риан. -- Спрячь! И
не голоси, как идиот!
    -- А чего ты беспокоишься? -- обиделся Доббс. -- Нас никто не слышит.
    --  Эй,  кончайте там! -- прозвенел голос из дальнего угла палаты. --
Не видите что ли, люди задремали.
    --  Это  еще  что  за  умник  сыскался?  --  гаркнул  в ответ Доббс,
оборачиваясь на голос, стиснув кулаки, готовый к драке. Потом он круто
повернулся к Йоссариану и, не  успев выговорить ни слова, громоподобно
чихнул шесть раз подряд, в интервалах  раскачиваясь  из  стороны  в
сторону  на  гнущихся, будто резиновых,  ногах.  Веки  его  глаз
покраснели.  -- Кого он из себя строит?  -- сердито вопрошал он,
судорожно шмыгая и вытирая нос тыльной стороной здоровенной ладони.
-- Полицейского или еще кого?
    --  Он  контрразведчик,  --  спокойно уведомил его Йоссариан. -- Их
здесь уже трое и еще пачка на подходе. Но ты не бойся. Они разыскивают
мистификатора,  подделывающего подпись Вашингтона Ирвинга. Убийцы их
не интересуют.
    --  Убийцы?  --  Доббс  оскорбился.  --  На  каком таком основании ты
называешь  нас  убийцами?  Только  потому,  что  мы  собираемся  убить
полковника Кэткарта?
    -- Да тише ты, черт тебя побери, -- сказал Йоссариан.
    -- Ты шепотом говорить умеешь?
    -- Я и так шепчу. Я...
    -- Ты орешь во все горло.
    -- Нет, я не...
    -- Эй, заткнись ты там, слышишь? -- загомонила вся палата.
    --  Я  вас  перестреляю!  --  взвыл  Доббс  и  вскочил на рахитичный
деревянный  стульчик,  неистово  размахивая  пистолетом.  Йоссариан
схватил  его  за  руку и стянул вниз. Доббс снова расчихался..-- У меня
аллергический насморк, --  извинился  он,  кончив  чихать.  Из  носа  у
него текло, глаза слезились.
    -- Эх, Доббс, Доббс. Не будь у тебя насморка, ты бы стал величайшим
вожаком народных масс.
    --  Полковник Кэткарт -- убийца, -- хрипло жаловался Доббс, запихивая
в  карман  мокрый  скомканный  носовой  платок цвета хаки. -- Полковник
Кэткарт погубит нас всех, если мы сами ничего не предпримем.
    --  Может  быть, он больше не увеличит норму вылетов? Может, дальше
шестидесяти он не пойдет?
    --  Он всегда повышает норму, и ты это знаешь лучше, чем я. -- Доббс
проглотал   слюну   и  наклонился  вплотную  к  Йоссариану.  Лицо  его
напряглось,   под  бронзовой  кожей  на  каменных  челюстях  заплясали
желваки. -- Скажи "валяй", и я завтра утром все сделаю. Ты понимаешь,
что я тебе говорю? Я ведь говорил шепотом, правда?
    Йоссариан  отвел  глаза,  чтобы  не  видеть  устремленного на него
взгляда Доббса, полного жгучей мольбы.
    --  Почему,  черт  возьми,  ты  один  не  пойдешь?  -- запротестовал
Йоссариан.  -- Перестал бы трепаться со мной об этом, а пошел бы сам да
и сделал.
    -- Один я боюсь. Я вообще в одиночку боюсь действовать.
    --  Тогда не впутывай меня в это дело. Я был бы последним кретином,
если  бы  сейчас  влип  в  подобную  историю.  Моей  ране цена миллион
долларов. Меня хотят отпустить домой.
     -- Ты в своем уме? -- воскликнул Доббс. -- Кроме шрама, ты ничего не
приобретешь.  Едва ты высунешь нос из госпиталя, Кэткарт тут же пошлет
тебя  на  боевое задание. Разве что нацепит перед этим "Пурпурное сер-
дце".
    --  Вот  тогда  я действительно убью его, -- поклялся Йоссариан. -- Я
отыщу тебя, и мы сделаем это вместе.
    -- Давай провернем все завтра, покуда у нас еще есть возможность, --
взмолился  Доббс.  --  Капеллан говорит, что. Кэткарт опять добровольно
вызвался бросить наш полк на Авиньон. Меня могут убить до того, как ты
выйдешь  из  госпиталя.  Посмотри,  как  у меня дрожат руки. Я не могу
управлять самолетом. Не гожусь.
    Йоссариан не рискнул сказать "да".
    --  Я,  пожалуй,  обожду.  Посмотрим,  что  будет. А там что-нибудь
сделаем...
    -- Ты вообще ничего не будешь делать, вот в чем беда! -- громким
взбешенным голосом сказал Доббс.
    --  ...Я  делаю  все,  что в моих силах, -- кротко объяснил капеллан
Йоссариану после ухода Доббса из госпиталя. -- Я даже ходил в санчасть,
чтобы  переговорить с доктором Дейнйкой: не может ли он вам чем-нибудь
помочь.
    --  Да,  я  вижу,  что  вы  ходили  в санчасть, -- Йоссариан подавил
улыбку. -- И что же из этого вышло?
    --  Они  намазали  мне  марганцовкой  десны, -- застенчиво ответил
капеллан.
    -- И пальцы на ногах тоже, -- добавил Нейтли с возмущением, -- да еще
дали слабительного.
    --  Но  сегодня  утром я снова отправился, чтобы повидать доктора
Дейнику.
    -- А они снова намазали ему десны марганцовкой, -- сказал Нейтлн.
    --  Но  я  все-таки  поговорил  с  ним,  --  жалобно запротестовал
капеллан.   --  Доктор  Дейника  показался  мне  таким  несчастным.  Он
подозревает,  будто кто-то строит козни, чтобы его перевели служить на
Тихий  океан.  Все  это время он, оказывается, собирался обратиться ко
мне  за помощью. Когда я сказал ему, что сам нуждаюсь в его помощи, он
поинтересовался,  неужели нет другого капеллана, к которому я мог бы
обратиться.  -- Опечаленный капеллан терпеливо подождал, пока Йоссариан
и Данбэр отсмеются.
    --  Я  всегда  считал,  что  быть  несчастным -- безнравственно, --
причитал он. -- Теперь я даже не знаю, что и думать. Я бы посвятил теме
безнравственности  мою проповедь, назначенную на это воскресенье, но
я  не уверен, пристойно ли проповеднику появляться перед прихожанами с
деснами, вымазанными марганцовкой. Подполковник Корн был бы очень этим
недоволен.
    --  Капеллан, а почему бы вам не лечь в госпиталь? Побыли бы с нами
несколько деньков и отдохнули бы душой, -- пригласил Йоссариан. -- Здесь
вам будет удобно и хорошо.
    На  какое-то  мгновение это нахальное, противозаконное предложение
показалось капеллану соблазнительным.
    --  Нет,  думается,  не  стоит,  --  нехотя  решил он. -- Я собираюсь
предпринять  путешествие  на  материк,  чтобы  повидаться  со  штабным
писарем  по  фамилии  Уинтергрин. Доктор Дейника говорит, что он может
помочь.
    --  Да,  Уинтергрин,  пожалуй, самая влиятельная личность на всем
театре  военных  действий.  Он  не  просто штабной писарь. У него есть
доступ к гектографу. Но он никому не помогает. Вот потому-то он далеко
пойдет.
    --  Тем  не  менее  мне  хотелось  бы  с  ним поговорить. Должен же
сыскаться на свете человек, который сможет вам помочь.
    -- Сделайте это не для меня, а для Данбэра, капеллан, --  поправил
его  Йоссариан  барским тоном. -- У меня рана на ноге,цена  ей  миллион
долларов.  С такой раной меня не вернут в строй. Но если  и  рана  не
поможет,  тогда  вся  надежда на психиатра, который считает, что я не
пригоден для службы в армии.
    --  Это  я не вполне пригоден к службе в армии, -- ревниво проскулил
Данбэр. -- Это был мой сон.
    --  Не  в  сне  дело,  Данбэр, -- объяснил Йоссариан. -- Твой сон ему
нравится. Дело в моей личности. Он думает, что она у меня раздвоенная.
    -- ...Ваша личность раскололась на две равные половинки, -- сказал
майор  Сэндерсон.  Ради  такого  случая  он  завязал  шнурки  на своих
неуклюжих  солдатских  ботинках и прилизал черные, как смоль, волосы с
помощью  какой-то  удушающе-благоухающей  дряни. Стараясь показаться
здравомыслящим  и  приятным, он наигранно улыбнулся. -- Я это говорю не
потому,  что  хочу  быть  жестоким  и  оскорбить  вас,  -- продолжал он
жестоким,  оскорбительным тоном. -- Я это говорю не потому, что питаю к
вам  злое,  мстительное  чувство  из-за того, что вы оттолкнули меня и
наплевали  мне  в  душу.  Я  медик  и  всегда  смотрю на вещи трезво и
объективно.  Так  вот,  у  меня  для вас очень скверные новости. У вас
хватит мужества выслушать их?
    --  Не  надо,  бога  ради, пощадите! -- завизжал Йоссариан. -- Меня
хватит удар. Майор Сэндерсон разъярился.
    --  Вы  хоть  изредка можете вести себя по-человечески? -- взмолился
он.  От злости лица его стало красным, как свекла, а кулаки обрушились
на  крышку  стола.  -- Ваша беда в том, что вы ставите себя выше всяких
условностей.  Вы, вероятно, ставите себя даже выше меня только потому,
что половая зрелость у меня наступила слишком поздно. Так вот, знаете,
кто  вы на самом деле? Вы -- неудачливый, несчастный, разочарованный,
недисциплинированный, не приспособленный к жизни молодой человек. --
Протараторив  эту  серию  нелестных  эпитетов,  майор Сэндерсон как
будто бы немного оттаял.
    --  Так  точно,  сэр, -- охотно согласился Йоссариан, -- По-моему, вы
правы.
    -  Конечно, я прав. Вы еще незрелы. Вы не в состоянии свыкнуться
с самой идеей войны.
    -- Так точно, сэр.
    --  У  вас  патологическое  отвращение  к  смерти.  Вас,  вероятно,
раздражает  сам  факт, что вы на войне и можете в любую минуту сложить
голову.
    --  "Раздражает"  --  это  не  то слово, сэр... Я просто вне себя от
бешенства.
    --  Вас  постоянно мучит забота о собственной безопасности. Вы не
выносите   хвастунов,   фанатиков,   снобов   и   лицемеров.   У   вас
подсознательная ненависть ко многим людям.
    -- Почему подсознательная? Вполне сознательная, сэр!
    -- поправил Йоссариан, горя желанием помочь психиатру.
    -- Я ненавижу их совершенно сознательно.
    --  Вы  настроены  антагонистически  к  грабежам,  эксплуатации,
неравенству,  унижениям  и  обману.  Вас морально угнетает нищета, вас
угнетает невежество. Вас угнетают преследования. Вас угнетает насилие.
Вас   угнетают   трущобы.  Вас  угнетает  жадность.  Вас  угнетает
преступность.  Вас  угнетает  коррупция. Знаете, я совсем не удивлюсь,
если у вас окажется маниакально-депрессивный психоз.
    -- Так точно, сэр. Может быть, у меня как раз этот самый психоз.
    -- И не пытайтесь это отрицать.
    --  А  я  и  не  отрицаю, сэр, -- сказал Йоссариан, весьма довольный
чудесным контактом, установившимся наконец между ними. -- Я согласен со
всем, что вы сказали.
    -- Следовательно, вы должны согласиться, что вы сумасшедший.
    --  Сумасшедший?  --  Йоссариан  был  поражен.  -- О чем вы говорите?
Почему это я сумасшедший? Это вы сумасшедший!
    Майор  Сэндерсон  снова  покраснел  от  негодования и хлопнул себя
кулаками по бедрам.
    --  Назвав  меня  сумасшедшим, -- заорал он, брызжа слюной, -- вы тем
самым   изобличили   в   себе   типичного,  мстительного  параноика  с
садистскими наклонностями! Вы действительно сумасшедший!
    -- Тогда почему же вы не отправите меня домой?
    -- А я и намерен отправить вас домой.
    --  Меня  собираются  отправить  домой! -- ликуя, объявил Йоссариан,
когда приковылял обратно в палату.
    --  Меня  тоже!  -- радостно откликнулся А.Фортиори. -- Только сейчас
приходили в палату и объявили.
    -- А как насчет меня? -- обиженно осведомился у врачей Данбэр.
    -- Насчет вас? -- строго ответили ему. -- Вы отправляетесь вместе с
Йоссарианом. Обратно в строй.
    И они отправились обратно в строй.
    Йоссариан   был  вне  себя  от  ярости,  когда  санитарная  машина
доставила  его  в  эскадрилью,  и  он  сразу  же  заковылял  искать
справедливости  у  доктора  Дейники.  Доктор  хмуро  уставился на него
унылым, презрительным взглядом.
    -- Эх вы! -- скорбно воскликнул доктор Дейника брюзгливым тоном. --
Все  вы  только  и  думаете,  что  о  себе.  Если  хочешь  узнать, что
произошло, пока ты валялся в госпитале, пойди-ка к карте и посмотри на
линию фронта.
    -- Мы отступаем? -- спросил огорошенный Йоссариан.
    --  Отступаем?  -- закричал доктор Дейника. -- С тех пор как мы взяли
Париж,  военная обстановка стала ни к черту. Я знал, что так случится.
--  Он  помолчал,  его  мрачная  злость перешла в уныние. Он насупился,
точно  во всем виноват был Йоссариан. -- Американские войска вступили
на  территорию  Германии.  Русские  -  в Румынии. Только вчера греки в
составе  Восьмой  армии  захватили  Римини. Немцы повсюду отступают. --
Доктор Дейника снова помолчал немного, набрал воздуху в легкие и издал
горестный  вопль.  --  От  "Люфтваффе"  больше  ничего  не  осталось! --
Казалось, вот-вот он разревется. -- Вся "Готическая линия" -- на грани
катастрофы.
    - Ну и что? - спросил Йоссариан. -- Что же тут плохого?
    --  Что  плохого?  --  закричал  доктор  Дейника. -- Если в ближайшем
будущем не произойдет какого-то чуда, Германия капитулирует. И тогда
всех нас отправят на Тихий океан.
    Йоссариан вытаращил глаза от ужаса:
    -- Ты с ума сошел? Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?
    -- Да, тебе-то легко смеяться! -- усмехнулся доктор Дейника.
    -- Какой тут, к черту, смех!
    --  У  тебя  по  крайней  мере  есть шансы: ты летаешь -- тебя могут
убить. А каково мне? У меня нет никаких надежд.
    --  Ты  окончательно  выжил  из  ума!  -- заорал на него Йоссариан и
схватил  доктора  за  грудки.  --  Ты понимаешь это? Заткни свою глупую
пасть и слушай меня!
    Доктор Дейника вырвался из лап Йоссариана.
    -- Да как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Я дипломированный
врач!
    -- Тогда заткни свою дурацкую дипломированную пасть и послушай, что
мне сказали в госпитале. Я -- сумасшедший. Тебе это известно?
    -- Ну и что?
    -- Я действительно сумасшедший.
    -- Ну и что?
    --  Я  псих.  Я  того...  с  приветом. Понимаешь? У меня шариков не
хватает.  Они по ошибке отправили домой вместо меня кого-то другого. В
госпитале   меня   исследовал  дипломированный  психиатр,  и  вот  его
приговор: я действительно не в своем уме.
    - Ну и что?
    --  Как  "ну и что"? -- Йоссариана озадачила неспособность доктора
Дейники  понять  суть дела. -- Ты соображаешь, что это значит? Теперь
ты  можешь  освободить  меня  от строевой службы и отправить домой. Не
будут же они посылать сумасшедших на верную смерь?
    -- А кто же тогда пойдет на верную смерть?

        28. Доббс.

    Пошел  Макуотт.  А  Макуотт  вовсе  не  был  сумасшедшим. Так же
поступил  и  Йоссариан,  хоть  он еще и прихрамывал. Он сделал еще два
боевых вылета, но туг до него дошли грозные слухи о предстоящем налете
на  Болонью. И вот в один погожий день Йоссариан с решительным видом
приковылял  к  Доббсу  в  его  палатку  и,  приложив  палец  к  губам,
прошептал:
    -- Тссс!
    --  Чего  ты  на  него  шикаешь? -- спросил Малыш Сэмпсон. Он сдирал
зубами  кожуру  с мандарина и увлеченно листал потрепанный комикс. --
Человек рта не раскрывал.
    --  Сгинь,  мразь!  -- сказал Йоссариан, тыча пальцем через плечо по
направлению к выходу.
    Малыш  Сэмпсон проницательно изогнул белесые брови и с готовностью
поднялся  со  своего  места.  Он  четырежды присвистнул в свои понурые
пшеничные  усы  и,  вскочив  на  помятый,  месяц назад купленный с рук
мотоцикл,  ринулся в горы. Йоссариан обождал, покуда наконец последнее
тявканье  мотора не замерло вдали. Палатка выглядела не совсем обычно.
Вещи  были  прибраны  чересчур аккуратно. Покуривая толстенную сигару,
Доббс  с  любопытством  посматривал  на  Йоссариана.  Теперь, когда
Йоссариан   решился  наконец  быть  храбрым,  Доббс  вдруг  смертельно
перепугался.
    --  Ладно, -- сказал Йоссариан, -- давай убьем полковника Кэткарта.
Сделаем это вместе.
    Доббс вскочил с койки, дико вытаращив глаза.
    --  Тссс!  --  зашипел  он  громко,  как паровоз. -- Убить полковника
Кэткарта? Да о чем ты говоришь?
    --  Тише  ты, черт тебя побери! -- рявкнул на него Йоссариан. -- А то
весь остров слышит. Пистолет у тебя цел?
    -- Ты в своем уме? -- заорал Доббс. -- С какой стати я должен убивать
полковника Кэткарта?
    --   С  какой  стати?  --  Йоссариан  остановил  на  Доббсе  хмурый,
подозрительный  взгляд. -- С какой стати? А разве это не твоя затея, а?
Разве ты не предлагал мне то же самое в госпитале?
    Губы Доббса расплылись в улыбке.
    --  В ту пору я, видишь ли, сделал только пятьдесят восемь вылетов,
--  пояснил  он,  шикарно попыхивая сигарой. -- А сейчас я собрал свои
монатки и жду, когда меня отпустят домой. Сейчас у меня шестьдесят.
    -- Ну и что? -- спросил Йоссариан. -- Он вот-вот вновь повысит норму.
    -- Может, на сей раз не повысит.
    --  Всегда  повышал,  повысит  и теперь. Какого черта. Доббс, что с
тобой? Спроси Заморыша Джо, сколько раз он собирал свои вещички.
    --  Поживем -- увидим, -- упрямо гнул свое Доббс. -- Что я, не в своем
уме,  чтобы сейчас, когда я больше не летаю, ввязываться в такие дела?
--  Он стряхнул пепел с сигары. -- Послушайся моего совета: выполни, как
и все мы свою норму, а там увидишь.
    Йоссариана так и подмывало плюнуть Доббсу в морду.
    --  Прежде  чем  я  выполню  норму, меня могут убить, -- увещевал он
Доббса  унылым  голосом.  --  Ходят  слухи,  что  он  снова добровольно
вызвался послать нас на Болонью.
    -- Это только слухи, -- заявил Доббс, раздуваясь от спеси. -- Советую
тебе не верить слухам.
    -- Может, ты перестанешь пичкать меня советами?
    --  Почему  бы тебе не поговорить с Орром? -- посоветовал Доббс. --
На  прошлой неделе во время второго налета на Авиньон его опять сбили,
и  он  плюхнулся  в море. Может, он настолько отчаялся, что согласится
прихлопнуть Кэткарта?
    --  Орр  слишком  туп,  чтобы  отчаиваться.
      Совсем  недавно, когда Йоссариан  еще  лежал в госпитале, Орра
снова подбили, но он посадил свой  изувеченный  самолет на прозрачно-
голубую гладь близ Марселя так мягко, с таким безупречным искусством,
что ни один из шести членов его экипажа не получил царапины. Волны
вскипали вокруг самолета зелеными и белыми гребешками, передние и
задние спасательные люки были распахнуты настежь,  и  члены  экипажа,
облаченные  в  оранжевые  спасательные жилеты,  поспешно  выбрались
наружу. Жилеты не надулись и болтались на летчиках,  дряблые  и
никчемные.  А  не надувались жилеты потому, что Милоу  вытащил  из
надувных  камер двойные баллончики с углекислотой,которая понадобилась
ему  для приготовления газированной воды с клубничным   и  яблочным
сиропом.  Газированную  воду  он  подавал  в офицерской  столовой,  а
к  спасательным  жилетам  вместо баллончиков приложил  отпечатанные на
гектографе записочки: "Что хорошо для фирмы "М.  и  М.", то хорошо для
родины!" Орр выбрался из тонувшего самолета последним.
    --  Видели  бы  вы  его!  --  рассказывал  сержант  Найт Йоссариану,
покатываясь со смеху. -- Дьявольски забавная история -- ничего подобного
вам  сроду  не  приходилось видеть. Ни один из спасательных жилетов не
сработал: Милоу  украл  углекислоту  для той самой  газировки, которую
вы,мерзавцы, лакали в своей столовой. Но,как выяснилось, это не так уж
страшно.  Мы  все,  кроме  одного  парня,  который  не  умел  плавать,
вынырнули  из  машины и взобрались на фюзеляж, а Орр тем временем за
веревку подтянул  аварийный  плот к самолету, и мы втащили того малого
на плот. Ей-богу, этот чокнутый  коротышка Орр в таких делах мастак. К
тому  же второй плот оторвало и унесло, так что пришлось всем шестерым
влезть  на  один плот. Сидели так тесно, будто спрессованные, и стоило
одному  пошевелиться,  как  кто-нибудь  из  ребят,  сидевших  с  краю,
плюхался в воду. Секунды через три после того как мы покинули самолет,
он затонул, и мы остались в море одни-одинешеньки. Ну, сразу же начали
отвинчивать колпачки на спасательных жилетах: нам хотелось выяснить,
что  там  в них сломалось. И вот тут-то мы наткнулись на эти проклятые
записки  Милоу,  в  которых  он сообщал, что все, что хорошо для него,
хорошо  для всех нас. Вот мерзавец! Уж как мы его кляли, все как один,
кроме  вашего дружка Орра. Он только посмеивался, будто и в самом деле
все, что хорошо для Милоу, оказалось хорошо и для нас.
    Черт  побери!  Видели  бы  вы  его, как он сидел на бортике плота,
словно  капитан  корабля, а мы глядели ему в рот и ждали распоряжений,
что  делать дальше. То и дело он хлопал себя по ляжкам, будто его тряс
озноб, и твердил: - "Теперь  все  в  порядочке,  все  в порядочке". И
все хихикал,как помешанный. Потом снова говорил: "Ну теперь все в
порядочке" -- и снова хихикал.  Мы  глядели  на  него,  как на дурачка.
Если б мы на него не глазели, нам  сразу же пришел  бы  конец,  по