домой  не  прихожу.  Давно,
Володя. Лет... пять назад.
   Оттого, что она назвала его по имени, у него из головы  вылетело  все
остальное.
   - Ты... слышишь меня? У нее тогда сердечная  болезнь  обострилась,  а
все из-за дневника... Тетя дневник покойного мужа из рук не выпускала, и
вдруг он пропал.
   Архипов некоторое время соображал, как именно нужно ответить на  этот
вопрос.
   -  Да-а,  -  произнес  он,  сообразив,  -  слышу.  А   Добромира   ты
когда-нибудь видела?
   Маша Тюрина,  медсестра  пятнадцатой  горбольницы,  первой,  если  он
правильно  запомнил,  хирургии,  здравомыслящая,   вменяемая,   двадцати
четырех лет от роду, перепугалась так, что схватилась за руль "Хонды".
   "Хонда" вильнула.
   - С ума сошла? - рявкнул Владимир Петрович.
   - Откуда ты про него... знаешь? Он тебя... ты встречался с ним?
   - Он тебя, с-сучару, на куски порвет, - прошипел  с  заднего  сиденья
Витек, - он от тебя... с-соплей не оставит... он...
   - Что за концерт! - упрекнул Архипов. - Тинто!
   Тинто Брасс свесил голову к Витьку и лениво гавкнул.
   - Так что Добромир?
   - Это страшный человек. Негодяй. Подонок. Он сказал тете, что оставит
ее в покое, если я... если она... - Маша  сильно  вздохнула,  -  если  я
стану с ним жить. Это уже в конце было, когда они слишком насели на нее,
и  она  перепугалась.  Она-то  ведь  тоже  думала,  что  это   милые   и
очаровательные люди.
   "Нет,  -   подумал   Архипов,   -   Лизавета   была   взбалмошной   и
экзальтированной, но она никогда не была дурой, это уж точно".
   Маша Тюрина тоже не похожа на дуру, но вполне  возможно,  что  ей  не
хватало времени разбираться, кто там приходит к тете и чем занимается. А
потом стало уже поздно.
   - Я... согласилась. Я на все соглашалась, но тетя не  разрешила.  Она
сказала, что они  все  равно  не  отстанут,  а  мы  потеряем  остатки...
самоуважения. - Тут Маша вдруг улыбнулась. - Еще она сказала, что  можно
было бы попробовать, если бы он дал подписку  о  том,  что  после  этого
обязуется... помереть. А без подписки не надо.
   - Ты с ним встречалась?
   - Да. Тетя ходила на собрания, пару раз я ходила  с  ней.  Они  хором
пели песни, какие-то стихи друг другу читали, говорили, что собственного
сочинения. Володь, это все  ужасная  глупость!  Я  не  знаю,  как  такой
глупостью можно заманивать людей!
   - Идея больно  хороша,  -  задумчиво  произнес  Архипов.  -  Идите  в
природу, и она вас излечит. Цветочная пыльца полезней мяса,  а  жизнь  в
лесу здоровее, чем в мегаполисе. Самое главное, что  по  его  теории  не
надо работать. Только думать позитивно и ждать, когда еда и одежда силой
мысли придут к тебе от бога.
   Тут она опять перепугалась.
   - Ты что? Слушал его? Читал?! Читал, да? Ты тоже ему поверил?!
   Архипов покосился на нее:
   - Маша, остановись. Я стал проверять, что  такое  "Путь  к  радости",
которому Лизавета завещала квартиру. Влез на сайт и  все  там  прочитал.
Добромира я тоже видел только на сайте.
   - Он тебя... с-суку... он тебя адским огнем... ты его не знаешь... ты
его узнаешь.
   Архипов дождался зеленой стрелки и повернул налево.
   - Кстати, знаешь, как его зовут?
   - Кого?
   - Добромира?
   Маша помолчала.
   - Нет.
   -  Анатолий  Петрович  Безсмертный,  -  провозгласил  Архипов,  -  по
национальности украинец, а вовсе не иудей.
   - Почему... иудей?
   - На сайте сказано, что он брат Христа. Тот был иудей, ну,  брат,  по
логике, тоже должен быть иудеем, ан нет. Подвизался учителем географии в
городе Житомире. Двое детей от  двух  разных  жен.  Книги  ему  сочиняет
господин Ослов Сергей Борисович, бывший журналист. Адама,  которая  тебе
тогда в "Мерседесе" в ухо свистела, есть  Инга  Евгеньевна  Ставская,  в
прошлом пресс-секретарь какой-то косметической фирмы.
   - Господи, - пробормотала Маша Тюрина, - откуда ты все это узнал?! Да
еще так быстро?!
   - Компьютерный шпионаж, - объяснил Архипов  легко.  -  Эй,  болезный!
Вставай, дорогу показывать будешь! Слышишь, болезный!
   - Он тебя... уроет, блин! Он тебя...
   Архипов вышел из себя.
   Он резко  тормознул  на  пустой  дороге,  перегнулся  через  сиденье,
сморщился от резанувшей боли в спине, одной рукой вытащил из-за  сиденья
Витька и сдавил толстую шею. Витек захрипел.
   - Ты мне надоел, - прошипел Архипов. -  Отвечай  на  мои  вопросы,  а
больше никаких звуков не издавай. Если понял, кивни. Ну что? Понял?
   Витек дернул головой, и Архипов  отпустил  его.  Витек  обрушился  на
сиденье.
   - Так. Куда теперь?
   - Прямо. Потом налево, на проселок.
   - На вокзале они тебя нашли? - спросил Архипов у Маши. - Этот и  тот,
который к унитазу пристегнут?
   Она кивнула.
   - Мне Макс сказал, что подошел какой-то "ферт в плаще". Витек, это ты
подходил? А, Витек?
   - Я... блин...
   - Зря ты подходил, - заключил Архипов. - По проселку долго еще?
   - Направо. Второй поворот. Третий дом от угла, забор каменный. Только
он тебя все равно уроет, с-сука!
   - Володя, - спросила Маша Тюрина, -  что  ты  хочешь  делать?  Ты  не
представляешь себе, насколько это страшные люди! Когда тетя умерла,  они
самые первые пришли, я ее даже похоронить не успела. Они  пришли  как  к
себе домой, понимаешь? Они знали, что я... сдамся без боя, они...  очень
сильные и страшные, Володя. Они не оставят нас в покое.
   - Я сильнее и страшнее, - заявил  Архипов  холодно.  -  Или  ты  тоже
веришь во всю эту  галиматью,  вроде  трех  планов  бытия  и  вселенской
струны, на которой играет душа?
   - Какая... струна? - оторопело спросила Маша. - При чем  тут  струна?
Откуда ты ее взял?!
   Архипов чуть было не сказал: "Да это мне полчаса назад Лизавета опять
наболтала!.."
   Но все-таки не сказал. Получалось, что он не только верит во всю "эту
галиматью", но даже активно ее пропагандирует.
   Он притормозил, обернулся и за волосы поднял Витька. Тот сморщился  и
зашипел.
   - Этот дом?
   - Этот. Ну все, блин! Докатался ты!
   Забор был красного  кирпича  и,  как  полагается,  до  неба.  Архипов
опустил стекло и посидел, приглядываясь и прислушиваясь.
   Глухо падали в  траву  тяжелые  летние  капли.  Осенние  капли  дождя
никогда не падают с  таким  сочным  и  довольным  звуком.  Где-то  лаяла
собака, довольно далеко. Сосны за крепостной стеной  стояли  неподвижно,
длинные тени, переломленные забором,  доставали  другой  стороны  улицы.
Фонарь горел желтым светом.
   - Люблю природу, - сказал Архипов и потянулся - специально для  Маши.
- В этом мы с Анатолием Петровичем похожи.
   Еще в одном вопросе они были точно похожи  -  пожалуй,  Архипов  тоже
хотел бы с ней жить.
   Когда он увидел ее в первый раз в залитой светом Лизаветиной комнате,
в этой штуке с горлом и без рукавов, он сразу все про  себя  понял.  Зря
Лизавета приписывала ему благородство души. Нет никакого благородства  и
никогда не было! Маша Тюрина слишком выбивалась из "холостяцкого флэта",
в который превратилась его жизнь. Он, Архипов, хотел ее и боялся за нее,
и этого было достаточно. Он хотел спасать ее, поражать  ее  воображение,
убедить ее в том, что он и есть Нэш Бриджес - Дон Джонсон. Еще он  хотел
облагодетельствовать ее, разметать всех ее врагов, покорить  ее  сердце,
заманить ее  в  постель  -  и  этому  не  было  объяснений,  просто  так
получилось, и все тут.
   Лизавета наколдовала, черт ее побери!
   - Володя, давай уедем отсюда! Пожалуйста. Ты правда не понимаешь, что
делаешь!.. Ты не знаешь, на что они способны.
   Она тряслась, хотя на улице стремительно теплело - ветер был  влажный
и вкусный, как будто пришедший из тропических лесов.
   Делать  этого  не  следовало,  но  не  мог  же  он  сдерживаться  всю
оставшуюся жизнь!
   Архипов обнял Машу за шею, притянул к себе и поцеловал в губы.
   Поцелуй должен быть просто поцелуем - без "продолжения", какое уж тут
"продолжение" перед боем и после плена!
   Всего лишь поцелуй. Один. Не  слишком  долгий.  Перед  боем  и  после
плена.
   В голове загрохотало. Стало неудобно сидеть. Маша вздохнула и  обняла
его за шею худыми руками, совсем девичьими с шелковой,  и  бархатной,  и
черт знает какой кожей. Глаза она, конечно же, закрыла, а Архипов - нет,
и прямо перед собой он видел бледные  веки,  синие  тени,  веснушки.  Ее
пальцы трогали его затылок, возились, как будто пытались найти что-то на
ощупь, и это шевеление у него в волосах возбуждало ужасно.
   Всего лишь поцелуй. Один. Я смогу остановиться. Всего один.
   Архипов перевел дыхание, перехватил ее поудобнее -  и  поцеловал  еще
раз. Потом еще.
   Тинто Брасс терпел-терпел, а потом все же кашлянул  -  приглушенно  и
деликатно гавкнул.
   Маша с Архиповым стукнулись лбами.
   - Мне надо ванну принять, - сказала она быстро, - и зубы почистить.
   - Я же говорю - идиотка, - ответил  он,  и  они  посмотрели  друг  на
друга.
   - У меня дома твой брат и Расул Магомедов, - неизвестно зачем  заявил
Архипов. - Как ты думаешь, мы сможем их выгнать?
   После чего Маша, ясное дело, смутилась до слез и отвернулась.
   Прежде  чем  выгонять  брата  с  напарником,  нужно  было  "до  конца
исполнить свой долг". Как-то Архипов в одну секунду позабыл об этом.
   - Ну что? - спросил он у притихшего Витька. - Домофон  есть  или  так
будем кричать?
   - Справа домофон.
   - Вот и хорошо.
   Выходить из машины Архипов не стал. Сдал назад, развернулся  и  ловко
притерся к самому забору. И нажал блестящую кнопочку.
   - Охрана есть? - деловито спросил он у Витька и опять нажал.
   - Полно тут охраны! А ты попал, блин!
   - Да! - бодрым голосом отозвался домофон. Архипов снизу вверх  кивнул
Маше. Она отрицательно покачала головой.
   Значит, не Добромир.
   - Добрый вечер, - произнес Архипов, - мне бы с господином Безсмертным
увидеться, с Анатолием Петровичем. Как мне это сделать?
   В домофоне произошли серьезные волнения и  даже  отчасти  смута,  что
было заметно по изменению тона - на предельно осторожный - и еще потому,
что послышались какие-то движения,  как  будто  отвечающий  гримасничал,
махал руками и призывал остальных.
   Очевидно, настоящее имя Добромира было строго засекречено.
   - А вы... кто, простите?
   - Я Архипов Владимир Петрович. Со мной еще Тюрина  Мария  Викторовна,
ее-то Анатолий Петрович хорошо знает! И  еще  некая  личность  по  имени
Витек. Без фамилии. Его Анатолий Петрович знает еще лучше. Так  что  все
свои.
   Смута и движение в домофоне усилились, продолжались довольно долго, а
потом устройство отключилось.
   Маша взялась за щеки.
   Архипов снова нажал кнопку.
   - Ну что? - спросил он. - Посовещались?
   Другой, значительный и  красивый  голос  -  Архипов  опять  посмотрел
вопросительно, и на этот раз Маша кивнула - сказал веско:
   - Оставьте машину у ворот. Мы вас пропустим.
   - Э-э, нет, - весело  отказался  Архипов,  -  без  машины  не  пойду.
Спокойной вам ночи, господа и дамы.
   После   чего   отпустил   кнопку,   включил   задний   ход   и   стал
разворачиваться.
   - Мы... уезжаем? - тревожно спросила Маша. - Ничего не вышло?
   Архипов посмотрел на нее с сожалением, что нельзя ее  поцеловать  еще
раз и прямо сейчас.
   В  мощном  свете  фар,  выпукло  осветившем  забор  и  ворота,  вдруг
приоткрылась небольшая калитка, из нее выскочил  человек,  посмотрел  на
архиповский джип и скрылся.
   Ворота стали медленно открываться.
   - Очень я это  богатство  люблю  и  уважаю,  -  пробормотал  Архипов,
выкручивая руль. - Вот когда забор каменный до небес, домофон с  пипкой,
ворота железные, а открывать их руками надо. Зимой,  поди,  всей  сектой
откапывают, как снегом засыплет!
   Маша посмотрела на него и неожиданно прыснула.
   - А я знаю того, у ворот. Он был в  "Мерседесе",  когда  они  тебя  в
Чертаново привозили.
   - Да.
   - Выходит, нет тут у него никакой охраны, иначе  ворота  охранник  бы
открывал! Только свои, друзья и подруги.  Эй,  Витек,  ты  чего  же  это
обманываешь? Обманывать нехорошо!
   Архипов нажал на газ и лихо  перелетел  через  металлический  порожек
ворот.
   За ними открылась забетонированная площадка, потом какая-то лужайка с
чахлым  газоном,  потом  несколько  деревьев,  а  чуть  подальше  дом  -
массивный, красный с розовым. На  уровне  второго  этажа  торчала  белая
конструкция из палочек и стекла - оранжерея.
   - Красиво, - оценил Архипов.
   - Володя, я боюсь. Я ужасно боюсь.
   Архипов, наоборот, в данный момент ничего не боялся.
   Драться  с  охранниками,  бить  их  по  голове  грифом   от   штанги,
пристегивать наручниками  к  унитазу,  прикидываться  Терминатором  было
страшно.
   В этой  части  поединка,  где  требовалось  играть  в  "гляделки",  в
"молчанку", в "кто кого пересидит" он чувствовал себя легко и  свободно,
как студент-отличник перед сдачей  любимого  предмета.  И  ему  было  не
страшно.
   Он подогнал машину к самому крыльцу, чуть не воткнув рылом в клумбу.
   Сзади, от ворот, поспешал тот самый  человек.  Фонарь  светил  ему  в
спину. Изломанная тень, похожая на стрекозиную, ползла по стене красного
и розового дома.
   Архипов вылез из машины и открыл дверь Тинто Брассу.
   Тинто выпрыгнул. "Хонда" качнулась. Человек остановился в отдалении и
взялся за ствол ближайшей сосны.
   - Не бойтесь! - прокричал Архипов с громким добродушием,  так,  чтобы
его обязательно услышали в доме. - Это моя собака! Тинто, ко мне!
   Держа  руку  на  мощном  загривке,  Архипов  обошел  машину  и  помог
выбраться Маше Тюриной.
   - Вот и Мария Викторовна! - провозгласил он. -  Вы  с  ней,  кажется,
сегодня виделись!
   - Что вам нужно? - спросил человек в отдалении.
   Архипов немедленно повернулся к нему спиной.
   - Пошли, - сказал он Марии Викторовне и обнял ее за плечи,  -  поищем
Анатолия  Петровича,   житомирской   национальности,   бывшего   учителя
географии. Ох, я и забыл совсем...
   Тут он проворно выволок из салона Витька и даже поставил его на ноги.
   - Тинто, вперед!
   - Что вам надо?! - крикнул человек. - Я сейчас позвоню, и...
   - Ну да, ну да, - морщась, согласился Архипов. - Пошли, ребята.
   Крылечко было невысоким, как в хате, - три ступеньки, и вот вам  дом.
Двери распахивались прямо  в  "залу"  -  большое  помещение  с  коврами,
брудастыми креслами, светильниками в виде  канделябров  и  картинами  на
стенах. Рамы у картин золотые,  с  завитушками,  гроздьями,  листьями  -
загляденье! Картины внутри рам -  никакие.  Из  потолка  торчала  люстра
мозельского стекла - богатая люстра!
   - Всем добрый  вечер,  -  поздоровался  Архипов,  -  кого  не  видел,
конечно.
   В  центре  комнаты,  непосредственно  под  богатой   люстрой,   сидел
Добромир, причем видно было, что в кресло он плюхнулся только что, да  и
приволок его от стены тоже три секунды назад. Он трудно  дышал  и  делал
равнодушное лицо.
   В некотором отдалении, у "столика  с  напитками",  стояла  женщина  в
сером офисном брючном костюме. В руке она держала стакан. Она  выглядела
спокойней, но тоже было понятно, что стакан схватила только что.
   "Декорацию  они  соорудили  быстро.  Молодцы,  -  оценил  Архипов.  -
Особенно уместна дама у столика. Как в первоклассном кино".
   - Кто вы и что вам нужно? - спросил Добромир - Анатолий Петрович.
   Архипов  вместо  ответа  выудил  из-за   спины   Витька,   связанного
полотенцами.
   - Это ваше? - спросил он у Добромира. - Если ваше, забирайте.
   Анатолий Петрович переглянулся с дамой у столика, очень коротко.
   - Мы не понимаем, что вам нужно. Это сказала дама.
   - Ну, конечно, вы не понимаете, -  успокоил  ее  Архипов.  -  Это  вы
потому не понимаете, что  я  вам  пока  ничего  не  объяснил.  Сейчас  я
объясню, и вы поймете!
   Лет в четырнадцать он прочитал "Театр" Сомерсета Моэма. Бабушка  была
убеждена,   что   русскую   литературу   следует    осваивать,    только
познакомившись  с  английской.  Вот  он  и  знакомился   -   отчасти   с
удовольствием, отчасти из-под палки. Великая Джулия Ламберт, в два счета
победившая молодую соперницу, - вот кто ему нравился.
   И про паузу, которую надо уметь держать, он помнил оттуда, и про  то,
как можно заставить партнеров и противников играть на тебя.
   Архипов сделал в точности так, как сделала бы великая Джулия.
   Бросив  Витька  посреди  "залы",  с  Тинто  в  одной  руке  и  Марией
Викторовной в другой, он обошел кресло, которое занимал "просветленный",
зашел ему за спину и сел. И Машу усадил. А Тинто сам уселся.
   Режиссерский замысел был сломан с первых секунд шоу.
   Теперь для того, чтобы разговаривать с Архиповым, Добромиру  придется
или выглядывать из кресла и смотреть  назад,  или  разворачивать  его  в
другую сторону.
   - Развяжи его, - велел Добромир женщине у столика и кивнул на Витька.
   Архипову стало любопытно, как он выйдет из положения с креслом.
   В дверях "залы" показался тот самый, что хватался за  сосну,  завидев
Тинто Брасса.
   - Вызвал, - быстро сообщил он Добромиру.
   Тот поднялся, в сторону Архипова не взглянул  и  пошел  к  столику  с
напитками - вышел из положения! Дама развязывала Витька,  который  хмуро
молчал.
   - Что случилось? - Добромир налил себе примерно  полстакана  янтарной
жидкости, то ли виски, то ли коньяка, и приблизился к Витьку:
   - Что произошло?
   Витек шмыгнул носом:
   - Ну, он вошел. И как давай стрелять! Я думал, он  нас  замочит...  А
потом... По  голове...  А  Гогу  наручниками  в  сортире...  Я  думал...
замочит.
   Архипов смотрел на картину в раме. Рама была загляденье.  На  картине
же отображено голубое озеро - от края и  до  края.  Из  озера  почему-то
торчало дерево. На переднем плане - силуэт юноши и девушки, слившихся  в
объятии.
   "Должно быть, из офиса приволок,  -  решил  Архипов.  -  Пространство
вечное энергия добра пронзает".
   - Зачем вы его впустили? - Это спросила женщина. - Откуда  он  узнал,
где мы ее держим?
   На первый вопрос Витек предпочел не отвечать.
   -  Не  знаю  я!  Он...  этой  говорил,  что...  следил,  когда...  на
"Чертановской" вы... и потом следил, когда вы ее... привезли...
   Маша сидела, судорожно выпрямившись.
   Архипов все рассматривал картину и хвалил себя.
   Все рассчитано верно.
   Анатолий  Петрович  Безсмертный  ловко  получал  денежки  с  лопоухих
сограждан, жаждущих немного  попользоваться  вечной  энергией  и  больше
никогда не работать. Квартирный бизнес был темен и дик, наверняка у него
существовала "крыша", но на Аль Капоне Анатолий Петрович  все  равно  не
тянул - ни по  финансам,  ни  по  размаху.  Поэтому  и  дачка  никем  не
охраняется, да и охранять тут  особенно  нечего  -  оранжерею  из  белых
палок, что ли, или "дивной красоты" картины?
   Тут  собирались  главные  "друзья  и  соратники",  и  богатство  было
несколько "житомирского" толка. Из головорезов  -  один  Витек,  но  его
Архипов уже победил.
   Тот человек, которого напугал Тинто, тоже подскочил к столику и одним
махом выпил стопочку.
   - Ладно. - Это опять женщина. - Что вам нужно?
   Архипов неторопливо перевел взгляд с картины на нее.
   - Что вам нужно? -  повторила  она,  и  на  лбу  у  нее  обозначилась
складка. - Зачем вы приехали?
   - Советую отвечать, - подал голос Добромир. - Охрана уже едет.
   - Да что это за охрана, - лениво протянул Архипов, -  которая  только
едет, а я уже давно здесь!
   - Откуда он узнал про дачу?! - вдруг завизжал второй. -  Это  ты  ему
сказал, придурок?!
   И, подбежав, ткнул многострадального Витька кулачком  в  зубы.  Витек
пошатнулся.
   - Сергей Борисович, - упрекнул Архипов, - что ж вы, не  разобравшись,
деретесь? Журналистское прошлое взыграло? Нервы шалят?
   - Ну, хватит! - перебила женщина. - Что вам нужно, в конце концов?!
   Архипов посмотрел на часы.
   - У вас есть компьютер? - доверительно спросил он у женщины.
   Маша Тюрина шевельнулась и посмотрела на него с изумлением и страхом,
как будто он вдруг начал говорить стихами, как Лизавета.
   - Что?!
   - Самый обычный. Любой. Но с выходо