Подушка
обволокла его со всех сторон, спина провалилась. Не  стоило  покупать  в
мебельном на Ленинском самый дорогой диван. - То есть, значит, он всегда
носит в кармане заряженный пистолет. Правильно я понимаю?
   Кира пожала плечами:
   - Наверное, правильно.
   Сергей покосился на нее:
   - Кир, сейчас не девяносто первый год,  а  Данила  не  подвизается  в
солнцевской преступной  группировке!  Насколько  я  понял  из  рассказов
темпераментной Марьи Семеновны, у него машина с водителем.  Водитель  на
случай  разных  непредвиденных  обстоятельств,  вроде  фанов,  бандитов,
вымогателей каких-нибудь. Пистолет должен быть у водителя, а не у него!
   - Это ничего не значит!
   - Значит.
   - Ну, хорошо, но...
   - Если его застрелил Данила, он должен был лежать на третьем этаже. А
он лежал между четвертым и пятым. И менты ни слова не сказали,  что  его
принесли с третьего и положили на площадке. По-моему,  они  даже  гильзу
нашли, а это означает, что его убили именно там, где нашли.  И  Федот  с
нянькой, когда возвращались из  песочницы,  должны  были  наткнуться  на
труп, им же на четвертый! И Данилу они не видели, ни когда туда шли,  ни
когда обратно!
   - А Валентину видели?
   - Они видели, как она вышла. Нянька мне сказала, что она выскочила  и
понеслась к метро. Вот черт побери!.. И я  не  понимаю,  на  кого  лаяла
собака! На кого она могла лаять, если в подъезде были только свои?!
   - Но... Валентина!.. Она у нас работает...
   - Да, да, - перебил Сергей, - с тех пор, когда еще мы жили на Фрунзе!
Я знаю.
   Кира наклонилась вперед и уткнулась лицом в колени.
   - Господи, она же... член семьи, а ты  ее...  ты  говоришь,  что  она
могла... Да она Костика знать не знала!
   - Зато она была на даче, когда ты писала там свою статью. И вышла  из
подъезда через час после того, как попрощалась с тобой.  Где  она  была?
Что делала этот час? Что вообще все это может означать?! Ты понимаешь?
   -  Я  понимаю  только,  что  Валентина  не  могла  убить  Костика,  -
проскулила Кира. Всегда сдержанная и рассудительная Кира Ятт, его бывшая
жена. - Валентина наш... друг. Наш и  Тимин.  Мама  вязала  ей  пояс  от
радикулита. Тетя Лиля доставала препараты от аллергии. Катька сто раз ей
Дарью подкидывала, и она никогда не отказывалась, а ты... ты смеешь...
   Катей звали сестру Сергея, а Дарьей племянницу трех с  половиной  лет
от роду.
   - Кира, я ни черта не могу разобраться!
   - Тогда лучше не разбирайся! - закричала она. - Не смей говорить  про
мою семью, что она... что Валентина...
   - Кира, - заявил Сергей, и в затылке у него вдруг стало холодно,  как
будто он собирался прыгать с трамплина и не видел - куда. - Кира, это  и
моя семья тоже. Понимаешь?
   Это был совсем другой разговор, и Сергей понимал,  что  затевать  его
сейчас бессмысленно и не правильно. Кира стала  всхлипывать  и  соваться
лицом в сложенные ковшиком  ладони,  потом  поднялась  и,  теряя  тапки,
побрела в сторону кухни. Вскоре оттуда потянуло сквозняком и  сигаретным
дымом.
   Сергей еще посидел, не зная,  что  делать,  а  потом  упал  спиной  в
неудобный провалюху-диван, купленный на Ленинском за бешеные деньги.
   Утром никто еще не успел  продрать  глаз,  когда  явилась  Валентина.
Сергей не слышал, как она вошла, и проснулся от того, что совсем  близко
кто-то отчетливо взвизгнул.
   Он как-то моментально понял, в чем  дело,  и  произнес,  не  открывая
глаз:
   - Доброе утро, Валентина. Я вас напугал?
   Она коротко  дышала  и,  кажется,  не  находила  в  себе  сил,  чтобы
ответить.
   - Вы должны сказать - боже, как вы меня напугали, - продолжил  Сергей
поучительно. - Ну? Что же вы?
   - Боже,  -  послушно  повторила  Валентина  прерывающимся  от  чувств
голосом, и Сергей засмеялся, - как вы меня...
   - Вот и отлично, - сказал Сергей и кое-как выполз из диванных глубин.
Тело ломило и тянуло, как будто его всю ночь намазывали на бутерброд,  -
признайтесь, вы не убивали Кириного начальника?
   - Ик,  -  отчетливо  произнесла  тонкая  и  возвышенная  Валентина  и
опустилась в ближайшее кресло.
   Сергей посмотрел  на  нее.  Кажется,  на  этот  раз  он  озадачил  ее
по-настоящему. Лиловые веки  хлопали,  как  крылья  совы,  лиловые  губы
разошлись, так что виден был блестевший между ними золотой зуб,  и  даже
берет - "бэрэт", произносила Валентина, - выражал целое море чувств.
   Нет, не море. Океан.
   Нет,  не  океан.  Вселенную.  Вселенную  чувств  выражал   Валентинин
"бэрэт".
   Сергей  скрутил  плед,  которым  накрывался,  в  бесформенный  ком  и
затолкал в ящик под диваном. Кира ненавидела, когда он  так  "складывал"
вещи, а он только так и складывал.
   - Ну, что скажете?
   - Я надеюсь...  вы  шутите,  Сергей  Константинович?  -  пробормотала
бедная Валентина. - Это ведь... шутка?
   Сергей сам не знал, шутка  это  или  нет.  И  по  Валентининому  лицу
определить ничего не удалось.
   -  Получается  так,  что  больше  некому,  -  заявил  он,   задумчиво
рассматривая собственную физиономию в стекле книжной полки.  Валентинина
физиономия в нем тоже отражалась, и ему вдруг стало смешно, что нынче он
такой заправский сыщик.
   - Почему...  некому?  -  спросила  Валентина.  -  А  разве  кошмарный
преступник...
   - Да что-то не выходит у меня ничего с кошмарным преступником!
   - А разве...
   Да, подумал Сергей, дело плохо. И еще хуже то, что он отлично понимал
Киру, которая кричала ночью что-то вроде "руки прочь от моей семьи".  От
Валентины с ее лиловыми глазами,  "бэрэтом",  золотым  зубом,  плюшками,
которые она вечно пекла Тиму "в утешение", любовью к чудовищным  дамским
романам  и  первым  весенним  цветочкам,  с  ее  высокопарной  речью   и
готовностью мчаться помогать  по  первому  зову,  со  смешными  ужимками
старой девы и неистовой преданностью семье!..
   Семье Сергея и Киры.
   - Во сколько вы ушли отсюда позавчера?
   - Я же говорила, - пробормотала Валентина и сорвала с головы "бэрэт",
- как только Кира...
   - Во сколько это было?
   - Я же говорила. После семи, по-моему...
   - И сразу ушли домой.
   - Сразу, да, - подтвердила Валентина. Сергей подумал, что она  сейчас
заплачет, и стиснул зубы. - Я пошла потихоньку по  лесенке,  потому  что
лифт не работал, а у меня...
   - Радикулит, - перебил он, - я знаю. Валентина, это очень важно. Кого
вы видели на лестнице или возле дома?
   Глаза у нее налились слезами.
   - За что вы меня мучаете? - спросила она Сергея. -  Я  ни  в  чем  не
виновата!
   - Кого, Валентина? Вспомните. Вы должны.
   - Сереж, вставай!  -  прокричала  откуда-то  Кира.  -  Тим,  ты  тоже
вставай. Сейчас мы все опоздаем.
   Ужас перед возможным опозданием был навязчивой идеей  его  жены.  Она
никогда и никуда не опаздывала.
   Валентина оглянулась в ту сторону, откуда слышался Кирин голос, и  на
лице ее отобразилась тоска. Больше всего на свете  ей  хотелось  мчаться
туда и принимать участие в привычных и безопасных утренних  хлопотах,  и
собирать ребенка в школу, и называть Киру Кирочкой, и  декламировать  из
Бальмонта - как всегда.
   - Валентина, кого вы видели?
   - Никого, - мучительно выдавила она, - никого. На улице я не обратила
внимания, потому что мне... У меня прострел...
   - Какой прострел? - не понял Сергей, которому с некоторых  пор  везде
начали мерещиться пистолеты.
   Валентина всхлипнула и утерлась  платочком,  вынутым  из  рукава.  На
платочке были вышиты лютики и инициалы.
   - Спина. Сергей Константинович, надо ли  так  меня  терзать?  Я  ведь
даже... - Тут она завсхлипывала быстрее. - Я ведь даже не знала  бедного
мальчика, а он... такой молодой...
   - На улице тоже никого не видели?! - рявкнул  Сергей,  чувствуя  себя
фашистом из "Семнадцати мгновений", истязаюшим женщин и детей.
   - Нет... Никого. Я... у меня прострел. Я шла  медленно,  и  под  ноги
только смотрела, все боялась, что упаду.
   - Господи, что тут происходит?! - изумилась Кира. - Валентина, почему
вы плачете?! Сереж, ты что?
   - Ничего.
   - Кирочка! - возопила Валентина, потянулась и припала к ее  груди.  -
Кирочка, он меня... допрашивает!
   - Сергей!
   - Ничего я не допрашиваю, - растерянно оправдывался он, -  я  пытаюсь
выяснить, кто был на улице, когда она вышли из подъезда, только и всего.
   Валентина бурно зарыдала.
   - Мама! - фальцетом закричал Тим. - Мам, где мои черные штаны?!
   - Не плачьте, Валентина, и не  обращайте  на  него  внимания,  вы  же
знаете, что он у  нас...  бесчувственный  и  не  умеет  разговаривать  с
людьми. - Убийственный взгляд в сторону мужа.
   - Мам, я не могу найти штаны!
   - Тимочка, -  провсхлипывала  Валентина,  -  я  вчера  их  постирала,
мальчик. Посмотри в гардеробе  на  вешалке.  С  правой  стороны.  Правее
куртки.
   - Мам, чем это воняет?!
   - Должно быть, это убежало молоко, - решила Кира и добавила:
   - Все из-за тебя, Сергей!
   -   Нет-нет,   -   неожиданно   запричитала   Валентина,   -   Сергей
Константинович ни при чем, это я забыла о своих  утренних  обязанностях.
Простите, простите меня!
   Тут она подскочила,  поцеловала  Киру  и  тяжелой  рысью  побежала  в
сторону кухни.
   - Ты ненормальный. Что ты к ней пристал?
   - Я нормальный. Мне нужно знать, что здесь произошло. Я  могу  узнать
это только одним способом - заставить всех отвечать на вопросы.
   - Ты инквизитор, - в лицо ему выпалила Кира.
   - Пап, привет, - сказал Тим. В голосе было удивление, как будто он не
ожидал его увидеть.
   - Штаны нашлись?
   - Ясный перец.
   - Нужно самому знать, где твои вещи, а не спрашивать у Валентины.
   - Да ладно, мам.
   - Не "да ладно", а нужно следить за своим барахлом!
   - Я слежу!
   - Я вижу, как ты следишь! Валентина постирала твои брюки, а ты  знать
не знаешь!
   - Ясный перец, что не знаю, ведь не я стирал!
   - И очень плохо!
   - Брейк, - объявил Сергей, - счет по очкам  равный.  Окончание  матча
переносится на вечер.
   - Мне надоела твоя убогая терминология, - отчеканила Кира и ушла.
   Тим и Сергей переглянулись.
   - Она чего? Злится, да, пап?
   - Она расстроена из-за того, что убили Костика, а мы до  сих  пор  не
знаем, кто это сделал.
   - Ах да, - вспомнил Тим, - ты говорил, что его Валентина замочила!
   Страшный, ужасающий, не правдоподобный грохот грянул  из  кухни,  что
ясно свидетельствовало о том, что Валентина все слышала.
   - Черт бы вас всех побрал! - завопила откуда-то Кира.
   На работу ее повез Сергей.
   Замок,  вставленный  в  рулевое  колесо  ее  "Фиата",  отсырел  и  не
проворачивался.
   -  Надо  было  масла  капнуть!  -  заорал  Сергей  после   нескольких
потряхиваний, подергиваний и двух ударов кулаком. Ясный перец, что замок
им не открыть.
   - Ну и капнул бы! - тоже заорала Кира, позабыв, что они  развелись  и
он не может и не должен капать ей в замок масло.
   - Я сейчас опоздаю, - поддал жару Тим из Сергеевой  машины,  и  Кира,
подхватив портфель, перебежала в джип.
   - Ключи где?!
   - Какие ключи?
   - От твоей машины!
   - Откуда я знаю! Они были у тебя!
   - Не было! Ты ее открывала, а не я!
   Кира поняла, что вот-вот  во  всех  окнах  дома  появятся  любопытные
физиономии. Представление они устроили на славу, играли вдохновенно и  с
огоньком.
   Ключи нашлись в кармане ее куртки, и она швырнула их в  окно,  Сергей
поймал, и запер машину, и включил сигнализацию.
   - Вечером  капнем  масла,  -  пообещал  он,  сдавая  назад  в  тесном
переулке.
   Кира зажмурилась.
   Ее муж всегда ездил так, что  хотелось  натянуть  на  голову  одеяло,
чтобы не видеть  приближающуюся  собственную  ужасную  кончину,  которая
могла приключиться в любую секунду. Бампер "Тойоты" замер  в  сантиметре
от чьего-то чужого бампера, и Сергей нажал на газ.
   В это утро он превзошел самого себя. Тим  не  опоздал  в  школу,  но,
когда Сергей привез Киру на Маросейку, к дверям родной редакции, спина у
нее была постыдно мокрой - от страха.
   - Не смей так ездить, - сказала Кира, - да еще с ребенком!
   - Мы опаздывали, - хмуро заметил он.
   - Ну и что?!
   - Ты ненавидишь опаздывать.
   - Еще больше я ненавижу, когда  ты  так  гоняешь.  Это  лихачество  в
Москве...
   - Кира, - перебил он. - выясни у своего Лени  Шмыгуна,  какие  именно
документы Он привозил тебе на дачу. Выяснишь?
   - Зачем?
   - Ты вообще-то подписываешь финансовые бумаги?
   - Вообще-то да. Когда нет Костика или Батурина.
   - Костика не было, правильно?
   - Правильно.
   - А Батурин был,  -  напомнил  Сергей,  -  ты  ему  статью  по  факсу
отправляла, он в Малаховку приезжал и возле калитки стоял. Правильно?
   Кира смотрела на него.
   - Почему Шмыгун повез бумаги тебе и Маааховку,  а  не  дал  подписать
Батурину в Москве?
   Мобильный телефон затрезвонил,  как  водится,  в  самый  неподходящий
момент.
   - Да, - сказала Кира, с трудом сообразив,  что  нужно  нажать,  чтобы
ответить, - да, привет. Нет, мы у подъезда. Что-о?
   Сергей  быстро  взглянул  на  нее  и  выключил  приемник,  в  котором
развлекались оживленные сверх всякой  меры  утренние  ведущие  "Русского
радио".
   Продолжая слушать, она вырвалась из ремня, распахнула дверь, чуть  не
вывалилась наружу и потянула за собой портфель.
   - Кира!
   - Через сорок секунд. А милиция?
   - Какая милиция, Кира?
   - Мне надо бежать, -  с  отчаянием  проговорила  она,  -  там  что-то
случилось.
   Аллочка Зубова приехала  на  работу  раньше  всех  и  довольно  долго
пряталась в "Макдоналдсе" на той стороне Маросейки.  Просто  так  сидеть
неприлично, и она тянула гнусный кофе  из  пластмассового  стаканчика  -
только  американцы  могли  догадаться  наливать  кофе  в   пластмассовые
стаканчики! - а  потом  минеральную  воду,  потому  что  кофе,  вставший
поперек горла, надо было чем-то запить.
   Всю ночь она думала, что ей делать с маньяком Лешей  Балабановым,  да
так и не надумала. Проще всего и, наверное, лучше было бы рассказать все
отцу,  но  Аллочкина  гордость  и  Аллочкина  самостоятельность   встали
насмерть - рассказывать нельзя.
   В конце концов, она так и не поняла - то ли  Леша  душевнобольной,  и
тогда его нужно подвергнуть освидетельствованию, то ли играет в какую-то
игру, и призом в ней - она, Аллочка.
   У  нее  не  было  никакого  опыта  общения  с  такими...  навязчивыми
поклонниками.  Ее  всегда  бережно  охраняли,  как  вазу  династии  Цин.
Знакомства были только проверенные и подходящие - молодые люди, играющие
в теннис и гольф,  с  дипломами  Итона  и  Гарварда,  девушки  в  очках,
говорящие на трех языках и катающиеся на горных лыжах.  Среди  них  тоже
попадались всякие - плохие, хорошие, умные и просто болваны,  -  но  они
были "благонадежны" и безопасны.
   Леша же Балабанов явно опасен, и что ей  теперь  делать,  Аллочка  не
представляла.
   Еще она замучилась с тем, что знала она одна и  что  могло  послужить
объяснением, кто убил Константина Сергеевича. Но кому  можно  рассказать
об этом?!
   Если бы, как Верочка Лещенко, она дружила с Кирой или  хотя  бы  была
уверена, что Кира выслушает, не станет ее гнать  и  кричать,  чтобы  она
привела в редакцию папу,  а  сама  больше  не  являлась,  как  кричал  в
последний раз Костик,  Аллочка  все  бы  ей  рассказала,  а  уж  Кира-то
придумала бы, что делать дальше!
   Она такая умная и рассудительная, Кира Ятт.
   Аллочка все пряталась и все высматривала красный "Фиат", и -  честное
слово! - если бы Кира приехала одна, выскочила бы, перебежала Маросейку,
остановила ее и заставила бы выслушать.
   Конечно, она не станет жаловаться на Лешу,  но  рассказать,  что  она
видела, кто подложил Константину Сергеевичу в портфель листок из Кириной
рукописи, должна обязательно, и расскажет,  если  только  та  станет  ее
слушать!
   Киру она пропустила. Почему-то она приехала не на  своей  машине.  Ее
привез громадный, как танк, не слишком чистый  темный  джип,  и  Аллочка
поняла, что приехала Кира, только когда начальница выпрыгнула из него  и
побежала к стеклянному подъезду редакции.
   Аллочка бросила свою минеральную воду,  некоторое  время  возилась  с
портфелем, ремень которого запутался в неудобной спинке привинченного  к
полу стульчика, и выскочила, побежала и опоздала.
   Кира уже скрылась за чистым вестибюльным стеклом, и не было  никакого
смысла гнаться за ней дальше - все равно поговорить в лифте им  вряд  ли
удалось бы.
   Косясь по сторонам, чтобы Леша Балабанов не  подкрался  незамеченным,
она чуть не бегом пересекла стоянку и...
   - Доброе утро, лапочка, - пропел ей в ухо сладкий  змеиный  голос.  -
Опаздываешь?
   Аллочка вздрогнула, шарахнулась и  чуть  не  уронила  портфель.  Леша
поддержал ее под локоть. Она вырвала руку.
   - Что ты брыкаешься? У тебя на раздумья была целая ночь.  Соскучилась
по мне, малышка? Думала о своем мальчике?
   - Леша, ты просто больной, - заявила Аллочка. Было  не  так  страшно,
как вчера, потому что вокруг люди шли на  работу.  -  Отстань  от  меня!
Зачем я тебе нужна?!
   - Ты мне не нужна, кисочка, - шипел  Леша  и  гладил  сзади  ее  шею.
Волосы на затылке встали дыбом, как будто по шее прополз  червяк.  -  Ты
мне совсем не нужна, и не надейся даже. Но я тебе сказал  -  пикнешь,  я
тебя уколю. Видела мой шприц?
   Он сунул руку в карман ее пальто, схватил Аллочку за пальцы и стал их
выкручивать. Она замычала от боли, глаза налились слезами.
   Закричать? Затопать ногами? Позвать охрану?
   Он выкручивал ей пальцы сильно и как-то очень умело. Рука  по  локоть
запульсировала и как будто моментально раздулась.
   - Мне от тебя ничего не надо, деточка. - Леша нежно прижался щекой  к
ее макушке, а пальцы в кармане сдавил еще сильнее. -  Только  два  раза.
Два разочка. Я тебя трахну, и все. Чтоб ты, ласточка, знала, как  авансы
раздавать, а потом на попятный идти!
   - Я ничего не раздавала!
   - Ну, конечно, - согласился Леша, - скажи еще, что ты вообще  никогда
на меня завлекательно не смотрела и ножки не показывала! Тебе это просто
так не сойдет, киска. - Он выпустил ее руку, потому что с плеча  у  него
соскользнула сумка, и ему пришлось ее поправить. Зато теперь он запустил
пальцы ей в волосы. - Ты аристократка, а я ничтожество, и я тебя трахну,
потому что я так хочу, а не ты! И можешь быть свободна, моя козочка.  До
следующего раза. И папочка ничего не узнает. Не узнает, правда ведь?
   - Пошел. Ты. К чертовой. Матери, - раздельно выговорила  ему  в  лицо
собравшаяся с силами Аллочка. - Понял? Если ты больной,  иди  и  лечись!
Или отстань от меня! У меня на мобильном есть кнопка экстренного вызова.
Я ее нажимаю, и они приезжают в течение  одной  минуты,  это  проверено.
Хочешь? Нажать?
   - Дрянь, - процедил Леша, улыбаясь, - дрянь  паршивая!  Какая  же  ты
дрянь!
   Аллочка вдруг поняла, что напугала его, и эта мысль подействовала  на
нее как живая вода на мертвого Ивана-царевича. Она  вдруг  увидела,  что
вокруг день, людная улица, редакционный подъезд, и  вообще  -  никто  не
смеет разговаривать с ней так, как разговаривал Леша!
   - Ты же знаешь, - он все еще улыбался, - я тебя, суку,  из-под  земли
достану. Никто ничего не поймет, даже твой папочка. Paз - и нет тебя!
   -  Да  тебе  к  тому  времени  будет  наплевать,  -  пообещала  новая
решительная Аллочка, - есть я иль  нет  меня!  Если  тебя  даже  удастся
отскрести от асфальта, трахаться ты сможешь только в следующей жизни. Ты
веришь в переселение душ, Леша?
   - Посмотрим, - процедил он, - сука!
   - Посмотрим, - согласилась Аллочка.
   Пальцы все еще горели, и руке было  больно  -  почему-то  стреляло  в
локоть, - но Аллочка неожиданно  уверилась,  что  справится,  непременно
справится с этим самым Лешей, и ее гордость и самостоятельность не будут
негодовать - она справится с ним сама. Уже почти справилась.
   Ей нужно найти Киру и заставить выслушать ее.
   На третьем этаже, где сидело начальство, было как-то  странно  -  как
будто нагрянула налоговая полиция и никто толком  не  знает,  чт