и галантно вручил Аллочке.
   - Спасибо, - косясь на него, пробормотала она.
   - Не за что.
   - Зайка, что случилось, где ты там?
   - Мам, все в порядке, я тебе перезвоню.
   - Подожди, - попросила мать, и Аллочка поняла, что она  встревожилась
всерьез, - папа спрашивает, не приедешь ли ты сегодня ужинать.
   - Я не знаю!
   - Дим, она не знает.
   В отдалении послышался отцовский голос, потом что-то  быстро  сказала
мать, Аллочка не разобрала, что именно, и еще кто-то  что-то  сказал,  и
мать вернулась к ней.
   - Аллочка, - голос изменился,  стал  строгим.  Такой  голос  бывал  у
матери, когда дочь получала "нелепую"  тройку  или  капризничала  "из-за
пустяков", - правда, что Костю убили? Папе только что позвонили.
   - Да.
   Леша Балабанов присел на корточки перед ее столом, подпер  подбородок
рукой и теперь в упор на нее смотрел.
   Аллочка не знала, куда деваться, отводила глаза и вертелась в кресле.
   - Как это случилось?
   - Мам, я пока ничего не знаю! Я вам перезвоню. Папу поцелуй.
   - Поцелуй папочку, мамочка, - встрял Леша и сладко улыбнулся.
   - Дим, она тебя целует. У него другая трубка, он  не  может  с  тобой
поговорить. Он спрашивает, не нужна ли  его  помощь.  Или...  чья-нибудь
еще.
   Аллочка улыбнулась, несмотря на то, что Леша не отрывал  глаз  от  ее
физиономии. Масштабы отцовской помощи были ей хорошо известны.
   Звонок Генеральному прокурору, звонок министру внутренних дел, звонок
шефу Совета безопасности - кто там еще есть из великих и могучих?
   - Пока ничего не надо, мам. Точно. Я вечером постараюсь приехать.
   - Если хочешь шашлыка, можем пойти в "Ноев ковчег". Хочешь?
   Мать знала, чем Аллочку заманить. Ей было три года, когда родители на
своей первой машине поехали путешествовать, и "ребенка с собой потащили,
шальные", как говорила бабушка. Войны тогда  не  было,  были  графитовые
горы, нерусское небо, жара, виноградники, море за перевалом. Под  Сухуми
за каждым поворотом дороги веселые пузатые грузины жарили мясо, родители
заказывали себе по шашлыку. "А дэвочке,  навэрно,  кашу?"  -  спрашивали
грузины у родителей. "Нэт, - развлекаясь, отвечал отец,  -  дэвочке  два
шашлыка". Трехлетняя Аллочка в бантах и гнусных локонах - ясное дело!  -
поедала мясо с кинзой, как заправский горец, а грузины стояли  вокруг  и
умилялись.
   - Мам, короче, я тебе перезвоню, - измучившись под Лешиным  прицелом,
выпалила Аллочка.
   - Но шашлыка хочешь?
   - Хочу! - крикнула она и бросила трубку.
   - Ну что? - спросил Леша  и  взял  ее  за  щеку.  Она  отшатнулась  и
старательно заправило за ухо волосы. - Мамочка с папочкой волнуются?
   - Леш, тебе чего?
   - Мне ничего, лапочка. Я пришел на тебя посмотреть.
   Этого самого Лешу Аллочка Зубова возненавидела с первого взгляда.  Он
был ненамного старше ее, но работал уже  давно,  начал  еще  на  третьем
курсе института.  Он  гораздо  лучше,  чем  она,  разбирался  во  всяких
"подковерных" делах, легко и красиво писал - конечно, не так хорошо, как
Кира или Батурин, но все же намного лучше Аллочки, - ничего  не  боялся,
брался за самые  трудные  задания  и  неизменно  их  выполнял,  курил  с
Костиком невиданные тонкие сигариллы и интимно шептал в  телефон,  когда
ему звонили барышни.
   Почему-то он решил с ходу осадить  Аллочку,  как  Емельян  Пугачев  -
крепость  в  оренбургских  степях.  Аллочка   перепугалась,   пару   раз
надерзила, от приглашения "на чашку кофе" отказалась, может  быть,  даже
слишком решительно, в коридорах проскакивала мимо, не задерживаясь ни на
секунду. Все эти меры возымели действие прямо противоположное  тому,  на
которое рассчитывала Аллочка.
   Леша решил, что она "ломается и  выкаблучивается",  и  потому  усилил
натиск.
   Больше он не ждал ее в коридорах, а являлся в отдел новостей - сам он
работал в отделе политики, - усаживался к  ней  на  стол  и  изводил  ее
вниманием и комплиментами. Внимание, по Аллочкиному мнению,  становилось
все более навязчивым, а комплименты все более сальными.
   - Ну, как там мамочка с папочкой?
   - Спасибо, хорошо. Леш, я прошу прощения, мне нужно...
   - Ничего тебе не нужно, - прищурившись,  сказал  Леша.  Аллочка  была
уверена, что щурится он исключительно "для шику". -  Сегодня  все  равно
никакой работы не будет, уж поверь мне,  старому  морском  волку.  Да  у
нашей девочки никогда особой работы не бывает, верно?
   - По-разному, - натужно улыбаясь, выдавила Аллочка, - а у  тебя  что,
тоже нет никакой работы?
   - У меня работа есть всегда, - объявил Леша,  перехватил  ее  руку  и
поцеловал пальцы. Аллочка едва удержалась,  чтобы  ее  не  отдернуть.  -
Некоторым  бриллиантики  аист  приносит,  а  мне  на  них   зарабатывать
приходится.
   -  Скажите,  какой  работник!  -  фыркнула  Катя  Зайцева,  огромная,
медлительная, похожая на бегемотиху. Никто лучше Кати не писал коротких,
изящных, иронинных эссе обо всем на свете. Катя сидела  за  компьютером,
попеременно отпивала из двух чашек то  кофе,  то  чай  и  откусывала  от
булки.
   Аллочка вздохнула. Катя фыркнула не для того, чтобы  защитить  ее  от
приставаний, а как будто наоборот, для того, чтобы поощрить Лешу - такой
у нее был тон.
   - Я не верю, что это Кира, - объявила Катя, - не может такого быть.
   - Это точно не Кира, - тихонько сказала Аллочка.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю.
   - Девочка, - пропел Леша, - что ты можешь знать? Не ты ли на  прошлой
неделе Гонконг в Европу загнала? Или тебя папочка в  Юго-Восточную  Азию
не возил, денежек своих пожалел?
   Аллочка уставилась в компьютер. Интересно, а  материал  в  завтрашний
номер пойдет? Или  весь  номер  переделают,  и  ее  заметочка  опять  не
выйдет?
   - Ну, - спросил Леша, - что ты смотришь? Что ты там видишь,  Аллочка?
Буковки? Из буковок слова складывают, знаешь?
   - Леш, - не выдержала Аллочка, - шел бы ты отсюда, а?
   - А то что? - Он заправил ее волосы за ухо, и  на  этот  раз  она  не
удержалась, отшатнулась. - Папочке скажешь, папочка  охрану  вызовет,  и
охрана плохого мальчика отшлепает?
   Катя засмеялась из-за компьютера. Засмеялась опять  с  сочувствием  к
Леше.
   Что мне делать, подумала Аллочка. Единственный  человек,  который  ее
выслушал и, кажется, поверил, что она не делала ничего  из  той  ерунды,
которую ей приписывают, был Григорий Алексеевич Батурин.
   Батурин с его палкой, угрюмостью, темными внимательными глазами.
   Может быть, ему рассказать о том, что она знает?
   Нет, нельзя.
   - Пойдем покурим, - предложил Леша, поднялся и пересел на стол, очень
близко, - или кофейку попьем? Сейчас самое время  кофейку  попить.  Того
гляди ментура все опечатает, и останемся  мы  без  работы.  Тебе-то  все
равно, конечно, а мы, грешные, на шишки здесь заколачиваем,  нам  больше
негде.
   - Типун тебе на язык, - вставила Катя и вздохнула протяжно:
   - Ох-хо-хо... Батурин приказал про Костика душещипательно писать, а у
меня что-то не выходит душещипательно-то!
   - Спасибо, Леш. Я не хочу.
   - Ты вот что, девочка, - вдруг произнес он со  злобой,  -  ты  кончай
ломаться. Если хочешь работать, веди себя прилично.
   Аллочка вытаращила глаза. Это она ведет себя неприлично?!
   - Давай, - приказал он, - вставай! Отрывай задик от кресла, и  пошли.
Пошли, пошли, сколько можно уламывать тебя? Чай  не  маленькая!  Или  ты
дура совсем?
   - Пойду курну, - решила Катя и выбралась из-за компьютера.  Компьютер
зашатался  на  столе,  и  чашки  зазвенели,  -  а  вы  тут  смотрите  не
подеритесь.
   Леша отряхнул безупречные светлые джинсы и потянул Аллочку  за  руку.
Она подалась назад.
   - Ты чего, - тихо спросил Леша, - неприятностей хочешь?  Так  я  тебе
организую, у тебя не то что Гонконг в Европе, Токио в Тамбовской области
окажется! Ты на папочку не больно рассчитывай, папочки здесь нет! Ты  бы
поучилась с людьми общаться для начала! Привыкла обо всех ноги вытирать,
а об меня не выйдет, лапочка.
   - Леш, - сказала Аллочка как можно более убедительно,  -  ты  меня  с
кем-то путаешь, наверное. Я об тебя ничего... не вытираю.  Я  просто  не
хочу никуда с тобой идти.
   - Лучше захоти. - Леша ласково улыбнулся. - Чтоб я тебя не заставлял.
И давай на будущее договоримся, лапочка. Еще раз выставишь меня  идиотом
перед кем-нибудь, пеняй на себя. Поняла?
   Он соскочил со стола и пошел к дверям, но остановился и оглянулся.
   - Сегодня вечером ты идешь со мной  прошвырнуться,  -  заявил  он,  -
давай звони мамочке и говори, что ты занята. И занята будешь долго,  всю
ночь. Я тебя жду в семь у твоей машины.
   -  Леша,  слава  богу,  -  торопливо  проговорила  в  коридоре  Магда
Израилевна, - скорей, тебя Батурин спрашивает. Что ты прохлаждаешься, не
знаешь, какой у нас сегодня день?! Аллочка, вы тоже ничем не  заняты?  Я
сейчас сброшу на ваш компьютер  фотографии,  нужно  к  каждой  придумать
маленький текст. Справитесь?
   - Справлюсь, - угрюмо ответила Аллочка.
   Ей хотелось плакать, и она совсем не знала, что теперь делать.
   Кира ввалилась в квартиру, швырнула портфель  и  плюхнулась  на  пол.
Рядом с портфелем.
   Из глубины квартиры показался Тим. У него  было  настороженное  лицо,
уши торчали, и волосы с одного боку примяты, должно быть, с утра.
   - Мам, ты чего?
   - Ничего. Устала.
   - А почему ты на полу сидишь?
   - Потому что я устала.
   - А... ничего плохого не случилось?
   Все плохое случилось вчера, когда застрелили Костика. Почти у нее под
дверью застрелили, а сегодня они с Батуриным  ездили  к  его  родителям.
Только что вернулись. С ними ездил милиционер по фамилии Гальцев.
   Вспоминать об этом было тошно. Так тошно, что Кира  закрыла  глаза  и
взялась за влажный лоб, чтобы немножко утихомирить черную птицу, которая
долбила ее лоб изнутри.
   - Где Валентина?
   - Она ушла, мам. Я сказал, что она вполне может  уйти.  Она  к  врачу
пошла, у нее этот... склероз.
   - Ревматизм, - поправила Кира автоматически.  -  Почему  она  мне  не
позвонила? Ах, да...
   Она выключила телефон, когда поехала к родителям Костика.  И  Батурин
выключил.
   Родители все равно ничего не заметили бы, даже если  бы  их  телефоны
звонили непрерывно.
   Когда Кира в сопровождении капитана Гальцева спускалась к машине, тот
спросил у нее, как бы между прочим, когда Костик стал  ее  любовником  и
почему они расстались.
   Костик  никогда  не  был  ее  любовником.  Поэтому  они  никогда   не
расставались.
   За всю жизнь у нее появился только один любовник - Сергуня.  До  него
был Сергей - муж, любовник, все на свете.
   - Мам, хочешь есть? -  Тим  придвинулся  поближе.  -  Валентина  мяса
натушила и сделала такую штуку с картошкой.
   Кира не хотела есть, но сказала, что хочет, чтобы не пугать Тима.
   - А... папа где?
   - Я не знаю.
   Лицо у него вытянулось.
   - Как? Он же сказал, что к тебе на работу поедет!
   - Он был у меня, но потом уехал, и я его больше не видела. Я не могла
с ним заниматься, у меня выдался очень трудный день.
   - И он тебе не позвонил? - упавшим голосом спросил Тим.
   - Нет, - отчеканила Кира, -  с  чего  ты  взял,  что  он  должен  мне
звонить? Что ты все придумываешь, Тимка?! Я тебя умоляю, остановись.  Ты
ведь уже большой.
   - Ну и черт с вами! - неожиданно злобно закричал сын.
   Отец ужасно его обманул. Он сказал, что приедет, а уже почти  восемь,
и, конечно, он не приедет, и весь хитрый и тонкий план рухнул, а он  так
старался, так верил в свой план!..
   - Тим, мы сто лет назад развелись. У многих родители  разводятся,  не
только у тебя!
   - Плевать мне на многих! - заорал ее  ребенок  и  сделал  неприличный
жест. - Мне на всех плевать!
   - Тим!
   Он повернулся к ма.тери спиной и хотел гордо уйти в свою комнату,  но
не выдержал и зарыдал. Зарыдал постыдно, громко, на всю квартиру.
   Как же так?.. Зачем отец его обманул? Он никогда не врет,  его  отец!
Он сказал, что вечером приедет к  ним,  а  козлина  не  приедет,  и  Тим
проводил его до двери и долго смотрел с балкона вниз,  на  огни  машины,
пока Валентина не загнала его обратно в комнату.  Оставшиеся  полдня  он
просидел как на иголках, караулил телефон и  даже  уроки  сделал,  чтобы
порадовать мать, когда она вернется с работы, и даже к  Илье  не  пошел,
потому что отец мог звонить, а он так его обманул!..
   Мягкие, вкусно пахнущие духами и сигаретным дымом руки обняли его  за
голову и прижали к себе. Он стал вырываться, выкручиваться и даже топнул
ногой, но жалость к себе и обида на весь мир пересилили гордость,  и  он
обнял мать, и начал унизительно всхлипывать, и тереться лицом  о  черную
ткань водолазки, которая тоже  пахла  так  привычно  и  славно,  и  стал
пристраивать голову на круглое плечо  и  подставлять  щеку,  чтобы  мать
поцеловала его, и она тоже заплакала, и ее слезы капали ему на макушку и
на шею и были такими горячими, что он наконец перепугался.
   - Мам, ты чего?
   - Ни... ничего.
   - Мам, ты... перестань.
   - Сейчас перестану.
   Но она не перестала, а заплакала еще громче, и Тим вместе с  ней,  и,
обнявшись, они оба уселись  на  пол,  рядом  с  брошенным  портфелем,  и
подвывали, и утирались, и тыкались друг в друга лбами.
   Как открылась дверь, ни один из них не заметил.
   - Господи боже мой, - сказал отец в изумлении, - что здесь такое?  Вы
что, с ума сошли?
   Тим не поверил, что он приехал.
   Он моментально перестал рыдать, икнул от недавнего горя  и  уставился
на Сергея, приоткрыв рот.
   Отец стащил ботинки, швырнул на  вешалку  куртку,  подошел  и  присел
рядом с ними.
   - Чего вы ревете?
   Ни за что на свете Тим не признался бы ему, что он ревет из-за  него.
Из-за того, что его так долго не было.
   - Мама... расстроилась, - пробормотал он и шмыгнул носом. От  счастья
он не мог смотреть на отца, косил в сторону, - и я вместе с ней.
   - Он думал... что... ты... не... приедешь, -  всхлипывая,  выговорила
Кира, - он... решил, что... ты... его...  надул.  Ты  что,  не  мог  ему
позвонить, идиот проклятый?!
   Потянулась, обняла Сергея за шею  так,  что  ему  пришлось  опереться
рукой, чтобы не упасть, уткнулась носом в его шею и зарыдала с удвоенной
силой. Сергей прижал ее к себе.
   - Ну-ну, - тихо сказал он и покачал ее из стороны в сторону, - были у
родителей, да?
   Кира кивнула, не поднимая головы.
   Сергей гладил ее по спине и по коротко выстриженному  затылку,  потом
тихонько подвинулся и сел, прислонившись спиной к стене,  чтобы  удобнее
было ее гладить, а с другой стороны к нему привалился  Тим,  который  от
переизбытка чувств сопел, как паровоз, и все отводил глаза.
   Кира постепенно затихала, только длинно всхлипывала, и его свитер под
ее щекой совсем промок, и, наконец, она сказала:
   - Ужас.
   - Ужас, - согласился Сергей.
   - Пап, - подал голос Тим. - Валентина мяса натушила. Будешь есть?
   Следовало  обязательно  завлечь  отца  "на  подольше",  так  сказать,
обеспечить прикрытие. Ужин мог стать отличным прикрытием.
   - Буду, - ответил Сергей. - В рюкзаке салаты и селедка. Достанешь?
   Тим  изъявил  немедленную  готовность  делать  все,  что   угодно   -
доставать, подавать, ухаживать. Стать образцовым ребенком.
   Кира дышала Сергею в шею, ладонью он поддерживал  ее  затылок,  а  ее
локоть давил ему на бедро, угрожая задеть жизненно важные органы.
   Зачем они развелись?
   Именно так она всегда страдала - с ним,  а  он,  наоборот,  один,  не
принимая ее сочувствия и участия, но самым главным было то, что они  все
друг про друга знали - как именно нужно поддерживать, утешать, жалеть.
   Впрочем, как задеть, разозлить,  ткнуть  мордой  в  грязь  и  сделать
побольнее, они тоже отлично знали.
   Кира наконец оторвалась от него, подняла голову и горестно посмотрела
в лицо.
   - Черт знает что, - сказала она.
   - Я был в Малаховке, - сообщил Сергей, - ехал три часа.
   - Где ты был?!
   - Ты че, пап, - радостно удивился Тим, появляясь на пороге  кухни,  -
на дачу ездил?!
   - Ездил, - подтвердил Сергей, поднялся и потянул с  пола  Киру,  -  я
хотел найти бумаги, из которых вытащили те полстраницы.
   Кира помолчала, глядя ему в лицо.
   - Нашел?
   - Нашел. Наверное, не все, а  какую-то  часть.  Самое  главное,  что,
когда я приехал, у нас в доме был вор.
   - Господи! - вскрикнула Кира. - Решетки сняли?!
   - Решетку, - поправил Сергей. Подталкивая ее перед собой, он дошел до
ванной, зажег свет и открыл воду. Сзади плелся сгорающий от  любопытства
и совершенно счастливый Тим с деревянной  лопаткой  в  руке.  Невиданной
ширины штаны волочились следом.
   - Давай, - велел Сергей и опять подтолкнул Киру. Она  стала  послушно
умываться.
   - Пап, чего украли-то?
   - Ничего. - Он сунул ей полотенце.
   - Как ничего? - изумилась Кира из-за полотенца.
   - Я сейчас расскажу. - Он пристроил полотенце на  крючок  и  за  руку
повел ее в кухню. - Тим, давай свое мясо или что там...
   - Мам, красиво я селедку выложил?
   Кира посмотрела. Селедка красиво  лежала  в  хрустальном  блюдце  для
сухофруктов.
   - Очень, - оценила она.
   - А салаты выкладывать или так сойдет?
   - Так сойдет. Зачем тебя понесло в Малаховку, Сергей?!
   - Я решил найти ту твою рукопись. Я думал, что, если она  в  папке  и
листок вытащили из нее, - значит, могли остаться отпечатки пальцев.
   - Чьих?
   - Того, кто вытащил.
   Кира не отрываясь смотрела ему в лицо.
   - И что бы ты стал с ними делать?
   Он ничего не собирался с ними делать. Он собирался вытащить  рукопись
из папки и спрятать эту  проклятую  папку  от  греха  подальше.  Капитан
Гальцев был совершенно уверен, что Костика застрелила  Кира,  или  делал
вид, что уверен. Если бы на папке  не  обнаружилось  ничьих  отпечатков,
кроме Кириных, это окончательно убедило бы капитана в  том,  что  именно
Кира затеяла все представление, и полстранички оказались  бы  не  частью
рукописи про детективы, а запиской с угрозами.
   - Короче, папку я не нашел. Я приехал, а в доме, в  большой  комнате,
кто-то есть. Я его спугнул. Он бросился бежать, но я его  не  догнал.  -
Почему-то ему стыдно было признаваться, что он мчался по грязи  в  одном
ботинке и с топором в руке. - Он приехал на машине.
   - Господи, я же просила соседей последить! - простонала Кира.
   - Они следили. Вернее, Аристарх Матвеевич с пластмассовым ружьем.  Он
меня и повязал, когда я смотрел решетку. - Сергей положил  Тиму  мяса  и
велел:
   - Закрой рот.
   Тим послушно закрыл рот.
   - В большой комнате на полу были разбросаны  бумаги.  Все  бумаги  из
письменного стола. Конечно, из папок их вытряс вор.
   - Он собирался красть мои бумаги?!
   - Наверное, - нехотя произнес  Сергей,  -  по  крайней  мере,  больше
никаких следов я не нашел. Похоже,  он  вообще  из  большой  комнаты  не
выходил. Ешь, Кира.
   Так же послушно, как Тим, Кира принялась жевать.
   - Нет, - заявила она через некоторое время, - я  ничего  не  понимаю.
Зачем?!
   - Судя по тому, что твоя рукопись досталась мне,  он  приехал  не  за
рукописью.
   - Кто, Сергей?
   Он с досадой пожал плечами:
   - Не знаю. Я его не догнал, хоть и пытался.
   - Тогда что он искал? Зачем ему рыться в куче старых бумаг?!
   - Я не знаю, - повторил он с нажимом. Некоторое время они молча  ели.
Кира исподтишка посматривала на мужа.
   Она и предположить не могла, что он понесется в Малаховку добывать ее
рукопись! Нет, она его совсем не знает!
   - Ты должна вспомнить, - наконец сказал он, - что ты хранила  в  этих
бумагах. Может, Костик тебе любовные записки писал?
   - Папа! - воскликнул Тим.
   - Не писал мне Костик никаких записок. И я ему не писала.
   - Должно быть что-то, связанное с ним и с тобой. Не зря этот тип  так
переполошился. Он считает, что у тебя есть  что-то,  что  может  навести
ментов на него.
   - На кого, - изумилась Кира, - на жулика?!
   Сергей посмотрел на нее с сочувственным высокомерием. Кира ненавидела
такой  взгляд.  Хуже  его  могло  быть  только   снисходительно-любовное
трепание по затылку.