пывалось  что-то  твердое,  похоже,
глянцевое, но между рукой и этим  глянцевым  по-прежнему  были  какие-то
тряпки.
   Архипов оперся  на  валик  кресла  и  осторожно  поднялся.  И  поднял
подушки.
   Конечно, там лежала книга.
   Обыкновенная книга - никаких вселенских струн и вселенских страниц  -
в темном переплете. На переплете нарисованы чудовища.
   Называлась книга очень просто и многозначительно -  "Черная  магия  и
оккультизм".
   Значит, именно об этом шла речь. Именно эту книгу читала Лизавета и о
ней говорила, когда встретилась с ним во дворе того гадкого дома.
   Ну, ладно, ладно, не говорила!  Ему  показалось,  что  она  говорила.
Померещилось. Привиделось, черт возьми!
   Архипов открыл книгу на  середине,  почитал  в  одну  сторону,  потом
почитал в другую, скривился  -  "тайная  и  вечная  война  темных  сил",
"могущество герцогов тьмы", "кровавый кубок" и все в этом духе.
   Он быстро пролистал тонкие страницы, посмотрел, в каком году издана -
не слишком давно, - посмотрел, кто издал, попытался найти  ценничек  или
штрихкод, не нашел, зато нашел оглавление. Снизу вверх ведя  палец,  как
только что обучившийся грамоте тульский крестьянин из хроники  двадцатых
годов, Владимир Петрович отыскал  "Обряды,  призывающие  смерть"  и  еще
"Кровавые обряды".
   Текст шел подряд, без красных строк и почти без  запятых  -  пожалели
денег на корректора! А может,  так  полагалось  в  черной  магии  -  без
запятых и красных строк, кто ее знает.
   С ножом все определилось очень быстро. Нож назывался "жертвенный". На
ручке должны быть вырезаны символы смерти, крови,  поклонения.  Вырезать
их должен "прародитель зла", только  тогда  все  подействует  как  надо.
Бедная Лизавета!
   Было написано, что из оккультного мира  нож  является  сам  по  себе,
предвещая смерть. Появление ножа,  соответственно,  предвещает  кровавый
дождь и  затмение  небес,  все  правильно  она  тогда  говорила.  Бедная
Лизавета!
   Все  перепуталось  у  нее  в  голове  -  сладкие  стоны  Добромира  о
потерянном рае земном, три  плана  бытия,  зеленые  лужайки,  вселенские
струны, дьявольские когти, кости и черепа, и быстрокрылые орлы ее мыслей
занесли ее, бедолагу, непонятно куда!
   Если она верила во все это дело - а  она,  очевидно,  верила,  книжку
держала под обивкой, чтобы Маша не нашла! - значит,  подбросив  ей  нож,
можно было убедить ее в том, что он "пришел за  ней".  Маша  нашла  нож,
Лизавета его увидела, чуть не упала в обморок и моментально всем  о  нем
раззвонила, в том числе и Архипову. Гениально.
   Про черную магию, будь она неладна, никто не  знал.  Зато  знали  про
"Путь  к  радости",  который  Лизавета  посещала   и   предавалась   там
песнопениям.
   Маша уверена, что Лизавету убили именно эти, из "Радости", и  думала,
что они вот-вот доберутся до нее. Архипов считал, что штучки с кругами и
ножами - тоже дело рук "Радости".
   Это дымовая завеса. Отличная дымовая завеса, которая завесила все  на
свете.
   Никто из "Радости" никого не убивал. Они  занимались  своими  делами,
потихоньку заманивали Лизавету в "доброту и красоту".  Лизавета  покорно
шла - и пение ей нравилось, и общество приятное, и Добромир лучезарный.
   Потом она решила, что хватит - дело стало принимать слишком серьезный
оборот.
   И тут они ее не выпустили. Конечно, им и в  голову  не  приходило  ее
убивать - убийства вообще не по их  части.  Может,  они  запугивали  ее,
может, чем-то угрожали,  и  она  написала  завещание  -  все  отдать  на
благотворительность.  Завещание  это  находилось   у   юриста   Маслова,
подвизавшегося все в той же "Радости".
   Лизавета все же ухитрилась завещание переписать - так, что ни Маслов,
ни его хозяева ничего не знали.
   Где-то тут, между первым и вторым завещанием, "явился" оккультный нож
с символами, окончательно убедив Лизавету в том, что смерть близка.  Нож
и еще круг с каплями мутного воска.
   Потом Лизавета умерла.
   Если бы не второе завещание, все прошло бы без сучка без задоринки  -
Анатолий Петрович Безсмертный вместе с соратниками получил  бы  все.  Но
существовало второе завещание, и в дело вмешался Архипов.
   Владимир Петрович захлопнул книгу и страшными  мордами  на  глянцевой
обложке задумчиво постучал себя по макушке.
   Опять получалось, что нет других  заинтересованных  лиц,  кроме  него
самого и Добромира.
   Нет, и все тут!
   Под диван в гостиной подложили второй нож,  чтобы  Маша  Тюрина  тоже
постепенно привыкала к мысли, что скоро умрет. Лизавета все ей объяснила
про нож - предвестник смерти.
   Кто? Кто?!
   Однако  вместо  Маши  нож  убил  юриста  Маслова.  Евгения  Ивановича
Маслова, который пришел в ее  квартиру,  расположился  за  столом,  снял
пиджачок, а документы оставил на столике в прихожей -  так  спокойно  он
расположился, как у себя дома, как будто пришел надолго.
   Что он собирался долго делать в бывшей Лизаветиной квартире?
   Что? Что?!
   Допустим, Лизавета завещала Архипову  квартиру  для  того,  чтобы  он
отбил ее у прыткого Добромира. Но за каким чертом она  завещала  Маше  -
любимой сиротке! - три картины своего супруга?!
   И круг с воском! Лизавета нашла его на чердаке их дома, когда полезла
туда со слесарем дядей Гришей, после покушения на лестнице.
   Владимир Петрович сунул книгу под мышку. Нужно спросить  у  Маши,  не
знает ли она, где Лизавета взяла этот шедевр. Ему, вообще говоря,  нужно
многое у нее спросить.
   С книгой под мышкой он пошел к входной двери и заглянул  в  гостиную.
Ковра на полу не было, и желтое солнце каталось по паркету, как  хотело.
У стены стояла картина.  Архипов  посмотрел  -  на  картине  красовались
незабудки в коричневой вазе, Машино наследство.
   Он вышел из  квартиры  и  старательно  запер  все  три  замка.  Потом
повздыхал под собственной дверью -  из  всего  времени  в  мире  у  него
осталось  уже  не  три,  а  два  часа.  Магомедов,  как  бы  он  ни  был
по-восточному тонок, не станет сидеть с Максом Хрусталевым до ночи.
   Архипов задрал голову и посмотрел вверх. Вход на чердак не  закрыт  -
поперечная железная балка держала старые двери Архипову  очень  туда  не
хотелось. Ну, что поделаешь, ну не Терминатор он! Или не  ходить?  Имеет
значение, где Лизавета нашла тот самый круг или не имеет? Он не знал.
   С книгой о черной магии под мышкой Архипов стал бесшумно подниматься.
Ничего не поделаешь - чувство долга есть чувство долга, а он  все  никак
не выполнит "обязательства", данные Лизавете.
   Стараясь не нагружать спину, он потряс балку, и она легко  выехала  с
негромким железным звуком.  Архипов  прислонил  ее  к  стене  и  потянул
крашенную в коричневый цвет дверь.
   За ней оказалась еще одна лестничка, узенькая и пыльная.  Темная,  но
сверху шел свет. Архипов стал подниматься - всего несколько ступенек.
   Пригнувшись, он сошел с лестнички на  пыльный  скрипучий  пол.  Доски
гнулись и ходили ходуном под его ботинками  -  он  был  тяжелым,  а  пол
старым.
   Черная тень в колпаке, словно материализовавшаяся из  книги,  которую
он держал под мышкой, неслышно и  легко  скользнула  на  лестничку  и  в
мгновение ока очутилась уже наверху.
   Архипов ходил в отдалении, поддевал ногой то старые газеты, то  мешок
с тряпками и что-то бормотал себе под нос.
   Последний шанс. Упустить нельзя. Он  и  так  испортил  все,  что  мог
испортить, этот здоровый белобрысый мужик. Он не должен догадаться,  или
дело пропало, а он уже почти догадался. Он  знает  все  необходимое  для
того, чтобы догадаться, и тогда все, все напрасно!
   Колпачок вздрогнул и шевельнулся, съезжая на лоб. Пришлось вжаться  в
стену и не дышать, чтобы он не заметил.
   Старый дом, метровые стены, никто ничего не услышит.  Отличный  шанс.
Лучшего и ждать нечего. Понесло же его на чердак -  как  раз  туда,  где
проще всего убить. Убить и избавиться от него навсегда.
   Ждать пришлось долго, но не зря, не зря! Пусть декорация выстроена не
так хорошо, но все равно никто ничего не узнает.
   Никто и ничего.
   Может быть, поднять колпак,  чтобы  в  последнюю  минуту,  падая,  он
увидел лицо того, кто так ловко и умело провел его?
   Эта мысль вызвала восторг. Да-да,  именно  так!  В  последний  момент
снять колпак и засмеяться ему в лицо! Он будет принесен  в  жертву,  как
животное, как бык или овца, но он имеет право знать, кто  принес  его  в
жертву, тупое самоуверенное существо, думающее, что оно умнее всех!
   Архипов оступился, чихнул, выругался и повернулся к тени спиной.
   Тень скользнула по стене и замерла за углом, почти у него за спиной.
   Архипов вдруг насторожился и оглянулся.
   Все тихо. Пылинки танцуют в широких  и  горячих  лучах.  Дверь  -  он
чуть-чуть пригнулся, чтобы посмотреть, - по-прежнему открыта.
   Чего ты боишься, придурок? Чердака, как будто тебе пять лет?!
   Шее стало холодно, и кожа под короткими волосами как будто  покрылась
мурашками.
   Архипов еще помедлил - неприятное ощущение не  исчезало,  -  а  потом
подошел еще чуть-чуть  поближе  к  низкому  грязному  оконцу.  Оно  было
открыто настежь. Он знал, что выглядывать ни за что не станет  -  бездна
однажды наказала его за слишком легкомысленное отношение к ней.
   Пыль под оконцем  оказалась  почти  уличная,  жесткая,  серая,  стоял
какой-то ящик, и темнела полоса. Архипов нагнулся и провел пальцем.
   Полоса замыкалась в круг, и утлые доски были темнее, как будто  здесь
рисовали темной краской.
   Нет, дорогая Лизавета Григорьевна!
   Круг ни при чем. Он лежал на чердаке лет пятьдесят, правильно говорил
Владимир Петрович Архипов в тот самый первый раз! Вон какой темный пол в
том месте, где он лежал, пока вы его не нашли, а вокруг все  выгорело  и
покрылось многолетней пылью! Не участвовал ваш круг ни  в  каких  темных
обрядах, а висел себе спокойно в сельской церкви или в кабаке, и тек  по
нему белый воск от свечей, а потом его кинули сюда и забыли, а вы нашли!
   Вот воображение, не дай бог никому такого!
   Архипов тихо хмыкнул, потер  серые  пальцы,  выпрямился  и  глянул  в
сторону оконца. Ну, хоть с кругом все ясно.
   Все дальнейшее произошло в секунду.
   Островерхая тень метнулась из угла - краем глаза Архипов заметил  это
движение, но только в самый последний момент. Его сильно ударило в бок и
в спину, он взвыл от боли, пошатнулся и стал валиться на бок, за  низкое
оконце.
   Ему не за что было  зацепиться,  чтобы  остановить  свое  падение,  и
солнце ударило в глаза, и книга вылетела из-под мышки. и, как в кошмаре,
каким-то перевернутым зрением, он видел, как она падает, падает, падает,
становясь все меньше и сверкая на солнце, и он знал, что  сейчас  станет
так же падать.
   Тень взметнулась у самых глаз, и он еще подался назад, приближая свое
падение в бездну, ноги поехали по хлипкому полу, им тоже не за что  было
зацепиться. Архипов бешено дернул ногой, пытаясь  нащупать  спасительный
пол, но неудачно, его  уже  перекидывало  через  подоконник,  и  бездна,
полная солнечного света, воздуха и голубого притягательного огня,  ждала
его.
   Ну, вот и пришел твой час. Ты не захотел меня тогда, а сегодня я сама
тебя захотела.
   Он зажмурился, потому что знал, что стоит только ему открыть глаза, и
он сдастся. Останется с ней.
   Он зажмурился, судорожно цепляясь руками за подоконник и полусгнившую
створку,  пот  потек  по  лицу,  позвоночник  разорвало   надвое.   Ноги
болтались, били по кирпичам.
   Боль проткнула мозг насквозь - вошла в лоб и вышла в затылке.
   Тень снова взметнулась - Архипов только чуть приоткрыл глаза, и  удар
по онемевшим пальцам почти заставил их разжаться.
   "Я уже совсем рядом, - шепнула ему  бездна.  -  Брось.  Оставайся  со
мной".
   Створка, за  которую  он  держался,  жалобно  и  натужно  скрипела  и
двигалась под его весом, и он знал,  что  еще  три  секунды,  и  створка
вырвется из гнилых и ржавых пазов, и он рухнет вниз, и полетит, а  потом
от него ничего не останется.
   И еще он знал совершенно точно, что последнее, что он увидит в  своей
жизни, будет лицо его убийцы, победителя, триумфатора, а он, Архипов,  к
тому времени ничего не сможет изменить.
   В ушах звенел колокол - бездна ждала  его.  Мокрые  пальцы  ехали  по
трухлявой деревяшке. Створка качалась и трещала.
   Второй удар по пальцам был сильнее  первого,  и  почему-то  он  вдруг
привел Архипова в чувство. Насколько это было возможно.
   Вдруг он забыл про неизбежность бездны и  понял  только,  что  сейчас
упадет и разобьется, и больше его никогда не будет, а он должен,  должен
остаться здесь, черт возьми!
   Он перехватил правой рукой, сильнее налегая на нее,  чтобы  чуть-чуть
освободить болтающуюся створку и  поймать  ее  движение.  Она  прощально
заскрипела, и в ту секунду, когда придвинулась к стене, левой  рукой  он
намертво зацепился за подоконник, а створка в последний раз хрустнула от
его усилия и оторвалась.
   Снова взметнулась тень  в  темноте  чердака,  и  Архипов  зажмурился,
ожидая смертельного удара по пальцам, и тут страшный крик обрушился  ему
на голову, заглушая колокол бездны.
   Всполохнулись, затрещали и поднялись с крыши  голуби.  Голубой  огонь
вспыхнул еще ярче.
   Архипов изо всех сил  подтянулся,  навалился  грудью  на  подоконник,
подтянул ноги - последнее усилие, и спасительный пол примет его,  но  он
не успел сделать этого усилия.
   Крик ударил снова, и тут он увидел.
   Кричала черная островерхая тень.  Он  давилась  криком,  отступала  и
металась в глубине чердака. Прямо на  нее  двигалась  Лизавета  в  белом
электрическом сиянии. Развевались нелепейшие  одежды,  и  как  будто  от
электричества потрескивал воздух.
   Архипов животом налег на  подоконник,  перевалился  через  него  и  с
грохотом упал на пол. От этого грохота Лизавета  внутри  белого  пламени
вдруг приостановилась, замерла и обернулась к нему. Крик дошел до  самой
верхней точки и замер там. Белый  свет  залил  Архипову  мозг,  а  когда
отступил, на чердаке ничего не было - ни тени, ни света.
   Топот резвых ног раскатился по лестнице и пропал.
   Архипов лежал на полу и трудно дышал. Пот  заливал  глаза,  и  сильно
тошнило от боли в спине.
   Лизавета спасла его, вот что. Она  только  что  спасла  его,  закрыла
собой, прогнала черную тень.
   Архипов вытер со лба пот и  посмотрел  на  свою  ладонь.  Она  сильно
кровоточила. Дышать все еще было трудно. В ушах  ломило,  сквозь  ломоту
вдруг прорвался какой-то привычный, мирный,  домашний  звук  -  хлопнула
дверь. И опять тишина.
   Потом заскрипела лестница.
   Мозг сжался в булавочную  головку.  Архипов  перекатился  на  колени,
кое-как привстал и пополз от окна, от края бездны, все еще  ждущей  его.
Послышалось тяжелое дыхание, топот, заскрипели  подгнившие  доски  пола.
Архипов зажмурился.  Рядом  что-то  фыркнуло,  зашевелилось  и  ткнулось
Архипову в лицо.
   Тинто Брасс бодал его и обдавал влажным дыханием.
   Архипов застонал от облегчения и первый раз  в  жизни  обеими  руками
обнял медвежью башку и лбом уткнулся в собачий лоб.
   "Ты что, хозяин? - недоумевал Тинто. - Куда это ты забрался и  почему
сидишь на полу? И пахнет от тебя странно, - Тинто принюхался, -  кровью,
потом и страхом?"
   - ...Володя?..
   Снова шаги, но уже другие, и прямо за лобастой башкой Архипов  увидел
босые ноги в джинсах.
   - Володя?! Ты что?!
   Кряхтя, он  встал  на  колени  и  отпихнул  Тинто,  который  все  лез
обниматься.
   - Что случилось? Как ты сюда попал?! Господи, ты же на работу  уехал!
Почему ты весь грязный?! И руки! Что у тебя с руками?
   Архипов тяжело смотрел на нее.
   - Ты что? - остановившись, настороженно спросила Маша. - Что с тобой,
Володя?
   - Как ты сюда попала?
   Он поднялся на ноги, придерживая спину рукой. Маша сделала шаг назад.
   - По лестнице, - объяснила она растерянно,  -  а  что  такое?  Кто-то
закричал, Тинто Брасс залаял. Мы... вышли. Он... сразу сюда помчался,  а
я за ним.
   Архипов все молчал.
   Если бы Тинто мог  говорить  нормальными  человеческими  словами!  Ну
почему, черт возьми, он не говорит?!
   Она вполне могла успеть забежать в его квартиру, содрать  островерхий
колпак и вернуться обратно -  участливой  и  взволнованной.  Она  вполне
могла успеть.
   Тот, кто был в колпаке, показался ему не слишком большим  и  довольно
легким, и - черт, черт, черт! - это могла быть она.
   - Что тут случилось, Володя? Как ты здесь оказался?
   - Мне нужно было кое-что проверить, -  заявил  Архипов  мрачно.  -  Я
поднялся сюда, и меня чуть не убили.
   - Как?!
   - Как тогда Лизавету. Помнишь, она говорила, что ее чуть не  сбросили
с лестницы, дня за два до смерти?
   Маша растерянно смотрела ему в лицо и, кажется, не слушала.
   - Ну помнишь?
   - А...да.
   - А меня чуть не выкинули в окно.
   Она ему не поверила.
   - Как тебя можно выбросить в окно? Ты что? Неодушевленный предмет?
   "Я становлюсь неодушевленным, как только чувствую или вижу бездну,  -
подумал Архипов. - Я не могу сопротивляться.  Странно,  что  я  все-таки
сопротивлялся".
   Впрочем, если бы не Лизавета, всем моим сопротивлениям цена  была  бы
грош.
   - Маша, - вдруг спросил он и вытер  окровавленные  ладони  о  светлые
офисные брюки, - ты веришь в привидения?
   Он знал, что в этот момент все поймет по ее лицу. Пусть самое худшее,
но он должен выяснить это сейчас, чтобы больше ни на что  не  надеяться.
Ни на какую "настоящую жизнь" с  ней.  Маша  Тюрина  вдруг  стремительно
подошла к нему и положила  прохладную  узкую  ладошку  ему  на  лоб.  Он
отстранился. Она потрогала его щеки.
   - Вроде нет, - озабоченно сказала она и, потянувшись,  потрогала  лоб
губами.
   - Нет - не веришь?
   -  Нет  температуры,  -  с  досадой  возразила  она,  -  нет  у  тебя
температуры! Пошли домой, Володя. Мне надо посмотреть твои руки, а  тебе
надо принять аспирин.
   Он чуть не завыл.
   - Маша! Посмотри на меня!
   Она посмотрела. В глазах плескалась тревога и жалость.
   Ох, уж эти женские глаза с их тревогой и жалостью!
   Был бы он, Архипов, гениальным писателем Гектором Малафеевым,  он  бы
объяснил себе, что все это суть пошлость и слюнтяйство и давно уже вышло
из моды, а вошло вовсе  другое,  и  нечего  смотреть  в  них  и  умолять
неизвестно кого - пусть кто угодно, только не  она,  пусть  что  угодно,
только не то, о чем я думаю с таким напряженным скрученным страхом.
   Это Лизавета его втравила, черт ее побери совсем,  -  в  убийства,  в
трудные мысли и в... Машу!
   "Пошли" - попросил и Тинто. - Мне здесь не нравится.  Сидели  бы  все
дома, честное слово, а то носит вас неизвестно где, а я волнуюсь  и  чую
отвратительные запахи!"
   Архипов пошел.
   Думалось ему трудно, как после контузии.
   - Зачем ты полез на чердак? И где Макс?
   - Я хотел найти то место, из которого  Лизавета  вытащила  деревянный
круг с воском.  Макс  на  работе.  Под  присмотром.  Еда  ему  поступает
регулярно.
   Маша ловко сняла с  него  пиджак,  пристроила  на  вешалку,  вытащила
запонки из манжет и закатала рукава рубахи.
   - Что это такое ты делаешь?
   - Мне надо промыть твои ссадины.
   - Я сам промою свои ссадины. - Ему  не  хотелось,  чтобы  она  о  нем
заботилась.
   - Володя, мы должны обработать порезы!
   - Ты видела ее книжку про черную магию?
   - Какую... магию?
   - Черную, черт возьми! - заорал Архипов. - Книжку про  черную  магию!
Ты ее видела?!
   - Видела. Она прятала в кресле какую-то ерунду. Я убиралась и  нашла.
Это ей в секте подарили.
   - Нет, - резко сказал Архипов, - к секте  книжка  не  имеет  никакого
отношения! Это я точно знаю. Ты ей купила?
   - Ты сошел с ума, - отрезала Маша. - Понял?
   - Ты ей купила?!
   - Нет.
   - Тогда кто?
   - Ей подарили на собрании секты.
   - Почему ты так думаешь?
   - Потому что она сама никогда не покупала книг. Ты видел,  сколько  у
нас книг? Она считала, что все  хорошие  книги  у  нас  и  так  есть,  а
покупать плохие - только деньги выбрасывать. Елена  Т