латить услуги. Ну и что, они просто нас не  дождутся.  Тысячи  пар  не
являются к назначенному сроку. Есть, думаю, и такие, которые не приходят
даже  на  собственную  свадьбу.  И  ничего.  Все  живы-здоровы.   Как-то
устраиваются.
   Я вытерла глаза. Из комнаты доносились глухие рыдания.
   Я никуда не ушла. Через час он перестал плакать. Через  два  все  мне
рассказал, судорожно  вздыхая  и  прижимаясь  лицом  к  моему  плечу.  Я
обнимала его, гладила по голове и уговаривала, что все будет  хорошо.  И
сама плакала, заливая слезами его великолепную стрижку. Волосы у него на
макушке слиплись и встали дыбом.  Ему  предложили  место  в  мальчиковой
группе   -   новый   проект,   перспективный   и   модный.   Практически
беспроигрышный. Роль красавчика - как раз требовался  такой.  Уже  нашли
паренька с приятной "рабочей"  внешностью,  а  также  мальчика,  который
выглядел "экзотически" (татарина), а также "дурачка"  и  "качка".  Нужен
был еще и "красавчик", соответствующий европейским стандартам:  немножко
"не наш" и все же свой, родной. Эту должность и предложили Жене.
   - И больше ничего, ничего. - Он крепче прижался к моему  плечу.  -  Я
сказал, как же так, мне же обещали группу... А он, он....
   - Роман? - Я гладила ершик на его затылке, волосы кололи мне  пальцы.
- Это все придумал Роман, я уверена...
   - Конечно он, кто же еще! - выдохнул Женя. - Сказал, что,  если  меня
это не устраивает, я могу катиться ко всем чертям. Что для  меня  и  это
слишком хорошо. У меня, видите ли, голоса нет! А когда я пришел, у  меня
почему-то был голос!
   - Я так и не слышала, как ты поешь, - осторожно проговорила я.
   - И не услышишь! - Он оттолкнул меня и повернулся на бок, уставившись
в стену. - Я все это бросаю к  чертовой  матери.  -  И  вдруг  застонал,
сжимая промокшую подушку:
   - Боже мой, что я наделал, что я наделал...
   Он повторял это как заведенный, и не было  средства  его  остановить.
Сейчас я могла вытянуть из него что угодно. Он повторял "что я наделал",
а я не решалась спросить - что? Истерика продолжалась почти до  утра.  Я
пыталась поить его валерьянкой, извела, наверное, ведро  воды,  стараясь
влить в него хотя бы полстакана... Соседи несколько раз стучали  нам  по
батарее, но мне было на них наплевать. Пусть они  явятся  сюда  и  я  им
покажу!
   На рассвете он затих. У него уже не было сил плакать;  Женя  попросил
погасить свет - его опухшие глаза болели от ярких лампочек.  Я  погасила
люстру и уселась на диване. Сигарета тлела и периодически гасла.  Что-то
бормотало радио. Когда я успела его  включить?  Женя  лежал  неподвижно,
будто мертвый. И все это очень напоминало похороны.
   - Брось все это, - сказала я. - Вернешься в  магазин.  Если  там  нет
места, устроишься куда-нибудь еще. У меня есть знакомый на  одной  новой
радиостанции. Хороший парень. Может, он найдет тебе какое-нибудь место.
   Женя молчал.
   - Это еще не конец света. - Я склонилась  над  ним,  пытаясь  понять,
спит он или все же слышит меня. - Все будет  в  порядке.  Ты  мне  скажи
только одно...
   Он шевельнулся. Не спит.
   - Скажи правду, и я сделаю все, что захочешь,  -  пообещала  я.  -  И
больше никогда об этом не спрошу.
   Диван скрипнул - но, может, это я неловко повернулась. Женя молчал.
   - Если я где-то ошибусь, останови  меня,  поправь,  -  сказала  я.  -
Договорились?
   Молчание. Но он меня слушал.
   - Иван узнал, что в Москву вернулся его бывший продюсер. Так? Тишина.
   - Узнал он это, наверное, от Романа. Или еще от кого-то в студии.  Он
испугался. Потому что у него на руках все еще не было расписки. И еще за
тебя. Он понял, что тебя тоже могут обмануть. Он этого не хотел.
   Женя повернулся,  я  не  различила  его  лица  в  темноте,  но  голос
прозвучал сдавленно:
   - Я ничего не знаю про расписку.
   - Может быть. - Я погладила его  по  плечу.  -  Но  он  пытался  тебя
остановить, так? Ты не слушал его. Вы повздорили. В первый раз  или  уже
не в первый... Потом он ушел. Я встретила его на улице. Он проводил меня
до дома и вернулся в  студию.  Уж  не  знаю  зачем.  Может,  его  бывший
продюсер собирался туда приехать?
   Молчание. Он меня не останавливал.
   - Там... Что было там, Женя? Ты можешь мне сказать?
   И так как он по-прежнему молчал, я продолжила сама.  Я  предположила,
что Ивану понадобилось сделать какой-то звонок. Куда он хотел звонить  и
кому, я не знала. А Женя не сказал этого. Он слушал меня молча.
   - Главное, скажи, кто провел его в кабинет Елены  Викторовны?  Роман?
Ну почему ты не отвечаешь? Ты пойми, тот, кто  это  сделал,  и  замыслил
убийство. Если ты  с  ним  туда  не  заходил,  все  в  порядке,  -  тихо
продолжала я. - Ты... Ты не заходил вместе с Иваном в тот кабинет?
   - Нет! - неожиданно  откликнулся  Женя.  А  я  уже  потеряла  надежду
услышать его голос.
   - Тогда кто это сделал? Роман?
   Женя снова отвернулся к  стене.  Дышал  он  неровно  и  будто  боялся
вдохнуть воздух полной грудью.
   - Его ударили слева, сзади, и если ты...
   - Замолчи... - сдавленно произнес он.
   - Его ударили левой рукой, а ты...
   Он вскочил, едва не наткнувшись на меня, и вылетел на кухню. Хлопнула
дверь, зазвенело неплотно пригнанное стекло. Я сидела  на  краю  дивана,
босые ноги заледенели, в руке почему-то оказалось мокрое,  отвратительно
холодное полотенце. Я бросила  его  на  пол,  оно  тяжело  шлепнулось  о
паркет.  Ах  да,  я  же  ставила  компресс,  когда  у  Жени  воспалились
заплаканные глаза. Я пыталась его успокоить.
   Остаток ночи Женя просидел на кухне, положив голову на стол, скрестив
под щекой сложенные руки. Возможно, он  спал  в  такой  позе,  но  я  не
проверяла. Только один раз зашла на кухню попить воды. Утром он оделся и
ушел. Я не спрашивала куда, а он не сказал.
   На работу я в тот день просто не пошла.  Болезнью  отговориться  было
невозможно, ведь вчера я  выглядела  абсолютно  здоровой.  Я  просто  не
явилась. Когда звонил телефон, я чуть  приоткрывала  глаза  и  играла  в
неинтересную  игру  -  пыталась  угадать,  кто  звонит.  На  третий  или
четвертый  раз  решила  проверить,  правильно  ли  угадываю.  Оказалось,
правильно.
   Валерия Львовна рвала и метала.  Я  выслушала  вполне  цензурные,  но
очень обидные высказывания о моей работоспособности,  ответственности  и
прочем. Меня все это совсем не задело. Она удивилась, услышав мое  вялое
"а-а-а" в ответ на известие об увольнении.
   - Ты поняла,  что  я  сказала?  -  все  еще  агрессивно,  но  немного
растерянно переспросила Валерия Львовна.
   - Я поняла. Когда прийти за документами?
   Она окончательно растерялась. Даже спросила, не рано ли  я  вышла  на
работу.  Это  был  путь  к  цивилизованному  отступлению  -  если  бы  я
пожаловалась, что грипп вернулся с новой силой, меня, может,  помиловали
бы... Но  я  только  уточнила,  когда  мне  отдадут  трудовую  книжку  с
соответствующей записью. И повесила трубку.
   Спала я урывками.  Часов  в  восемь,  открыв  глаза  и  посмотрев  на
остановившийся будильник, решила подняться и разогреть  вчерашний  ужин.
Мы так и не притронулись к нему. А  когда  я  ела  жаркое  из  курицы  -
подгоревшее  с  одной  стороны,  холодное  с  другой,  -  телефон  снова
зазвонил.
   Это была Ксения. Она сообщила, что  ее  по-прежнему  можно  найти  по
старому телефону. Она никуда съезжать не собирается.
   - Очень рада, - вяло ответила я. - Договорилась с Жанной?
   - С Татьяной, - сообщила она.
   - Как с Татьяной? Она что же...
   - Да вернулась, разумеется! Благополучно притащилась обратно. А что я
говорила?
   И Ксения непередаваемо победоносным,  тоном,  сообщила,  что  Татьяна
все-таки продала участок. Казалось, эта новость  вызывает  у  нее  самые
радостные чувства.
   - Она сама сегодня звонила и минут десять извинялась за  то,  что  не
может - мне ничего дать, - сообщила Ксения. - Дескать,  сама  ничего  не
получила, хотя и торговалась  как  могла.  Но  зато  она  золотце  наше,
разрешила мне остаться на этой квартире. - Ксения фыркнула; - Бывают  же
люди... Сделают подлость да еще  хотят  прилично  выглядеть!  Я  сказала
"большое спасибо", но могу и сама о себе позаботиться.
   И уже менее  воинственно  добавила,  что  бесконечно  там  сидеть  не
собирается. Наверное, будет думать о возможности снять дешевое жилье.  В
конце концов, у Ивана было много друзей, ей помогут.
   - Знаешь, что еще она мне сказала?  -  добавила  Ксения.  -  Расписка
теперь порвана. Мне-то  что  до  этого!  Как  будто  это  когда-то  меня
волновало! Да и не верю я в это. Вот если бы она  показала  мне  клочки,
тогда... Ты слышишь меня? Я ответила, что слышу.
   - Как там у вас дела? - поинтересовалась Ксения.  -  Карьера  у  Жени
двигается?
   Я ответила, что очень скоро она увидит его  по  телевизору.  Повесила
трубку и тут же перезвонила Жанне. Мне ответил мальчик. Сказал, что мама
спит, Жанна в школе, и пусть я перезвоню часа  через  два.  Я  попросила
все-таки разбудить маму.
   Сперва Татьяна со мной разговаривать не пожелала. Она даже не поняла,
кто я такая, что, впрочем, было совсем неудивительно. Голос  у  нее  был
сонный и какой-то вялый.
   Когда  я  спросила  об  участке,  она  насторожилась  и   потребовала
объяснить, какое мне до этого дело. Участок по праву принадлежал  ей,  и
она могла его продать, кому и за сколько угодно.
   - Но ведь вас заставили отдать его даром? - спросила я.
   - Ничего подобного!
   - Ну, не даром, а  за  расписку  Ивана.  Или  за  спокойствие  вашего
ребенка?
   Она начала заикаться от волнения:
   - Вы та девушка, о которой говорила Жанна? Вы ничего не поняли, вы...
Все было не так!
   - Я уже слышала что-то подобное, - перебила я  ее.  -  Куда  они  вас
увезли? Это были те двое - Женя и Роман? Скажите хотя бы это!
   Она крикнула, чтобы я оставила ее в покое, и бросила трубку.
 
*** 
 
   Самое нелепое, что мы поженились в день святого Валентина.  Нам  и  в
голову не пришло подгадывать свадьбу именно к этому дню. Тем более,  что
желающих было предостаточно, можно сказать, ЗАГС в тот день работал  без
передышки. Нам просто повезло -  если  можно  говорить  о  везении.  Тем
более, что мы с Женей очень  разочаровали  регистраторшу  в  ЗАГСе.  Нам
предложили  множество  свадебных  радостей  -  строго  по  прейскуранту.
Машины, вплоть до белых лимузинов,  видеосъемку,  живую  музыку  и  черт
знает что еще. Мы от всего отказались наотрез. Отказывалась  в  основном
я. Женя держался так, будто все происходящее вообще его не касается.
   Свадебного платья у меня,  кстати,  тоже  не  было.  В  день  святого
Валентина  я  была  самой  неинтересной  невестой,  какую  только  можно
выдумать. Другие изощрялись как  могли.  Я  без  зависти  любовалась  на
развевающиеся шелковые, шлейфы, километры фаты, белые венки и букеты.  А
на мне было светло-зеленое платье, правда нарядное и совершенно новое...
Но его можно было надеть в любой другой день, и никто бы не  заподозрил,
что это бывшее платье невесты. Меня  украшал  только  белый  цветочек  в
волосах - на нем настояла мама, и я нацепила его,  чтобы  она  не  очень
расстраивалась.
   Но мама все-таки расстроилась. Потому что Женя  (которому  очень  шел
новый серовато-голубой костюм) даже  часа  не  просидел  за  праздничным
столом. Он послушно выпил шампанского, несколько раз  поцеловал  невесту
(то есть, меня), а потом быстро исчез. Как раз в эти дни шла интенсивная
работа над подготовкой первого альбома группы. Ребята - я уже  знала  их
всех - усиленно занимались хореографией,  поскольку  в  самом  ближайшем
будущем планировались сценические выступления.
   Ребята, кстати, были неплохие. Они мне  почти  понравились.  Почти  -
потому  что  текст  той  песни,  которую  мне  довелось  услышать  в  их
исполнении, был невероятно, термоядерно глупым. Голоса -  заурядными  до
тошноты. Ну а если постараться не слушать, а только смотреть... Тогда  я
не смогла бы их отличить от десятков  других  мальчиковых  групп.  Да  и
смотреть не хотелось.
   Женя был среди них самым старшим. И он единственный из них теперь был
женат. Вот и все отличие.
   - Я не так представляла твою свадьбу, - сказала мама, отведя  меня  в
сторонку и стараясь, чтобы нас не подслушали.
   Празднество проводилось в небольшом, специально арендованном для этой
цели кафе. Роман, кстати, не приехал, хотя обещал. Думаю, он  просто  не
мог меня видеть.
   - Твой муж как-то демонстративно ушел, - сетовала мама. - Я  от  Жени
такого не ожидала... В день своей свадьбы...
   Я еще раз объяснила, какой плотный график  у  Жени.  Призналась,  что
сама почти его не  вижу.  Сделала  все,  чтобы  ее  успокоить,  но  мама
твердила, что ничем хорошим это не кончится, потому что она видит - Женя
думает совсем о другом.
   Я никаких прогнозов не строила. С тех пор как  Толя  представил  меня
руководству своей радиостанции, у меня  тоже  не  оставалось  свободного
времени.  Приходилось  задерживаться  на  работе  допоздна,   а   то   и
возвращаться среди ночи. Так что Женю я почти не видела.
   Странно, как быстро изменяются события,  оставшиеся  в  прошлом.  Еще
вчера они казались такими  значительными,  застилали  весь  горизонт.  А
потом... Как будто  кто-то  начинает  задергивать  занавес.  Постепенно,
каждый  день  закрывая  новый  фрагмент  воспоминаний.   И,   неожиданно
обернувшись, ты вдруг видишь, что почти все затянулось серой пеленой.  И
возвращается нормальная жизнь, в которую уже не верилось.
   Почти нормальная - при нашем-то графике. Обычно  я  поднимаюсь  очень
рано. Торопливо пью кофе и убегаю на работу. Иногда меня у подъезда ждет
в своей новенькой машине Толя. Он  живет  в  нашем  же  районе  и,  если
успевает, захватывает меня по дороге на работу.
   Женя видел его один раз  и  нашел  симпатичным.  Признаков  ревности,
однако, не выказал. Надо сказать,  что  и  я  совершенно  перестала  его
ревновать. Мама предупреждала меня: погоди, начнутся концерты,  появятся
поклонницы, и тебе придется встречать Женю у запасного выхода, чтобы его
не  утащила  с  собой  какая-нибудь  предприимчивая  девица.  Я   только
смеялась.
   Мне несколько раз звонил Павел. Сперва домой, но застать меня  теперь
было  сложно.  Я  похвасталась  своими  профессиональными  успехами,  он
воспринял эту новость довольно кисло. Я дала ему свой рабочий телефон, и
с тех пор Павел стал звонить мне на работу. Мы вели с ним ни к  чему  не
обязывающие разговоры. И мне все чаще казалось, что  он  принял  во  мне
участие вовсе не  потому,  что  надеялся  сделать  интересный  репортаж.
Думаю, его интересы носили иной характер... Но  я  все  равно  была  ему
благодарна. Мне трудно было забыть о том, как  он  открыл  мне  дверь  и
впустил в квартиру, когда  я  уже  ни  на  что  не  надеялась.  Так  что
знакомство не обрывалось.
   Каждый раз, когда мы с ним разговаривали, у меня появлялось искушение
попросить его связаться с Володей и отдать мне кассету. Но каждый раз  я
вешала трубку, так и не высказав  своей  просьбы.  Я  говорила  себе:  в
следующий раз. В следующий раз, когда я буду точно знать, что сделать  с
этой кассетой. Стереть ее, записать туда что-то другое, например один из
репортажей, которыми я занималась в последнее время. Или...
   Или оставить ее как страховку. Как запасной парашют. Как единственный
факт, которым я на самом деле обладала. Потому  что  Татьяна  так  и  не
рассказала, где провела более чем трое суток и почему  продала  участок.
Жанна видела договор купли-продажи и сообщила мне по телефону, что сумма
там стояла ничтожная. Думаю, что Татьяна и этой суммы не получила  -  во
всяком случае, Жанна никаких денег у нее не видела.
   В следующий раз, говорила я  себе  и  вешала  трубку.  Пусть  кассета
остается там, где она сейчас - подальше от Романа, от  Жени  и  даже  от
меня самой. Потому что бывали минуты, когда я испытывала к  Жене  острую
жалость. И тогда мне хотелось стереть эту запись - дать ему прослушать и
на его глазах стереть. Потому что он не был счастлив. У него  больше  не
было запасной жизни. Она  стала  реальностью,  карикатурно  исказившись.
Лучший способ расправиться с мечтой - пойти на компромисс.  Женя  теперь
это узнал, как и я. Он был только одним из мальчиков  в  посредственной,
слепленной по шаблону группе. А я... Я была его женой.
   Группа была обречена на успех - скорее, всего, не очень  громкий.  Во
всяком случае, не такой, о котором он когда-то мечтал. А о  чем  он  мог
мечтать сейчас? О месте продавца в музыкальном магазине? А я?  О  чем  я
могла мечтать сейчас? О том, что когда-нибудь снова смогу посмотреть  на
него с прежним обожанием? Но для этого нужно было ослепнуть,  а  удастся
ли это... Возможно, понадобится еще один компромисс. Или просто  немного
времени. Интересная штука - время.
   В следующий раз, говорила я себе. Оставлю кассету на тот случай, если
Женя снова напугает меня, взяв ручку или ложку левой рукой.  Потому  что
этого я просто видеть не могла. Он напарывался на мой взгляд  и  тут  же
молча менял руку. Но ошибался до сих пор. И  каждый  раз,  видя  это,  я
думала о том, о чем хотела бы забыть.
   Я говорила себе, что он  это  сделал  не  нарочно.  Потому  что  Женя
начинал орудовать левой рукой, совершенно этого не замечая. Как и тогда,
когда нанес тот удар... Если этот удар все-таки был... Если он был...
   Тогда мне рано или поздно понадобится запасной выход.