с тобой  и  не  поговорил,  а
постоял,  покурил  и  уехал?  А  Валентина?  Если   она   вытащила   эти
полстранички, значит, она застрелила Костика?! Она его едва  знала!  Два
раза в жизни видела! Или мы чего-то про  нее  не  знаем?!  А  Леночка  с
Машенькой?
   - Аллочка с Верочкой.
   -  Да.  Две  молодые  журналистки.  Кому-то   из   них   понадобилось
пристрелить шефа?! Почему? Зачем? Более  или  менее  похожий  на  правду
мотив есть только у Батурина, который приезжал и не заходил.
   - Какой мотив?
   - Должность.
   - Это не мотив.
   - Мотив. Ты сама говорила, что он никогда не стал бы главным, если бы
не...
   - Он стал бы главным в любом другом журнале. Мы бы  от  этого  только
проиграли. Батурин - это танк, Сереж. Боевая  машина.  Бронетранспортер.
Его не остановить. Я даже Николаеву сегодня  сказала,  что  никто  лучше
Гриши...
   - Может, ему не хотелось в другом, или нужно было непременно в  этом.
Ты же ничего про его не знаешь, правильно?
   Кира посмотрела на мужа. То есть на бывшего мужа.
   Она знала о Григории Батурине много, гораздо больше, чем знал Костик,
и, уж конечно, больше, чем Сергей, только теперь непонятно,  какой  знак
нужно поставить теперь перед этими знаниями - плюс или минус.
   Сергей залпом допил остывший кофе из кружки с надписью  "Серый  волк,
зубами щелк!". Когда-то Киру развлекало, что он - "Серый волк".
   Теперь-то он, конечно, никакой  не  "Серый  волк".  Теперь  он  чужой
человек.
   - Это то, что касается,  так  сказать,  редакционной  части  вопроса.
Теперь что касается местной.
   Прямо из-под крана он налил в чайник воды и плюхнул его на подставку.
Из носика плеснуло,  потекло  по  сверкающему  круглому  боку  -  теперь
высохнет, останутся гнусные белые потеки, которые Кира терпеть не могла.
   - Местная часть вопроса  тоже  полна  странностей  и  неожиданностей.
Значит, мы установили, что никаких чужих в подъезде не было, по  крайней
мере, их никто не видел. Даже Марья Семеновна. Тем  не  менее,  с  Масей
случился истерический припадок, а соседская дверь, как всем  нам  хорошо
известно, расположена прямо напротив нашей двери. Скажи мне, пожалуйста,
она твоего... на козлину она лает?
   - Сереж, прекрати.
   - Я веду расследование, - четко выговорил он. - Лает или не лает?
   - Я  не  знаю,  -  холодно  ответила  Кира,  понимая,  что,  раз  муж
"завелся", остается только ждать, когда "завод" кончится.
   - Вспомни.
   - Да нет, пожалуй, не лает. Она сначала лаяла, а потом перестала.
   - Привыкла,  значит,  -  констатировал  Сергей.  -  Хорошо.  Человек,
который выстрелил, точно знал, что выстрела никто не услышит, потому что
наверху у нас  ремонт.  Опять  получается,  что  это  кто-то  из  своих,
местного разлива. Всех своих Мася знает и на них не лает. Даже на твоего
козлину. Значит, был чужой. Откуда чужой знал про ремонт?
   - О господи, - пробормотала Кира.
   - Вот именно, - согласился Сергей.  Зачем-то  взял  у  нее  из  пачки
сигарету, неумело  поджег,  как  пятиклассник,  сунул  в  рот,  выдохнул
длинный конус белого дыма и сморщился от отвращения.
   - Дай сюда.
   Он сунул ей сигарету. Он прикурил ее просто так, чтобы отвлечь бывшую
жену. Она послушно  отвлеклась  -  посмотрела  на  него,  некурящего,  с
высокомерной жалостью и шикарно затянулась.
   - Зачем Данила сказал мне, что не был дома, а на самом деле был?  Как
они могли быть связаны - Костик и Данила?
   - Никак не могли.
   - Почему?
   Кира подумала немного:
   - Ни почему. Не могли, и все тут. Я этого  Данилу  едва  знаю,  а  уж
Костик-то...
   - Кира, это ничего не значит. Слушай, - вдруг вспомнил он, -  сколько
времени?
   - Девять.
   - Мне нужно поговорить с его женой.
   - Чьей?! - изумилась Кира.
   - С женой Данилы. Он заявил мне, что она целыми днями дома  и  что  у
нее глаз-алмаз. Я пойду. Поговорю.
   - Хватит позорить меня перед соседями! - крикнула Кира, и глаза у нее
совершенно неожиданно налились слезами. Она редко плакала  и  не  любила
слезы,  и  никогда  не  пользовалась  ими,  как  стратегическим  женским
оружием, а тут вдруг второй раз за вечер!..
   - Я тебя не позорю, - отрезал Сергей, -  я  пытаюсь  спасти  тебя  от
тюрьмы.
   - Иди ты к черту, - пробормотала Кира.
   - Я вернусь через полчаса, - пообещал он, как будто был не бывшим,  а
настоящим мужем.
   И ушел.
   Джинсовый комбинезон не скрывал,  а  подчеркивал  круглый  аккуратный
живот. Сергей был уверен, что жена хоккеиста Пухова и не  стремится  его
скрывать, а, наоборот, гордится им и даже несколько выставляет напоказ.
   Тринадцать, нет, почти четырнадцать лет назад, когда Тим рос внутри у
Киры, быть беременной было стыдно.
   Ну, не то чтобы стыдно, а так, неловко. Кира худела,  носила  длинные
свитера и страшно гордилась тем, что до девятого месяца окружающие  даже
не догадывались о ее "интересном положении".
   - Мальчик, - в третий раз за семь минут проинформировала его Лена,  -
вот странно, все мои подружки хотели девочек, а я так рада, что  у  меня
мальчик! У нас. И Данилка очень рад. Ой, он такой смешной  стал,  ты  не
представляешь, Сереж! Беспокоится за меня. Ухаживает.
   - Правильно делает, - в третий раз сказал Сергей и вздохнул.
   Кира всегда держалась в  некотором  отдалении  от  людей  -  соседей,
коллег, попутчиков в самолете. Сергей был более общительным и первый раз
в жизни жалел об этом.
   Жена хоккейной звезды казалась совершенно уверенной  в  том,  что  он
пришел, чтобы немного повосхищаться ее будущим ребенком, настоящим мужем
и вообще тем, что чета Пуховых существует в природе и Сергей даже  имеет
возможность приобщиться к их счастью.
   - Я теперь пью  только  зеленый  чай.  Специальный  зеленый  чай  для
беременных.  Данилка  договорился,  и  ему  возят  из  Китая.   Говорят,
цейлонский тоже ничего, но Цейлон еще дальше, чем Китай.
   - Шри-Ланка, - поправил Сергей автоматически.
   - Какая Шри-Ланка?
   - Цейлон после получения  независимости  стал  называться  Шри-Ланка.
Цейлоном его называли англичане. Колонисты.
   - Да ну? - удивилась Лена. - Будешь?
   - Что?
   - Зеленый чай! - Она улыбнулась, приподняла чайник  и  показала  ему.
Чайник был белый,  в  выпуклых  розовых  цветах,  накрытый  салфеткой  с
вышитыми на ней утками. - Я могу с тобой поделиться!
   Сергей не хотел зеленого цейлонского чая  для  беременных.  Он  хотел
Кириного кофе.
   - Как там Кира? Нам скоро уже уезжать, Данилка боится,  говорит,  что
лететь надо сейчас, а не когда  до  родов  останется  неделя.  А  вот  я
почему-то ничего но боюсь, хотя мама мне сказала, что это очень  трудно,
когда ребенок. Трудно, да, Сереж?
   - Трудно. Лен, я хотел у тебя спросить...
   - А с Кирой я только один раз виделась! Ой, она такая  важная  стала!
Она работает, да?
   - Да. Лен...
   - А я так и не работаю. Знаешь, мне так неохота на работу ходить! Ну,
сейчас-то смешно работать, но я целый год не могла  себя  заставить.  Я,
правда, хотела, а потом решила - что  я  буду  мучиться?  Зачем?!  И  не
пошла. А Данилка говорит, что самое главное, чтоб я дома была, когда  он
приезжает, а на работу наплевать. И няню нашел! - хвастливо сказала  она
и потрогала свой джинсовый живот, словно проверяя, на месте ли он. Живот
был на месте. - Говорит, что няня такое серьезное дело, к которому  надо
заранее готовиться, а я ни за что не  хочу  к  ребенку  чужого  человека
подпускать! А, Сереж? Ну, мама приедет. И его, и  моя.  Пусть  бы  лучше
мамы, а?
   - Наверное, лучше, - согласился Сергей.
   Почему  она  ни  слова  не  говорит  ему  о  вчерашнем   чрезвычайном
происшествии?! Вряд ли ей  нет  никакого  дела  до  того,  что  вчера  в
подъезде был обнаружен труп. Данила  Пухов  сказал  Сергею,  что  "Ленка
напугалась до смерти" и даже утром не хотела отпускать его на работу,  а
теперь щебечет, как райская птичка, хотя прекрасно  знает,  что  Сергей,
можно считать, участник драмы, как и Кира - главное действующее лицо.
   - Лен, я утром видел Данилу...
   - Встретились?! - радостно перебила она. - Он про тебя  спрашивал,  а
Марья Семеновна сообщила, что вы с Кирой развелись. Мы так  и  подумали,
что врет она все. Не могли вы развестись. Я Данилке так и  сказала,  что
это просто... временно. Правильно, Сереж?
   - Мы в самом деле развелись. Больше года назад. Год, два месяца  и...
Он едва сдержался,  чтобы  не  посмотреть  на  календарь  и  старательно
сосчитать дни.
   - С ума сошли! - огорченно воскликнула Лена. - Нет, ну,  правда!  Это
ужасно! Я как подумаю, что когда-нибудь разведусь с Данилкой!..
   Глаза у нее налились слезами, и Сергей торопливо произнес:
   - Лен, все будет хорошо. Вы же не такие дураки, как  мы  с  Кирой!  Я
хотел у тебя спросить.
   - Что? - Она утерла глаза, как маленькая, и снова засияла, как  будто
и не собиралась рыдать.
   Непостижимая ни для какого мужика, загадочная и удивительная  женская
природа.
   - Ты вчера... до того, как... как все случилось, никого не видела?  В
подъезде или может быть, в окно?
   Жена хоккеиста Пухова, беременная, славненькая, занятая только  собой
и вышеупомянутым хоккеистом, и еще их будущим ребенком и тем, что  лучше
- нянька или родная бабушка, вдруг вся  заледенела.  Сергей  видел,  как
ледяной панцирь, как называли в школе Антарктиду, накрыл ее с головы  до
ног. Даже выражение лица стало неопределенным, как  будто  толстый  слой
льда закрыл его, и изображение стало двоиться и расплываться.
   Это еще что за дела?!
   - Я... ничего не видела, -  заявила  она  фальшиво.  -  Что  я  могла
видеть?
   - Не знаю, - сказал Сергей, стараясь не пропустить никаких  изменений
в панцире, - может, какого-нибудь незнакомого слесаря с чемоданчиком или
мужика в черной маске, камуфляже и с винтовкой с оптическим прицелом?
   - Нет, - решительно ответила она, - я никого не видела.  А...  почему
ты спрашиваешь?
   - Ну, потому что Костик - начальник Киры, и она  очень  нервничает  и
плачет даже. Я хочу понять, кто мог его убить.
   - Ты все равно ничего не поймешь! - крикнула  Лена,  и  в  голосе  ее
явственно послышалось отчаяние. -  А  я  ничего,  ничего  не  видела!  И
никого!
   - Совсем никого? - осторожно уточнил Сергей.
   - Нет, - опять крикнула она, - никого!
   И мелкими жадными глотками отпила цейлонского чая для  беременных,  и
со стуком поставила на блюдце чашку.
   - Что? - спросила она у Сергея. - Что ты смотришь? Я же тебе говорю -
я никого и ничего не видела! Я лежала и спала! Все!
   - А... Данила не приезжал?
   - Когда Данила приехал, тут уже было полно милиции, и на лестнице,  и
внизу, и везде! Я перепугалась ужасно! Он приехал и меня успокоил!
   - Лен, - осторожно спросил Сергей, - что случилось?
   - Ничего не случилось, - ответила она фальшивым "русалочьим" голосом,
- все в порядке. А что такое?
   - И... выстрела ты тоже не слышала? - уточнил Сергей.
   - Нет! Я не слышала ни-че-го!
   - И в окно не смотрела?
   - В окно я видела только вашу Валентину! - крикнула Лена с отчаянием.
- И все, и больше никого! Она выскочила и помчалась в сторону метро, как
паровоз. Что ты ко  мне  пристал?!  Данилка  вчера  велел,  чтобы  я  не
нервничала, а ты ко мне пристал!..
   - Прости, пожалуйста,  -  пробормотал  Сергей,  -  я  не  хотел  тебя
огорчать.
   Не хватало ему только проблем с нежным мужем, который велел жене  "не
нервничать", а Сергей своими дурацкими вопросами "разбередил ей душу".
   Дело оказалось сложнее, чем  Сергей  предполагал  поначалу.  Кажется,
именно так и бывает с классическими сыщиками из детектива.
   Сначала они уверены, что дело не стоит выеденного яйца: "Это дело  на
одну трубку, Ватсон!" Потом они "заходят в тупик": "Никогда  в  жизни  у
меня  не  было  такого  сложного  дела,  Ватсон!"  Потом  они   начинают
"приближаться к  разгадке":  "В  темноте  забрезжил  свет,  Ватсон!"  И,
наконец, разгадка - ослепительная в своей  простоте,  и  признание,  что
дело все же было "на одну трубку".
   Лена Пухова нервничала из-за смерти Костика  ничуть  не  меньше,  чем
Кира Ятт. Костик был другом и начальником Киры и шел именно к ней, когда
его застрелили. При чем тут Лена Пухова?!
   Этот проклятый свет когда-нибудь забрезжит или нет?!
   - Сереж, - сдавленно попросила Лена, - мне надо... прилечь. Извини.
   И голос, и фраза, и  слово  "прилечь"  казались  ненатуральными,  как
пластмассовая  ваза,  расписанная  "под  Хохлому",  и  Сергей  быстро  и
невнятно попрощался.
   Ему нужно было срочно навестить  няню  с  ребенком,  которые  вечером
выходили на детскую площадку. Выходили так поздно, потому что  мать,  по
мнению Марьи Семеновны, бесценного источника правдивой информации, в это
время околачивала  груши.  Должно  быть,  в  переводе  с  народного  это
означает - работала.
   Он так и не понял, что все, что ему нужно, он уже знает, и больше нет
никакой необходимости никого навещать, искать, выяснять.
   Вот вам и дело "на одну трубку, Ватсон!".
   Попасть в восьмую квартиру оказалось трудно. Гораздо труднее,  чем  в
дом звезды мирового спорта и лидера НХЛ.
   - Откуда я  знаю,  что  вам  нужно,  -  неприветливо  говорили  из-за
цепочки. Сергей видел только  один  глаз,  посверкивающий  в  коридорной
темноте, как у маньяка в фильме ужасов, - лучше  идите  отсюда,  пока  я
милицию не вызвала!
   - Меня зовут Сергей  Литвинов,  я  с  пятого  этажа,  из  двенадцатой
квартиры, я только хотел спросить...
   - Мы ничего не знаем! Хозяйка приедет, тогда и...
   - Да не нужна мне хозяйка!
   - А кто вам нужен?
   - Вася! - закричал откуда-то детский голос. - Вася, Вася!
   - Пока вы со мной препираетесь, - заявил Сергей, - ваш  ребенок  кота
потерял. Теперь спать не будет. Давно бы поговорили, и я ушел.
   - Вася - это я, - сообщил голос мрачно. - Ладно.  Входите.  Только  у
меня газовый баллончик приготовлен. Так что без глупостей.
   - Вася! - совсем рядом крикнул голос. - Васька, ты что? Уходишь?
   - Привет, - поздоровался Сергей, пытаясь рассмотреть того,  кто  звал
Ваську, - ты кто?
   - Я Федот. Федот Шубин. А ты кто?
   - Я Сергей Литвинов. Мы на пятом этаже живем.
   - Я знаю, - объявил Федот Шубин, - твою маму зовут Кира. Она  к  моей
маме приходит. Она говорит, что это называется покурить.
   - Это не мама, - возразил Сергей, - это моя жена.
   - А у меня нет жены, - сообщил Федот Шубин, - у меня  только  мама  и
Васька.
   Наконец-то Сергей его увидел. Ему  было  лет  пять  -  розовые  щеки,
пухлые ладошки, блестящие глаза и светлые  волосы.  На  пижамном  животе
нарисован Винни-Пух с бочкой меда, а на заду - это  обнаружилось,  когда
Федот Шубин повернулся спиной, - ослик Иа, стоящий на голове.
   - Ты пришел покурить?
   - Нет, я не курю.
   - И я не курю, - сказал Федот, - я еще маленький. Ты к Ваське?
   - Почему ты ее называешь Васька?
   - Потому что ее так зовут, - удивился Федот.
   - Василиса, - мрачно представилась нянька.
   - Сокращенно - Вася. Ты что? Не понимаешь?
   - Понимаю.
   - А моя мама в Париже. У  нее  там  дела.  Она  мне  оттуда  привезет
подарок. И Ваське привезет. Мы  на  бумажке  написали  и  ей  в  чемодан
положили, чтобы она не забыла, что мы хотим.
   - Федот, ты бы шел в постель.
   - А можно я ту-ут?!
   -  Вам  чего  нужно-то?  -  спросила  Васька,  кажется,  окончательно
смирившись с судьбой и с Сергеем Литвиновым. - Ребенку спать пора!
   - Вась, ты мне почитаешь?
   - Почитаю. Мы же договорились.
   - Я хотел спросить... Вчера, когда выходили на  улицу,  вы  никого  в
подъезде не видели?
   - Это вы про убийство-то? - спросила нянька презрительно. - Никого  и
ничего я не видела.
   - Совсем ничего?
   - Вась, мы же видели, как они разговаривали, -  встрял  Федот  Шубин,
взял няньку за костлявую руку и покачал туда-сюда. - Ты мне сказала, что
культурный человек должен всегда здрасти говорить!
   - Кто они?
   - Никто, - угрюмо буркнула нянька. - Вам скажи, а вы  потом  хорошему
человеку всю жизнь отравите!..
   - Господи ты боже мой! -  рассердился  Сергей.  Так  всегда  говорила
теща, когда сердилась или недоумевала. - Кто испортит? Какому человеку?!
   - Такому. Хорошему. Это отношения к делу не имеет.
   - Черт бы вас побрал, - пожаловался Сергей в пространство, -  что  не
имеет?
   - Ты не ругайся, - посоветовал Федот Шубин и запрыгал на  одной  ноге
вокруг Васи, - я вчера вышел и говорю: "Вася, посмотри, как  чертовое  я
одет!" А она  мне  говорит,  что  "чертовое"  не  правильно  говорить  и
ругаться тоже не правильно.
   - Послушайте, - быстро сказал Сергей, - Костик, которого убили, - это
начальник моей жены. И друг. Милиция считает, что его убила Кира, а  это
чушь! Помогите мне, пожалуйста. Кого вы видели?  Кто  разговаривал?  Кто
хороший человек?
   - Покойный разговаривал, - буркнула нянька, -  на  третьем  этаже.  С
Леной, женой  хоккеиста.  О  чем,  не  знаю,  они  замолчали,  когда  мы
проходили. Лена поздоровалась, у нее глаза... Короче, плакала она  и  на
нас не смотрела. Мы прошли, и  все.  Больше  никого  не  видели.  Сергей
ожидал чего-то в этом роде, но все равно ощущение было такое, как  будто
за шиворот вывернули ушат с лягушками.
   - А вернулись когда?
   - Ну, сколько мы гуляли? Может, минут двадцать. Федот сказал, что ему
нужно башню построить из песка и прочесть волшебный стишок, чтоб к  утру
был замок. Ну, мы и пошли башню строить.
   - Получился замок?
   - Не-а, - откликнулся Федот, - его машина переехала. Башню то есть.
   - Только я вам сказала, а больше никому повторять не буду, - объявила
решительная Вася, - вы так своей милиции и передайте. Никаких протоколов
и свидетельских показаний. Никто не докажет, что мы с Федотом ее видели,
с покойником-то!
   - Да я не из милиции!
   - А мне все  равно.  Ничего  не  видела,  ничего  не  знаю.  Вероника
вернется из Парижа, пусть ее спрашивают, а я тут человек посторонний. На
работе я.
   - Вась, я есть хочу!
   - Ты только что ел!
   - Я опять хочу.
   - А пока вы башню строили, из подъезда никто не выходил?
   Вася сердито вздохнула:
   - Валентина вышла, и больше никто. Валентина Степановна, домработница
с пятого этажа. Ваша, если вы... муж Киры Михайловны.
   Сергей вдруг почувствовал,  как  холодные  лягушки,  шевелившиеся  на
спине,  стремительно  замерзают  еще  больше,  превращаясь  в   давешний
антарктический панцирь.
   Валентина?!
   - Ну, все, - заметив, как изменилось у него лицо, объявила Вася, - до
свидания. Мы должны чай поставить. Мы опять есть хотим.
   - Васька ватрушку испекла, - похвастался  Федот  Шубин,  -  я  только
половину съел. А половину сейчас буду.
   - Точно... Валентина?
   - У меня пока куриной слепоты нет, - язвительно отрезала Вася,  -  до
свидания.
   - До свидания, - пробормотал Сергей.
   Аллочка трусливо просидела на работе до половины  десятого.  Вряд  ли
Леша Балабанов станет ждать ее так долго.
   Делать на работе в это время было совершенно нечего.  Все  подписи  к
фотографиям она давно сдала Магде Израилевне,  особенно  старательно,  с
высунутым языком, перечитав их перед тем, как сдать.
   Все  оказалось  в  порядке.  Костик  нигде  не  был   назван   Модест
Станиславович, а журнал - "Старая лошадь".
   - Ну вот, -  похвалила  Магда  Израилевна,  как  будто  Аллочка  была
ребенком-дауном, неожиданно выучившим алфавит, - молодец! Можете,  когда
хотите!
   Матери она позвонила и сказала, что  шашлык  на  сегодня  отменяется.
Мать огорчилась, и предлагала заехать, и поминала отца, и  сердилась,  и
волновалась, и обещала прислать с водителем кастрюлю супа.
   Потом   пришла   Верочка   Лещенко   и   хвастливо   показала    свой
"матерьяльчик".
   Это были не какие-то подписи  к  фотографиям,  а  довольно  приличная
статейка  о  том,  как   Верочка   училась   у   Костика   журналистской
непримиримости, неподкупности, этике, легкому слогу и чувству юмора.
   - Разве чувству юмора  можно  научиться?  -  спросила  Аллочка  тихо.
Верочку она почти не знала, тогда