебить ее и вежливо попрощаться.
Она меня опередила.
   - У меня не очень хорошие новости, - сообщила Елена Викторовна. -  Но
прежде чем их тебе сообщать, я должна кое-что проверить. И будет  лучше,
если ты поедешь туда со мной.
   - Куда? - оторопело спросила я.
   - Туда, где живет твой парень. К нему на квартиру.
   - Ну нет, я ни за что... - начала я, но она меня опять перебила:
   - Можешь относиться к нему  как  угодно,  но  тюрьмы  он,  во  всяком
случае, не заслуживает. Надеюсь, что не заслуживает, - поправилась  она.
- Пока. Ну, так ты едешь?
   - Прямо сейчас? - едва смогла уточнить я.
   - Немедленно! - В ее голосе зазвучали командирские нотки. -  Я  заеду
за тобой. Дай адрес.
   Елена Викторовна пообещала приехать минут  через  сорок.  Я  положила
трубку  и  взглянула  на  часы.  Очень  хорошо.  Половина  двенадцатого.
Опоздание  на  работу  мне   опять   гарантировано.   Просто   проклятие
какое-то...
   Эта мысль - единственная трезвая мысль  -  проплыла  где-то  на  краю
сознания. А потом я подумала,  что  меня,  наверное,  могут  убить.  Как
сказала Елена Викторовна - "немедленно!". Откуда такая спешка?
   Может быть, это последствия сегодняшнего разговора в  лесу?  Безволие
Жени было мне хорошо известно. Если на него нажать,  проболтается,  мать
родную выдаст, а потом будет плакать.  Господи,  зачем  я  дала  ей  мой
настоящий адрес?!
   Я одевалась, как сомнамбула. Про себя решала, что ни за что не открою
дверь, когда приедет Елена Викторовна. Я уже не помнила толком,  как  мы
договорились. Я буду ждать ее у подъезда или она поднимется ко мне? Ноги
у меня были как ватные, руки не слушались.  Я  натягивала  джинсы  минут
десять. Потом вышла на кухню, машинально выключила выкипающий  на  плите
чайник. Мороженое основательно подтаяло -  я  положила  его  на  тарелку
рядом с плитой. Но есть уже не хотелось.
   В пять минут первого в дверь позвонили. Звонок нажали один раз, но  у
меня в голове он отдался многократным болезненным эхом.  "Не  открою.  А
вдруг меня нет дома, - родилась трусливая мысль. - Или она адрес неверно
записала..."
   Но я посмотрела в глазок и открыла дверь.  Елена  Викторовна  стояла,
нетерпеливо прокручивая на пальце кольцо с ключами от машины.
   - Ты готова? - Она окинула меня быстрым взглядом и повернулась ко мне
спиной. - Идем.
   И я пошла. У меня было такое же чувство, как этим летом,  когда  Же