орую
читает душа, это одно дело. А если о какой-то реальной - совсем другое.
   Зачем-то ведь она являлась оттуда, где теперь пребывает, и  толковала
с ним, и сетовала по поводу его промоченных ног!
   Архипов ввалился в подъезд, прогарцевал мимо  Гурия  Матвеевича,  уже
взбодрившего свой утренний самовар  и  выставившего  на  стол  очередную
литровую банку с вареньем, и вызвал лифт.
   Пока лифт ехал, Владимир Петрович нагнулся и крепко вытер мокрое лицо
полой майки.
   - Доброе утро, Владимир Петрович! Хорошего вам дня!
   Интеллигентные пенсионеры Гуня и Елена Тихоновна вежливо улыбались.
   - А мы вот на бульвар, пройтись. Что Маша, Владимир Петрович?
   - По-моему, все в порядке.
   - Да, но она исчезла! - тревожным шепотом доложил Гаврила  Романович.
- И  молодой  юноша  вместе  с  ней!  Слава  богу,  хоть  подозрительных
личностей  больше  нету.  Кстати,  вы...  ничего  не  узнали,   Владимир
Петрович? Я имею в виду о мерах, которые мы  должны  предпринять,  чтобы
обезопасить, так сказать, себя и свой подъезд?
   - Я уже все обезопасил, - успокоил его Архипов. -  Тинто,  вперед!  И
себя, и вас, и подъезд.
   - А Маша? - подала голос Елена Тихоновна. - Где же Маша?
   - Она... ездила с братом на  два  дня  к  родственникам,  -  на  ходу
сочинил Архипов. - Сегодня возвращается.
   - Как - к родственникам? - поразилась  Елена  Тихоновна.  -  К  каким
родственникам? Машенька - сирота!
   Двери лифта бесшумно сомкнулись, закрыв  недоумевающие  пенсионерские
лица. Архипов вздохнул. Ну, что он может  им  объяснить?  Ничего  он  им
объяснить не может!
   Тинто Брасс понюхал воздух на площадке, подошел к двери в квартиру  и
посмотрел вопросительно.
   "Что там делает эта девица? Зачем ты ее там оставил? А что, если  она
валяется на моей круглой подушке?!"
   - Да ладно, может,  еще  и  не  валяется,  -  утешил  его  Архипов  и
распахнул дверь.
   Маша Тюрина на круглой подушке не валялась. Ее вообще не было  видно,
зато в ванной сильно и равномерно шумела вода.
   - Это... хто?! -  донесся  из  тренажерной  комнаты  заспанный  голос
бдительного Макса.
   - Хде? - осведомился Архипов, стаскивая кроссовки.
   Макс испуганно примолк.
   Вот вам и "холостяцкий флэт", вот  вам  и  private  life,  вот  тебе,
бабушка, и Юрьев день!
   Развеселившись, он постучал в ванную. Вода немедленно перестала течь.
   - Але! - крикнул Архипов. - Может, халат дать? После некоторой  паузы
Маша от халата отказалась. Архипов налил воды в чайник и  оценил  запасы
еды, которые давно не пополнялись. Были  несколько  яиц,  сморщенный  от
долгого лежания толстый стручок  красного  перца,  банка  неопределенных
грибов и пакет молока.
   Пожалуй, этим семью не прокормишь.
   - Прости, пожалуйста, - за спиной у него сказала Маша,  -  я  думала,
что до тебя успею.
   - Что?
   - Я заняла твою ванную. Я думала, что успею, но ты... быстро бегаешь.
   Архипов закрыл холодильник и посмотрел на нее - в первый раз  за  это
утро.
   Свеженькая, розовая от воды, влажные волосы заложены за уши, одета  в
джинсы и Любанину кофтенку, в которой раньше щеголял брат Макс, и  пахло
от нее славно - парфюмерией и чистой кожей.
   Архипов все  смотрел  на  нее.  Подбежал  Тинто  Брасс  и  тоже  стал
смотреть.
   Длинные  пальцы  нервным  движением  застегнули  пуговку  у  горла  и
потянули за короткие рукава, как будто надеясь вытянуть их до  запястий.
Потом  она  переступила  с  ноги  на  ногу.  Смотреть  дальше  было  уже
неприлично, но Архипов все смотрел.
   Тогда Маша вдруг решительно подошла к  нему,  потеснив  Тинто,  взяла
горячей рукой за шею,  и  поцеловала  в  губы,  и  прижалась  крепко,  и
свободной рукой обняла за пояс, за мокрую майку, под  которой  по  спине
все еще лился пот, и ее щека оказалась совсем рядом -  она  была  только
чуть ниже  высоченного  Архипова,  -  и,  оторвавшись,  чтобы  перевести
дыхание, он поцеловал царапину у нее за  ухом,  и  перехватил  ее  руку,
забравшуюся под майку, потому что вдруг застеснялся того, что  он  такой
потный и мокрый, и еще небритый, и вообще...
   - Я так за тебя боялась, - быстро сказала она, - в  той  квартире.  Я
думала, что ты придешь на встречу, и они тебя  тоже  свяжут  и  будут...
унижать. А потом убьют. Я думала, что меня убьют, и  не  боялась,  а  за
тебя боялась и за Макса.
   - Это здорово, - пробормотал Архипов, не слышавший ни слова, - просто
здорово.
   - ...Что?..
   Целоваться, оказывается, было гораздо  проще,  чем  говорить,  и  они
опять стали целоваться.
   Тинто Брасс плюхнулся на задницу,  подумал  и  задней  лапой  неловко
почесал ухо.
   Ну и  дела  -  вот  что  означал  этот  жест.  Как  это  все,  право,
неожиданно, ребята!
   - Ты никогда не обращал на меня внимания.
   - Не обращал.
   - Почему?
   - Не знаю.
   - Ты меня просто не видел.
   - Не видел.
   - А помнишь, ты приходил к нам чай пить?
   - Помню.
   - Вы с тетей сидели,  и  у  тебя  было  насмешливое  лицо,  а  я  так
сердилась, что ты над ней смеешься. Мы потом с  ней  поссорились.  Я  ей
говорила, что она все придумывает, что никакой ты  не  хороший  человек,
что ты над ней просто... издеваешься.
   - Я не издевался.
   - Я вам чай подавала и плетенку с печеньем высыпала тебе на брюки,  а
ты все равно меня не заметил.
   - Не заметил.
   - Почему?
   - Что - почему?
   Архипов поднял ее за узкие бока и посадил  на  стойку,  так  что  она
стала выше его, зато прямо перед  его  носом  оказалась  упругая  грудь,
прикрытая Любаниной розовой кофтенкой, и атласная шея, и он уже чуть  не
добрался до всего этого, как вдруг что-то загрохотало у него за  спиной,
как будто случился горный обвал, и он некоторое время соображал, что это
такое и где он находится, потому что смутно  ему  помнилось,  что  ни  в
каких горах он быть не может, а потом еще раз  загрохотало,  и  Машу  со
стойки как ветром сдуло.
   Он даже застонал тихонько от разочарования.
   Брат Макс поднимал штангу.
   Следом за Машей  Архипов  воздвигся  в  дверном  проеме  и  обнаружил
мальчишку, лежащего спиной на узкой кожаной скамейке.  Вес,  надетый  на
гриф и рассчитанный на  Владимира  Петровича  Архипова,  Макс  Хрусталев
никак не мог взять, даже если бы он подключил к себе все существующие  в
природе батарейки "Энерджайзер".
   Штанга  поднималась  в  пазах  сантиметров  на  пять  и  с   грохотом
обрушивалась обратно. На сосредоточенном  лбу  Макса  выступили  крупные
капли пота, а на руках вздулись толстые вены.
   - Ох-хо-хо, - сказал Владимир Петрович, - вот беда.
   Штанга снова с грохотом упала, и Макс вскочил с узкой скамейки.
   - Здрасти.
   - Будь здоров, - поздоровался Архипов, - тренируешься?
   - Чего?.. А нет, это я так.
   - Если так, то надо вместо четырех один диск поставить.
   Макс презрительно пожал плечами:
   - Один не интересно.
   - Нисколько не интересно. Семь потов сойдет, пока триста раз выжмешь.
   - Ско-олько?!
   - Столько.
   -  Маньк,  знаешь,  он  каждый  день  качается!  -  похвастался  Макс
Владимиром Петровичем. - Сам сказал. Я тоже... попробовать хотел.
   Маша подошла и погладила мальчишку по  голове.  Он  хмуро  глянул  на
Архипова и вывернулся.
   Все ей представлялось, что она видит того,  которому  год  и  который
мусолил рогалик, а потом ковылял по берегу озера, держа в руке прутик, и
было очень тихо, и холодно, и лист, падая, шуршал и  цеплялся  за  голые
ветки, и во всем мире они были одни, и он хохотал, разевал  младенческий
розовый ротишко с четырьмя  зубами  и  от  хохота  валился  на  спину  в
пожухлую траву, а она поднимала его и  отряхивала  сиротское  коричневое
пальтецо, а потом в сумерках они катили домой, и рогалик был  съеден,  а
дома их никто не ждал.
   А потом ее увезли в Москву, а он остался. На целых пятнадцать лет.
   Архипов вдруг  увидел,  что  они  похожи  -  брат  и  сестра.  Просто
удивительно похожи. Наверное,  раньше  он  не  замечал,  потому  что  не
обращал внимания.
   Как она ему сказала - ты никогда меня не видел?
   - Володя, тебе, наверное, на работу надо, - вдруг спохватилась она. -
Сейчас я быстро приготовлю завтрак... или ты не завтракаешь?
   - Завтракаю.
   - Тогда я сейчас приготовлю. Или нам... лучше уйти?
   - Вам лучше глупостей не говорить, - посоветовал Архипов.
   Ему непременно нужно поговорить с ней. Он  был  уверен,  что  в  свою
квартиру она не должна возвращаться, но как сказать ей об этом, не знал.
   Все дело в том, Маша, что в ваше отсутствие я нашел в вашей  квартире
труп. Трудно объяснить,  зачем  меня  туда  понесло,  но  тем  не  менее
понесло, труп я нашел, а потом вывез и  бросил  на  дороге,  потому  что
думал, что это вы юриста прикончили.
   Кстати, это вы или все-таки не вы?
   Замечательно.
   Рассердившись, Архипов ушел в ванную и захлопнул за собой дверь.
   Целоваться нельзя - брат  Макс  в  любую  минуту  может  их  застать.
Поговорить  негде  -  в  "холостяцком  флэте",  оказывается,  совершенно
невозможно уединиться. О том, чтобы соблазнить ее, можно смело забыть  -
он еще не до  конца  "исполнил  свой  долг",  а  она  "бедная  сиротка",
напуганная гадкими людьми.
   Вот черт побери!
   Или вовсе не рассказывать ей про труп?
   Когда он вышел из ванной, оказалось, что Маша уже приготовила завтрак
- гигантский омлет с грибами и красным перцем, кофе и сок.
   Архипов вытаращил глаза.
   Она сидела за стойкой и вскочила, как только он появился в дверях. На
стойке стояли три чашки, три стакана и  три  тарелки.  Оранжевый  сок  в
стаканах сиял электрическим светом. Кофе пах так вкусно, как пах только,
когда его варила мать, сто лет назад. Омлет золотистым краем вылезал  из
широкой сковороды. Тинто Брасс ухмылялся на своей круглой подушке.
   - Э-э... садись, - пригласила Маша и покраснела. Издалека  доносились
размеренные удары - Макс Хрусталев поднимал и бросал  штангу.  "Все-таки
снял диски", - понял Архипов.
   - Тебе... кофе с молоком?
   - Черный.
   По  утрам  он  никогда  не  пил  сок,  только   немного   французской
минеральной воды. Осознав, что смотрит на сок с некоторым отвращением  -
вот до чего довел "уютный холостяцкий  флэт"!  -  Архипов  залпом  выпил
полстакана.
   - Маша, я хочу, чтобы вы некоторое время пожили у меня, - бухнул он и
уставился в свою чашку.
   - Зачем? - не поняла она.
   Положила ему омлет, и пристроилась рядом, и положила на стойку  худые
локти, и придвинула к себе свою чашку,  и  положила  сахар,  и  помешала
серебряной ложечкой, по которой скакал солнечный  зайчик,  -  как  будто
этим утром началась в его доме та самая "настоящая жизнь", о которой  он
печалился так недавно.
   - Разве... все не кончилось, Володя?
   - Я не знаю, - ответил Архипов, рассматривая  свою  новую  "настоящую
жизнь", - точно не знаю.
   - Как?! А разве вчера...
   - Маш, все, что было вчера,  закончилось.  В  этом  как  раз  никаких
сомнений нет.
   - А в чем у тебя... сомнения?
   Архипов отхлебнул кофе и принялся за омлет.
   - Откуда у Лизаветы взялся нож? Она притащила мне нож и сказала,  что
он предвестник смерти. Дождь кровавый, затмение небес, все дела. Где она
его взяла, ты не знаешь? Она мне сказала, что он появился сам по себе  и
она нашла его под своей кроватью.
   Глаза у нее вдруг стали круглыми и похожими на глаза Макса.
   - Ты видела этот нож, Маша?
   - Я... видела. С черной ручкой, а на ручке что-то  вырезано  такое...
непонятное. Она очень испугалась, когда его нашла. Вернее, я его нашла.
   - Как?! Ты нашла?!
   - Ну да. Я убиралась и вытащила этот нож  у  нее  из-под  кровати.  И
спросила у нее, что это такое. Я  думала,  может,  так  и  должно  быть.
Может, она его специально положила. Она  любила  всякие...  таинственные
предметы. Мне всегда казалось, что она в них играет. Как в куклы.
   Вот это да. Нож нашла Маша.
   Опять Маша. Все время Маша.
   - Куда ты его дела потом?
   - Нож? Никуда не дела. Тетя так  страшно  побледнела,  схватилась  за
сердце, я побежала за каплями Ворчала, они ей всегда помогают. Помогали.
Ну вот. А потом она мне сказала, чтобы я забыла про этот нож. Как  будто
я никогда его не видела. А когда она... умерла, я его выбросила.
   Архипов схватился за спину.
   - Что с тобой? - спросила она, проследив за его рукой.  -  У  тебя...
болит спина?
   - У меня всегда болит спина. Куда ты его выбросила?!
   - Володь, а что с твоей спиной? Может,  надо  врачу  показаться?  Или
курс пройти? Массажа или лечения?
   - Куда ты его выбросила?!
   Нож с черной ручкой торчал из бока юриста  Маслова.  Архипов  вытащил
его, завернул в пакет и сунул к себе в письменный стол - умник!
   Откуда он взялся снова, если она его выбросила?!
   Или?.. Или,  черт  побери,  он  появляется  сам  по  себе,  предвещая
смерть?!
   - Маша, куда ты дела нож?!
   Она все смотрела, как он держится за спину.
   - Я... завернула его в несколько газет и отнесла на работу. У нас там
есть такая специальная помойка, ее  возят  на  утилизацию.  Ну,  шприцы,
просроченные препараты, тара...  Я  сунула  его  туда.  А  вечером  даже
посмотрела, забрала машина или нет.
   - Забрала?!
   Она кивнула.
   - А что такое, Володь? Почему ты спрашиваешь?
   Потому что этим ножом убили Евгения  Ивановича  Маслова.  А  накануне
вечером  именно  об  этот  нож,  который  ты  выбросила  в  "специальную
помойку", Макс Хрусталев порезал руку, когда ползал в темноте  по  полу.
Порезал сильно. На полу под диваном осталось засохшее пятнышко.
   Архипов был уверен, что нож должен лежать под  Машиной  кроватью.  Он
даже искал его там. Раз он предвещал Лизаветину смерть  под  Лизаветиной
кроватью, значит, под Машиной он должен был предвещать  Машину.  Архипов
считал,  что  кто-то  из  "Пути  к  радости"  таким  образом,  запугивал
Лизавету, а потом тем же способом решил запугать и несчастную "сироту".
   Пятно оказалось под диваном в гостиной, Макс  порезался  именно  там.
Нож лежал в гостиной, а не в ее спальне.
   Чью смерть он предвещал под диваном в гостиной?!
   Откуда он взялся под диваном, если она на  самом  деле  сдала  его  в
утилизацию?!
   - Подожди, - велел Архипов и отодвинул стул.
   - Что?
   - Подожди секунду.
   Он выскочил в коридор, распахнул дверь в свой кабинет, зашел, подумал
и заперся на замок.
   Нож лежал в письменном  столе,  заваленный  пухлыми  справочниками  и
старыми бумагами.
   Архипов выдвинул ящик и некоторое время не решался сунуть туда  руку.
Что-то страшно ему стало. А что, если...  Что,  если  из  его  стола  он
тоже... ушел? Ушел предвещать чью-нибудь смерть.
   Дождь кровавый и затмение небес. Отбойный молоток на  бульваре.  Силы
зла и три плана бытия.
   Позвоночник будто сверлили дрелью.
   Архипов сунул руку. Только справочники, растрепанные и пухлые. Только
справочники, и больше  ничего.  Попалась  какая-то  целлулоидная  папка,
Архипов в нетерпении отпихнул ее в сторону. Опять справочники.
   Спине стало холодно и влажно.
   Есть. Нашел.
   Он быстро и внимательно ощупал пакет.
   Внутри точно был нож, и ручка прощупывалась и...  лезвие.  Достать  и
посмотреть Архипов не смог себя заставить.
   Он завалил пакет справочниками, задвинул ящик и с трудом выпрямился.
   Этот нож на месте.
   Владимир Петрович вернулся в гостиную, где Маша препиралась с Максом,
который ни за что не хотел идти в  душ  после  своих  тяжелоатлетических
упражнений.
   - Да чего опять мыться-то! - скулил он.  -  Каждую  минуту  мыться  -
мозоли набьешь!
   - Быстро в ванну! - рявкнул Архипов. - Быстро  в  ванну  и  есть,  мы
уезжаем.
   Брат и сестра посмотрели на него в изумлении.
   - Чего? Куда... уезжаем?
   - Значит, так, - сказал Архипов -  вожак  стаи,  -  если  ты  у  меня
живешь, значит, ты должен работать. Шляться без дела целое лето  я  тебе
не позволю. Моешься, одеваешься - и на работу. Быстро!
   От неожиданности Макс Хрусталев отчетливо икнул.
   - Ка... какую работу? Штукатурить, что ли?
   -  Штукатурить,  что  ли,  будешь  на  исторической  родине.  У  меня
штукатуры не работают. У меня работают компьютерщики.
   - Я... того... не... не умею я, вы же знаете!
   - Научим, - мрачно пообещал Архипов. - Ну, давай-давай, шевелись!..
   Макс вдруг сорвался с места и, топая, ринулся в ванную.
   - Он поедет... с тобой? - растерянно спросила Маша.
   - Да! Он поедет со мной!
   - Ты станешь... учить его работать?!
   - Я, -  язвительно  сказал  Владимир  Петрович,  -  не  стану.  Я  не
Макаренко и не этот... как его... знаменитый  педагог  Ушинский.  Ребята
научат. Без меня. Будет делом заниматься, а не по улицам фордыбасничать!
   - Володя...
   - Маша, когда ты сдала тот нож в утилизацию?
   Она помолчала немного, как  будто  не  сразу  сообразила,  о  чем  он
спрашивает.
   - Тот нож?
   - Да. Тот нож, который ты нашла под кроватью у Лизаветы.
   - Как только ее похоронили. В тот же день. У меня дежурство было, и я
главного упросила, чтобы он не искал мне никаких замен.  Я  думала,  что
если одна останусь дома, то обязательно... с ума сойду.  И  страшно  мне
было. Очень страшно.
   - А ты... все время одна находилась? Тебя никто не навещал?
   Маша вдруг улыбнулась:
   - Ты меня навестил. Разговаривал снисходительно и предлагал чай, кофе
и соленые огурцы.
   Архипов тоже слегка улыбнулся в ответ. Он думал о другом и подачу  не
принял.
   - А кроме меня?
   - Господи, Володя! Заходила Елена Тихоновна. Гурий Матвеевич какой-то
журнал принес. Внизу оставляют, бесплатные, а он их  зачем-то  разносит.
Олег Якименко, это... хирург наш.
   - Ваш? - уточнил Архипов.
   - Ну... наш, больничный...
   - Сколько всего ключей от квартиры? Одна  связка  у  тебя,  вторая  у
Лизаветы, третья у соседей. Еще были?
   - Не-ет, - протянула Маша убежденно, - не было.
   - Точно?
   - Точно. Вообще у нас были две связки,  а  потом  мы  решили  сделать
третью, для соседей. На всякий  случай,  ну,  и  чтобы  Елена  Тихоновна
приходила делать уколы. А там один ключ очень сложный.  Просто  какой-то
необыкновенный. За него слесарь сто рублей взял, представляешь?  Я  тете
говорила, что лучше б мы вообще без  ключей  сидели,  чем  такие  деньги
платить! А она надо мной смеялась.
   Архипов быстро и сосредоточенно соображал.
   - Так. Новые ключи вы соседям отдали?
   - Нет, новые я себе оставила. Он один ключ  хорошо  сделал,  как  раз
который сложный, а второй не очень, его все время в замке... закусывает.
Это тетя так говорила. Ну вот, я его и взяла себе, а  то,  думаю,  Елена
Тихоновна ни за что не откроет!
   - То есть новые ключи остались у тебя, а старые  ты  отдала  соседям.
Правильно?
   - Ну да. А что, Володя?
   - Ничего, - ответил Архипов. - Ничего.
   Ключи, полученные им от Гаврилы Романовича, были  совершенно  новыми,
блестящими сальным металлическим блеском. Выходит,  слесарь  сделал  две
пары новых ключей?! Одни были у Маши, вторые у соседей.  Где  находилась
третья - старая - связка, которую Маша отдала Гуне и  Елене  Тихоновне?!
Как у них оказались новые ключи, если Маша отдала им старые - которые не
"закусывало" в замке?!
   Как это выяснить? Архипов не знал никаких других способов  выяснения,
кроме "задать вопрос - получить ответ". Еще  он  понятия  не  имел,  как
узнать, правда или ложь то, что предлагается ему в качестве ответа!
   - Маш, а что за слесарь делал ключи?
   - Господи, да наш! Дядя Гриша, с пятого этажа! Володь, но он уж точно
не имеет никакого отношения к... нам! Тетя его  не  любила,  она  вообще
алкоголиков на дух не переносила, внуков его жалела, ну... и все. Он тут
ни при чем.
   - Посмотрим.
   - Что?
   - Посмотрим, говорю. А ты точно помнишь, что отдавала соседям  старые
ключи?
   Мария Викторовна Тюрина нетерпеливо и выразительно фыркнула:
   - Да. Помню.
   - Маша, не ходи пока домой, - распорядился Архипов, - посиди здесь.
   - Зачем?!
   - Маша, я тебя прошу! - Владимир Петрович поднялся  и  одним  глотком
допил кофе. - Домой не ходи. А лучше.