ый
клеенкой, ждущий следующего лета...
     Она обошла дом. Гравий, покрывавший участок непосредственно возле дома,
тихо шуршал под  ее  ногами. Это был тот самый  дом, без всякого сомнения, -
она узнала фасад.
     Здесь Лина жила. Счастлива она была или нет? Наверное, нет. Ей кажется,
что   нет.  При  мысли  о  прошлом  ей  делается  неуютно.  А  при  нынешнем
воспоминании о Муже ей делается вообще не по себе.
     Что-то в нем есть такое... Какое-то такое... Жесткое. Жестокое. Как она
будет с ним говорить?
     Ничего-ничего, поговорит. Поговорит, все будет нормально.
     Как  там  она придумала? "Так что нам с вами придется расстаться -  нас
больше ничего  не связывает...  Я понимаю ваши чувства, но,  к сожалению, не
могу их разделить".
     Вот так она ему скажет. И ему нечего будет возразить.
     Вообще-то следовало  бы его расспросить о преступлении, совершенном ею.
Но очень не хочется... Ей трудно поверить в то, что она могла сделать что-то
плохое. С тех пор, как Лина вышла из комы,  она  достаточно  хорошо  изучила
себя и была уверена, что в ее душе нет места, в котором могло бы поместиться
это черное, тяжелое слово: "преступление"...
     Но, может, раньше было?
     Нет, в это невозможно поверить! Он меня  просто обманул, чтобы вынудить
уйти из больницы поскорее!
     Или... В крайнем  случае,  я это сделала нечаянно. Толкнула кого-нибудь
или - что хуже - на машине сбила... Или, наоборот, защищаясь. На меня кто-то
напал, мне кто-то сделал плохо и больно, пытался,  например, изнасиловать...
Или даже убить... И я, защищаясь, могла...
     Хватит, однако! Вот  уж сюжет,  не подходящий  для размышлений в  чужом
темном саду! Нужно сосредоточиться на предстоящей встрече! Ясно, что никаких
разговоров  о преступлении сейчас вести  не  следует  -  это неуместно,  это
уводит  в сторону, он психологически окажется в  более сильной  позиции, чем
Лина. Только  обсудить их отношения,  вернее, невозможность их продолжать, и
все. И поскорее уехать. Право, ей здесь сильно не по себе.
     Лина вошла в световое пятно, падавшее от фонаря с улицы, и вгляделась в
циферблат часов: до семи оставалось десять минут.
     Лучше эти десять минут ни о чем не думать. Занять свои мысли, например,
Андрюшей...  Надо было прихватить с  собой какую-нибудь  книжку  или журнал.
Света здесь, конечно, мало, но теперь с линзами у Лины нет проблем...
     Лина открыла  сумочку и пошарила.  Ей попался рекламный листок, который
ей вручил тот парнишка в кепи накануне. Что ж, хоть это.
     Листок оповещал об открытии нового магазина фирмы "Аристон", в котором,
разумеется, имеется самая лучшая бытовая техника и, разумеется, самые низкие
цены. Лине  бытовая техника не была нужна, но она исправно перечитала листок
еще  раз, боясь, что  мысли и  страхи снова  займут ее воображение. Дойдя до
мелких  букв "отпечатано в типографии...",  она  перевернула его. С обратной
стороны рекламы не было.
     Однако там был текст.
     Написанный от руки.
     Корявым почерком.
     Лина вгляделась. Кривые буквы  не  сразу  сложились  в  слова,  а когда
сложились,  ноги  ее  подкосились  и  она  бессильно  опустилась на  влажную
ступеньку крыльца.
     Текст гласил:
     "Ты обязана жить со мной.
     Иначе я убью тебя".
     Подписи не было, но и без нее было ясно, кому принадлежала записка.
     Но как она могла оказаться у того паренька с усиками?  Должно быть, Муж
заплатил ему за то, чтобы он дал этот листок ей в руки. Значит... Значит это
был  он тогда, в зеркале! Он выследил Лину!  Он все о ней  знает! И  где она
живет, и с кем!
     Боже мой, Боже мой, - задрожали ее губы, - а я еще сюда приехала, прямо
в волчью пасть!!! Теперь он меня либо не отпустит отсюда, либо убьет!!!
     Бежать!!!
     Скорей!!!
     Пока он не приехал!!!
     Лине показалось, что из темноты  за ней  наблюдают настороженные глаза,
глаза охотника, выслеживающего добычу. Ее всю передернуло от страха.
     Ухватившись за перила,  она  поднялась.  Ноги ее  не слушались,  сердце
отчаянно  колотилось. Она  сделала  несколько слабых шагов, мысленно погоняя
себя...
     Но она опоздала.
     Поблизости  заурчал  тихонько мотор, зашелестели  шины, свет фар окатил
ворота.
     "Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя".
     Лина буквально вломилась в кусты у крыльца.
     Ворота   беззвучно  разъехались,   послушные   дистанционному   пульту,
великолепная машина въехала во двор и остановилась перед гаражом.
     Лина сидела в кустах, затаив дыхание.
     Фары погасли, и ее  ослепила темнота. Она щурилась, стараясь привыкнуть
к мраку, разглядеть хоть что-нибудь...
     Хлопнула дверца.
     Тихо, Лина,  не дыши! Он  не  должен  догадаться,  что она  здесь.  Она
пересидит в  кустах, пока Муж войдет в дом, а потом -  бегом отсюда!  Долой!
Домой! К Андрею!
     Андрей. Андрей! Забери меня отсюда, Андрей!
     Темный силуэт приближался к ступенькам.
     Как она его ненавидит! Почему этот  человек встал  между ней и Андреем?
Почему  он  мешает  ее счастью? Он, мерзкий, гнусный  , эгоистичный человек,
который  не  желает   ее   понять,  человек,  с  которым  нельзя  ни  о  чем
договориться,  человек,  который  хочет  только  обладать ею по праву  мужа,
какого-то дурацкого  закона, как  будто  она вещь какая-то!  Это  вот  такая
любовь?  Это то, что  называется любовью? Нет, это не  любовь. Это звериное,
собственническое, насильническое... Да, он насильник!  И убийца! "Ты обязана
жить со мной. Иначе я убью тебя".
     Он  поднимался по ступенькам. Он был в  метре от нее. До Лины доносился
слабый  запах его  дорогой туалетной  воды.  Ее тошнило от  этого запаха, от
ненависти, от страха, ее била нервная дрожь, в голове звенело.
     Почему  он не  забыл  ее, как  она его? Почему так  несправедливо,  так
неправильно  получилось?  Стукнулся  бы  он  головой  обо  что-нибудь  -  не
насмерть, смерти Лина ему не желала, - а только чтобы ее забыть! Ну пусть он
споткнется,  упадет,  ударится! Вот об эту ступеньку, на которую он  заносит
ногу! Пусть у него будет амнезия! Потому что он иначе никогда  не согласится
на ее счастье с Андреем, никогда.
     "Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя".
     На крыльце зажегся свет. Он шарил в кармане в поисках ключей.
     Лина  осторожно  вытянула  шею.  Он  стоял спиной  к  ней,  высокий,  в
элегантном  костюме,  с аккуратной свежесделанной прической, чисто выбритый,
враждебный, ненавистный. Он все еще шарил в карманах...
     "Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя".
     Ударить его, ударить по голове, чем-нибудь тяжелым, чтобы он забыл меня
навсегда!
     О Господи, что это я, что я такое...
     "Ты обязана жить со мной..."
     Ключи  звякнули  об  пол. Он  наклонился, чтобы их  поднять. Лина,  как
завороженная, смотрела на его стриженый затылок, словно он нарочно подставил
его...
     "...Иначе я убью тебя".
     Ударить!
     Бред.
     Чтобы забыл!
     Что ты делаешь, Лина!..
     Забыл навсегда!!!
     Она уже  выскочила из своего укрытия и ринулась на ступеньки, хватая на
ходу тяжелый цветочный горшок.
     Он вставлял ключ в замок, слегка склонившись.
     Лина начала заносить горшок над ним.
     Он стал оборачиваться.
     Горшок  был слишком  тяжел, она никак  не  могла поднять его достаточно
высоко...
     Он обернулся окончательно, удивленный.
     Это был не Муж.


     Лина, размахнувшись и не сумев удержаться, падала на него с горшком.
     Это был не Муж!
     Она  ударила его, уже  того не желая, влекомая  силой инерции,  тяжелым
горшком в грудь.
     Она что, дом перепутала?!!!
     Он попытался  поймать, и  горшок, и  Лину,  он сказал: "Что  ты?  Что с
тобой?"; он сделал неверный шаг назад...
     Это был Андрей.
     Она узнала  его голос, она  поняла, что это  он;  больше она ничего  не
понимала, но это был Андрей, Андрей!..
     Поздно. Они падали. Они летели оба, вместе с горшком, прижатым между их
тел; он - навзничь, назад, Лина на него...
     Потом было больно.
     Потом не было ничего.





Глава 41.

     ... Лина открыла глаза. Где она? Должно быть, в больнице. Тусклый свет.
Неудобно, жестко. Холодно, ужасно холодно.
     Где ее одеяло?
     Лина открыла глаза, на этот раз на самом деле.
     Она лежала на крыльце, на каменном полу, ее голова очень  болела.  Даже
не болела, а раскалывалась, разрывалась от боли.
     Она  села, придерживая голову руками, словно пытаясь утихомирить жгучие
волны, захлестнувшие ее.
     Что она тут делает, на крыльце? Почему она не дома?
     Упала она, что ли? Не мудрено, она такая неловкая.
     Она с трудом повернула немножко голову.
     Рядом с ней валялись черепки разбитого  горшка, цветок поломался, корни
его жалобно торчали вверх, земля рассыпалась, покрыв комками каменный пол.
     Вот, горшок разбила...
     Нужно еще немножко, осторожненько так, повернуть голову, потому что там
еще что-то лежит. Что она еще разбила?
     Там лежало не "что-то".
     Там лежал...
     Там лежал Алекс.


     Она все вспомнила.
     Она вспомнила так много всего сразу, что ничего не могла понять.
     Она еще не знала, что именно она вспомнила, но уже знала, что вспомнила
все.
     Она встала на  четвереньки,  и, стараясь не  слишком шевелить  головой,
подползла к Алексу.
     Он лежал в нелепой позе, подвернув под себя  одну  ногу, раскинув руки.
Голова его была в крови. Кровь была на деревянных перилах крыльца.
     Что она сделала. Что она наделала. Лина, Лина, ты погубила все.
     - Алекс, любимый! Андрей! Алекс... Отзовись!
     Нет ответа. Она его убила.
     Не  может  быть! Это невозможно,  этого  не могло  случиться,  это  мне
снится! Мне снится  кошмарный  сон,  я в  больнице,  я насмотрелась  фильмов
ужасов, у меня амнезия, и все это я придумала!
     Не придумала. И нет у  нее  никакой амнезии,  теперь - нет. Есть только
Алекс, которого она убила.
     Но... Почему она решила... Надо послушать сердце!.. Или пульс...
     Лина положила к себе на  колени руку Алекса и стала прощупывать  пульс.
Пульс не слышался. Или она его не нашла?
     Лина  безуспешно водила закоченевшими пальцами по его  запястью. Пульса
не было.
     Подтянувшись на застывших от холода  и  боли  руках, она положила  свою
голову ему на грудь.
     Что это бьется?..
     Его сердце?
     Ее чудовищная боль стучит у нее в ушах?
     Его сердце!
     Еще раз: его сердце?
     Нет, ее боль.
     Алекс, любимый, не надо, не умирай, прошу тебя-а-а!!!
     Лина приподняла его голову.  Затылок  был  весь в крови  и нельзя  было
определить, куда именно пришелся удар...
     Но, может быть, его еще можно спасти? Реанимация! Они умеют, они знают,
как; у них всякие аппараты есть, они его вернут к жизни, не может ведь быть,
чтобы он  умер, ушел,  исчез  теперь,  когда они  только нашли  друг  друга!
Невозможно, нельзя!!!
     Лина с трудом поднялась. Она не могла понять, сломано у нее что-то  или
нет - болело все. Но это не имело ни малейшего значения.
     Она доковыляла до дверей. Ключи все так же торчали в замке. Она отперла
дверь, вошла.
     Это был ее дом, их  с Алексом дом, родной, знакомый. Но она не смотрела
по сторонам. Добравшись до телефона, она набрала номер "Скорой". "Он умер, -
сказала она,  - я убила его.  Скорей!"  Медленно и трудно передвигаясь,  она
стянула  со  стола, празднично  сервированного на двоих  (Марией Сергеевной,
должно  быть, - мелькнуло  у  нее  в голове, - для нас...) скатерть  и снова
вернулась на крыльцо.
     Подложив  скатерть под голову Алекса, Лина  опустилась  рядом с  ним на
холодный каменный пол.


     Сколько  она  так просидела,  она не знала.  Она  шептала  ему какие-то
слова, полные раздирающей нежности и просьб - ее простить  и не умирать; она
плакала, тихо роняя слезы на его неподвижное, безжизненное лицо, над которым
она склонилась; она вытирала с его щек свои слезы, и снова что-то шептала, и
снова роняла слезы, и снова вытирала...
     Вдалеке раздался протяжный вой сирены. "Скорая" приближалась.
     Лина  тяжело поднялась,  чтобы открыть ворота.  Стиснув голову  руками,
чтобы  остановить всплески  боли,  застилавшей  глаза,  она  медленно обошла
распростертое тело мужа, поискала глазами пульт дистанционного управления...
     И увидела, что Алекс смотрит на нее.
     Ноги ее подкосились,  и Алина опустилась на пол, утирая новые  слезы, -
на этот  раз, слезы радости,  -  и,  ловя его живой взгляд, только и  сумела
прошептать: "Ты жив! Боже мой, какое счастье, ты жив!.. "
     Алекс шевельнулся.
     Он приподнял немного голову, но снова со стоном уронил ее на скатерть.
     "Лежи-лежи, не двигайся" - всхлипывала Лина.
     Алекс улыбнулся краешками рта.
     - Я, кажется, голову немножко ударил, - сказал он хрипло.
     Лина  перестала плакать  и смотрела  на  него, улыбаясь сквозь  еще  не
высохшие слезы,  пытаясь совладеть со своим севшим от рыданий голосом, чтобы
сказать ему, что она все вспомнила, все поняла,  что она его любит, и теперь
они будут всегда вместе!..
     -  Не надо  плакать,  - произнес  Алекс, слабо приподнимая  руку, чтобы
дотронуться до ее руки. - Я, должно  быть, умер и нахожусь в раю, раз  рядом
со мной ангел?..
     Лина, еще не понимая, только молча сжала его руку.
     - Хотя за мои грехи я должен  бы  находиться  в аду...  -  шутил Алекс,
легонько морщась от боли. - Впрочем, если в аду водятся такие ангелы, то я и
на ад согласен...
     - Молчи,  Алекс, тебе же  трудно разговаривать, молчи! Сейчас  "Скорая"
приедет, все будет хорошо, вот увидишь, они уже близко...
     Алекс, не  удержавшись, снова  поморщился,  но  тут  же  заставил  себя
открыть глаза и улыбнуться:
     -  Что,  прямо сейчас?  -  сказал он  весело.  -  Тогда  давайте скорей
познакомимся!
Вас как зовут?...

     ... "Скорая" сигналила у неоткрытых ворот.


     " см. роман "Шантаж от Версаче"

     Tatiana Garmach-Roff


     "Голая королева"


     414

     413





     Алина. Четверг, около 10 вечера.
     Алина. Около 10.30 вечера.
     Кис. Ночь с четверга на пятницу, 2.30 ночи.
     Кис. Пятница. Раннее утро
     родители погибли, когда ей было 6.
     Алина. Четверг. Примерно 10.30 - 10.45 вечера.
     Кис. Пятница. Ранее утро.
     Алина. Четверг, начало 12-го ночи..
     Кис. Пятница. Утро
     Алина. Ночь с четверга на пятницу, примерно пол двенадцатого.
     Кис. Пятница, утро.
     Алина. Пятница. Утро.
     Кис. Пятница, утро.
     Алина. Пятница. 12-13 часов дня.
     Кис. Пятница. День.
     Алина. Пятница. После часу дня.
     Кис. Пятница. около 4-х часов.
     Алина. Пятница. 3-5 часов дня.
     Кис. Пятница, начало вечера. В р-не 5-ти
     Алина. Пятница, начало вечера (5-7 часов).
     Кис. Пятница, вечер, 6-9 часов
     Алина. Пятница, вечер. (7-10 часов)
     примерно полдевятого
     в р-не 9 вечера
     Алина. 9-10 вечера
     Кис. Пятница, поздний вечер (в р-не 11-ти).
     Алина. Часов 10-11 вечера
     Кис. 11- 12 вечера, пятница.
     ресторан: приход Марго накануне - около 12.30, рест. Открыт до трех.
     Алина. 12-1 ночи с пятницы на субботу.
     Кис. Марго в кафе. 12 -1 час ночи субботы.
     Алина. Суббота, После часа ночи.
     Кис. После часа ночи. Суббота.
     Алина. Ночь субботы, 1-2.
     2 или немного позже ночи, суббота.
     Кис. Ночь субботы, около двух
     Алина. 2-3 часа ночи, суббота.
     Кис. 2-3 часа, ночи, суббота.
     Алина. 3-4 часа ночи, суббота.
     3-4 часа ночи, суббота.