ый звон рюмок. Они сели за стол!
Без меня! Чокались и произносили тосты за здоровье - кого, друг друга?
   От ярости я чуть ногами не затопала.  Они  отнеслись  ко  мне  как  к
капризной маленькой девочке, которой надо дать выплакаться в уголке... А
там она сама раскается и придет извиняться. До  меня  донесся  визгливый
смех Шурочки и тут же - звон битого  стекла.  Эта  умница  опять  что-то
уронила.
   На кухню вошла  моя  мама.  Вид  у  нее  был...  воинственный,  мягко
выражаясь.
   - Где у тебя веник и совок? - резко бросила она.
   Я указала под раковину:
   - В шкафчике. Извини, что испортила вам праздник, но я правда не хочу
за него замуж.
   - Дура! - заявила мне мама. - Какая же ты  дура,  Наденька!  Тебе  не
пять лет, пора подумать о будущем! Чем он тебе вдруг не угодил!  Ты  два
года на него молилась, отец даже удивлялся: что ты в нем нашла?!
   О том, что сама  она  удивлялась  ничуть  не  меньше,  мама,  похоже,
напрочь забыла. Я промолчала. Она забрала веник и скрылась в комнате.  И
тут позвонили в дверь.
   Я дала себе слово, что не выйду отсюда. Романа я не боялась - что  он
может мне сделать при стольких свидетелях! Но я не желала его видеть.  В
прихожей раздавались громкие голоса, радостный смех  Жени.  Я  давно  не
слышала, чтобы он так смеялся, и снова почувствовала укол ревности.
   - Тешновато у вас, - услышала я уже знакомый шепелявый  голос.  -  Вы
это за сколько шнимаете?
   Через минуту Женя явился ко мне на кухню.  Сунул  в  холодильник  две
бутылки итальянского шампанского и шепотом попросил выйти  к  гостям.  Я
отказалась:
   - Выйду, когда они все уйдут.
   - Надя, это невежливо! - с укоризной произнес он. - Что  тебе  сделал
Роман?
   - Он гнался за мной!
   - Ну и  что?  Он  тоже  испугался,  увидел,  что  кто-то  забрался  в
квартиру! Естественно, погнался!
   - Я не выйду!
   Женя присел на край стола. Носком ботинка он  нетерпеливо  выстукивал
по ножке какой-то нервный ритм. Потом перестал стучать.
   - Так ты не выйдешь?
   - Я уже сказала, что нет.
   - Слушай, а тогда зачем ты сюда вернулась? - резонно  поинтересовался
он. - Я тебя не звал, не ждал, никто тебя не заставлял! Ты сама  пришла!
Залезла в постель, начала извиняться!
   Я вспыхнула:
   - Еще скажи, что я тебя изнасиловала!
   - Да ты знаешь, сколько он  для  меня  делает?!  -  страшным  шепотом
спросил Женя. - Я пришел к нему с улицы, он мог сразу выставить меня  за
дверь! Вместо этого поговорил, расспросил, чем я интересуюсь,  предложил
спеть. Под караоке, представляешь? - Он принялся ерошить волосы, забыв о
том, что теперь они коротко острижены. Потом опустил руки, нервно сцепил
пальцы. - Знаешь, сколько таких мальчиков, как я? И более  способных,  я
думаю! С музыкальным образованием, с хорошим голосом.  У  меня  не  было
никакой надежды, что он будет  мною  заниматься,  я  решился  просто  от
безысходности. Понимаешь, я подумал:  если  есть  хотя  бы  единственный
шанс, я должен его использовать. Иначе никогда себе этого  не  прощу.  И
что? Он согласился, он меня взял!
   Я отмахнулась:
   - Так иди и поцелуй ему ручки! Я не желаю этого видеть!
   Он неожиданно схватил меня повыше локтя, сжал руку, будто тисками,  и
вытащил из кухни. Я даже сопротивляться не смогла, так растерялась. Женя
буквально вытолкнул меня на середину  комнаты  и  с  лучезарной  улыбкой
объявил:
   - Роман. Владиславович, это моя Надя, познакомьтесь!
   Мне было отвратительно все - и то, что он про меня  сказал  "моя",  и
эта его улыбка, и лицо Романа, когда он на меня посмотрел... Приятное  в
общем-то лицо, несколько невыразительное. На нем был светло-синий свитер
с треугольным вырезом на груди, джинсы... На запястье блеснул  массивный
золотой браслет часов. Я сразу  заметила,  как  рассматривала  эти  часы
Шурочка. У нее была  страсть  к  таким  вещам,  она  с  первого  взгляда
определяла истинную стоимость любой вещи.
   - Очень приятно, - приветливо сказал Роман. - Много слышал о вас.
   Глаза у него были слегка навыкате, живые,  будто  подернутые  влажной
пленкой. Улыбка - широкая, обезоруживающая. Зубы вставные - его  дантист
явно перестарался, придавая им слишком безупречную белизну и форму.
   - Я тоже много о вас слышала, - сказала я, вдруг усаживаясь за стол.
   - Ну? - ласково удивился он. - Знаете, Надя, вы скоро  станете  женой
знаменитости!
   И этот про жену! Я украдкой взглянула на Женю. Он не сел за  стол,  а
прохаживался по комнате с зажженной сигаретой. Очень нервничал.
   - Вы думаете, Женя прославится?  -  спросила  я,  накладывая  в  свою
тарелку оливки. - Я до сих пор не слышала, как он поет.
   Роман  очень  развеселился.  Он  явно  стремился  завладеть  всеобщим
вниманием, стать душой компании. Спросил  Женину  маму:  неужели  и  она
никогда не слышала голоса своего сына? Та  застенчиво  ответила,  что  в
детстве Женя превосходно пел, но,  к  сожалению,  квартирка  была  такая
маленькая, что...
   - Знаете, как бывает в  наших  хрущобах,  -  пояснила  она.  -  Стоит
повысить голос - и начинается стук по батарее.
   Шурочка заявила, что лично она всегда считала, что ее брату место  на
сцене. Но она  надеялась,  что  он  станет  актером  театра.  Или  будет
сниматься  в  кино.  Роман  завел  с  ней  оживленную  беседу  на   тему
поступления в театральный институт.  Шурочка  поглядывала  на  него  все
ласковее, и я начала подозревать, что она рассчитывает  что-то  от  него
получить. Бедная, знала бы она, что его интересуют только парни!
   Разговор мало-помалу стал всеобщим. Роману удалось завести даже моего
отца, который сообщил, что  в  ранней  юности  он  как-то  участвовал  в
школьном спектакле, играл Буратино. Женя остановился у меня  за  спиной,
положил руку мне на плечо. Я почувствовала легкое, едва заметное пожатие
его пальцев. Это, наверное, была благодарность за то, что я  так  хорошо
держалась. И я не выдержала:
   - Роман Владиславович, у нас  с  вами  есть  общая  знакомая.  Нельзя
узнать, как она себя чувствует?
   Тот как раз трудился над бутылкой "Асти мондоро" - шампанское  принес
Женя. Роман поднял на меня невнимательный взгляд:
   - Кто именно?
   - Елена Викторовна.
   В этот миг пробка, которая слишком  туго  шла,  оказалась  у  него  в
ладони и пенная струя побежала на паркет. Роман  брезгливо  отодвинулся,
его лицо исказила гримаса... И он тут же засмеялся:
   - Потерял квалификацию. - Разливая шампанское по  граненым  хозяйским
стаканам, он весьма непринужденно переспросил:
   - Елена? Вы что же, познакомились?
   - Вы это хорошо знаете, - невежливо ответила я. - Я с ней приезжала к
Жене, на ту квартиру... Мы хотели  кое-что  выяснить,  насчет  погибшего
музыканта.
   Женя все еще сжимал мое плечо. Его пальцы стали ледяными, он  стиснул
меня так, что мне стало трудно терпеть боль. Я дернула плечом:
   - Отпусти меня! Я буду говорить, о чем хочу!
   На меня смотрели все. Кто испуганно, кто выжидательно. Роман  смотрел
на меня ничего не выражающими глазами. Просто ждал продолжения.
   - Иван заходил в кабинет к Елене Викторовне? - спросила я.
   - Не понимаю, -  бесстрастным  голосом  ответил  он,  ставя  на  стол
опустевшую бутылку.
   - Он заходил к ней в кабинет, - повторила я. - И  там  с  ним  что-то
случилось. Почему  телефонная  трубка  оказалась  сброшенной?  Он  хотел
позвонить?
   Роман слегка приподнял бесцветные брови, перевел взгляд на Женю.  Тот
зло тряхнул меня за плечо:
   - Надя, ты с ума сошла?! Ничего этого не было!
   - Заткнись! - Я вскочила, с шумом отодвинув стул. - Его убили  в  том
кабинете, я уверена! А потом, после праздников, вы догадались,  наконец,
почистить ковер! Слишком поздно! Ему  проломили  голову  там,  а  не  на
шоссе! Он никого не сажал в машину, слышите, никого! Его  убили  у  вас!
Его убили вы!
   До меня будто издалека донесся испуганный мамин голос. Я  обернулась,
чтобы объяснить ей... Лица поплыли у меня перед глазами,  превращаясь  в
цветные туманные пятна. Визг Шурочки. Чьи-то руки не дали мне упасть,  а
потом я будто сквозь сон почувствовала, что меня укладывают на диван,  и
смутно услышала шепот:
   - Она потеряла сознание.
 
Глава 17 
 
   Эта женщина, чью внешность можно было вежливо назвать "обыкновенной",
носила  несколько  претенциозное  имя  -  Жанна.  Странная  прическа,  с
натяжкой напоминающая отросшее  каре.  На  мясистой  переносице  Глубоко
въевшийся след от очков. Очки она сняла  и  теперь  держала  в  футляре,
которым беспрерывно щелкала,  то  открывая,  то  захлопывая  его.  Тесно
сдвинутые полные колени, массивная грудь, золотой кулон, затерявшийся  в
складках малинового трикотажа... И  неожиданно  очень  красивые  руки  -
изящные кисти, заостренные тонкие пальцы, белая  холеная  кожа.  Никаких
колец, тщательный маникюр.
   То ли она хлопала футляром, сознательно привлекая  внимание  к  своим
рукам, то ли делала это машинально. Так или  иначе,  звук  раздражал,  и
Ксения резко посоветовала ей прекратить шум.
   Жанна подняла глаза - усталые, потемневшие от недавно пролитых слез.
   - Извините... Я просто не знаю, что делать.
   - Сидеть здесь и плакать - это не выход, -  бросила  та.  -  В  конце
концов, она взрослый человек и могла просто отправиться в гости!
   - Взрослый человек? - Жанна беспомощно сложила  руки  на  коленях.  -
Нет, только не она... И она бы никогда не  оставила  ребенка  одного  на
двое суток... Гена никогда с ней не расставался! Он переживает...
   Ребенок, кстати, не выглядел обеспокоенным. Скорее скучающим. Он  без
интереса наблюдал за попытками своего младшего  сводного  брата  вовлечь
его  в  игру.  Игрушки,  которыми  забавлялся  Алеша,  у  него  никакого
энтузиазма не вызывали. Ксения изредка бросала взгляд в сторону детей, и
я понимала, что она сравнивает их. Кто красивее,  здоровее,  кто  больше
похож на отца?
   Я, например, считала, что тут первенство принадлежит  старшему.  Гена
был удивительно  похож  на  Ивана.  И  выглядел  таким  же  непробиваемо
спокойным. Обманчивое впечатление, скорее всего.
   ...Вчерашняя буря, которую  я  так  неожиданно  вызвала,  закончилась
мертвой тишиной. Когда я пришла  в  себя  -  минут  через  двадцать,  не
больше, - то в квартире не оказалось никого, кроме  Жени.  Он  сидел  на
кухне, курил и не собирался приводить меня в чувство.  На  столе  стояли
нетронутые стаканы, до  половины  налитые  шампанским.  Оно  уже  успело
выдохнуться. Я отпила из своего стакана, съела оливку, прошла на кухню и
потребовала, чтобы Женя немедленно дал мне телефон Елены Викторовны.
   Он ответил отказом. Цедил слова сквозь зубы,  не  глядя  на  меня.  Я
повторила просьбу и пригрозила, что в случае чего знаю, как ее найти.
   - Ищи, если желаешь, - заявил он. - Я никогда тебе этого не прощу.
   Я спросила, чего именно он  не  хочет  прощать.  Того,  что  я  прошу
телефон, или того, что я высказала Роману? Женя заявил, что я делаю все,
чтобы разрушить его карьеру.
   - Роман прекрасно к тебе относится, - сказал он. - А  ты  вела  себя,
как...
   Он не договорил, но слово, которое было готово  сорваться  у  него  с
языка, можно было угадать. Я пожала плечами и сказала, что  помолвка  во
всяком случае расстроена. И ни о каком браке и речи быть не может.  Женя
воспринял  это  сообщение  без  удивления.  И  больше   не   стал   меня
уговаривать. Я думала, что он опять исчезнет, но этого не произошло.
   Вечер прошел в гробовом молчании. Мы даже радио не включали. Я  давно
заметила,  что  Женя  не  принес  с  собой  никаких  вещей,  ни  единого
компакт-диска. Где он их оставил? На квартире у Дины? Почему же тогда не
возвращается туда? Здесь не было  ничего,  -  ничего,  кроме  бритвенных
принадлежностей. Однако он даже  не  собирался  уходить.  Вечером  я  не
выдержала и спросила: что он собирается делать дальше?  Останется  здесь
или все-таки уедет?
   - Не знаю,  -  бросил  он,  даже  не  взглянув  на  меня.  -  Сама-то
останешься?
   Я прикинула свои возможности. Какая  у  меня  зарплата,  до  сих  пор
оставалось загадкой. Так же как и то, есть ли у  меня  работа  или  нет.
Версия насчет моей болезни  могла  и  не  пройти.  Как  сказала  Валерия
Львовна, единственной уважительной причиной прогула  могли  быть  только
собственные похороны. Завидная причина - тогда точно не придется  ничего
объяснять, и всем заботам придет конец.
   - Думаю, что останусь, - сказала  я  наконец.  -  Арендная  плата  не
слишком высокая, заработаю как-нибудь.
   Женя косо на меня посмотрел:
   - Ты заплатила за январь?
   - Заплачу на днях, еще можно подождать.
   - Откуда у тебя деньги?
   Значит, до него все-таки дошёл  смысл  моей  демонстрации  -  деньги,
которые он дал мне в последний раз, так и лежали на полочке в  серванте.
Я к ним даже не притронулась. Думаю, что он их  пересчитал  и  убедился,
что я не взяла ни рубля.
   - Это уже не твоя забота, - независимо заявила я. - Подумай  лучше  о
том, где сам будешь жить. Учти, я не собираюсь быть твоей соседкой.
   В эту ночь он  спал  на  раскладушке.  Сам  нашел  постельное  белье,
отыскал на антресолях запасную подушку. Я и пальцем не шевельнула, чтобы
ему помочь: Меня все больше удивляла эта явная демонстрация -  зачем  он
остается, когда все  кончено?  Потом  мне  в  голову  пришла  неприятная
догадка: возможно, он просто за мной следит...
   Нам никто не звонил. Ни мои родители, ни его родственники, ни  Роман.
Никто. То ли боялись это делать, то ли решили, что с  них  достаточно  и
связываться со мной  себе  дороже.  Я  тоже  не  подходила  к  телефону.
Единственный человек, которому я хотела позвонить,  был  пока  для  меня
недостижим. Телефона Елены Викторовны у меня все еще не было. Когда Женя
принимал вечерний душ,  я  второпях  порылась  в  карманах  его  одежды,
перелистала  записную  книжку.  Никаких  результатов.  Только   визитная
карточка Романа. Я переписала все имеющиеся там телефоны и  решила,  что
это уже кое-что.
   А наутро, когда Женя отправился штурмовать вершины  шоу-бизнеса,  мне
опять  позвонила  Ксения.  Голос  у  нее  был  измученный,   а   тон   -
просительный.
   - Она все еще у меня сидит, - мрачно заявила  Ксения.  -  Эта  училка
вместе с пацаном. Таня так и не нашлась. Моя  мама  тоже  тут...  У  нас
полный бардак...
   Я спросила, чем могу помочь. К перепадам Ксениного настроения  я  уже
успела привыкнуть. Вчера она была готова плюнуть  мне  в  лицо,  сегодня
просила о помощи.
   - Можешь приехать? - спросила она. - В  самом  деле  творится  что-то
странное...
   Я ответила, что неважно себя чувствую. Хотя тут я  преувеличила.  Эту
ночь  я  спала  прекрасно,  несмотря  на  соседство   Жени.   И   наутро
почувствовала себя на удивление бодрой. Наверное, это  все-таки  был  не
грипп...
   - Приезжай, сама все услышишь, - настаивала Ксения. - Боюсь, что дело
серьезное.
   - От меня ведь ничего не зависит, - попробовала отговориться я. Но  у
меня ничего не вышло. Ксения сообщила, что, если я не приеду,  они  сами
все ко мне заявятся. И я быстро собралась.
   ...Жанна отреагировала на мое появление Несколько странно.  До  моего
прихода она явно плакала. Когда же я вошла в комнату и  нас  представили
друг другу, она поджала губы и принялась вытирать глаза носовым платком.
Я не могла взять в толк, какую пользу можно извлечь  из  моего  участия.
Мне было очень неловко. Особенно смущало то, что  я  не  знала  отчества
этой женщины. Она годилась мне в матери, и к тому  же  я  не  так  давно
закончила школу и не могла называть учительницу просто по имени.
   Ксения объяснила:.
   - Вот, мы уже сутки тут заседаем. Жанна  все  звонит  домой,  но  там
никто не берет трубку. Я ей  говорю,  чтобы  она  возвращалась  -  вдруг
Татьяна приедет.
   - Она не приедет, -  глухо  и  враждебно  ответила  Жанна.  -  Я  это
чувствую.
   Дети к тому моменту перешли в другую комнату. Алеше было пора  спать,
и мать Ксении укладывала его. Старший брат, похоже, заинтересовался этой
церемонией. У него-то не было заботливой бабушки, которая стала бы с ним
возиться.
   - Жанна все еще думает, что я приложила руку к исчезновению  Тани,  -
ничуть не смущаясь, заявила Ксения. У  нее  был  такой  вид,  будто  она
провела ночь без сна.  Возможно,  так  оно  и  было.  В  комнате  царила
какая-то наэлектризованная атмосфера. Ругань и взаимные упреки  остались
во вчерашнем дне, но и сегодня эти женщины,  обе  измученные,  злые,  не
собирались сдаваться.
   Я присела на диван. Отметила про себя, что голова стала ясной, и если
не считать общей слабости, то  чувствую  я  себя  неплохо.  Даже  Ксения
отметила, что у меня бодрый вид.
   - Я тут пытаюсь втолковать Жанне, что ничего не выиграла ни от смерти
Ивана, ни  от  исчезновения  Татьяны,  -  несколько  официально  сказала
Ксения. - Меня не слушают.
   - Я вас в его смерти не обвиняю, - тихо ответила Жанна.
   Ксения нахмурилась:
   - Еще бы обвиняли! Я весь тот день сидела дома, с Алешкой!
   - Я вас не виню, - повторила та, будто  ничего  не  услышав.  -  И  я
понимаю, что вы лишились всего...
   В ее голосе прозвучала какая-то странная нотка - мне показалось,  что
она злорадствовала, хотя очень старалась это скрыть.
   - Да, я лишилась всего, - нервно ответила Ксения. - Что же вам еще от
меня нужно? Татьяна получит И дом с участком, и эту квартиру. Тем  более
она тут прописана. Да ради Бога, пусть хоть завтра  приезжает  сюда,  со
всеми вещами... Да хоть бы и с вами за компанию!
   Жанна подняла на нее растерянный, близорукий взгляд:
   - У меня есть своя квартира, не беспокойтесь.
   - Я не беспокоюсь. Это вы беспокоитесь! - бросила  Ксения.  -  Да  вы
посудите  здраво:  даже  если  с  Татьяной  что-то  случилось,   что   я
выигрываю?. Остается ее сын, и тогда он - наследник. А моему Алешке  все
равно дадут фигу с маслом! Что же мне беспокоиться? На поминках я своими
руками передала ей папку с документами на дом и участок.
   Жанна беспокойно заерзала на стуле и вдруг обратилась ко мне:
   - Мне сказали, что вы последняя видели Ивана живым... Это правда?
   Я подтвердила. Но все-таки добавила:
   - Последним его видел убийца. Мы расстались за несколько часов до его
смерти... За час, как минимум.
   - Да, я  знаю...  -  Она  продолжала  разглядывать  меня,  неожиданно
беззастенчиво. Потом достала из футляра очки и наконец надела их. Теперь
ее лицо приобрело законченность - этой детали явно ему недоставало.  Она
даже разговаривать стала уверенней. - Я знаю, кое-кто думает,  что  Таня
была заинтересована в его смерти, - сказала она,  нарочито  не  глядя  в
сторону Ксении. Та только хмыкнула. - Но я вас уверяю, у нее и в  мыслях
такого не было!
   Жанна горячо заговорила  о  том,  каким  бескорыстием  и  отсутствием
практичности отличалась её подруга. Она все  время  упоминала  о  ней  в
прошедшем времени, и мало-помалу мне стало казаться, что  с  Татьяной  в
самом деле что-то случилось. Уж очень она была в этом уверена!
   - Она никогда не думала о деньгах, - сказала Жанна. - У нас  в  школе
есть платные классы,  с  углубленным  изучением  предметов...  Так  вот,
Татьяна  вполне  могла  взять  себе  старшие  классы,  по  литературе...
Руководство ее  ценит,  она  очень  талантливый  преподаватель.  Но  она
отказалась. Из-за щепетильности.
   Жанна с восторгом, но как бы и с сожалением сообщила, что  у  Татьяны
были несовременные представления о деньгах. И она не ценила в людях  так
называемые деловые качества, ей казалось, что  они  Портят  человека.  И
сама была начисто их лишена.
   - Я это к тому говорю, чтобы вы поняли:
   Татьяна и думать не могла что-то получить от бывшего мужа!  Она  даже
от алиментов хотела отказаться!
   - Вот как?  -  снова  фыркнула  Ксения.  Она  стояла  у  притолоки  в
наполеоновской позе, скрестив руки на груди. - Почему же не отказалась?
   Жанна почти зашептала, опуская глаза:
   - А вы  будто  не  знаете?  Как  же  ей  содержать  ребенка  на  свою
зарплату?