Что  были
минуты, когда я ненавидела его по-настоящему? И что теперь я совсем  ему
не верю?
   Я пыталась себя уговорить. Хотела, чтобы утром, когда  он  проснется,
можно было обнять его, поцеловать и сказать, что я согласна. Я приводила
себе все аргументы "за".
   Но все они разбивались о стену - я слишком  хорошо  помнила  то  утро
перед Новым годом, когда Женя явился ко мне с условием: никому ни  слова
об Иване. И в это же самое время Ксении угрожал  какой-то  представитель
студии. Ей и ее ребенку. Разве это можно забыть? Разве можно забыть, как
Роман и Женя ломились в дверь, за которой я едва-едва успела спрятаться?
Что бы со мной было, если бы я вышла? А если бы  мне  попросту  не  от-,
перли эту дверь?
   Я не выдержала и резко растолкала Женю, тряся его за плечо:
   - Слушай, я хочу тебя спросить!
   Он что-то сердито пробормотал и наконец неохотно откликнулся:
   - Ну в чем дело? Мне вставать в семь утра!
   - Что вы вынесли в том свертке? Ну, из восьмой квартиры?
   - О Господи! - рявкнул он, обнимая подушку и не поднимая головы. - Да
это было обычное барахло, Роман хотел отвезти его к себе домой!
   - Барахло? Почему тогда с черного хода? Вы что, не знали, сколько там
мусора? Почему нельзя было выйти с парадного?
   - О мама, - простонал он. - Да случайно так получилось, у него машина
стояла с той стороны!
   - И Юля не сталкивалась с Романом? Как же так? Когда он  пришел,  она
была в квартире!
   Женя пообещал, что даст мне по голове, если я немедленно не замолчу и
не дам ему выспаться. Раньше такая угроза прозвучала бы шутливо.  Теперь
я не могла воспринимать ее с прежней легкостью. И больше к нему  уже  не
приставала.
 
Глава 16 
 
   Утром вопрос о будущей свадьбе не поднимался. Я  проснулась  от  шума
воды в ванной - Женя принимал душ. Потом засвистел чайник на  кухне,  по
квартире  распространился  запах  горячий   бутербродов.   Женя   всегда
завтракал основательно. Перед уходом, уже одевшись, он заглянул ко  мне,
но я притворилась спящей. Лежа с закрытыми глазами, я  чувствовала,  что
он смотрит на меня. Кажется, Женя догадывался, что я не сплю, но  ничего
не сказал. За ним захлопнулась входная дверь, и я проспала еще несколько
часов.
   Очень трудно было заставить себя встать.  Щеки  горели,  голова  была
мутная. Я с обидой  подумала,  что  Женя  даже  не  догадался,  что  мне
нездровится. Раньше было по-другому. Конечно,  я  могла  сколько  угодно
упрекать его в эгоизме, но когда я чем-то болела, он ухаживал  за  мной,
как родная  мать.  Измерял  температуру,  бегал  в  аптеку,  по  первому
требованию приносил в постель горячий чай, таблетки... И даже читал  мне
вслух, если я просила. Я, надо сказать,  ухаживала  за  ним  куда  хуже.
Наверное, мне просто не верилось, что ему может быть плохо,  -  он  даже
при температуре выглядел бодрым и здоровым. Женя очень на меня обижался.
   Я умылась, заглянула  в  холодильник.  Отметила,  что  там  появились
какие-то продукты. Значит, вчера, заселяясь сюда, он еще успел сходить в
магазин. Мое мороженое, конечно, уже отправилось в мусорное  ведро.  Для
меня  был  оставлен  один  бутерброд  с   колбасой   и   уже   застывшим
расплавленным сыром, заботливо прикрытый  бумажной  салфеточкой.  Я  его
съела, не ощутив никакого вкуса. И никакой благодарности.
   - На кухонном столе  аккуратной  стопкой  лежали  письма,  которые  я
читала... Когда же? Уже позавчера.  Письма  радиослушателей.  Думаю,  за
завтраком Женя просмотрел их и позабавился. "Ну вот и наступил  двадцать
первый век..."
   "Ну вот и наступила прежняя нормальная жизнь", - могла сказать я.  По
крайней мере, по видимости нормальная. Как всегда, Женя спозаранку  ушел
на работу. Правда, на другую, но какая разница! Я  осталась  дома.  Могу
заняться чем  угодно:  послушать  музыку,  включить  радио,  попробовать
помыть посуду. Все как прежде, даже работы у меня больше нет. Если  меня
не уволят с  радио  после  такого-то  финта,  это  будет  чудо.  Я  вяло
подумала, что надо бы туда позвонить. Объяснить,  что  я  в  самом  деле
заболела. Может, у них найдется желающий  отвезти  мне  письма  на  дом?
Тогда я могла бы читать их, лежа в постели.
   Но звонить никуда не хотелось. Моя новая  работа  мне  разонравилась.
Все, чего добиваешься слишком долго, быстро теряет свою  ценность.  Этот
вывод я сделала сегодня ночью, выслушав предложение руки и  сердца.  Оно
не доставило мне никакой радости. Я  была  почти  уверена,  что  сегодня
отвечу "нет". В крайнем случае  предложу  Жене  жить  по-прежнему  -  не
оформляя отношений.
   Ближе к полудню он позвонил. Женя беспокоился обо мне, спрашивал, как
я себя чувствую.
   - Так ты все-таки заметил, что я больна?
   - Конечно, - ответил он. - Это что, серьезно?
   Я ответила, что чувствую  себя  неважно,  но  ничего  страшного  нет.
Таблетки в аптечке еще имеются, как-нибудь перебьюсь.
   - Я постараюсь вернуться  пораньше,  -  заявил  Женя.  -  Как  только
освобожусь. - И намного тише добавил:
   - Знаешь, Елены сегодня нет. Кажется, она перетрусила...
   В его голосе зазвучало, плохо скрываемое торжество. Я не выдержала:
   - Слушай, это ведь ты взял трубку, когда Роман за мной погнался?
   - Трубку?
   - Ну да! Когда вы отперли дверь, как раз звонил телефон.
   - Что-то не припомню, - безмятежно ответил он. - Ну ладно,  я  вообще
не хочу об этом вспоминать! Задала ты нам жару в ту ночь! Кстати...  Тот
мужик с пятого этажа... - Он сделал паузу и с насмешкой спросил:
   - Он к тебе не приставал?
   Я засмеялась:
   - Нет. Он только меня спрятал. Кстати, он уверен, что вы хотели  меня
убить.
   Женя тоже засмеялся, как будто  это  была  бог  весть  какая  смешная
шутка. Сказал, что целует меня, попросил  лежать  в  постели  и  положил
трубку.
   Потом звонила  мама.  Она  не  очень  удивилась,  застав  меня  дома.
Говорила так, будто ничего необычного тут не было. Вскользь упомянула  о
том, что собирается навестить нас. Я даже подумала, что Женя намекнул ей
на серьезность своих намерений,  рассказал  о  том,  что  хочет  на  мне
жениться. И спросила ее об этом.
   Мама очень обрадовалась;
   - Ну, тогда давай начистоту! Я никогда не имела ничего  против  Жени!
Мне только не нравилось, что вы запустили свои отношения... Если уж люди
живут вместе два года, пора подумать о свадьбе.
   - А может, пора разойтись? - спросила я.
   Мама сказала, что цинизм мне не идет. И что во  всяком  случае  после
ЗАГСа мы станем серьезнее относиться друг к другу. И  даже  открыла  мне
"страшную" тайну - оказывается, они с моим отцом тоже  прожили  какое-то
время не регистрируясь.
   - Тогда на это смотрели иначе, чем теперь, -  сказала  мама.  -  И  я
очень страдала. Конечно, я и за тебя переживала. И очень рада, что у вас
все уладилось. Ты молодец!
   Я была поражена; когда мама призналась, что  мой  уход  из  дома  она
восприняла как попытку сдвинуть наши отношения с мертвой точки.
   - Иногда мужчине полезно дать  понять,  что  он  не  единственный  на
свете, - заметила она. Папы, конечно, дома не было, она бы при  нем  так
не  говорила.  -  Женя  забеспокоился,  и  вот   пожалуйста   -   сделал
предложение. Мы приедем вечером, не возражаешь?
   Я попыталась отговориться, сказала, что больна, и  этим  окончательно
убедила ее, что нужно приехать. Кладя трубку, я в  ужасе  подумала,  что
мне придется-таки сделать выбор. Причем при родителях... Что же я скажу?
Неужели нужно согласиться?
   Я думала, что у  меня  еще  будет  время,  чтобы  спокойно  подумать.
Несколько часов, по крайней мере. Однако вышло иначе.
   Когда позвонили в дверь, я лежала  в  постели  и  равнодушно  слушала
собственную радиостанцию. Новости политики, спорт,  погоду...  Сперва  я
решила, что это вернулся Женя - ему удалось  освободиться  пораньше.  Но
потом сообразила, что у него есть собственные ключи.  Он  знает,  что  я
болею, так что звонить не будет. Это могла быть мама... Но так рано?
   Я с трудом встала, закуталась в халат и пошла открывать.  Взглянув  в
глазок, я  увидела  там...  Ксению.  Та  как  раз  подняла  руку,  чтобы
позвонить еще раз.
   - Как, это ты? - Я открыла дверь и впустила ее. - Вот не ждала...
   Она вошла не поздоровавшись и сразу спросила:
   - Ты одна? Никого больше нет?
   - Одна, а что случилось?
   Ксения  отмахнулась  и,  усевшись  на  табурет  в  углу,   неожиданно
заплакала. Я стояла над ней,  тупо  смотрела  и  не  знала,  что  теперь
делать. Это выглядело как-то театрально, надуманно...
   - Это какой-то кошмар!  Ужас!  -  всхлипывала  Ксения,  вытирая  щеки
обеими руками. - Ну почему они во всем обвиняют меня!
   - Кто, кто? - Я наклонилась и тронула ее за плечо. -  Что  случилось?
Тебе что, опять угрожали?!
   Она помотала головой:
   - Нет, теперь другое... Тот тип больше не  приходил,  теперь  кое-что
похуже!
   - Еще хуже?!
   Она кивнула и снова принялась всхлипывать. Перемежая слова рыданиями,
она пожаловалась, что не знает, к кому обратиться. Все против нее! А чем
она виновата? Мне с трудом удалось отвести ее в  комнату  и  усадить  на
диван. Ксения решительно отказалась от воды и продолжала вытирать слезы.
Мне по-прежнему казалось, что она  ломает  какую-то  плохо  поставленную
комедию.
   - Мне от него ничего не нужно! - охрипшим от слез голосом  заговорила
она. - Никогда я ничего не просила. Не хотел на  мне  жениться  -  и  не
надо. Я и сама не хотела. Не хотел, чтобы у нас было что-то общее,  -  и
не нужно. Я-то думала,  он  боится  алиментов,  если  мы  разведемся,  и
поэтому на мне не женится. Разве я  когда-то  его  упрекала?  Давила  на
него? Разве я на что-то рассчитывала? Да я сама больше его зарабатывала,
я всю семью содержала!
   - Господи, так ты об Иване? - догадалась я наконец. - Что произошло?!
   - Да все эта стерва Таня воду мутит!
   - Таня?
   - Его первая жена! - раздраженно бросила  Ксения.  Слезы  у  нее  уже
высохли, и она заговорила более связно и менее театрально.
   Оказалось,  что  Таня,  которую   все   считали   кроткой   женщиной,
страдалицей, бессребреницей, повела себя после похорон по  меньшей  мере
странно. Началось все на поминках - тех самых, на которые  я  так  и  не
попала. Когда гости собрались на даче, Татьяна сперва  вела  себя  тихо.
Сидела с ребенком во главе стола со всеми родственниками, но  голоса  не
подавала. Больше заботилась о сыне:  накладывала  ему  в  тарелку  куски
повкуснее и беспокоилась о том, чтобы рядом с мальчиком никто не курил.
   - Он, видите ли, не  переносит  табачного  дыма!  -  ядовито  сказала
Ксения. - Ну, я тоже помалкивала в тряпочку.  Можешь  себе  представить,
как я выглядела? Вроде бы жена, вроде бы тоже мать его ребенка... Но все
как-то не взаправду! И только потому, что эту  Танечку  сводили  в  свое
время в ЗАГС! Хотя, видит Бог, мне это было совсем не нужно!
   Когда гости подвыпили, разговоры стали более откровенными. И в  конце
концов была затронула самая щекотливая тема - наследство.
   - Какое, казалось бы,  наследство...  -  вздохнула  Ксения.  -  Я  ни
тряпочки не рассчитывала получить. Но вот эта дача... Особенно  участок!
Там же огромный участок,  при  желании  можно  заблудиться!  А  сам  дом
больших денег не стоит. Он старый, бревенчатый. И хотя  там  был  сделан
ремонт, но  все  равно  развалюха  развалюхой  и  останется.  Кстати,  -
оживилась она, - все  студийное  оборудование,  которое  там  на  втором
этаже, было куплено уже при мне, частично на мои деньги! То есть я могла
бы предъявить какие-то претензии... И тут эта стерва подала голос!
   Оказалось,  что  Таня   уже   составила   план,   как   распорядиться
наследством. Наследницей, разумеется, являлась она, представляя интересы
малолетнего ребенка. Всплыл еще один малоприятный факт... То есть Ксения
об этом знала, но никогда не считала удобным поднимать этот вопрос.  Все
это время она с сыном жила в квартире Ивана.  Однако  прописана  была  у
своих родителей - там же, где и ее маленький сын.  А  первая,  законная,
жена была приезжей. Когда Иван женился на Тане,  та  жила  в  общежитии.
Своего жилья в Москве у Татьяны не было, и она до сих пор была прописана
в квартире Ивана. Как и ее ребенок.
   Все эти  сложные  имущественные  отношения  Ксения  объясняла  мне  с
горящим взглядом и нервной жестикуляцией. Ее голос гневно зазвенел:
   - Я всегда говорила, что эта серенькая тихоня на самом  деле  не  так
проста! При первом удобном  случае  наложила  на  все  лапу!  Ты  только
подумай - они же сто лет. назад развелись! Ну почему бы ей за  эти  годы
не выписаться от него?
   Я робко возразила, что вряд ли у учительницы была возможность  купить
квартиру. Ксения страшно возмутилась:
   - Да на черта покупать квартиру, могла бы  просто  другой  раз  выйти
замуж!
   Я вспомнила Таню, ее унылое старообразное лицо,  и  у  меня  возникли
сомнения, что  она  могла  рассчитывать  на  второе  замужество.  Ксения
продолжала возмущаться:
   - И ты понимаешь, она все эти годы  молчала,  не  подавала  признаков
жизни! Конечно, Иван иногда ее навещал, отвозил ей какие-то деньги.  Она
жила у подружки, старой девы, тоже учительницы. Вместе воспитывали сына,
можно сказать... Ну,  нашелся  же  какой-то  выход,  правда?  Нашла  она
бесплатное жилье? Неужели нельзя было выписаться по-человечески?  Встать
в очередь на квартиру? Ну,  я  не  знаю!  -  Ксения  нервно  передернула
плечами. - А на поминках она так прямо и заявила, что продаст этот  дом!
А сама будет жить в Ивановой квартире! Нет, ты только подумай!  Кто  мог
такое предположить? Мне было просто неловко смотреть на его родителей...
Они, бедные, не ожидали такой подлости... Уж выбрала бы что-то  одно,  а
то подавай ей и хлеб, и масло, и черную икру!  Как  я  говорила,  так  и
вышло - она все захапала!
   Мне был понятен и гнев Ксении, и ее  искреннее  возмущение.  В  самом
деле, ее положению не позавидуешь. Теоретически она имела равные права с
первой женой Ивана. Что же касается закона... Я спросила,  признавал  ли
Иван ее ребенка официально?
   Ксения отмахнулась:
   - Фамилия у Алешки моя, а отчество, конечно, Иванович.
   - А почему твоя фамилия?
   - Да кто из нас об, этом;; думал? - нервно бросила  она.  -  Когда  я
родила, я совсем не собиралась прожить с ним еще несколько лет!  Думала,
мы скоро разбежимся... Рожала для себя. Я хотела  ребенка.  Если  бы  он
предложил дать ему свою фамилию, я бы согласилась, конечно...  Но  он  о
таких вещах не думал. Его только музыка волновала.  Гребаная  музыка!  -
Она ударила кулаком по дивану:
   - Ну ладно, я поеду жить к своим! Ничего, не сирота, родственников  у
меня  достаточно.  Не  пропадем!  Мне  обидно  за  Ивановых   родителей.
Квартиру-то они сыну устроили, когда он женился  в  первый  раз.  Ну  ты
подумай, какая она подлая. Я как-то намекнула  Ивану,  что  этот  вопрос
лучше утрясти, а он мне сказал, чтобы я не лезла не в свое дело. Ну я  и
заткнулась. Дура была!
   Ксения достала сигареты и, оглянувшись в поисках пепельницы,  впервые
обратила внимание на мой внешний вид. Из-под  халата  выглядывла  ночная
рубашка. Она удивилась:
   - Ты спишь в такое время?
   - Нет, просто лежу. Простудилась.
   Она извинилась за свое вторжение. Это были запоздалые  и  не  слишком
прочувствованные  извинения.  Сдается,  моя  болезнь  вообще  мало  кого
волновала. Даже меня саму. Я придвинула ей пепельницу.
   - Значит, тебе придется оттуда съехать? Оставь  свой  новый  адрес  и
телефон. Вдруг потребуется связаться.
   - Ладно, - буркнула она. - Правда, я еще сама не знаю,  у  кого  буду
жить. Может,  вообще  никуда  не  поеду.  -  Она  воинственно  взмахнула
сигаретой. - Вот назло; не поеду!  Нет,  это  надо  же  такое  выдумать!
Теперь ее подружка, эта засушенная  старая  дева,  наехала,  на  меня  и
говорит, что я угрожаю ее любимой Танечке! Это же надо такое  придумать!
Может быть, я се похитила?!
   - Похитила? - переспросила я. Мне показалось,  что  я  ослышалась.  И
Ксения все с той же ядовитой улыбкой сообщила, что сегодня спозаранку  к
ней домой явилась целая  делегация.  Танина  покровительница  и  подруга
привела за руку ребенка и потребовала отчета: куда делась его мать?
   Ксения всплеснула руками и выронила сигарету. Я быстро ее  подняла  и
положила в пепельницу. Но моя  гостья  этого  даже  не  заметила  -  она
продолжала жестикулировать и возмущаться:
   - Оказывается, наша Танечка куда-то пропала! Вот уже  сутки,  как  ее
нету дома! Дите, видите ли, плачет, требует найти маму! Откуда  я  знаю,
где шляется эта мамашка?! - И, совершенно неожиданно перейдя от агрессии
к депрессии, Ксения снова прослезилась и  принялась  вытирать  глаза.  -
Господи, ну почему все лезут ко мне со своими проблемами? Как будто  мне
собственных бед не хватает! Эта дура  расселась  у  меня  в  квартире  с
ребенком, напугала Алешку, ничего не слушает,  говорит,  что  никуда  не
двинется, пока я не скажу, куда дела Таню. Она, видите ли, решила, что я
пожадничала, пожалела отдавать дачу и квартиру. И якобы что-то сделала с
Таней. Да разумный человек сразу поймет, что мне от этого никакой выгоды
нет. Как ни крути, а я Ивану не жена. И никаких прав  на  наследство  не
имею. Что мне  прикажете  делать,  устраивать  генетическую  экспертизу,
доказывать, что Лешка - сын Ивана? А как ее устраивать, если Ивана-то  и
нет? Даже тела нет, его сожгли! - И она снова расплакалась.
   Ксения сидела, обхватив голову  руками,  ее  плечи  сотрясались,  она
разом обмякла и потеряла всю свою воинственность. Я слушала ее  молча  и
не пыталась утешать. Я чувствовала себя слишком усталой, больной и,  как
она сама, могла спросить:. почему именно  на  меня  валятся  все  шишки?
Например, почему она явилась со своими жалобами именно ко  мне?  Неужели
не нашлось подруги поближе? Мы и  виделись-то  всего  два  раза,  причем
последний раз на похоронах Ивана.
   - Я все бросила и убежала, - всхлипнула  Ксения.  -  Позвонила  маме,
чтобы она приехала и забрала Лешку к себе. И удрала... Я не могла больше
видеть эту глупую стерву!
   - Ты оставила с ней сына?
   Ксения отмахнулась:
   - Она ему ничего не  сделает.  Сама  напугана  насмерть,  а  когда  я
убегала, она ревела как корова. Я обозвала  ее  старой  лесбиянкой...  -
Ксения неожиданно хохотнула и вытерла глаза.  -  Кто  знает,  вдруг  она
правда лесбиянка? Она да Таня - чудесная парочка!  Но  какова  Татьяна?!
Тихоня, а всю Ванькину кодлу сделала! Отобрала  у  Олега  ключи,  Артуру
заявила, чтобы он забрал из студии свое  барахло  -  записи,  плакаты:..
Дескать, дом продается немедленно! Ё-мое, какая спешка!  И  сколько  лет
она сидела в тени, не высовывалась! Думаешь,  я  не  знаю,  что  все  ее
жалели? Бедненькая, несчастненькая, зарабатывает копейки, перебивается с
хлеба на воду!  А  я,  значит,  богатая  и  счастливая,  да?!  -  Ксения
потянулась за своей сигаретой, но  та  давно  истлела  до  фильтра!  Она
стряхнула пепел с пальцев и взглянула на меня.  -  Я  сразу  подумала  о
тебе, когда удрала оттуда. Ты ничего не узнала? Не узнала, кто тогда  ко
мне приходил?
   Я покачала головой. Ксения расстроилась:
   - Я  рассчитывала,  что  ты  узнаешь...  Понимаешь,  все  это  ужасно
подозрительно! После поминок мне все  ребята  стали  намекать,  чтобы  я
приглядывалась к этой Татьяне. Она слишком  уж  напористо  себя  повела.
Как-то не по-людски... Такая хватка! Артур даже  намекнул,  что,  может,
Танька его и пришила, чтобы получить наследство?  Если  разобраться,  то
кусочек жирненький - общая стоимость дачи и квартиры, даже по теперешним
ценам,  потянет  тысяч  на  восемьдесят.  Одна  земля  чего  стоит!  Там
престижный поселок!
   - Неужели ты думаешь, что она могла его убить? - изумилась я.
   - А почему нет? Может, ей надоело у подруги жить,  о  ребенке  решила
позаботиться... - Ксения зажгла новую сигарету. - Материнская  любовь  и
не на такое подвигнет. - Она вздохнула и выпустила дым. - А я, наверное,