, в коридоре, разговаривала чуть ли  не
в первый раз и теперь не понимала, зачем она к ней  пришла.  Впрочем,  в
редакции почти никого не оставалось, а Верочке, наверное, очень хотелось
похвастаться. Аллочке бы тоже захотелось, если бы ей поручили "настоящий
материал".
   - Сейчас к Кире поеду, - заявила Верочка и потянулась всем  телом.  -
Как ты думаешь, можно?
   - Зачем прямо сейчас? - удивилась Аллочка, которая  имела  совершенно
определенные  понятия  о  субординации  и  этикете.  -  Наверное,  лучше
утром....
   - Утром это все в печать пойдет! - фыркнула Верочка. -  До  утра  она
посмотрит, а я, если надо, перепишу. Я в лужу сесть  не  хочу.  Я  хочу,
чтобы у меня все  было  как  у  хорошей,  грамотной  журналистки.  Кира,
конечно, редкая сволочь, но, пока она надо мной начальник, а  не  я  над
ней, придется подстилаться.
   - Почему она сволочь? - удивилась Аллочка, которой нравилась  Кира  -
стильная, сдержанная, очень уверенная  в  себе,  как  будто  отлитая  из
бронзы. И сын ее нравился. Он однажды  заезжал  в  редакцию,  кричал  из
кабинета наивным басом: "Мама!"
   - Потому что она сволочь, - убежденно сказала Верочка. - Кто  Костика
убил? Она и убила!
   Аллочка точно знала, что Костика убила не Кира.
   - Зачем?
   - Зачем убила? - Верочка деловито соскочила со стола  и  стала  перед
зеркалом. Воротник был не безупречен - все-таки рабочий день  позади,  а
ей хотелось, чтобы все было безупречно и красиво. - Затем, что он был ее
любовником. Ты же недавно пришла и ничего не знаешь! Наш Костенька  всех
на свете любил! И ее любил, а потом кинул. Ну, она, наверное,  и  решила
его... - Верочка на секунду остановилась, чтобы снять невидимый  волосок
с губы. - Пристрелить. Пригласила к себе, подстерегла - и ба-бах!
   - И сама подложила ему в портфель собственную записку с угрозами!
   - Ну, она вполне могла не знать, что у Костика в портфеле. Может, она
ему угрожала, но думала, что он записки сжигает. А он взял одну, да и не
сжег!
   - Глупо  писать  записки  собственноручно,  когда  можно  на  машинке
напечатать или на компьютере,  -  заметила  Аллочка.  Ей  тоже  хотелось
вытащить зеркальце и посмотреться  в  него,  но  почему-то  было  стыдно
Верочки.
   Интересно,  Леша  Балабанов,  донжуан  редакционный,  уже  отправился
восвояси или все еще поджидает ее? Встречаться с Лешей Аллочке совсем не
хотелось. Она посмотрела на часы и вздохнула. Давно могла  бы  сидеть  с
родителями и есть потрясающе вкусный шашлык,  который  подают  только  в
"Ноевом ковчеге", и отец утешал бы ее, а все беды в присутствии отца как
будто   теряли   значительность,   становились,    как    у    Буратино,
маленькими-маленькими, пустяковыми-пустяковыми.
   -  Теперь  всем  будет  заправлять  Хромой,  -  объявила  Верочка   и
отвернулась от зеркала, - слыхала?
   Аллочка пожала плечами. О Батурине она  старательно  не  думала,  как
будто не разрешала себе.
   - Нужно быстренько найти к нему подход. - Верочка еще раз  оглянулась
на себя в зеркало. - Как он тебе?
   - В каком смысле?
   - Господи, ну конечно, не как мужчина! Ничего  там  нет  интересного,
это же не Костенька! Сплошные комплексы, да еще с хромой ногой!
   - При чем тут нога? - чувствуя, что должна  вступиться  за  Батурина,
как за мужчину, спросила Аллочка. -  Он  очень  приятный.  И,  по-моему,
отличный журналист...
   - Приятный! - вскрикнула Верочка, как будто Аллочка назвала  приятной
африканскую бородавчатую жабу. - Ты что? Сдурела?! Приятный! Да он  даже
смотрит как зверь! Не знаю прямо, что с ним делать.
   - А что ты должна с ним делать?
   - Ну, надо же как-то устраиваться! Я не могу подписи к фотографиям до
конца жизни делать!
   И она  тоже  не  может,  подумала  Аллочка  с  мрачным  юмором.  Леша
Балабанов - опять взгляд на часы - не может, потому что зарабатывает  на
"шишки и бриллиантики". Интересно, на что зарабатывает Верочка?
   - С Костенькой я первым делом переспала, и он меня сразу  на  хорошее
место поставил, а с Батуриным не могу! Меня тошнит от одного его вида.
   Тут  Аллочка  совершенно  некстати,   очень   неуместно   и   горячо,
оскорбилась за Батурина.
   Она, видите ли, не может с ним спать!.. А вдруг он и не захочет с ней
спать?! Почему он должен хотеть?! Ведь есть же мужчины, которые не сразу
тащат женщину в кровать, даже если она сама им это предлагает!..
   - Киру, конечно, посадят и главным сделают Батурина.  Она  еще  такая
дура, сегодня Николаеву про него напела, какой он умный, какой  молодец,
такой-сякой! Может, если бы не напела, Николаев бы ее назначил!
   - А может, она не хочет?
   - В главные не хочет? - не поверила  Верочка.  -  Кира?!  Она  просто
очень тонко играет, гораздо тоньше  всех  остальных!  Видишь,  она  даже
никому не рассказывала, что у нее с Костиком связь была!  Осторожничает,
значит.
   - Все равно ее посадят, - мрачно бухнула Аллочка,  -  сама  говоришь.
Так что ей главным так и так не быть.
   - Может, если бы Николаев ее назначил, и не посадили  бы.  Побоялись.
Ты бы узнала у своего папочки, что там они думают!
   - Кто?
   - Все. Наверху.
   Мой отец тут совсем ни при чем, хотелось сказать Аллочке. Я ничего не
буду у него спрашивать, потому что я сама по себе, потому что я  хочу  и
буду жить так, как мне нравится, и я сделаю эту  чертову  карьеру,  и  я
заработаю свои собственные деньги, и выйду замуж за того, кого захочу, и
отец не станет ни мешать, ни помогать - так уж он устроен.
   Ничего говорить она не стала. Не стоило  говорить  это  Верочке,  все
равно она не поверила бы. Она переспала с Костиком, и  теперь  не  могла
заставить себя переспать с Батуриным и ехала к Кире утверждать материал,
хотя считала Киру убийцей.
   - Подвезешь? - спросила Верочка. - Какая у тебя  машина  -  зашибись!
Хорошо тому, у кого папочка богатенький!
   - До метро, - предложила Аллочка, которой не  хотелось  долго  возить
Верочку.
   - До ее дома быстрее, - немножко  обиделась  Верочка.  -  Она  совсем
рядом живет, только Маросейку переехать.
   - Ладно, - согласилась  Аллочка,  -  переедем.  Время  перевалило  за
полдесятого, и Аллочка чувствовала  себя  неожиданно  освободившейся  из
турецкого плена - так бывало, когда учительница музыки  не  являлась  на
урок, и опоздание становилось катастрофическим, и было ясно, что она  не
придет, и можно делать что угодно.
   Не тут-то было.
   Машина издалека  подмигнула  ей  фарами,  открываясь,  и  Аллочка  ей
улыбнулась, потому что соскучилась по ней и радовалась, что  сейчас  они
вместе поедут домой и даже еще можно успеть заскочить к родителям, когда
с лавочки, невидимой за длинным капотом, поднялся Леша Балабанов.
   Он улыбался. Аллочкино сердце замерло,  а  руки  стали  мокрыми.  Она
надеялась, что он давно уехал.
   - Что же ты, - нежно спросил Леша, - позабыла обо мне?  Я  тебя  жду,
жду, а ты все где-то шатаешься!..
   В глазах у него было бешенство. Настоящее маньячное бешенство.
   - Верочка, прости нас, дорогая! У нас свидание. Она просто стеснялась
тебе сказать.
   - Нет у нас свидания! - крикнула Аллочка.
   - Есть, есть. Садись в машину, лапочка. Давай.
   - Я никуда с тобой не поеду.
   - Зато я  с  тобой  поеду.  Садись,  кому  говорю!  Аллочка  отчаянно
оглянулась  по  сторонам.  Стоянка  была  почти   пустой,   правда,   за
стеклянными дверьми вестибюля маячили ленивые и расслабленные охранники,
но как их позвать? Закричать?! Прыгнуть?! Устроить  публичный  скандал?!
Да и вряд ли они станут ее спасать, если  Леша  скажет  им,  что  у  них
свидание, "лапочка просто сердится".
   - Леша, - сказала она, изо всех сил стараясь убедить его в  том,  что
она не станет его слушаться. Верочка смотрела с интересом. - Я  не  хочу
никуда с тобой ехать. Мне нужно домой. Пропусти, пожалуйста.
   - Я с удовольствием поеду с тобой домой. -  Леша  хлебнул  из  пивной
бутылки, закинув крепкую шею. - Мы обо всем договорились  днем.  Я  тебе
сказал, еще раз поставишь  меня  в  неловкое  положение,  я  тебе  башку
отверну!
   Никто и никогда не говорил Аллочке Зубовой, что ей "отвернет башку".
   - Я тебя предупреждал? Предупреждал. Теперь на себя пеняй, лапочка.
   - Я пошла, - объявила Аллочкина последняя надежда, - пока, ребята!
   - Вера, не уходи!
   - Иди, иди, Верунчик. Видишь, она просто ломается!
   - Вера!
   - Пока-а! - весело прокричала Верочка и пошла к Маросейке, уверенная,
спокойная, полностью  владеющая  собой.  Кинувшая  Аллочку  на  произвол
судьбы.
   - Так,  -  проводив  Верочку  глазами,  процедил  корреспондент  Леша
Балабанов, - лезь в машину, сука. И  не  крутись  ты  по  сторонам,  нет
никого давно. Я тебе сказал - веди себя прилично!  А  ты?  На  папочкину
охрану надеешься?! Так вот послушай меня. Ты будешь  делать  то,  что  я
тебе велю, а папочке ни слова не скажешь, потому что я  таких  сук,  как
ты, десятками имел, и, если ты ему стукнешь, я  тебя  прикончу.  Никакая
охрана не поможет.
   Он  вдруг  вынул  из  кармана  шприц  с  надетой  на   иглу   длинной
пластмассовой крышкой и помахал им перед носом у Аллочки.
   - Один укол, дорогая, и ты будешь визжать от восторга и умолять  меня
трахнуть тебя. А если увеличить концентрацию,  девочка  прямым  ходом  к
господу пойдет. Только и всего.  И  никакой  охраны  нам  не  надо,  да,
девочка?
   Аллочка с ужасом смотрела на шприц. Не могла отвести глаз.
   Леша еще поводил шприцем и спрятал его в карман.
   - На сегодня и этого хватит, а там посмотрим. Давай. Садись.  Видишь,
где шприц? Одно движение - и я тебя... Ты что, хочешь трахаться прямо на
асфальте?
   Аллочка с трудом сглотнула.
   - Не надо было из себя королеву корчить, - шипел Леша,  -  с  дерьмом
меня смешивать не стоило. Решила, раз отец миллионер, то тебе все можно,
да? Ноги обо всех можешь вытирать, да? А тут - раз, и не вышло! Вот ты и
бесишься. Будет тебе урок, как себя вести. Ты меня еще умолять  станешь.
А пожалуешься - шприц ты видела. Да, лапочка?
   Аллочку затрясло.
   - Садись в машину, истеричка, - приказал Леша и взял ее за пальто,  -
машина открыта, не вздумай фокусы выкидывать, на газ давить и так далее.
Не стану я тебя бить, я тебя только трахну пару раз, для науки, и можешь
проваливать! А то решила, что ей все можно!..
   И тут он потянул ее за пальто.
   Аллочка  вдруг  пришла  в  себя  и  стала  вырывать  пальто,  а  Леша
Балабанов, корреспондент политического еженедельника  "Старая  площадь",
толкнул ее вперед, к машине, и она нелепо взмахнула  портфелем  и  стала
пятиться, только чтоб он не смог затолкать ее в машину, и внутри  у  нее
все тряслось от страха, который превратил в студень все ее внутренности.
   В мерзкий дрожащий липкий студень.
   - Что здесь происходит? Леша, в чем дело?
   Леша моргнул, и это движение век превратило его в  другого  человека.
Исчезло маньячье бешенство. Прыгающие глаза стали на место. Рот перестал
косить.
   - Ничего, Григорий Алексеевич. Просто мы днем поссорились немножко  и
теперь продолжаем.
   И тон был соответствующий - тон хорошего парня, который не  понимает,
на что обиделась любимая.
   Батурин вздохнул так, что  колыхнулась  куртка.  Примитивная  кожаная
куртка, каких тысячи в Москве,  и  Аллочке  показалось,  что  он  сейчас
уйдет.
   - Нет!
   Батурин посмотрел на нее с удивлением. И Леша Балабанов  посмотрел  с
искренним удивлением. Аллочка схватилась за кожаную куртку.
   - Григорий Алексеевич!..
   - Езжай, - сказал Леша нежно, - только не гони, хорошо?
   Батурин переступил с ноги на ногу, двинул палкой, но не ушел.
   Аллочка отпустила куртку, стремглав обежала машину, швырнула портфель
и прыгнула за руль.
   - До свидания, - попрощался Леша. Батурин молчал.
   Аллочка повернула ключ, нажала на газ, сдала назад, так что  чуть  не
сбила ненавистного Лешу, и вылетела со стоянки.
   - Ужасно гоняет, - добрым голосом сказал Леша Батурину и опять  отпил
из своей бутылки. - Я пойду, Григорий Алексеевич?
   Батурин промолчал.
   Он был взрослый, умный, в общем,  тертый  калач.  Сцена,  которую  он
наблюдал, никак не укладывалась в предлагаемую ему схему  -  ссору  двух
влюбленных голубков. Он мог дать на отсечение голову - или вторую  ногу,
- что она была до смерти напугана, эта темноволосая длинноногая  девушка
в очках. И Леша как-то слишком уж усердно навязывал ему эту схему.
   Что-то здесь не то, решил Батурин. Надо понаблюдать.
   Его машина была припаркована за углом, и он медленно пошел к  ней,  и
уже скрылся, когда Леша швырнул ему вслед пустую бутылку.
   Бутылка ударилась об асфальт и брызнула стеклянными осколками.
 
*** 
 
   Кира  открыла  дверь,  совершенно  уверенная,  что  вернулся  Сергей,
завершивший свои сыщицкие изыскания,  и  страшно  удивилась,  увидев  на
пороге Верочку.
   - Кира!  -  воскликнула  Верочка.  Лицо  у  нее  наполнилось  влажным
сочувствием, как будто политое из  лейки.  -  Прошу  прощения,  что  так
поздно, но я не могла!
   - Мам, кто там? - закричал из кухни проснувшийся Тим.
   - Это ко мне! - крикнула в ответ Кира.
   - Кира, я только на пять минут. Мне очень нужно показать тебе...  ну,
показать то, что я сегодня написала. На работе я никак не могла подойти.
У тебя все время милиция была и еще кто-то...
   - Здрасти, - сказал Тим своим самым басистым басом.
   - Здравствуй, - улыбнулась Верочка.
   - Мам, а папа где?
   - Он пошел поговорить  с  соседкой.  Сейчас  придет.  Вера,  проходи,
пожалуйста.
   - А чай вы без меня попили?
   - Мы пили кофе.
   - А чай?
   - Сейчас папа придет, и будем пить чай.
   - То-очно?
   - Тим. Не приставай. Вера, может быть, сделать тебе чаю?
   - Нет, нет! Мне нужно домой. Я зашла, чтобы показать тебе  статью,  а
то вдруг придется переделывать, а утром мне уже сдавать.
   Это было любопытно. Несколько раз Верочка заезжала к Кире, и никакого
"папы" не было и в помине. Откуда он  мог  взяться  теперь?  Старый  муж
вернулся? Или нового завела?
   - Проходи, - предложила Кира и потерла затылок. Внутри  затылка  было
тяжело и холодно. Да еще Верочка!.. Принесло ее на ночь глядя, как будто
Кире мало было всего, что  случилось  сегодня.  Да  еще  Сергей  ушел  к
соседям, ничего лучше придумать не мог, конечно! Как теперь  она,  Кира,
станет жить в этом доме?! Ходить по лестнице, здороваться с  соседями  у
подъезда, отвечать на вопросы про погоду и про  здоровье,  если  он  уже
всем дал понять, что. Костика убили из-за нее.
   - Давай. Что у тебя?
   Верочка подала три листочка  и  села,  не  поднимая  глаз.  Она  была
убеждена, что Кире  нравится,  когда  подчиненные  принимают  смиренный,
"монашеский", вид.
   Кира  стала  читать,  и  читала  очень  внимательно  и  кое-где  даже
перечитывала. Ухоженная рука с неброским солидным маникюром  перевернула
страницу.  Длинная  лохматая  челка  вывалилась  из-за   уха,   и   Кира
нетерпеливо заправила ее, звякнули браслеты.
   О-ох, по-бабьи вздохнула Верочка, грехи наши тяжкие!.. Почему у  нее,
у этой самой Киры, так естественно и просто получается быть такой, какая
она есть?
   Одиннадцатый час, подчиненная ни с того ни с сего нагрянула,  сегодня
милиция целый день ее полоскала, а потом они с Хромым еще к Костенькиным
родным ездили, а вид у нее  такой,  как  будто  она  с  утра  до  вечера
просидела в салоне "Жак Дессанж" или, на худой конец, "Элизабет  Арден"!
Вот почему ни у кого не  получается,  а  у  нее  получается,  откуда  он
берется, этот неподражаемый лоск, как его добыть тем, кто не получил  от
рождения?!
   Верочка незаметно вытерла о юбку вспотевшие от неожиданного  всплеска
ненависти к Кире ладошки и огляделась.
   Она приходила сюда несколько раз и каждый  раз  жадно  осматривалась,
изо  всех  сил  стараясь  запомнить,  "взять  на  вооружение",  оценить,
перенять.
   Квартира была не слишком огромной, но все же довольно  большой,  и  в
ней чувствовался все тот же класс,  который  присущ  и  самой  Кире.  Ни
рюшечек, ни пуфиков, ни покрывальцев,  ни  флакончиков,  ни  шкатулок  с
розовощекими красотками.
   Геометрические линии, контрастные цвета.  Мебели  мало,  но  та,  что
есть,  -  удобная,  дорогая,  подобранная  в  тон.  Гигантский   плоский
телевизор на металлических опорах. Стеллаж с книгами  -  куда  ей  такая
прорва книг?! Растение в светлой кадушке, стойка, а за стойкой...
   - Ничего, - сказала Кира сдержанно, - мне не очень  нравится,  потому
что я в принципе не люблю этот... душераздирающий  тон.  Но  для  такого
материала он как раз уместен.  Только  убери,  что  ты  училась  у  него
чувству юмора. Оно  либо  есть,  либо  нет,  научиться  ему  невозможно.
Кстати, у Костика его не было.
   Верочка обиделась.  Обида  была  легонькой,  но  ощутимой,  как  укус
комара.  Эта  лошадиная  морда,  банкирская  дочь,  Аллочка   Зубова   -
интересно, управился с ней Лешик, или она все ломается?! - сказала то же
самое. Нельзя, мол, научиться  чувству  юмора,  и  все  такое.  Выходит,
правильно сказала?!
   - И еще вот здесь. - Кира рассеянно заправила за ухо свою суперчелку.
- Вот этот абзац. Я бы его выкинула.
   - Хорошо, - с готовностью согласилась Верочка, - конечно.
   - Добрый вечер, - произнес  низкий  насмешливый  голос,  -  идешь  на
рекорд? Самый длинный рабочий день в истории журнала  "Старая  площадь"?
Многостаночница Кира Ятт?
   - Это мой муж, - не  поднимая  головы  от  Верочкиного  материала,  с
досадой представила Кира, - Сергей Литвинов. Сереж, это Верочка Лещенко,
из редакции. Она привезла мне материал.
   - Я вижу, - согласился Сергей Литвинов.
   - Здравствуйте, - выпалила Верочка и улыбнулась ослепительно,  но  не
вызывающе.
   - Здравствуйте.
   И что Кира в нем нашла?
   Высоченный, худой, длинноносый, сутулый.  Темные  волосы  и  быстрые,
внимательные, как будто птичьи, глаза. Ну, очки, джинсы,  свитер  -  все
очень дорогое и стильное и как-то примиряющее с общей невыразительностью
облика.
   Нет, Верочка не  понимала,  как  можно  выбирать  таких  мужчин.  Вот
Костенька - да, это был мужчина. От  одного  взгляда  на  него  -  глаза
веселые, зубы белые,  загар  альпийский,  волосы  пшеничные  -  хотелось
мурлыкать и сладко тереться об ногу.
   А это что?! Разве это подходящий муж для такой красотки,  как  Кира?!
Впрочем, ее посадят в тюрьму, и муж ей больше не понадобится. Интересно,
если ее посадят, он  сразу  с  ней  разведется  или  будет  благородство
изображать? С разгону,  возможно,  и  поизображает  немножко,  но  разве
мужики бывают верными?!
   - Сереж, не мешай мне. Мы уже заканчиваем. Тим там что-то завывал про
чай.
   - Пап, ты пришел?!
   - Пришел!
   - Чай будем пить?!
   - Сереж, - повторила Кира, морщась.
   Верочка наблюдала и ждала.
   - Мы с вами раньше не встречались, - сказал ей Сергей Литвинов. -  Вы
были у нас на даче, да?
   Верочка  удивилась,  но  виду  не  подала.  Если  муж  могущественной
начальницы - все-таки откуда он у  нее  взялся,  раньше  ведь  точно  не
было?!  -  изволит  вести  с  ней  беседу,  значит,  она  должна  беседу
поддерживать.
   - Я, кажется...  Кажется,  да,  была.  Я  привозила  Кире  Михайловне
статью. А вы тоже там были?
   - Был, - согласился Сергей, - но в другой раз.
   - Кира Михайловна плохо себя чувствовала, мы все материалы к  ней  на
дачу возили, а она статью писала про детективы, - затараторила  Верочка.
- Даже Леонид Борисович, а он у нас вообще никуда никогда  не  выезжает,
целыми днями в  редакции  сидит,  и  то  поехал!  Потому  что  без  Киры
Михайловны...
   Вдалеке вдруг что-то упало с таким  грохотом,  что  с  Кириных  колен
разлетелись белые листочки.
   - Что там еще такое, господи!..
   Она проворно выбралась из-за низкого столика, Верочка подобрала ноги,
чтобы Кира не наступила.
   - Мам, что такое?!
   - Не знаю. - Кира выскочила в  коридор,  и  ее  муж  следом,  Верочка
проводила их глазами.
   Ничего особенного не случилось. С вешалки обрушился Верочкин пакет  с
бумагами и какой-то едой. Верочка сунула