рое  вызывали  в  ней красивые
вещи.
     Но купить было ничего нельзя, у  нее не  было денег. Не страшно, завтра
Андрей ей даст деньги и она сюда снова придет и все купит.
     Но как-то неудобно. Неудобно брать деньги у Андрюши...
     А  как же тогда? Как живут  другие люди, другие семьи,  где  женщины не
работают?
     Но то семьи, а мы что? - Любовники! Это не то же самое.
     Почему не то же самое? Мы живем вместе. Мы любим друг друга. Это и есть
семья, разве нет?
     А  ведь я никогда  не  смогу выйти за  Андрюшу замуж... Я  замужем! Уже
замужем!
     Можно развестись... Но как...
     Ну и ладно, мы будем жить так. Даже лучше!
     Вечером она  рассказала Андрею о своей прогулке.  Он очень обрадовался,
что  она  решилась  выйти погулять, - это ей будет на пользу! Он ей  оставит
денег  и  завтра  она  сможет  пройтись  по магазинам  и  купить  себе,  что
приглянется.
     Вот  так, все  просто и  нормально,  все, как  в настоящей семье. У них
настоящая семья, с Андреем.
     От этой  мысли  сделалось  необыкновенно  легко  и радостно. Алина даже
удивилась: совсем недавно, в больнице, одна только идея, что она должна жить
в  какой-то семье,  ей  казалась убийственной! А  вот  теперь  у  нее  такое
ощущение, будто она только и делала всю жизнь, что мечтала иметь семью, дом,
полный любви и  уюта... Словно  у нее никогда раньше  этого не было,  и  она
отчаянно истосковалась в безнадежном ожидании счастья...
     Собственно, наверное  так и  было?  Она ведь сирота. Хорошо, что она не
помнит, как плохо ей было жить без мамы с папой...
     Право, в амнезии есть свои плюсы.


     ...  Кис  нет-нет, да и возвращался  мысленно к  той сцене у дома,  где
поселились  Алекс  с Алиной: высокий парень в  черных очках и кепи с длинным
козырьком, задрав голову, пристально вглядывается в окна...
     Конечно, Алекс прав: не одни  они в этом доме живут. Но  все же их окна
выходят на эту сторону - раз, и парень смотрел на верхние окна, а они-то как
раз  на последнем  этаже и живут  - два...  Может,  там  просто рядом окошко
девчонки, которая ему нравится? Может, может....
     Алекс уверен, что  парнишка  этот живет по соседству. Дай-то Бог. А все
же как-то свербит у Киса внутри.
     С другой стороны, кому они нужны, голубки влюбленные?
     Разве что Филиппу?
     Что  собой представляет  Филипп, Кис толком не знал.  Тройное  убийство
говорило  о многом, но неоткуда было  узнать и понять,  что именно и как его
связывает с Алиной. Гена отнекивается от всего, а может и впрямь не знает...
     Да, у них  были когда-то отношения.  Сохранил ли он до  сих пор  к  ней
чувства? Мучает ли его  - до  сих пор! - ревность? Почему он убил Георгия? А
убил его, вне всякого сомнения, Филипп: его отпечатки нашли на полене...
     А зачем секретарь вообще туда  поперся?  Несомненно,  это он подал идею
вытянуть из  Алины деньги,  Кис не забыл  его  фразу:  "На  что  ей  деньги,
спрашивается, если она их потратить толком  не умеет?!" И секретарь рассудил
по-простому: "ей не нужны деньги, а мне нужны. Я-то знаю, как их потратить!"
     Алексею  вдруг  подумалось, что от  совкового менталитета  "все  вокруг
народное,  все вокруг  мое" до  криминального, воровского  и рэкетирского, -
всего один шаг. Меньше: пол, четверть шага...
     И Георгий эту  четверть шага  легко  сделал.  Решил  "перераспределить"
капитал "по справедливости". Он-то знал,  что  у нее с мужем счет общий, вот
губу и раскатал! Да только со своим лоточным мышлением промахнулся: общий-то
он  общий,  да  относительно  небольшой;  а крупные суммы  на  другом  счету
находятся, на отдельном...
     Ладно, Георгий идею подал. Хлопоты взяла на себя Марго. Ну, и  чего ему
дома не сиделось? Зачем  он  к ней  поехал? Алину уламывать? И почему Филипп
убил его? Причем как: поленом! Сзади подошел, пока тот был занят... Чем?
     Или - кем?
     Алиной?
     Филипп Алину  спасал? От домогательств или от издевательств Георгия? На
ней была майка Филиппа,  ее белье нашли разрезанным... И длинная царапина на
животе... Проведенная острым лезвием каттера, который тоже нашли на даче. На
нем отпечатки Георгия - это он им разрезал одежду  Алины. И отпечатки Алекса
-  Георгий  привез  каттер  с  собой  из  дома.   Секретарь   пытался  Алину
изнасиловать? При осмотре Алины врачи обнаружили следы полового акта. Спермы
не было, но  генетический  анализ маленьких частиц позволил установить,  что
это не Георгий. Видимо, Филипп... Особенно, если учесть, что спермы не было:
только Филипп мог позаботиться  об  Алине, хотя  взял  он  ее, скорее всего,
силой: на ее  запястьях обнаружены  легкие гематомы -  следы сильных мужских
пальцев, окольцевавших тонкие суставы...
     Следовательно, секретарь пытался Алину запугать.
     Допустим, Филипп действительно убил его, спасая  от  его  издевательств
Алину.
     А Марго почему убил?
     Секретарь, конечно,  появился на даче с ее ведома. Предположим,  Марго,
не добившись от Алины результатов, приставила Георгия к делу вымогательства.
Георгий взялся за работу при помощи каттера...
     В  это  время,  по словам  Гены, подтвержденным  свидетелями,  компания
сидела в кафе на Арбате.
     Но ревнивый Филипп, должно быть, места себе не находил. Бросив дружков,
он вернулся на дачу и застал сцену...
     И всех наказал: и Георгия, и Марго, и Антона.
     За Алину.
     Других объяснений этим трем убийствам не находится.
     А если сюда приплюсовать ту ночную сцену на даче, когда Филипп бросился
вдогонку  за Алиной... Что  ж, вывод напрашивается неутешительный: Филипп до
сих пор ее любит...
     Но был ли это он там, под окнами у Алекса? Кис узнать его никак не мог:
в темноте  на даче толком не успел разглядеть,  и все, чем он располагает, -
это  устные  описания,  которые  он   собрал  во  время  розыска  Алины,  да
низкокачественная  фотография  с  милицейской листовки  "разыскивается особо
опасный преступник"...
     Да   только  фотографии,   будь   она  даже  высокого  качества,  мало.
Человеческое  лицо  так  изменчиво! Кис  сам  себя не  узнает  частенько  на
фотографиях... Плюс кепи, под которым не видно ни цвет, ни длину волос; плюс
очки, скрывающие глаза, плюс длинный козырек, оставляющий лицо в тени...
     Но  дело,  в  принципе,  не  в этом.  Дело  в том, что  было бы  полным
сумасшествием болтаться под окнами  у Алекса, когда его ищет вся  московская
милиция!  Это прямое  самоубийство!  Единственным  разумным  поступком в его
ситуации было бы спрятаться подальше, лечь на дно и затихнуть.
     Если он, конечно, не сумасшедший и не самоубийца.
     Нет, это не мог быть Филипп. Слишком безумно такое предположение.


     И  все-таки  беспокойство  не отпускало  его. Он  снова послал Ивана на
дежурство - тот проторчал еще два дня в окрестностях дома и никого, похожего
на описанного  парня, не увидел.  По крайней  мере,  никто  у дома  Алины не
толокся и за окнами не следил...
     Кис однако, вместо того,  чтобы  успокоиться,  призадумался:  если, как
предположил  Алекс,  парень  этот  живет  по  соседству, -  то  куда  же  он
подевался? Он же должен куда уходить и откуда-то приходить?
     Алекс на осторожные расспросы Алексея подивился и снова  пошутил, что у
Киса сдвиги на профессиональной почве.
     Разумеется, сдвиги. Только ты, дружище,  не знаешь ведь того,  что знаю
я... И, к счастью для тебя, знать не хочешь.
     И Кис самолично  отправился  в подъезд,  указанный Алексом. Он прилежно
обошел каждую квартиру, расспрашивая обитателей подъезда о высоком  парне  в
кепи и черных очках, и выяснил, что таковой в подъезде не проживает и никому
из жильцов незнаком.


     ...  Какое  неизъяснимое блаженство  испытывала Лина,  выбирая  одежду,
разговаривая  с  продавщицей,  молоденькой   девушкой,   которая  завистливо
поглядывала на ее стройную  фигуру, плотно схваченную коротким синим платьем
в обтяжку! Лина изучала себя;  она перемеряла все цвета  и все стили одежды,
которые нашлись  в  этом магазинчике, недорогом, конечно, -  откуда у Андрея
деньги на дорогой магазин! - но это было неважно,  совершенно неважно: на ее
стройной фигуре все, абсолютно все сидело отлично и все ей шло.
     Лина  крутилась  перед зеркалом,  прохаживалась,  оборачиваясь  на себя
через  плечо; продавщица ахала, ахали немногочисленные посетительницы, глядя
на ее  примерки.  Нужно  было  на чем-то остановиться,  что-то  выбрать  для
покупки; нужно было уложиться в сумму; нужно  было, наконец, заканчивать,  -
она и так провела в этом магазинчике почти полтора часа.



Глава 36.


     "Что можно делать в магазине полтора часа, черт побери?!"
     Филипп истомился ее ждать.  Он чувствовал себя неловко в этом  костюме,
на который он потратил  почти все свои сбережения. Он таких костюмов никогда
не носил, и  теперь ему казалось, что  костюм существует от него отдельно, и
все это видят: вот  торчит на углу у магазина молодой человек, а  вот  стоит
костюм...
     Тогда, в  больнице, Аля, кажется, ничего  не заподозрила, - ему неплохо
удалась  сочиненная экспромтом сцена, мгновенно родившаяся в его воспаленном
мозгу, как только он услышал разговор Алекса  с врачом. Спасибо,  Мурашов! -
усмехнулся про себя Филипп, - такую идейку подкинул!
     Но теперь это проклятое ожидание рождало в нем неуверенность, распыляло
нужный настрой. А  без него он не сумеет сыграть роль Мужа, которая и так-то
у него трудом получается; не сумеет сделать то, что задумано на сегодня!..
     В больнице ему удалось узнать у раздраженного доктора  Паршина, что Аля
самовольно  покинула "лечебное заведение", и теперь все вопросы к  ее  мужу,
так как это он помог ей ускользнуть, хотя и по чистому совпадению.
     Филиппу ничего  не  оставалось  делать, как  смириться. Несколько  дней
прошло в пустоте,  тоске и злости,  без всяких мыслей. Но  постепенно  мысли
стали появляться, вернее, одна: раз память еще не вернулась к Але, то не все
для него потеряно! Можно  попробовать  сказать ей, что ее обманули,  что  ее
настоящий  муж - это  он,  Филипп... А этот тип, с  которым  она живет - это
переодетый следователь... Бред, конечно, сказочка  для маленьких детей, даже
Аля в нее не поверит...
     А  кто  ее  знает,  во  что  она поверит.  Она всегда  была  доверчивой
дурочкой, а уж после амнезии... Шансов мало, но - надо попробовать...
     А не поверит - тем хуже для нее. Он увезет ее силой.
     Он не может жить без нее.
     У него ничего в жизни не осталось, кроме нее.
     ... Все, в конечном итоге, произошло, как в его детских снах. Теперь не
во сне - наяву он почувствовал вкус крови. Теперь люди окончательно отвергли
его. Они  охотятся за  ним,  как за волком. Они отобрали  у него  девушку со
светлыми волосами и синими глазами, и думают, что победили!
     Но легенда написана - давно написана и не вами, жалкие людишки! - и все
уже было,  и  ничего нельзя  изменить: девушку волк украдет!  В свое  логово
унесет! И  никто никогда не  найдет  их  - ни волка, ни девушку... Они будут
заниматься  дикой, яростной любовью, неведомой выродившемуся племени людей -
до изнеможения, до крови, до смерти! Он в нее вобьет всего себя целиком, как
вбивают осиновый кол в оборотней, - и человеческая самка станет волчицей!..
     Он,  гордый и хитрый, смелый и опасный -  он  бросил им вызов. Давайте,
ловите! Не поймаете!!!
     Он все продумал и все приготовил. Давно, еще когда  он учился играть на
саксофоне и соседи  жаловались на утробный звук, терзавший их уши  с утра до
вечера, один приятель по кружку саксофона предложил: давай на лето ко мне, у
меня  есть  от  бабки  развалюха  под  Калязином,  стоит  почти  в  лесу,  в
полузаброшенной  деревне, где  доживают,  в ожидании смерти, пяток  одиноких
глухих стариков... Наиграемся вдоволь!..
     Туда он  и повезет Алю. Никому  в голову не придет их там искать. С тем
приятелем он уже лет  семь как не общается; ключ ему не нужен -  в дом войти
проще  простого:  через дыру  в  пристроенном сарае.  Филипп совсем  недавно
побывал в этом доме, - именно там он отсиживался, выхаживая больную ногу,  -
и  понял, что  хозяин туда так  и  не наведывался с  тех  самых  пор...  Дом
окончательно пришел в запустение, сад зарос бурьяном и какой-то дикой лесной
порослью,  дорожки  исчезли  под буйной  сорной травой, и  только одичавшие,
мелкие яблоки усеивали нетронутый человеческим присутствием сад...
     Теперь они будут жить там с Алей. Больше им никто не нужен. Только лес,
глухие старики - и они.
     И он больше никогда, никогда - слышишь, Аля? -  не ударит ее. Они будут
жить в любви и согласии, волк и волчица, и будут счастливы.


     ...  Продежурив целый день у  загородного дома Мурашовых, Филипп понял,
что дом необитаем. На следующий день он ждал выхода Мурашова из издательства
и проследил за ним.
     Выяснилось,  что  Мурашов живет  теперь  в каком-то невероятном  старом
четырехэтажном   доме  на  одной  из   пестрых  улиц  в   Замоскворечье,  и,
следовательно, где-то за одним из многочисленных окон должна быть и Аля.
     У факта этого странного переселения должно было  обнаружиться значение,
и  после напряженного недельного размышления оно  открылось Филиппу: Мурашов
выдавал  себя  за  кого-то  другого,  но  не за мужа  Али  -  иначе  бы  они
просто-напросто жили у себя дома.
     Надежды Филиппа  удвоились. Он  стал следить за домом, рассчитывая, что
рано  или поздно  Аля  мелькнет  -  в  окне,  на улице, где угодно, лишь  бы
появилась, лишь бы ее увидеть!
     Он охотился. Он крался. Он  переодевался. Он выслеживал.  Расспросов он
избегал,  это могло насторожить. Он лишний раз не  появлялся в окрестностях,
он  прятался  в  подъездах  и  подворотнях и, едва  ему казалось, что чей-то
взгляд задержался  на  нем  чуть  более  пристально, он немедленно исчезал и
воздерживался от слежки в  последующие дни - чутье его  обострилось и вел он
себя крайне осторожно, как и положено хищнику.
     Пару раз он сталкивался с самим Мурашовым, но  это  было не опасно: тот
не знал Филиппа  в  лицо. Мурашов  совершенно  не обратил на  него  внимания
тогда, в больнице, когда Филипп подслушивал их разговор с врачом.  К тому же
теперь инстинкт подсказал Филиппу сделать вид, что он местный житель, и один
раз при виде Мурашова  он заговорил с каким-то пацаном, в другой раз - вошел
в подъезд дома напротив. К счастью, Филипп носил черные очки и  они скрывали
его взгляд, наливающийся тяжелой ненавистью при виде того,  кто украл у него
Алю.
     И, наконец, он дождался. Его постоянные дежурства принесли  свои плоды:
Аля вышла из дома!
     Когда  он  увидел ее,  он  бессильно шагнул  в  ее  сторону,  его  тело
сделалось  мягким,  ватным,  жарким  и он остался на месте,  притулившись  к
стенке плечом.
     Аля  немного  изменилась за все  это  время; она была бледна, совсем не
загорела за лето, но черты ее лица как будто бы стали четче, резче, ее глаза
(она почему-то не надела очки) с темными зрачками сделались совсем огромными
и загадочными, а в  линии губ образовалась новая, сладкая, чувственная ямка.
Она стала немного  другая, но такая же красивая; еще  более соблазнительная,
еще  более  желанная... Выражение  лица  ее  было  безмятежно,  глаза  сияли
счастьем.
     Филиппа  больно  кольнула ревность.  Резанула  ревность.  Нет,  хуже  -
ударила  под дых. Он  был в бешенстве. Как  она  смеет  быть счастливой  без
него!!! Так бы и прыгнул, схватил, унес бы волком к себе в логово!
     Но надо было быть осмотрительным, ждать.
     Он  ждал. Он следовал за  ней по другой стороне улицы, она  его видела,
она  на  него косила краем глаза, она  ему  улыбалась;  она  его  не узнала.
Разумеется, не узнала. Не могла узнать, в  драных джинсах, потертом свитере,
в кепи и очках.
     Ничего,  узнает.  Сегодня.  Узнает  не вчерашнего  панковатого парня  -
узнает Мужа. Того, кто приходил к ней в больницу.  Того,  с  кем она  должна
жить. Обязана жить.
     Она ведь меня не любит, не знает, не помнит - мелькнуло где-то на краю,
на периферии сознания.
     Ерунда.
     Все  будет просто. Все будет так, как он хочет. Зато он ее знает,  Алю:
когда она его  увидит,  она испугается  -  потому  что она понимает, что  не
хорошо  жить с  не-мужем,  когда у тебя муж  есть; когда она испугается, она
будет  парализована,  так всегда  с ней  бывает;  она  ничего  не успеет  ни
сообразить, ни предпринять, как он ее уже посадит в машину; и увезет. И все.
     А  что  будет потом  -  видно  будет. Он  ее удержит - хоть силой, хоть
сказками  про милицию, про  суд,  и  она  не  посмеет от него  уйти.  А  там
привыкнет. Полюбит  -  почему нет?  Любила  же когда-то?  Опять полюбит.  Он
знает, в чем его власть над ней, он знает, как с ней нужно, стоит ему только
к ней прикоснуться, вот так... да, вот так... А потом и этак...
     Воображение его  заработало, воспоминания  мешались с фантазией,  кровь
прилила к лицу и он простоял  так  какое-то  время,  в  оцепенении, красный,
тяжело дыша...
     К действительности его вернул любопытный взгляд прохожего.
     ... Что же Аля так долго? Что можно делать в магазине полтора часа? Она
что,  весь магазин скупает?  Ну и  хорошо, он ее увезет вместе с  покупками,
будет что носить на первое время...
     Нельзя так задумываться,  он перестал  следить за дверьми магазина,  за
долгое  ожидание  его внимание рассеялось! Вот какая-то женщина вышла только
что  -  не  Аля  ли? Филипп вытянул шею,  разглядывая  за прохожими вышедшею
женщину. Нет, не Аля. Не мог ли он ее пропустить? Нет, конечно не мог.
     Но  невозможно  же столько  времени находиться  в магазине! Он,  должно
быть, ее пропустил, упустил!
     Филипп шагнул из-за угла и остановился у витрины.


     ...Совершенно очевидно, что  нужно взять вот эту юбку с этим жилетиком.
Маленькую  черную  юбку с  маленьким стеганым  жилетиком; они  ей  так идут!
Только  какой  пояс  выбрать?  Понятно,  что  черный,  но  лакированный  или
замшевый? Лучше просто кожаный; но тогда с какой пряжкой?
     Молоденькая продавщица уже  устала с ней - подавать ей  юбки и  платья,
брюки и шорты, пиджаки  и кофточки,  пояса и  шарфики, говорить комплименты.
"Заканчиваю, заканчиваю, - засмущалась Лина, приметив раздраженный взгляд, -
вот этот, возьму, пожалуй, да, вот этот".
     Лина еще раз повернулась перед зеркалом.
     Решено, этот  пояс  лучше всех. Отлично  сидит, сдержанный,  из хорошей
кожи... Лина напоследок окинула себя взглядом с головы до ног.
     Но  в  зеркале была  не  только она.  В  зеркале,  несколько  смазанный
расстоянием и отблесками света, но все же хорошо  видный, был еще и высокий,
темноволосый  мужчина, одетый в элегантный костюм, с галстуком, с  булавкой,
со стрижкой...
     В зеркале был Муж.


     Он  стоял  снаружи,  на   улице,  у  края   витрины  и  смотрел   через
отсвечивающее стекло вовнутрь магазина, приставив ладонь к лицу.
     Побледнев, Лина слабеющими ногами сделала шаг вбок за стойку с одеждой.
Сердце ее бешено колотилось.
     Продавщица глянула на нее с изумлением.
     Пускай, не до нее.
     Уняв немножко свой пульс, Лина осторожно  выглянула из-за стойки: по ту
сторону витрины никого не было. Уж не привиделось ли ей?
     Нет, не привиделось! Он  там был минуту  назад,  он  стоял  у витрины и
смотрел в магазин; он знал, что Лина внутри.
     Но  как?! Как он мог ее выследить? Как он  мог ее найти?  Эта случайная
встреча  с Андреем,  неожиданная  даже для нее самой - какой же след  он мог
взять, чтобы найти место ее обитания? Совершенно невероятно, но факт: нашел!
Только теперь это неважно, важно другое: что делать?
     Что делать, что делать, что делать?!!!
     Выйти из магазина.
     Спокойно, с достоинством.
     И сказать: я люблю другого. Я никогда не буду жить с тобой. Оставь меня
в покое.
     Она не сумеет! Не сможет,  не отважится, не посмеет. Она его... боится,
да, это глупо, но это так, надо признать! Она