о  нужно
делать: то ли притвориться, что ничего  не  происходит,  голи  совершить
массовое самоубийство, чтоб долго не мучиться.
   В приемной, куда, Аллочка первым делом заглянула, находились Батурин,
секретарша Раиса и незнакомый высокий мужик в очках.
   - Доброе утро. - пропищала Аллочка. И  голос,  и  тон  показались  ей
ужасными, - извините, пожалуйста, Кира Михайловна на месте?
   - Она... сейчас занята, - неуверенно произнесла Раиса и посмотрела на
Батурина, - только вот... Григорий Алексеевич... а Кира...
   В  коридоре,  за  спиной  Аллочки,  останавливались  какие-то   люди,
заглядывали внутрь.
   - Зайдите, - приказал ей Батурин, - и закройте за собой дверь.
   Аллочка послушно втиснулась в приемную и прикрыла дверь перед чьим-то
любопытным носом. Кажется, это был Верочкин нос. Аллочка испытала прилив
здорового злорадства.
   - Что вам нужно?
   - Григорий Алексеевич, мне  нужно  поговорить  с  Кирой  Михайловной.
Прямо сейчас.
   Незнакомый мужик усмехнулся. Батурин вздохнул.
   - Вы можете поговорить со мной. Не сейчас, а через... часок. Это все?
Вы свободны.
   - Не знаю я! -  послышался  совсем  близко  растерянный  голос  Киры,
Аллочка оглянулась и увидела ее.
   Она стояла в дверях своего кабинета - черный свитер,  черные  джинсы,
длинная цепочка с ручейком разноцветных камней, лохматая челка до  глаз,
выстриженный затылок, на лице никакого макияжа.
   Вот бы мне стать такой,  горячо  подумала  Аллочка,  такой  стильной,
классной, талантливой. Нет, не стать.
   - Я ничего не понимаю. Здравствуй, Аллочка.
   - Здравствуйте, Кира Михайловна.
   - Кира, - Раиса всхлипнула,  -  но  никто,  ты  понимаешь,  никто  не
заходил!
   - Понимаю, - кивнула Кира.
   - А... что случилось? - тихонько спросила Аллочка. Батурин  чуть-чуть
отступил, словно допуская ее в круг  посвященных,  и  Аллочка  заглянула
Кире за спину.
   Кабинет  напоминал   апартаменты   главы   Временного   правительства
Керенского после визита революционных матросов.
   Бумаги устилали  серый  ковер.  Стол  был  выпотрошен,  пустые  яшики
валялись рядом. Самый нижний, очевидно, запертый на замок, был выдран  с
мясом. Из передней панели торчали  шурупы.  Маленькая  головка  стильной
лампочки на журавлиной шее была свернута и  перегнута.  На  стеллаже  не
осталось ни книг, ни кассет. Даже  белый  горшок  с  худосочным  цветком
скинули на пол, и бледные листья, придавленные тяжелой глиной и  комьями
земли, казались мертвыми.
   - Кто это сделал?!
   Незнакомец опять хмыкнул и заметил в пространство:
   - Хороший вопрос.
   - Аллочка, это мой муж Сергей, - быстро представила  Кира,  -  Сереж,
это Аллочка Зубова, наша журналистка.
   - Здрасти, - сказал муж Сергей.
   - Здравствуйте.
   - Я пришла, - насморочным голосом вступила Раиса, - я пришла, а дверь
открыта, и тут... такое безобразие!
   - Дверь в коридор тоже была открыта? - спросил Кирин муж быстро.
   - Ну да! Она и была открыта. В приемную то  есть,  а  в  кабинеты  мы
сроду двери не запираем! От кого нам запираться-то!
   - Действительно, от кого? - сам у себя спросил муж.
   Аллочка улыбнулась. Этот муж очень подходил Кире и как будто дополнял
ее, и у него были быстрые, внимательные, темные глаза.
   - Скорее всего, вчера, -  подал  голос  Батурин,  -  вечером,  скорее
всего...
   - Почему?
   Это Кира спросила.
   Батурин, тяжело опираясь на палку, пробрался внутрь. Палка  оставляла
на белой бумаге круглые вмятины.
   - Лампа, видишь, как свернута? Верхний  свет  не  горел.  Под  лампой
смотрели бумаги. Значит, было уже темно.
   Он пристроил свою  палку  к  столу  и  наклонился.  Поднял  несколько
бумажек и посмотрел по очереди в каждую.
   - Что у тебя пропало, Кира?
   - Откуда я знаю! - Она тоже пробралась по бумагам и присела рядом.  -
Это теперь никто не поймет!
   - Тем не менее здесь что-то искали, - заметил Сергей, - и насколько я
могу судить, довольно поспешно.
   - Поспешно! - фыркнула Кира. - Всю комнату разгромили!  Да  что  тут,
черт возьми, можно искать?! У меня нет никаких секретных  документов!  У
меня сейфа даже нет!
   Сергей посмотрел на Батурина.
   - И у меня нет, - зачем-то сказал тот, - у Костика есть.
   - Надо посмотреть.
   Батурин выпрямился, взял палку и захромал мимо Аллочки  к  выходу  из
кабинета. Как  только  он  вышел,  а  следом  за  ним  Сергей,  в  дверь
протиснулась Раиса. Постояла, пооглядывалась и взялась за щеки.
   - Господи, да что на нас за напасти такие!
   - Все цело, - сказал где-то Батурин, - хотя сейф пытались открыть. Во
сколько вы вчера ушли, Раиса?
   Та помолчала.
   - Часов в семь, - наконец изрекла она и гордо высморкалась. - Вас  не
было.
   - Я позже приехал, - согласился Батурин.
   - А во сколько  уехал?  -  спросила  Кира.  Сидя  на  корточках,  она
собирала бумаги. Потом вдруг перестала собирать и кинула их обратно.
   - Я точно не помню, Кира.
   - Мы... встретились с Григорием Алексеевичем примерно в  полдесятого,
- тихонько вставила Аллочка, - помните?
   Батурин кивнул.
   - Значит, в полдесятого.
   - И когда ты уходил...
   -  Нет,  -  ответил  Батурин,  -  в  коридоре  никто  не  стоял,  под
подоконником никто не прятался, следом за мной никто в кабинет не вошел.
По крайней мере, я не видел.
   - Что могли искать? - пробормотала Кира растерянно. - Ну  что?  Устав
компании? Старые статьи? Визитные карточки?
   Ее муж присел на корточки и задумчиво почесал нос:
   - Непонятно, нашли или нет? То, что  искали.  Вот  это  действительно
непонятно.
   - А это имеет значение?
   - Еще какое, - сказал муж.
   Кира подняла голову и посмотрела на них обоих - сначала  на  мужа,  а
потом на Батурина.
   - Это из-за Костика?
   Батурин пожал плечами:
   - Не знаю. Хотя его сейф пытались открыть, там свежие царапины.
   - Какая-то ерунда! - беспомощно сказала Кира. - Ужас какой-то!
   Ее муж выпрямился, зачем-то отряхнул на коленях джинсы и посмотрел на
нее.
   - Я думаю, что убийство здесь ни при чем. Это... из другого фильма.
   - Какого фильма. Сереж? - с досадой  спросила  Кира.  -  Что  ты  все
выдумываешь!
   - Из фильма про жуликов, - сказал он непонятно. - Будете ждать ментов
или все тут уберете и скажете, что так и было?
   - Да не можем мы тут ничего убирать! - закричала Кира. В первый раз в
жизни  Аллочка  слышала,  как  она  кричит.  -   А   вдруг   тут   улики
какие-нибудь?! Отпечатки пальцев?!
   - Нет тут ни улик, ни отпечатков пальцев. Кира, я тебе позвоню.
   И он ушел, осторожно пробравшись между опрокинутой мебелью и россыпью
бумаг.  Раиса  заплакала,  и  Батурин   на   нее   прикрикнул.   Аллочка
помалкивала.
   - Аллочка, я пока не могу ни о чем разговаривать, - не  оборачиваясь,
сказала Кира. Она ходила по ковру, устланному бумагами,  присаживаясь  и
смотрела, но в руки ничего не брала. - Зайди попозже, ладно? Или  у  вас
срочный вопрос?
   Аллочка  посмотрела  на  Батурина,  а  он  на  нее,  и,  встретившись
взглядами, они не сразу смогли отвести их друг от друга.
   Поверил  или  нет,  что  у  меня  роман  с  полоумным  Лешей,   вдруг
стремительно подумала Аллочка. Ужасно, если поверил.
   Батурин был широкий и крепкий, короткие волосы, темные глаза. Аллочка
никогда не видела его в костюмах, он носил  свитера  и  толстые  куртки,
которые очень ему подходили. Однажды Аллочка была на совещании,  которое
он проводил, и  пришла  в  восторг  -  так  виртуозно  он  управлялся  с
журналистами, так твердо и без показного хамства умел поставить на место
или выразить неудовольствие.
   Потом она стала читать его материалы, каждый  по  несколько  раз.  Он
писал профессионально, сильно и  как-то  так,  что  Аллочка,  москвичка,
богачка,  немножечко  эгоистка,  благополучная,  сытенькая,   ничем   не
опечаленная, начинала проникаться  жгучим  сочувствием  к  пси  шестным,
далеким странным людям, о которых говорилось в статье и чья  жизнь  была
примерно так же далека от Аллочки, как планета Марс.
   И войну она стала ненавидеть именно из-за Батурина.  До  него  ей  не
было никакого дела - есть война  или  нет  войны.  Все  это  происходило
слишком далеко  и  казалось  не  правдоподобным,  а  Батурин  приблизил,
заставил рассматривать, сострадать, негодовать и стыдиться.  Неизвестно,
как ему это удавалось, но Аллочка была уверена, что он пишет  специально
для нее, только для нее, для  нее  одной,  чтобы  она  увидела,  поняла,
испугалась или возгордилась.
   Аллочке, которая страстно мечтала научиться писать, "как Кира",  даже
в голову не приходило  захотеть  писать,  как  Батурин.  Почему-то  было
совершенно ясно, что научиться этому нельзя, нужно  родиться  Батуриным,
чтобы писать так, как он.
   И еще.  В  этом  признаться  труднее  всего.  Аллочке  Зубовой  очень
нравился Григорий Батурин. Ей даже стыдно было, до того он ей нравился.
   Негодование поднималось и заливало голову, слепило глаза, даже мешало
дышать, едва она вспоминала, как Верочка, рассматривая себя  в  зеркало,
рассуждала, что брезгует "с ним переспать".
   Аллочку огорчало, что  ей,  начинающей,  доверяют  только  подписи  к
фотографиям, а Верочка пишет вполне самостоятельные материалы, но  из-за
Батурина она просто взбесилась.
   Вышло так, что Аллочке Зубовой никто и никогда не  нравился  -  ни  в
школе, ни в университете, ни на лыжных курортах. Были  приятные  молодые
люди, проверенные и "благонадежные",  с  которыми  она  с  удовольствием
проводила время, а потом,  когда  надоедали,  избавлялась  и  больше  не
вспоминала -  до  следующего  случая,  когда  представлялся  случай  ими
попользоваться,   например,   на   балах,   банкетах   и    общественных
мероприятиях, в которых Аллочка,  как  дочь  своего  отца,  должна  была
принимать участие. С одним из них, самым проверенным и  "благонадежным",
выпускником всего на свете, карьеристом не просто до мозга костей, а  до
винтов в  безупречных  американских  челюстях,  Аллочка  переспала  "для
опыта".
   Опыт оказался неплох. Романтика,  красота,  высокие  бокалы,  розы  в
серебряном  ведерке,  тихая  музыка  -  едва  выскочив  из  мужественных
объятий, Аллочка выключила  музыкальный  центр.  С  этой  музыкой  сцена
соблазнения  казалась  слишком  уж  классической,  следовало   поубавить
сладкой прелести.
   И все. Время от времени они встречались - примерно раз в два  месяца,
чтобы все повторить,  и  получали  от  этого  удовольствие,  и  миленько
щебетали, валяясь в шелковых подушках, и даже попробовали вместе принять
душ. Это оказалось очень неудобно, мокро и опасно для жизни, потому  что
в соответствии с правилами в душе следовало "начать все сначала",  и  он
решил "начать", и чуть не сломал ногу на скользком полу, а у  Аллочки  с
волос текло, они лезли в глаза, и она чувствовала себя, как  собака  под
дождем - шерсть как будто чужая и псиной воняет.
   И все!
   От одного взгляда на Григория Батурина в  голове  у  Аллочки  Зубовой
происходило какое-то движение, как будто ударяла черная молния и  каждый
раз выжигала все вокруг. Ей хотелось его потрогать - ну  хотя  бы  через
одежду! Просто потрогать, узнать, какой он на ощупь, какая у него  щека,
какие пальцы или волосы на затылке. Ей представлялось, что он особенный,
ни в чем не похожий на гарвардского карьериста,  а  весь  Аллочкин  опыт
ограничивался именно им.
   Она умерла бы от страха, если бы Батурин "обратил на нее внимание", и
страстно желала, чтобы "обратил".  Она  даже  умоляла  его  про  себя  -
посмотри на меня. Ну, посмотри, это  же  я!  Ну,  почему  ты  так  и  не
смотришь?! То, что ты уставляешь в меня глаза, - не в счет!
   - Что? - вдруг спросил он совсем рядом. Голос был недовольный. -  Что
вы на меня вытаращились? Я забыл отстегнуть парашют?
   Аллочка покраснела как рак.
   Как рак, которого сварили и собираются есть. Живой, еще не  сваренный
рак, вовсе не красный.
   - Гриш, я ничего не понимаю.
   - Извините, - быстро сказала Аллочка, - Кира  Михайловна,  можно  мне
попозже зайти?
   Кира протяжно вздохнула:
   - Ну конечно.
   Аллочка выскочила в коридор и побежала, вспоминая, как  она  на  него
таращилась, а он заметил и даже спросил про парашют!
   На лестнице она с разгону врезалась в чью-то спину и пошатнулась.
   - Извините!
   Спина сделала оборот и оказалась Кириным мужем.
   - Ничего, - сказал он, - вы об меня  не  ушиблись?  Аллочка  покачала
головой.
   Кирин муж посмотрел наверх - шея  была  крепкой  и  сильной,  Аллочка
рассмотрела, - а потом попросил интимно:
   - У вас нет сигарет? Я никогда не курю в присутствии Киры. Считается,
что я некурящий и спортивный. Сигареты у меня в машине.
   - Конечно! - пылко воскликнула Аллочка и сорвала с плеча портфель.  -
Сейчас!
   Для конспирации, как объяснил Сергей,  они  спустились  еще  на  один
пролет и глубокомысленно закурили.
   - Веселая у вас в  редакции  жизнь,  -  рассматривая  свою  сигарету,
заговорил наконец Сергей, - просто завидно. У нас все не так.
   - А где вы работаете?
   - Я директор по науке компании "Сони". Конечно,  не  всей  "Сони",  а
только российского представительства. У нас все спокойно  и  размеренно.
Почти как в раю.
   - Вы думаете, что в раю спокойно и размеренно? - неожиданно  спросила
Аллочка, и он засмеялся.
   - Наверное, по-разному. У каждого свой рай. В моем именно так.
   В моем раю, подумала Аллочка, черная молния все время ударяет в  одно
и то же место. В моем раю должен быть Григорий Батурин.
   Вот только как его туда заманить?
   И что делать с тем, о чем она знает!..
   - Кира... очень переживает?
   - Ну конечно! - ответил он со странной досадой, как будто не понимал,
из-за чего переживает Кира. - Все одно к одному, и записка, и кабинет, и
убили его, когда он к нам шел!..
   - А вы... были дома? Ну, когда убили?
   Сергей посмотрел на Аллочку.
   - Нет. Не был.
   - А что это за записка? - спросила Аллочку, собравшись с духом.  -  Я
так толком и не поняла.
   Может, рассказать ему, промелькнуло в голове. Он, наверное, тоже  все
понимает. Как Кира.
   - Записка в портфеле у Костика, - объяснил Сергей. - Милиция считает,
что Кира в ней угрожает  ему  или  шантажирует.  А  это  не  записка,  а
полстранички из ее давней статьи о детективах. Вы не знали?
   - Я знала! - возразила Аллочка. - Я не знала, что была такая статья.
   Сергей внимательно смотрел ей в лицо.
   - Ее и не было. Она не  вышла.  Чем-то  они  ее  заменили.  Когда  вы
приезжали к Кире на дачу, она как раз ее писала.
   Аллочка пожала плечами. Ей было  совершенно  все  равно,  что  именно
писала на даче Кира.
   - Говорят, что  теперь  главным  станет  Батурин,  -  поинтересовался
Сергей осторожно, - это хорошо или плохо?
   - Конечно,  хорошо!  -  с  жаром  воскликнула  Аллочка.  -  Костик...
Константин Сергеевич тоже очень хороший начальник, но все-таки совсем не
такой, как Григорий Алексеевич!
   - Не такой потому, что он ни разу не грозился вас выгнать?  -  ехидно
спросил Сергей.
   Аллочка вспыхнула и  вознегодовала.  Ей  так  понравился  Кирин  муж,
показался таким понимающим и таким... своим, а он на  самом  деле  хотел
всего лишь посмеяться над ней, как и все остальные.
   - Не обижайтесь, - произнес Сергей быстро. Все, что она  чувствовала,
моментально отражалось на ее лице, как у его сына. - Я  просто  так.  Из
вредности.
   Это было сказано так, что Аллочка ему поверила.
   - Они просто очень разные, -  попыталась  объяснить  она,  -  совсем,
совсем разные. Верочка Лещенко вчера с  такой  гордостью  говорила,  что
переспала с Костиком только для того, чтобы хорошие задания получать,  а
с Батуриным... это вообще невозможно.
   Тут ей стало так неловко, что она опять  покраснела  -  наверное,  до
самой макушки. Наверное, под волосами видно, какая у нее  красная  кожа!
Но ей никогда не удавалось ни с кем потолковать о редакционных делах,  и
никто не слушал ее так, как слушал Кирин муж, и не относился к ее словам
так серьезно!
   - То есть я хочу сказать...
   - Я все понял, - помог ей  Сергей,  -  у  Костика  были  свои  методы
подбора сотрудников и сотрудниц. Особенно сотрудниц. У  Батурина  методы
другие, и они вам нравятся больше. Правильно?
   Аллочка кивнула. Слава богу, он и вправду все понимает.
   - Спасибо, - сказал Сергей, - мне нужно ехать. Мои  японцы  не  любят
опозданий.
   Неожиданно для себя  он  пожал  ей  руку  и  сбежал  вниз.  На  улице
потеплело, и он пожалел, что у него нет времени, чтобы заехать туда, где
он жил, и поменять куртку. В Кирином гардеробе не было его курток.
   Аллочка объяснила многое, но не все. Не все.
   Первым делом он должен разобраться с потрошителем бумаг его  жены,  а
потом уж со всем остальным - Леной Пуховой,  Масей,  которая  припадочно
лаяла,  Валентининым  ревматизмом,  лиловым  "бэрэтом"  и   запиской   с
угрозами.
   Он  сел  в  машину,  поморщился  и  нашарил   в   "бардачке"   "Орбит
белоснежный".
   Он ведь и в самом деле никогда не курил.
   Кира открыла дверь и позвала с порога:
   - Тим!
   Послышался  какой-то  шум,  отодвинулся  стул,  и  ее  сын  возник  в
коридоре. Он был почему-то в шортах все такой же необъятной ширины  и  в
майке навыпуск.
   - Господи, - пробормотала Кира, - на кого ты похож?
   Он осмотрел себя с некоторым недоумением.
   - А что?
   - Почему ты в этих штанах?
   - Жарко.
   - Где тебе жарко?!
   - На теннисе было жарко. - объяснил Тим охотно, - я играл и вспотел.
   После тенниса прошло полдня.  Бесполезно  спрашивать,  почему  он  не
переоделся.
   - Тим, папа не звонил?
   - А должен?
   - Да. Должен.
   - Почему?
   Потому что утром он отвез ее  на  работу,  вместе  с  ней  осматривал
разгром в ее кабинете и ушел, пообещав напоследок,  что  будет  звонить.
Потому что именно он сказал, что никто не найдет ни отпечатков, ни улик,
и милиция на самом деле ничего не нашла.  Ничего,  что  могло  бы  иметь
отношение к смерти Костика!
   Откуда он знал?! Что он знал?!
   От разговоров с "правоохранительными органами" у Киры болела голова и
слезились глаза, как будто она целый день просидела в мешке с  цементом.
А Сергей так и не позвонил.
   - Мам, почему он должен звонить?
   - Потому что обещал.
   Тим забеспокоился:
   - Обещал и не позвонил?
   - Тим, не переживай, ради бога. Где Валентина?
   - Я здесь, Кирочка. У меня есть  свежий  чай,  только  что  заварила.
Выпейте чашечку.
   Добропорядочный клетчатый английский фартук показался в коридоре.
   - Когда усталость берет свое...
   - Мое усталость не берет, - пробормотала Кира, - я железная.
   - Что, Кирочка?
   - Ничего. Как ваш ревматизм?
   Валентина сконфузилась:
   - Благодарю  вас,  Кирочка,  немного  лучше.  Мы  сделали  алгебру  и
биологию на понедельник. На ужин курица в белом вине. Я вычитала  рецепт
в одном романе. Чудный английский роман!
   Валентина повела носом и чихнула.
   - Весна! - провозгласила она. - Моя аллергия - верный признак  весны!
Наверное, нужно съездить  в  Малаховку  и  убраться.  Скоро,  скоро  все
выходные мы будем проводить там, в сердце природы!..
   - Это Малаховка - сердце природы? - осведомилась Кира из ванной.  Тим
радостно фыркнул и убрался в свою комнату. Но Валентину было  не  так-то
просто сбить с толку.
   - Сердце природы, его  биение  можно  ощутить  везде,  но  в  больших
городах, где живут сотни людей,  это  немного  сложнее.  В  Малаховке  я
чувствую себя обновленной и вечной! - Тут она  остановилась  и  спросила
озабоченно:
   - Сергей Константинович приедет на ужин? Если да,  нужно  подать  еще
один прибор.
   - Ничего не знаю про вашего Сергея Константиновича.
   - Кирочка, - с беспокойством сказала Валентина, вдвинулась поглубже в
ванную и взялась за края клетчатого фартука, - если вы  рассердились  на
него из-за  наших  утренних...  недоразумений,  умоляю  вас,  не  стоит!
Умоляю! Конечно, конечно, во время развода я всецело, всей душой была на
вашей стороне, но если... если вы считаете возможным начать з