октября.
     Они  с Андреем красивая  пара. Она это  чувствовала вчера  всеми порами
кожи, читала во всех взглядах, и даже слух ее уловил чей-то скупой  выдох: "
красивая пара"...
     Конечно,  Андрюша очень  хорош  собой.  Эти чудные  глаза с  длиннющими
темными  ресницами,  эти завитки  каштановых  волос, которые она  так  любит
пропускать меж пальцев... Да  и она  - красивая  девушка! Идешь по улице - и
все тобой  любуются.  Ну  и  что, что зависть? Она  бы  и сама  на  их месте
завидовала! А вон и тот парнишка, в кепи  с  длинным козырьком,  который так
косился на нее три дня назад: снова косится!
     Впрочем, кажется, не он: у того усиков не было, а у этого  есть... да и
кепи, вроде  бы, не такое...  Но  это не имеет  абсолютно никакого значения,
главное - что и этот глаз от нее отвести  не может! Естественно, ведь на ней
сегодня новая короткая юбка, с этой дивной маечкой, которая чуть-чуть, самую
малость приоткрывает верх  груди; сверху шелковистая  легкая  куртка  -  она
распахнута, и на шее маленький шелковый платочек... А духи - что за запах, с
ума можно сойти!
     Лина  не  смогла  сдержать  улыбку:  парнишка  этот  какие-то  листовки
раздавал прохожим, но так  на Лину засмотрелся, что раздавать перестал. Руку
кому-то протянул, - она так  и  повисла в воздухе. Ну не  надо уж так сильно
волноваться,  молодой  человек, подумаешь  - красивая  девушка,  если  из-за
каждой  столбенеть,  так  и  в столб  превратиться можно!  -  снисходительно
подумала она и улыбнулась.
     Молодой  человек  с  усиками  спохватился,  отдал прохожему  листок,  и
прямиком устремился к Лине.
     -  Для  такой красивой  девушки  -  самая лучшая  реклама!  -  бодрым и
неожиданно тонким, ломким голосом выкрикнул он. Покопавшись в пачке, вытянул
из  нее  один  листок  и  вложил в  руки  Лины.  Мельком глянув  на какое-то
очередное "самое  лучшее - у нас",  она мило  улыбнулась ему и пошла дальше,
чувствуя спиной, как паренек еще долго провожал ее взглядом...
     Ей повезло, что она не  обернулась и не увидела этот взгляд, скрытый, к
тому  же, темными очками. Иначе бы сбежала без оглядки и  потом долго бы еще
просыпалась  по ночам от кошмарных  снов. Столько звериной тоски и безумной,
самоубийственной страсти-ненависти было в этом взгляде...


     Лина  готовила  ужин  к приходу  Андрея с небывалым  вдохновением.  Она
научилась  готовить,  и  все ей  удавалось необыкновенно  быстро  и  вкусно.
Тарелки больше  не бились,  сама  она  больше не  падала  -  она летала, она
порхала, она чувствовала за спиной крылья...
     Жизнь, как  Жар-птица,  разворачивала  перед ней  свои перья во всей их
блистательной  красе.  Казалось,  счастье  ее  не  имело   пределов;  каждое
мгновение ее существования, каждая клеточка ее тела были напитаны  счастьем.
Если бы так продолжалось всегда!
     Но почему бы и нет? Почему счастью не длиться? У них с Андреем есть все
для этого!
     Да, но  где-то существует Муж.  За  которым она замужем.  Который имеет
какие-то права на нее...
     Какая чушь!  Почему это  он имеет права  на нее?  Потому, что  он  муж?
Взгляд ее упал на открытку, которую она сегодня  опять  нашла в  двери: волк
положил свою большую остроухую голову на спину волчице и  смотрел в объектив
желтыми глазами, будто говоря: моя самка, не подходи!
     Вот, -  сказала себе Лина, - правильно! Мы же не волки! Мы же  люди! Мы
можем объясниться, поговорить...
     Нам нужно договориться о разводе, только и всего!
     От  этой мысли  ее передернуло.  Страх,  который она испытала тогда,  в
магазине, когда Муж примерещился ей через  стекло витрины, снова нахлынул на
нее.
     Лина  вытерла  мокрые  руки,  и,  пытаясь  унять  противную  слабость в
коленках, села на стул, обхватив себя руками, будто защищаясь...
     Чего она, собственно, так испугалась? Ну, пусть даже  там был и Муж. Не
бандит  же, не маньяк  какой-нибудь, - муж! Всего-навсего. Ничего страшного.
Уважаемый человек, между прочим, директор издательства. Чего же бояться-то?
     Он  ей,  конечно, не  нравится. Она его находит неприятным. Она его  не
любит.  Но это не  значит, что надо впадать в панику при  его  виде. Она  не
должна себя чувствовать перед ним виноватой: действительно, не ее ведь вина,
что у нее амнезия,  что она его забыла,  и что  теперь  она его не любит. Не
может любить: она любит другого. Она любит Андрея...
     Что ж, он  должен это понять. Он,  наверное, умный человек, раз  в  его
годы он уже директор такого большого, солидного издательства!
     Вот, отказалась слушать доктора Паршина, теперь гадай  - что за человек
ее муж... А согласилась бы слушать доктора - никогда бы Андрея не встретила!
Так  что  все  к лучшему в этом  лучшем из  миров...  Где-то она  эту  фразу
слышала... Или читала? Неважно. Важно то, что все не так уж страшно на самом
деле.
     Воодушевленная этой простой мыслью, Лина вскочила, схватила открытку  с
волками, выбросила  ее в  ведро - чтобы  этот  безнадежно  жесткий  звериный
взгляд не мешал ей обдумывать ее человеческие дела, - и зашагала по комнате,
сплетя руки на груди и сосредоточенно разглядывая  заляпанный краской старый
паркет.  В  туманном  стекле  зеркала,  синхронно  с  ней,   маршировало  ее
отражение, и она иногда останавливалась, чтобы на него взглянуть, словно ища
у него поддержки своим рассуждениям. Отражение угодливо поддакивало.
     Действительно, если подумать... Если подумать хорошенько, то совершенно
очевидно  совершенно  простое и совершенно необходимое решение: надо  с  ним
поговорить.  По-хорошему так,  без паники, спокойно. Все  ему объяснить.  Не
будет же он, в самом деле, настаивать, чтобы она с ним жила, раз она его  не
любит! Он, в  сущности, не должен держать на нее обиды: она его  не бросила,
она  ему  не  изменила  - она  его  забыла!  Это  разные  вещи. И ничего  не
поделаешь,  даже если  ему это и неприятно, даже если ему  это обидно  - это
факт, и надо, чтобы он посмотрел, наконец, этому факту в глаза.
     Именно! Страх надо  прогнать, надо  встретиться,  во всем разобраться с
ним вдвоем. Можно к нему  самой  поехать, так даже лучше: придет к нему, как
солидный человек, уверенный в себе - обсудить кое-какие дела...
     Он,  наверное,  теряется в догадках  -  куда она  делась?  Может, ищет.
Может, даже в милицию заявил... Но она приедет к нему домой; не станет же он
милицию вызывать, правда же? Он сам говорил,  что не хочет ее в лапы милиции
отдавать, правильно?  Так что  она ничем не рискует. Придет,  как  солидный,
взрослый человек, который не прячется от него, трясясь от  страха, а открыто
является, чтобы все по-хорошему, цивилизованно обсудить...
     Адрес она знает. Приедет; все объяснит; все уладит, договорится,  чтобы
он  ее  не  искал,  милицию  не  беспокоил  и  на  возврат  их отношений  не
рассчитывал... Может, даже о разводе можно поговорить...
     Решено. Она с ним встретится. Она  готова. Она не боится  его.  Вот так
вот. Пора этому положить конец. Завтра же.
     Завтра.


     "Пора этому положить конец" -  думал Алекс,  глядя невидящим взглядом в
разложенные на его столе бумаги, которые секретарша принесла ему на подпись.
- "Нужно открывать карты. Наши отношения вполне определились, Лина теперь не
испугается. Она будет просто смеяться, как смеялась тогда, когда узнала, что
я и есть тот директор, к которому она приходила наниматься секретаршей".
     Он восстановил на работе свой обычный ритм, дел накопилось множество, и
теперь   жизнь   в   мастерской   Андрея,   отсутствие   той   устроенности,
организованности  быта, которая позволяла ему не тратить время  попусту, ему
мешало. К  тому же  Алекс  не  любил врать,  обман создавал  у него ощущение
дискомфорта, и раз в  нем отпала необходимость, ему хотелось с  ним поскорее
покончить, поставить точку и перевернуть страницу.
     Пора,  сказать  Лине правду, пора! Она уже  готова  к  тому,  чтобы  ее
услышать. Может быть, даже сегодня.
     Сегодня вечером.


     ... Все. Пора  этому  положить конец.  Приехали,  дальше ехать  некуда,
конечная, "просьба  освободить вагоны..." Когда  Филипп увидел Алю вместе  с
Алексом,  у  него от  ненависти  перехватило дыхание, от  бессильной  ярости
закружилась  голова,  от желания перегрызть на  месте  обоим горло  скрутило
сердечную мышцу. Ему и в самом деле стало не на  шутку плохо - безумно плохо
оттого, что он не мог это сделать прямо сейчас.
     Отказавшись  от  помощи прохожего, он доплелся до какого-то  двора, где
отсиживался час,  приходя  в себя.  А придя в себя, он понял: все, больше он
ждать не может. Если в ближайшие дни Аля не будет с ним, он просто погибнет.
     Умрет.
     Сдохнет.
     Но  только  вместе  с ней.  Он, уходя  из этой  жизни,  не  оставит Алю
ненавистному Алексу.
     Волк унесет свою хуторянку с собой...
     И если не в лес - то в смерть.


     На следующий же день он передал  ей в руки рекламный листок, на обороте
которого  он  нацарапал  несколько  слов.  Таких  слов,  которые  должны  ее
заставить подчиниться его воле, когда он придет за ней назавтра.
     А он придет назавтра.  Он  предстанет перед ней  снова  Мужем. И она не
сможет не последовать за ним.
     И, если он не увидит ее на улице, то он поднимется в квартиру. Днем она
дома одна.
     И тогда все сразу решится: или в лес, или в смерть.


     За столом Лина была  молчалива и рассеянна. Еда стыла у нее на тарелке,
вилка застыла в руке.
     Алекс никак не решался с ней заговорить, хотя он уже знал, как и что он
скажет.
     Он скажет: "Эта квартира слишком маленькая. Нам лучше было бы переехать
в  другое жилье... м-мм, в дом, например. В  красивый, большой дом. И мы там
будем  жить  вместе. Мы будем в  нем принимать гостей, устраивать шашлыки  в
саду и танцы в гостиной, и сами будем ходить в гости к друзьям...
     А она скажет: "Как же мы можем жить с тобой вместе - вот так,  открыто?
Мы ведь не женаты. Хуже того, я замужем  за  другим  человеком.  И  он меня,
должно быть, ищет".
     А он ей ответит загадочно: "Он тебя не ищет". И замолчит.
     Она посмотрит на него вопросительно, потом спросит: "Почему это он меня
не ищет? Почему ты так решил?"
     И вот тут он ей скажет: "Потому что он тебя уже нашел!"
     Она не поймет сразу, она будет смотреть на него  огромными, лиловеющими
в сумерках глазами, соображая...
     И он добавит: "Потому что я и есть твой муж, Лина".
     Она, может  быть, сначала даже испугается, но он ей начнет рассказывать
всю эту историю, как он приходил каждый день в  больницу, как смотрел на нее
издалека...
     Алекс  замечтался.  ...Когда  он  ей  расскажет  все, они  оба испытают
облегчение, они будут смеяться, Лина будет смеяться своим прежним страхам  и
они будут радоваться, что так все получилось, что они нашли друг друга...
     - Андрей...
     Он поднял на нее радостное лицо:
     - Да, любовь моя?
     - Я решила...  Я  хочу  со  своим мужем  встретиться...  Я  хочу  с ним
поговорить, объясниться. Прямо  завтра. Так дальше не может продолжаться. Он
меня ищет, наверное...
     Алекс хотел уж было воскликнуть: не ищет! уже нашел!
     Но тут в его голове мелькнула другая идея. И он промолчал.
     -  Я ему скажу,  все как есть - продолжала Лина. - Что я люблю другого,
тебя... Что я не могу с ним жить, он должен это понять...
     Алекс понимающе  кивнул.  Оба  они замолчали,  каждый  предавался своим
мыслям.
     Лина  себя  убеждала: "Конечно, я  это сделаю.  Решила  - и  сделаю.  Я
справлюсь. Да, да, я сумею поговорить с ним, как солидный человек!"
     Алекс ликовал: "Вот, потрясающее решение само плывет в руки! Она завтра
хочет встретиться  со  своим  мужем? Что ж,  она с  ним встретится! Она  его
увидит! Она его узнает!"
     - Я думаю, ты права, - сказал он,  уже  предвкушая завтрашнюю  сцену. -
Все равно, рано  или поздно это нужно  будет сделать.  Где ты  с  ним хочешь
встретиться?
     -  У него дома, конечно. На работе  будут  всякие посторонние люди... Я
знаю адрес. Как ты думаешь, он когда с работы приходит?
     - Часов в  семь... Я точно тебе, естественно, сказать не могу, но я так
думаю...
     -  Вот и хорошо. Я подъеду к семи к нему домой... Ты не  волнуйся, я не
долго...
     - На чем ты поедешь? Я тебя отвезти не смогу. Возьми такси.
     - Возьму, - кивнула она, - хотя он далеко живет, за городом.
     -  Не страшно, я тебе дам деньги. А оттуда ты мне позвони,  я за  тобой
приеду - вошел в роль Алекс.
     - Ладно. Да ты не волнуйся, я на такси и обратно приеду.
     Не  придется! Не придется тебе обратно ехать, мой маленький зайчик! Там
ты и останешься, у себя дома.
     - Все-таки позвони сначала, ладно? - сказал он.


Глава 39.

     И  этот  день  не  принес  никаких результатов:  коммуналка  дружно  не
отвечала на звонки детектива.
     Кис  решил побеспокоить соседей  по  лестничной  клетке,  и очень скоро
узнал, что две семьи каким-то образом получили отдельные квартиры и покинули
коммуналку;  что  Елизавета  -  одинокая  пожилая  дама,  занимавшая  третью
комнату, - уехала в отпуск, ну а Филипп, вы  сами знаете, наверное, он троих
людей убил и теперь в бегах...
     Кис вышел из подъезда  и сел на лавочку во дворе, удачно укрытую  почти
со  всех сторон кустами. Достал сигареты и предался интересным размышлениям.
Интерес  же их состоял  в том,  что полным отсутствием  соседей  по квартире
Филиппу грех был  бы не воспользоваться... Да, конечно, соседи по лестничной
площадке его не видели, но ведь и Филипп  не дурак: если он сюда и приходит,
то глубокой ночью...
     Что ж, Кису, похоже, предстоит провести ночь здесь.
     Ну не на лавочке, разумеется.  Когда  погасли соседские  окна  и  затих
подъезд, Кис осторожно поднялся и, тихо поколдовав над двумя замками,  через
несколько минут уже входил в темную, безмолвную квартиру.
     С комнатой Филиппа было еще проще - он открыл ее за  считанные секунды.
Подавив искушение включить фонарик, Кис попытался осмотреться  в темноте. Но
в комнате был порядок, ничего не валялось на диване, на столе или стульях...
И  Кис, который уж было размечтался найти кепочку и  черные  очки где-нибудь
прямо  на виду,  небрежно  и  впопыхах брошенные, со  вздохом  устроился  на
диване,  напротив  двери, предвкушая, как вернет должок: Филиппу причиталось
за разбитую Кисову бровь...


     Филипп  приближался  к  дому  с  уже привычными  предосторожностями. Он
хорошо знал эту  лавочку во дворе, в кустах, и всегда проверял ее перед тем,
как войти в подъезд. Он  много чего видел на этой лавочке:  и тайком курящих
подростков, и  целующиеся  парочки,  и одинокого соседа,  распивавшего  свою
одинокую бутылку  водки -  опять  поссорился с женой... Но то, что он увидел
сегодня,  ему не  понравилось: сегодня на лавочке сидел некто, который  ни с
кем не целовался, не пил, хоть и курил, и явно ждал кого-то.
     Филипп не мог приблизиться  и рассмотреть человека, но чутье подсказало
ему, что  с большой  долей вероятности  человек ждет  именно его.  И  Филипп
затаился.
     После часу ночи  человек  поднялся,  задавил окурок, и  вошел в подъезд
Филиппа.
     Что ж, он,  охотник,  был прав: он сразу  учуял неладное! Домой  теперь
нельзя,  это  ясно... Но ему  надо обязательно выспаться!  У Филиппа  завтра
очень ответственный день. Завтра решится все. Завтра решится его судьба: или
в лес, или...
     Филипп  вышел  со  двора,  поймал  машину  и  поехал  на  Сокол.   Гена
подпрыгнул, увидев нежданного  ночного гостя. Филипп велел ему  расплатиться
за машину,  успокоил, что он всего на  одну  ночь и что Гене бояться нечего,
поскольку никаких счетов у Филиппа к Гене нет.
     Только вот если Гена его заложит...  Тогда  счеты будут,  и тогда пусть
Гена боится, вспоминая, как умеет сводить счеты Филипп!..
     Гена, заверив  бывшего  дружка  в  самых лучших чувствах  и  честнейших
намерениях,  уступил  ему  свою кровать, сам устроился на раскладушке  и  до
самого  рассвета  не  смог  сомкнуть  глаз -  зрелище размозженных  затылков
неотвратимо всплывало, едва смежались его тяжелые веки...
     Он заснул только под утро, а  когда встал, уже за полдень, то Филиппа и
след простыл, - хоть думай, что просто сон дурной приснился.
     Собственно, Гена предпочел думать именно так.


     Кису показалось,  где-то в  середине  ночи,  что он  задремал.  Еще ему
показалось, что кто-то открывает дверь. Потом ему показалось, что он встал и
тихо приблизился  к двери комнаты, прислушиваясь; а затем резко распахнул ее
и его кулак со свистом въехал прямо в тяжелую челюсть Филиппа.
     Хруст, который при этом раздался, окончательно разбудил детектива, и он
открыл  глаза, с некоторым  удивлением констатируя,  что  уже  рассвело, что
хрустит под ним старый продавленный  диван, что Филипп  так и не появился  в
своей комнате,  что  сам  он задремал в самой неудобной позе, что теперь его
шею свело и вообще ему ужасно холодно.
     Он потянулся, размялся, покрутил, охая, шеей, присел  пару раз, помахал
руками...  Кофе бы.  Или чаю. Горячего... И пожрать  бы чего-нибудь...  Этот
поганец так и не пришел, а Кис тут как последний идиот всю ночь просидел; да
и вообще, что-то  его  воображение  разыгралось  и  всю  эту душераздирающую
историю с Филиппом он просто придумал.  Ведь  ясно же было с самого  начала,
что  не  мог  он  явиться  в  Москву,  да  еще и к  дому Алины  -  ведь  это
самоубийственно! Да  и бессмысленно! Зачем?  Что ему  теперь  выглядывать  и
высматривать?  Поезд ушел, никаких  перспектив у Филиппа нету,  кроме одной:
тюряги. Может, ребята с Петровки  его в той  деревне и  загребут...  Тут вот
никаких следов пребывания Филиппа нет, все  на местах, все  в таком порядке,
словно никто здесь не живет и не бывает...
     Кис   обвел  внимательным   взглядом  комнату:   два  стула   аккуратно
приставлены к  совершенно пустому  столу,  нигде  - он  был прав - ничего не
валяется, все на своих местах; на стенке полка с книгами и кассетами...
     Внезапно он замер. Что-то смотрело в его спину, в его затылок.
     Взгляд.
     Или дуло пистолета?
     Между лопатками завозился холодок, мышцы шеи мгновенно одервенели.
     Он медлил.
     Он прислушивался.
     Он  ждал шороха. Или  голоса, который скажет ему  издевательски:  уж не
меня ли ты тут поджидаешь, ищейка?
     Но почему-то не было ни голоса, ни шороха.
     Кис начал осторожно, медленно оборачиваться, все еще ожидая окрика.
     Обернулся.
     На него  смотрели  волчьи  глаза.  С плаката -  такие  можно купить  на
Арбате.  Крупный,  головастый волк  крепко  стоял  на  своих четырех  лапах,
попирая землю, готовясь к  обороне. Рядом с ним лежала, развалясь с  игривой
ленью,   волчица,  обратив  томную  морду  в  сторону  своего  избранника...
Светло-желтые, холодные  глаза зверя были  спокойны и  уверены, и  от  этого
спокойствия,  от этой  уверенности  исходила угроза,  сознание  собственного
превосходства, даже вызов, будто  он хотел  сказать: кто тут против меня? Ну
давайте, попробуйте...
     Отряхнувшись, словно от наваждения, от этого взгляда, Кис задумался.
     Где-то он  уже  это видел...  Открытка!  В дверях  Алекса и Алины! Она,
помнится, еще сказала, что уже не первая... Там тоже были волк с волчицей! И
волк своей тяжелой головой прижимал спину волчицы, словно говоря: МОЕ.
     Волки,  волки... Почему волки? Хищники... Филипп считает себя хищником?
Ну  да, он, видно,  ощущает себя обложенным,  как зверь,  и ведет  свою игру
против охотников, сам охотник... Что-то еще! Здесь что-то еще есть!
     Что?!
     Кис буквально рванул  из тихой коммуналки, забыв о предосторожностях, и
через двадцать минут он уже входил в квартиру матери Филиппа.
     - Книжка! - запыхавшись от  бега по лестнице без лифта, начал с  порога
Кис. - Что в ней?
     Ему понадобилось еще пять минут, чтобы  объяснить  матери Филиппа  суть
своего   вопроса.  Когда  она,  наконец,  поняла,  то  к