убые ногти  хищно  впились  в
темно-синий картон,  оставляя  на  нем  глубокие  вмятины-лунки.  Неожиданно
хватка ослабла, пальцы разжались, выпуская  карты,  которые  полетели  вниз.
Обессиленные руки метнулись за ними. Если не ошибаюсь, финита.
   Мне показалось или действительно раздался стон?
   - Николаша, включи свет, -  задыхаясь,  вымолвила  Натка.  Напротив  меня
вспыхнула жуткая морда, изрыгая огонь распахнутым ртом и раскосыми  глазами.
Я в ужасе отшатнулась, инстинктивно прикрывая лицо вытянутой рукой.
   А, нервишки пошаливают? Это светильник. То же мне, бестолочь, нашла  чего
пугаться!
   Я перевела взгляд на Натку и  ахнула.  Вместо  подвижного  лица  -  белая
безжизненная маска почище той, что на стене, странноватый блуждающий взгляд,
обильная испарина на лбу. Мама мия, что с ней, никак заболела?
   - Не время, - выдавила она, - Не время.
   "Хиромантия да и только";, - ошарашенно подумала я.
   Николаша большой птицей застыл у стены, выгнув шею  и  склонив  голову  к
плечу.
   - Я не понимаю этих ваших  фокусов,  -  горестно  посетовала  я,  -  Будь
хорошей девочкой, объясни по-человечески, что происходит.
   - Карты не открываются... - с одышкой проговорила Натка.
   - Не может быть. А что такое, слиплись?
   - Сама ты слиплась... Тяжелые... Не могу удержать...
   - Что сие означает - крошка Лахезис выпустила  ниточку  моей  судьбы  или
какой-то клептоман слямзил небесные скрижали?
   - Можно сказать и так... -  устало  подтвердила  подруга.  Стрела  иронии
пролетела сквозь нее, как сквозь газовое скопление, со  стуком  вонзилась  в
стену и загудела, вибрируя оперением. Хорошая была стрела, - пожалела я.
   - Меня не подпускают... к твоему  будущему...  -  она  с  такой  неохотой
выдавливала из себя слова, как будто разменяла последнюю сотню, ей  богу,  -
Кто-то более сильный, чем я... закрыл астральную дверь...
   - Ты не преувеличиваешь? Может, это "Джек Дэниэлс" виноват?
   - Посмотри на Хунь-Ю...
   Магический   кристалл,   который   лежал   на   своей   подставке,   стал
мутно-грязно-розовым с бурыми прожилками.
   - Прозрачным он мне больше нравился, - сообщила  я,  критически  осмотрев
Хунь-Ю.
   -  Это  предостережение,  -   проговорила   подруга,   тревожно   блеснув
глазами-оливинами, - Уезжай из города. Прошу, уезжай немедленно!
   Я послала ей успокоительный воздушный поцелуй и сказала:
   - Я бы с удовольствием, но не могу: ни мама, ни следователь,  которому  я
дала подписку о невыезде, меня не поймут. Особенно мама, ты же знаешь ее...
 
*** 
 
   Пока я сидела в компании, спокойствие давалось легко, но стоило  остаться
одной...
   Раздосадованная, обескураженная, выбитая из колеи, я выскочила на Плошку,
плюхнулась в "ниву";, прожаренную со всех боков солнцем, и, распугав  глупых
кур, стартовала.
   Ездить по Озерску - сплошное удовольствие: ни тебе пробок, ни светофоров,
ни бестолковых пешеходов, которые устраивают на проезжей  части  броуновское
движение. Но куры!.. Так и норовят шмыгнуть  под  колеса.  Наказание,  а  не
птицы. Особенно после пятидесяти граммов виски.
   Ловко  увиливая  от  несметных  куриных  полчищ,  я  без   кровопролитных
происшествий добралась до банка "Озерский капитал";, где по совету  Фабы  на
несколько дней арендовала сейфовую ячейку.
   Избавившись таким образом от барсетки, я было села  в  машину  и  поехала
домой, но вдруг почувствовала неясное шевеление и щекотание в спинном мозге,
приблизительно между шестым и седьмым позвонками.
   Оно... Как - уже? Но я не успела приготовиться!
   Сделав вид, что вытряхиваю песок из сандалии, я незаметно  огляделась  по
сторонам,  надеясь  обнаружить  соглядатая.  По  затененной  стороне   улицы
медленно двигалась пожилая женщина. Не  подходит.  За  ней,  опустив  морду,
трусила рыжая собака. Не годится. В  саду  напротив  банка  ребятня  азартно
атаковала нижние ветви яблони, отягощенные крупными плодами.  Тоже  мимо.  А
больше никого.
   Тогда что со мной - маниакальный синдром? Привет, дорогая шизофрения? Так
скоро?
   На ватных ногах я  добралась  до  своей  "нивы";,  оставленной  на  углу.
Щекочущий  взгляд  следовал  за  мной  неотступно.  Чувствуя  это,  я  жутко
нервничала: раньше никто никогда за мной не следил.
   Оказывается, это жутко неприятно. И боязно...  Ключ  зажигания  плясал  в
руке и не желал вставляться в замок.
   Не, так дело не пойдет. Чтобы не дергаться, надо вооружиться.  Хорошо  бы
раздобыть установку "Град";. Только где ее взять... Ладно,  не  до  жиру,  -
умерила я свои амбиции, - сойдут миномет и противотанковая граната. Только и
они на дороге не валяются.
   Что может успокоить женщину и одновременно поддержать в ней  боевой  дух?
Правильно.
   Взвизгнув тормозами, я остановилась у вывески магазина.
   - У вас есть металлические спицы? - спросила я в галантерейном отделе.
   Выбрала тонкие, но негнущиеся, с набалдашниками  на  концах.  Для  отвода
глаз купила моток шерсти и застежку "молния";. Небрежно побросала покупки  в
сумку.
   Забежала в аптеку, где  купила  три  упаковки  простого  пластыря.  Потом
заскочила в кафе "Минутка";.
   Уединившись в туалете, я достала из сумки спицы и пластырь и разложила их
на краю раковины. Одну спицу зажала в правом кулаке. Ее острый конец недобро
блеснул в свете тусклой лампы. Я неуверенно замахнулась, нанося слабый  удар
в шею предполагаемого противника, потом пырнула снизу вверх. Ага.
   Именно так.  В  шею  ненадежно:  я  слишком  маленького  роста,  и,  если
противник окажется значительно выше меня, могу не допрыгнуть. Не таскать  же
повсюду за собой табуретку! А до живота как-нибудь дотянусь и без табуретки.
   Я повторила движения, оттачивая их и постепенно делая резкими и сильными.
Иес! Так, и мину посвирепее. Я оскалила зубы и выпучила глаза.  Так  хорошо.
Если не поцарапаю, то напугаю. Как пить дать, напугаю. Мое основное оружие -
внезапность и непредсказуемость. А спица - для уверенности.
   Закатала до плеча широкий рукав бледно-лиловой  блузки  и  примерилась  -
идеально. Ощущение, что спицы клепали по моей мерке. Согнула  левую  руку  в
локте, положила на нее  спицу  так,  чтобы  набалдашником  она  упиралась  в
сустав, а острым концом - в ремешок часов, и намертво прихватила пластырем в
двух местах.
   Получилось лучше, чем я ожидала. Правда, сначала пришлось повозиться:  от
возбуждения руки дрожали, спица соскальзывала на пол, а пластырь склеивался.
Но я приноровилась. Опустив рукав блузки, я  осторожно  пошевелила  рукой  -
незаметно и держится. Главное - не забываться и не  размахивать  руками.  Не
делать резких движений. Неплохое жизненное кредо, между прочим. Вот выйду на
пенсию и вышью его гладью на всех наволочках.
   Выбросив  мусор  в  корзину,  я  спрятала  вторую  спицу  на  дно  сумки,
огляделась -  ничего  не  забыла?  -  дернула  за  шнурок  и  под  бравурный
аккомпанемент сливного бачка вышла из туалета.
   Какое счастье, что все получилось.
   Барменша, от нечего делать протиравшая идеально чистую стойку, посмотрела
на меня с сочувственной улыбкой. Я глянула в зеркальную витрину  и  увидела,
что щеки мои раскраснелись, губы сложились в довольной улыбке, а глаза -  о,
голубые! - засветились поистине неземным блаженством.
   Мне было безразлично, о чем подумала улыбчивая  барменша.  О  чем  бы  ни
подумала - дело житейское.
   Приветливо улыбнувшись в ответ, я заказала кофе  и  минеральную  воду  со
льдом.
   В пустом зале ненавязчиво играла музыка. В  минералке  плескались  кубики
льда, спица успокоительно холодила руку. Я сбросила  сандалеты  и  поставила
разгоряченные, измученные  беготней  ступни  на  прохладный  кафельный  пол.
Блаженство. Неземная  услада.  Настроение  резко  пошло  вверх.  Еще  порция
сливочного мороженого с карамелью - и я справлюсь  с  любыми  превратностями
судьбы.
 
*** 
 
   - Нюся, я достала деньги, - отслюнявив несколько бумажек, я  передала  их
домработнице, - Живем! Где Грета? - и, не  дожидаясь  ответа,  выскочила  из
кухни.
   - Грета, ау, где ты? - крикнула на весь дом.
   - Я здесь, - донеслось  из  соседней  комнаты.  Интересно,  что  она  там
забыла. Я вбежала в комнату  с  криком  "радуйся,  я  охмурила  Гейтса!";  и
обмерла.
   Предупреждать надо.
   На потертом диване, томно прикрыв глаза, распластался Андрей. Рядом с ним
сидела Грета, наполовину одетая в шелковое декольте, наполовину им раздетая,
и читала вслух, кажется, Мопассана.
   Словом, полный интим в ажуре. Или ажур в интиме. Кому как нравится.
   - Ой,  извините,  -  я  попятилась  назад.  Карие  глаза  распахнулись  и
пригвоздили меня к месту:
   - Кого это ты охмурила? И где тебя черти носили?
   Грета встала и молча удалилась из комнаты.
   О-ей, что будет! Бедная девочка...
   А он что, дурак?.. Гарема ему  захотелось?  Я  те  покажу  гарем  глазами
евнуха!
   - Пока ты там охмуряла Гейтса, здесь тебя домогался некий молодой,  -  он
подчеркнул это слово колким взглядом,  насмешливой  интонацией  и  нехорошей
ухмылкой, - Ну очень молодой человек. Он передал, что  зайдет  завтра  после
обеда.
   О-о-о!!!
   Ексель, про свидание с женихом-то я и забыла! Убей, не могу вспомнить как
бишь его там. Ой... - я оторопела, - кажется, мы не  знакомились.  Точно  не
знакомились! То есть об именах речь у нас пока не заходила. Про замужество -
да, заходила, а про то, как зовут, - нет. Вот молодежь  пошла!  Ни  культуры
отношений, ни элементарной, как говаривал мой первый муж, эстетики  семейной
жизни, ни уважения к седым традициям. Один ветер в голове и неясное томление
в членах.
   - Может, объяснишь, что за  Гейтс  такой,  -  деланно  равнодушным  тоном
спросил Андрей, - Что за пацан, называющий себя твоим женихом?
   Вот еще.
   -  Потом!   -   я   выскочила   из   комнаты,   запрыгала   по   лестнице
козочкой-резвушкой предбальзаковского возраста и без стука влетела в Гретину
спальню:
   - Ты здесь?
   Она  была  здесь.  Сестрица,  красавица...  Я  знаю,  что   поднимет   ей
настроение.
   - Грета, пляши, я достала деньги. Покупай трико с утяжками, - я  схватила
ее за руки и принялась кружить по комнате, напевая собачий вальс. Главное  в
пении не слух и не голос, - я правильно говорю? - а эмоциональный порыв.
   - Ника, сумасшедшая, отстань! - она тихо засмеялась. Значит, оттаяла.
   - Чтоб завтра же повела маму в тренажерный зал, - приказала  я,  выпуская
кузину из объятий.
   Нечего тете сидеть дома. Не курочка ряба, золотого яичка  не  высидит.  К
тому же практика показала, что наше фамильное гнездо - не  самое  безопасное
место во вселенной. Павлик-то сидел, но это его не спасло.
   - Только не оставляй ее одну, договорились? Ты в сауну - и она  в  сауну,
ты в бассейн - и она в бассейн.
   Понятно?
   - Угу, я в  туалет  -  и  она  в  туалет.  В  одну  кабинку,  -  съязвила
свежеразмороженная Грета, - А ты с нами пойдешь?
   - Хоть на край света.
   - А в сауну?
   - Нет, это слишком далеко. На завтра у меня другие планы. Но сдается, что
вы чудненько справитесь и без меня... Скажи, -  я  решилась  и  заглянула  в
невыносимо прекрасные глаза, - Тебе угрожали? Скажи честно, не  бойся,  тебя
шантажировали?
   - Что? - удивление кузины было вполне натуральным, - Кто  угрожал?  Зачем
угрожал? Ника, о чем ты?
   - И правда... о чем? - я сделала вид,  что  обескуражена.  Впрочем,  чего
скрывать, я и впрямь была обескуражена, - Кажется, я перегрелась на  солнце.
Пойду, пожалуй, прилягу. Что-то мне нехорошо, - я схватилась за лоб, - Вот и
голова закружилась.
   Актриса из меня никудышная - всегда переигрываю. Пора линять отсюда, пока
она не опомнилась.
   - Ника... - остановила меня кузина, - Дай  почитать,  что  написал  Макс.
Мама сказала, но я не верю...
   Я вспомнила, что открытка осталась у следователя.
   Осторожно! Грету, как тетушку, голыми баснями не накормишь, но полуправду
она, пожалуй, скушает.
   Я  бы  открылась,  рассказала  все-все,  только  боюсь,  что  у   мистера
Грязные-Руки есть помощник среди домашних. Пусть невольный,  пусть  втянутый
шантажом, но все же помощник. Иначе как бы он узнал о привычках Павлика?
   - Представляешь, я куда-то сунула Максову открытку и  нигде  не  могу  ее
найти, - для убедительности я похлопала себя  по  бокам  и  щелкнула  замком
сумочки, болтающейся на плече,  -  Сама  хотела  перечитать,  и  нету,  -  я
суетливо всплеснула руками. Осторожно: спица! - Ума не приложу, -  зачастила
я, - Куда она делась.
   Наверное, осталась  в  машине,  -  я  вывернулась  из-под  пронзительного
взгляда, удалилась на безопасное расстояние, к окну, и встала против  света,
чтобы скрыть бегающий взгляд и предательский румянец, - Да, в следующий  раз
обязательно посмотрю  в  машине.  Может,  завалилась  под  сиденье...  Но  я
прекрасно помню, о чем он написал, и могу  пересказать...  Получается,  -  я
вымучила улыбку, - Что зря мы волновались, все оказалось проще пареной репы:
Макс хочет пожить самостоятельно, поэтому ушел из дома. И еще  он  сожалеет,
что не увидится со мной до отъезда. Все.
   - Ника... Ты что-то скрываешь? - кузина мяла  в  руках  поясок  платья  и
медленно, но верно приближалась ко мне.
   Осторожно.
   - Да нет же! - я сделала вид, что рассердилась, - Спроси  у  своей  мамы,
она тоже читала, - я отступила вправо, восстанавливая безопасную  дистанцию,
- Я не виновата, что твой брат написал только то, что написал, и  ни  словом
больше.
   Она наступала на меня мелкими шажками, а я отступала. Так мы и кружили по
комнате.
   - Но почему он не позвонил, не объяснил?
   - Учти, я знаю не больше твоего. Может, Макс не хотел, чтобы мы принялись
его отговаривать. Ведь принялись бы? Еще  как!  Он  написал,  что  позвонит,
когда полностью устроится на новом месте.
   - А подписка?
   - Ну, знаешь, я надеюсь, что он не уезжал  из  Озерска,  снял  где-нибудь
комнату или подался в общежитие... Мне кажется, единственное, что  мы  можем
сделать сейчас для Макса, - это смириться и ждать новостей.
   Я поняла, что маневр удался:  Грета  расслабилась  и  оставила  поясок  в
покое. И меня тоже. Пронесло.
   Солнце клонилось к закату,  посылая  на  землю  последние  горячие  лучи.
Безумно долгий день  подходил  к  концу.  Я  стояла  на  крыльце,  обдумывая
житье-бытье и строя самые невероятные предположения. Почему со мной  до  сих
пор ничего не случилось? Может, я не вхожу в  узкий  круг  счастливчиков?  И
почему удивилась Грета? Где я просчиталась?
   За моей спиной открылась дверь  и  -  тишина:  ни  шагов,  ни  оклика.  Я
вздрогнула всем телом. Правая рука лихорадочно потянулась к спице. Спокойно,
старушка, не паникуй. Если действовать, то наверняка. Не хватает  покалечить
невинного.
   Собравшись  с  духом,  я  резко  оглянулась  и  увидела  элегантного   до
невозможности мужчину с  рукой  на  перевязи,  лбом,  изуродованным  большой
пластырной нашлепкой, желтыми от йода губами и одним глазом.
   Второй заплыл и налился багрянцем.
   Фу-у-у... - облегченно выдохнула я. Страх отступил, но осталась противная
слабость в коленках. А что это с ним?
   - Андрей? - ахнула я, - Тебе что, по дороге в больницу добавили?
   - Что? - не в меру рассеянно  откликнулся  он.  "Позер";,  -  подумала  я
беззлобно.
   - Ах э-это... - Андрей слегка пошевелил рукой, повисшей плетью на  черной
повязке, - Ты заметила только что?  Ну  даешь...  -  он  недовольно  покачал
головой, - Значит так, у меня вывих предплечья, шов  на  лбу  и  целых  семь
гематом, - перечислил он с плохо скрываемой гордостью. А я подумала: "Хлебом
его не корми - дай поиграться в войнушку. Ничего не поделаешь:  мужчина  без
драки томится";.
   - И все по твоей милости, - позабыв о  свежем  шве,  он  картинно  выгнул
правую бровь, чтобы, видимо, сразить меня наповал,  но  сморщился  от  боли.
"Ага, позер, получил?!";
   - ...А вы, сударыня, даже не замечаете. Как это понимать?
   - Да вы легко отделались, сударь. Но, увольте, не по моей  милости,  -  в
тон ему ответила я.
   - Н-да? - с сарказмом спросил он.
   - Да! - решительно отмела я сомнения.
   - Я считаю, нам нужно поговорить начистоту.
   - О ваших ранах, мой смелый рыцарь? Это всегда  пожалуйста.  Однако  хочу
заметить: синяки и легкие ссадины скоро пройдут, а безобразные шрамы  только
украшают мужчин. Но, - я отбросила шутовской тон, - Тебе следует  немедленно
отправиться в постель. Мало ли что. И как  только  врач  отпустил  тебя,  не
понимаю.
   Просила, как человека, - присмотрите. Так нет...
   - В постель, говоришь? -  его  черные  брови  вопросительно  взметнулись,
корежа  пластырь,  и  на  лице  появилось  выражение...  как  бы  сказать...
выражение полной боевой, а заодно и трудовой готовности. И  ведь  не  больно
ему!
   Навязался, ексель, на мою голову.
   Сверху палило заходящее солнце, снизу припекал нагретый за день камень, а
с боку прижигал взглядом побитый, но  не  изменивший  своим  принципам  (или
отсутствию таковых) красавец. Была бы снегурочкой - растаяла. Чес-слово!  Но
после второго развода растаять сложновато - нечем. Если только  трогательной
горсткой пепла. Не дождется. Остатки моей трогательности останутся при  мне.
Как память о несбывшихся надеждах.
   Насколько я поняла, уходить он не собирался. Пришлось пригласить  обратно
в дом - не держать же пострадавшего на солнцепеке. Я крикнула Нюсе:
   - Тащи квас герою!
   - Как вы себя чувствуете? Вам лучше?  -  с  сочувствием  поинтересовалась
Нюся, ставя перед соседом большую кружку охлажденного кваса.
   - Терпимо, - ответил Андрей, всем своим видом  показывая,  что  на  самом
деле ему пришлось гораздо хуже, чем  Наполеону  при  Ватерлоо.  "Артист";  -
подумала я. Он отхлебнул кваса и произнес, - Спасибо, Нюся, за вашу  доброту
и ласку.
   - Если хотите, - предложила польщенная  домработница,  -  Я  принесу  вам
чего-нибудь легкого. Жареной печеночки, например, или оладушек с вишнями.  В
больнице-то, небось, изголодались.
   Ну да, изголодался до дистрофии. И суток, между прочим, не  прошло.  Надо
намекнуть Нюсе, чтобы не больно его опекала, пока он ходит  в  соседях.  Вот
женится на Гретке - тогда пожалуйста.
   - И компрессик не мешает поставить.
   - Спасибо, Нюся, вы - гастрономический гений,  оазис  заботы  и  внимания
посреди, - он стрельнул взглядом, - Зыбучих песков Сахары.
   Булыжник приземлился в мой огород. Ладно, проехали, что взять с побитого,
кроме анализов. Но зачем мне анализы? Я и без них вижу его насквозь.
   Нюся хихикнула в ладошку и вышла.
   - Доктор сказал, мне повезло. Если бы не ваша помощь...
   - Сожалею. Дикость какая-то! Напасть на человека в саду,  избить...  Тебе
не приходило в голову, кто бы это мог быть?
   -  Приходило.  Мне  ясно  сказали  -  не  трогай...   м-м-м...   барышень
Приваловых, значит...
   - Поклонник Греты? - предположила я. Пусть знает, что не один  он  такой.
Подчас  одна  капля  ревности  способна   сотворить   чудо   и   подтолкнуть
упирающегося жениха в сторону ближайшего ЗАГСа. Главное - знать  меру  и  не
накапать больше.
   - Плутовка! Мне сказали во множественном числе, значит  -  поклонни-ки...
Греты... и? Разве милый носик, - он легко задел указательным пальцем  кончик
моего носа, - Не в  пушку?  Учитывая  близкое  присутствие  юного  жениха  и
наличие на горизонте некого Гейтса, я бы рискнул предположить...
   Я  схватилась  за  нос.  Ексель-моксель!  Молокосос!  Гейтс  отпадает  по
понятным причинам,  а  молокосос...  Пока  я  обдумывала,  способен  ли  мой
безымянный жених на членовредительство, Андрей исподволь наблюдал за мной. И
что-то во мне ему решительно не понравилось. Как я его понимаю: ну чему  там
нравиться? Нечему абсолютно. Самая обычная внешность,  среднестатистическая.
Такую увидишь в толпе - не запомнишь.
   - Я не Привалова. Я - Шахова, - запоздало, но с  достоинством  парировала
я.
   - Это не аргумент. Вряд ли они имели в виду Елизавету Карловну.  Не  хочу
сказать ничего плохого, но принять ее за девку - пар