, перестала дергаться и бежать. Пошла с ними. Сама пошла,  я  это
точно видел.
   - И тебя бросила.
   - Да не, не бросила она. Она в мою  сторону  ваще  не  смотрела.  Как
будто нет меня. Я потом подумал, что это она специально так,  чтоб  меня
тоже не уволокли. Ну вот. А тот, второй, он  меня  увидел.  Прям  мне  в
глаза уставился и смотрит. Ну, я... побежал. Автобус стоял, я в него, он
поехал. Долго ехал, час где-то.  Потом  на  конечной  остановился,  и  я
пошел. К вам.
   Архипов потер спину. Свитер был шерстяной,  старый,  вытертый,  спина
принимала его благосклонно.
   Кофе? Чай? Коньяк? Немного французской минеральной воды?
   Гектор Малафеев наверняка предпочел бы коньяк и кофе.  Архипов  назло
Гектору решил - чай с мятой.
   Мята была в железной банке. Любаня привозила из деревни и  сушила  на
балконе. Архипов открыл крышку, понюхал и спросил:
   - А... до того, как мы поехали к нотариусу, к твоей сестре  никто  не
приходил?
   - Не-а, не приходил. То есть соседский старикашка приходил, но он так
просто. Спрашивал,  как  она  себя  чувствует  и  все  такое.  Потом  мы
разговаривали. Часа три, а может, и больше. У меня чуть язык  не  отсох.
Она все спрашивала, что да как. Про мать спрашивала.  Про  бабушку.  Про
соседей спрашивала тоже. Ну, как я живу, что мне нравится. Как учусь.
   - Ну и как?
   - Чего?
   - Учишься как?
   - Да так, - испуганно побормотал Макс, - как все.
   Чего это он? Зачем ему?  Мать  говорила,  что  такое  дубье,  как  ее
сыночек, - наказанье божье, и больше таких тупоголовых на свете нету,  а
потом перестала кормить. А этот зачем спрашивает?  Тоже  хочет  выгнать?
Макс был не дурак и знал, что все придирки к его  учебе  -  просто  так,
повод, чтобы избавиться от него, перестать давать ему еду и  одежду.  За
шестнадцать лет он так надоел матери, что она готова  была  уморить  его
голодом, только чтоб он сгинул из дома. Почему-то он уверен, что этот не
выгонит его и не попрекнет куском. Ошибся?!
   - Ты что застыл? - спросил Архипов, засовывая в чайник ломкие длинные
стебли. - Или еда вся кончилась?
   - Я... я не все съел, -  в  панике  и  унижении  забормотал  Макс,  -
еще....осталось еще...
   - Ну, доедай, - с досадой предложил Владимир Петрович,  -  а  я  пока
мясо пожарю. Будешь мясо?
   - Я... буду. Спасибо.
   - Пожалуйста, вежливый ты мой.
   Некоторое  время  они  помолчали  -  настороженный  Макс,  задумчивый
Архипов и безмятежный Тинто Брасс на своей круглой подушке.
   Архипов уложил на раскалившееся сковородное дно толстые куски мяса  и
спросил неожиданно:
   - Где ты порезал руку?
   - Чего?!
   -  Того.   Руку,   спрашиваю,   где   порезал?   Только   давай   без
художественного свиста - в подъезде, мол, и всякое такое.
   Макс вытянул руку и уставился на  длинный  ровный  порез,  как  будто
впервые видел.
   - Ну? И где?
   - В квартире, - признался Макс, - у Маньки. Ночью. Я  услышал,  вошел
кто-то: Это вы, то есть. Я тогда не знал, что вы. Ну вот. Я... испугался
и под диван полез. Ну, спрятаться хотел.  А  там  какой-то  гадский  нож
валялся. Я в темноте его и не видел. Я - р-раз, об него руку и полоснул,
больно. Вылез, а тут... собака ваша. - Из уважения к Тинто Макс  понизил
голос. - А про подъезд я просто так сказал, чтоб Манька не ругалась, что
я в ее квартире под диванами шарил.
   Деревянной лопаточкой Архипов простучал по стойке "Чижика-пыжика". Он
не так представлял себе всю картину.
   - А ты не врешь?
   - Да чего мне врать?! - взвился Макс - Я ничего не крал и в  вещах  у
нее не рылся! Ну, я просто так сказал про подъезд, чтоб она не ругалась!
   - Нож лежал под диваном в гостиной, - уточнил Архипов,  -  и  ты  его
ниоткуда не приносил?
   - Да откуда я его мог... зачем мне его носить-то?!  Я  об  него  руку
располосовал, а знал бы, что он там лежит, не располосовал бы!
   - Ну да, - согласился Архипов, - конечно.
   Нож должен был лежать под кроватью Маши Тюриной, а не под  диваном  в
гостиной. Как он попал из-под кровати под диван, из спальни в  гостиную?
Кто его принес? Выходит, опять Маша.
   Маша принесла нож в гостиную и положила под диван, а потом,  когда  к
ней пришел юрист Маслов, легла животом на пол, выудила  нож,  подошла  к
юристу, который в это  время  вольготно  расположился  за  столом,  даже
пиджачок снял, и аккуратно проделала в нем дыру.
   Нет, не просто дыру. Она размахнулась и изо всех сил всадила нож  ему
в сердце. Он не успел ни прикрыться, ни защититься.  "Следов  борьбы-то"
не было!
   На данный момент у Маши есть некое  подобие  алиби  -  ее  братец  ни
словом не помянул юриста Маслова. Не  то  чтобы  Архипов  доверял  Максу
Хрусталеву как самому себе, но был уверен, что врать  тот  не  умеет,  и
если врет, то натужно и безыскусно, так что поймать  его  на  вранье  не
составит никакого труда.
   Пока совершенно очевидно,  что  он  говорит  правду  -  не  видел  он
никакого юриста Маслова в Манькиной квартире.
   - Значит, так, - сказал Владимир Петрович и выложил на тарелку  кусок
огнедышащего мяса. Достал из  холодильника  лимон,  разрезал  на  четыре
части  и  соком  из  четвертинки  полил  ломоть.  Макс  следил  за   его
манипуляциями, вытаращив глаза. - Полдня  вы  разговаривали.  Вспоминали
детство, бабушку  и  все  такое.  Заходил  сосед.  Потом  мы  поехали  к
нотариусу. За все это время к Маше никто не подходил и ни о чем с ней не
говорил. Верно?
   - Чего? А, да. Верно.
   - У нотариуса мы провели полчаса. Вместе с нами там  находились  двое
из религиозной организации  "Путь  к  радости".  У  них  было  завещание
месячной  давности,  в  соответствии  с  которым   Лизаветина   квартира
доставалась им. Новое завещание стало для них полной неожиданностью. Это
совершенно точно, потому что они переполошились, как куры.  Правильно  я
говорю?
   Макс  пожал  плечами  и  что-то  промычал.  Он  поедал  мясо,   низко
наклонившись над тарелкой.
   - Я тоже переполошился, как кура, и сказал, что это ошибка и  что  ее
нужно исправить.
   Архипов уселся перед своим  чаем  с  мятой  и  посмотрел  на  него  с
отвращением.
   Зачем он ляпнул про ошибку?! Кто  его  за  язык  тянул?!  Вполне  мог
сказать об этом Марии Викторовне лично, в дружеской соседской беседе,  а
не объявлять  во  всеуслышание,  что  он  готов  сейчас  же  вернуть  ей
квартиру! Ведь Лизавета зачем-то оставила квартиру ему, ему, а не Маше!
   - А... больше нет? - спросил Макс, вылизав тарелку.
   - Бери в сковороде, - ответил Архипов, - лимон вон лежит.
   Макс сполз со стула, поднял крышку и умильно посмотрел на мясо.
   "Вот жрет-то, - ужаснулся Тинто Брасс. - Впрочем, ему можно.  Он  еще
растет".
   - Вот именно, - согласился Архипов.
   - Чего?
   - Ничего.
   - А вы... того... не собираетесь? - вдруг  спросил  Макс,  подумал  и
положил себе сразу два куска, чего уж!
   - Чего не собираюсь?
   - А Маньку... искать?
   - Нет, - заявил Архипов. - Не собираюсь.
   Макс насторожился. Он был абсолютно уверен, что  Тор  взмахнет  своим
молотком, ударит  посильнее,  грянет  гром,  заклубится  дым,  и  Манька
появится перед ними прямо из этого дыма, целая и  невредимая,  -  как-то
так.
   Впрочем, он был в этом уверен, пока не знал, что Тор - программист.
   Программист!
   - А... как же она? Она с ними идти не хотела! Она побежала даже.  Это
она потом пошла, чтобы их... от меня увести. Понимаете?
   - Понимаю, - согласился Архипов. - Я думаю, что с  ней  все  будет  в
полном порядке.
   - Как - в порядке? - оторопел Макс. - Ее  ж  неизвестно  кто  уволок!
Ферт в плаще!
   - Макс, с ней все будет в порядке, пока я не верну ей квартиру, а она
не подпишет отказ от нее.
   - Чего?
   - Того. Предполагается, что я, с одной стороны,  просто  балда,  а  с
другой - благородный Робин Гуд.
   - Вы... балда?
   - Я все сразу им выложил, весь план действий.
   - Кому - им?
   Архипов сердито вздохнул:
   - Тем двоим, которые были в нотариальной конторе. Я сразу сказал, что
мне не нужна эта квартира и я в  любую  минуту  могу  вернуть  ее  твоей
сестре. Я сказал, они слышали. Собственно, им больше ничего не  надо.  Я
возвращаю квартиру ей, она подписывает дарственную. Круг замыкается. Как
будто Лизавета не писала никакого второго завещания.
   - Какая... Лизавета?
   - Моя соседка. Приемная мать твоей сестры.  Кто-то  из  них  позвонил
Маше по телефону,  как  раз  когда  она  решила,  что  все  благополучно
завершилось, и они от нее отстали, потому что квартиру получил я.  Вы  в
это время предавались воспоминаниям и...
   - Не, - перебил Макс с набитым ртом, - мы не того... не  предавались.
Мы картину вешали, какую вы свалили, ночью-то. Темнотища была. Я слышал,
упало что-то, а потом оказалось - картина.
   - Ну, картину, - согласился Архипов. - Все  было  спокойно  и  мирно.
Кто-то позвонил, напугал ее, и она кинулась спасаться и спасать тебя.
   - Угу, - подтвердил Макс. - Только ее все равно уволокли.
   - Она мне сегодня звонила, - сказал Архипов, - часа в три.  Сообщила,
что ты уехал в Сенеж, а она живет у подруги  и  хочет  получить  обратно
свою квартиру.
   - Вы ей отдадите, да? Обратно-то?
   - Ты что? - спросил Архипов.  -  Совсем  без  мозгов?  Или  кино  про
преступников не смотришь? Как только я отдам ей квартиру, ее убьют.  Она
жива, пока это квартира моя.
   Макс перестал жевать и посмотрел на Владимира Петровича.
   - Зачем... убьют?
   - Затем, что квартира очень дорогая.  Я  уверен,  что  Лизавету  тоже
убили и тоже из-за этой квартиры.
   - Так если Манька им... сама отдаст, зачем ее убивать?
   - Затем, что она сегодня отдаст, а завтра в народный суд пойдет или в
прокуратуру и скажет, что ее заставили.  Лишний  шум  никому  не  нужен,
особенно религиозным организациям. Их и так сейчас... поприжали.
   - Не, - сказал Макс, - не может быть.
   - Может.
   - А что нам делать?
   - Хороший вопрос, - похвалил его Архипов. Ответа на "хороший  вопрос"
он не знал. Можно, конечно, нафантазировать что-нибудь вроде  того,  что
завтра в четыре  часа  у  станции  метро  "Чертановская"  -  первый  или
последний вагон из центра  -  он  подхватит  Машу,  раскидает  врагов  и
умчится вместе с ней на лихом коне, то есть на своей "Хонде".
   Скорее  всего,  никакого  широкомасштабного  наступления  не  выйдет.
Скорее  всего,  придется  придумывать  что-то  нудное  и  тягомотное   -
например, заявить, что он раздумал, что у него появился жгучий интерес к
Лизаветиной  квартире,  и  таким  образом  перевести  огонь   на   себя.
Посмотреть, каковы будут ответные  действия.  Подумать.  Выждать  время.
Потянуть. Тянуть до тех пор, пока они не догадаются,  что  шантажировать
его Машей Тюриной - раз плюнуть. Как только догадаются, что...  Ну,  что
Маша и он, Архипов... Короче, как только он ее увидел, то сразу решил...
   Кажется, он окончательно  перенял  у  Макса  Хрусталева  способ  ясно
выражать свои мысли.
   Архипов хлебнул остывшего чаю и со стуком поставил чашку на блюдце  -
рассердился.
   - Давай спать, - предложил  он  своему  квартиранту,  -  завтра  рано
вставать.
   - Зачем?
   - Затем, что поедешь со мной на работу.
   - За... зачем на работу?
   -  А  вдруг  ты  все-таки  жулик,  -  поделился  сомнениями  Владимир
Петрович. - Я тебя оставлю, а ты тут что-нибудь украдешь.
   - Не жулик я! Сто раз сказано - не жулик!
   - Все равно пора спать. Ты знаешь,  во  сколько  кончается  программа
"Спокойной ночи, малыши"?
   Макс моргнул:
   - Вы чего? Шутите, да?
   - Нет, - отрезал Архипов. - Пойдем, я дам тебе зубную щетку.
   - Чего?
   - Регулярная чистка зубов - лучшая профилактика  кариеса,  -  сообщил
Архипов. - Пошли.
   И еще этот распроклятый труп не давал ему покоя!
   Кто его убил? Когда? Зачем?
   Зачем он пришел, снял пиджачок и уселся? Почему оставил  документы  в
коридоре, а не положил рядом с собой? Почему Макс не упомянул о  нем?  И
раз не упомянул, значит ли это, что Маслов пришел, когда  ни  Макса,  ни
Маши не было  дома?  Макс  утверждает,  что  до  тех  пор,  пока  ее  не
"уволокли" на вокзале, она не отходила от него ни на шаг, но  потом  был
целый день, сегодняшний день, когда он шел к Архипову, а она звонила ему
на работу и говорила ненатуральным, бодрым, самоуверенным голосом.
   Теперь Архипов совершенно уверен -  это  не  ее  голос,  а  голос  ее
страха.
   Кажется, именно таким он сам разговаривал с врачами в ЦИТО, когда  не
испытывал ничего, кроме страха.
   Как юрист Маслов  попал  в  квартиру?  С  замками,  черт  их  побери,
по-прежнему все в  порядке.  Значит,  открывали  ключом.  Каким?!  Каким
ключом?
   Запасные ключи Архипов забрал  у  стариков,  которым  их  сдавали  на
хранение. Ключи Марии  Викторовны  наверняка  у  Марии  Викторовны.  Где
Лизаветины, Архипов не знал.
   Он задумчиво оттащил матрас "Уют-2000"  в  комнату  с  тренажерами  и
покидал сверху подушки и одеяло. Он был уверен, что не заснет, и ему  не
хотелось делить свою бессонницу с Максом Хрусталевым.
   Макс плескался в ванной, лил воду.
   Это было странно - чужой человек в его доме. У него редко бывали люди
- он много работал,  уставал,  и  за  порогом  его  квартиры  начиналась
драгоценная охраняемая private life, с тяжелым роком на  компакт-дисках,
с тренажерами, Любаниными  цветами  в  ящиках,  французской  минеральной
водой,   подушкой   Тинто,   почти   метровым   телевизионным   экраном,
суперкомпьютером и - главное, самое главное! - возможностью не  отвечать
ни за кого, кроме себя.
   Люди, которых он любил, ушли от него в один год - друг за другом, как
будто не хотели оставаться в одиночестве. Архипова и его одиночество они
почему-то в расчет не брали.
   Или не могли взять?..
   Умер дед. Следом за ним бабушка. Потом отец - от инфаркта. Потом мама
- от горя, как выразилась пожилая врачиха из поликлиники.
   Архипов переделал свою квартиру - от пола до потолка - и  жизнь  тоже
переделал.
   Не иметь проще, чем терять.
   Есть Тинто Брасс, работа,  деньги  -  и  хватит  пока.  Ну,  любовные
историйки время от времени - довольно редко, чтобы  не  привыкать  и  не
надеяться. Маленькие радости, вроде новой машины или  выгодного  заказа.
Чистопрудный бульвар за окнами, модный романчик на ковре, немецкое  пиво
в холодильнике, отпуск, смотря по настроению -  на  теплом  море  или  в
приветливой прохладе какой-нибудь старой европейской столицы.
   Архипову было безмятежно  и  спокойно  "в  своем  уютном  холостяцком
флэте", как вслед Вертинскому нервическим голосом простонал Гребенщиков,
и только в три часа ночи почему-то казалось, что жизнь не удалась -  так
всегда кажется именно в три часа ночи.
   Ни семьи. Ни детей. Ни друзей.  Даже  привязанностей  никаких,  кроме
собаки, которая бодро храпит на своей подушке. Подло,  исподтишка  болит
спина, и лет почти сорок, и все уже есть, а  впереди  одно  и  то  же  -
ежедневный "комплекс упражнений", Чистопрудный  бульвар  и  "холостяцкий
флэт", будь он неладен, и так, пока не помрешь! Да и помрешь с  этой  же
самой болью в спине, старым, бодрым, ухоженным, никому не нужным козлом!
   Даже вспомнить нечего - не заказы же вспоминать и  не  новые  машины!
Все, что вспоминалось, было из той, прошлой жизни, когда  "мы  все  жили
вместе". Но в  последнее  время  Архипову  стало  казаться,  что  и  эти
воспоминания - не его, он как будто ворует их у тех,  кто  когда-то  жил
той самой настоящей жизнью, а он никакой жизнью не живет,  глупости  все
это, сплошной "холостяцкий флэт"!
   Вода перестала литься, что-то загремело, Тинто вскинул  башку,  и  на
пороге  спальни  материализовался  Макс  Хрусталев  -  худосочная  часть
нынешней архиповской настоящей жизни.
   От Макса на всю комнату  разило  изысканной  французской  -  нет,  не
минеральной водой! - "Дюной", "ароматом для мужчин".
   - Ну, почистил я их. Теперь чего? Архипов подпер голову рукой.
   - Кого почистил?
   - Ну, зубы эти!
   - Одеколоном чистил?
   Макс переступил босыми ногами и отворотился в сторону.
   - Да я это... помазал вон...  Щиплет  очень.  -  Он  вытянул  руку  и
продемонстрировал Архипову, где именно он "помазал". - Да я просто  так.
Это... на всякий случай...
   - Чужие вещи трогать нельзя, - сказал Архипов строго. - Ложись  и  не
маячь у меня перед глазами. Надоел.  Твой  матрас  в  той  комнате,  где
тренажеры, будешь спать там.
   Макс хмыкнул:
   - А... это? Следить за мной, чтоб я не украл чего? Раздумали?
   - Украдешь, я тебя скормлю Тинто Брассу.
   Макс покосился на Тинто:
   - Тогда это... спокойной ночи.
   - Пока.
   Архипов потянулся и положил себе на живот высушенные  на  подоконнике
"Испражнения души" Гектора Малафеева.
   - Так фамилия вашего батюшки - Хрусталев или Тюрин?
   - Чего?!
   - Почему ты Хрусталев, а она Тюрина, если у вас один отец?
   - Не, он Хрусталев. Тюрина - это Манькина мать, которая сбежала.
   - Все ясно. Свободен.
   Тонко чувствующий Гектор пустился в  объяснения,  почему  человек  по
своей природе суть свинья и урод.  Объяснял  долго  -  Архипов  зевал  и
лязгал челюстями, но в конце концов понял,  что  все  дело  в  том,  что
человек, мать его, - это просто ошибка природы.
   На  слове  "природа"   Архипов   вдруг   вспомнил   "посвященного   и
просветленного" и "Испражнения души" отложил. Ему показалось, что Гектор
опечалился - видно, хотел пообъяснять еще немного.
   Если рассуждения правильны и  ее  действительно  уволокли  ребята  из
"Пути к радости", значит, у него, Архипова, путь к радости только один -
стоять насмерть и  квартиру  Марии  Викторовне  обратно  не  возвращать.
Выжидать, что предпримет "просветленный". Кстати, неплохо бы узнать  его
имя. Как-то ведь его должны звать - по-человечески,  ибо  на  сайте  он,
ясное дело, именовался Добромир.
   Архипов был уверен, что узнать это довольно легко.
   Впрочем, вполне возможно, что "просветленный" и ни при чем вовсе.
   Вполне возможно, что он просто "лицо",  актер,  попка-дурак,  который
произносит речи и позирует для фотографий,  ну,  может,  "встречается  с
почитателями и читателями". А может, и не попка-дурак,  а  некая  особь,
искренне верующая в "энергию добра, что в райский сад  стремится,  когда
по звездам босиком бежит душа". Если так, то "особь" эта наверняка не  в
курсе того, что дальше происходит с квартирами "направленных в  природу"
приверженцев "Пути к радости".
   Впрочем, маловероятно, что она не в курсе. "Особь", то есть.
   И еще труп! Труп юриста Маслова! Откуда он взялся?!
   В схему труп никак не укладывался, а  весь  жизненный  опыт  Архипова
говорил, что, если после сборки на  столе  остался  лишний  винтик,  это
означает, что механизм собран не правильно!
   Лишний винтик - труп на ковре - портил всю картину.
   Значит, так.
   Допустим, что его убила Маша. Ну, допустим.
   В спине заскреблось, и Архипов потерся о простыню - как  линяющий  по
весне медведь о частокол.
   Допустим. Только допустим.
   Архипов сел, придерживая рукой  спину,  и  прислонился  к  деревянной
спинке. Гектора Малафеева он спихнул ногой на ковер  -  Гектор  улыбался
ехидной улыбкой, которая как бы говорила  Архипову,  что  так  суетиться
из-за Маши Тюриной не стоит, право, не стоит.
   Ну, хорошо.
   Его убила Маша, потому что некому больше его  убивать.  И  ты  знаешь
это,  с  самого  начал  знал,  именно  поэтому  заметал  следы  с  такой
методичной старательностью. Именно поэтому ты обнимал труп, когда  тащил
его вниз по лестнице, а потом усаживал в машину, а потом ехал по городу,
в дожде и мыслях о том, что любой гаишник, которому  взбредет  в  голову
проверить твои документы, обнаружит, что машина не твоя, а  в  салоне  у
тебя труп!
   Ты знал, что она его убила, поэтому ты  еще  позаботился  о  ковре  с
кровавым пятном в середине, и о  ноже,  который  лежит  теперь  в  твоем
письменном столе, и остается только уповать на то, что  ты  не  наследил
как-нибудь слишком явно и милиция тебя не найдет, а если найде