архиепископ пускай
прощает, как велит  ему его долг. (Пауза.)

     Банкир начинает смеяться. Катерина и Гец тоже смеются.

     Банкир (смеясь). Вы любите посмеяться.
     Гец (смеясь). Только это я и люблю.
     Катерина. Не правда ли, он очень остроумен?
     Банкир. Весьма. Он очень хорошо ведет свое дело.
     Гец. Какое дело?
     Банкир. Вот уже тридцать лет, как я руководствуюсь одним
принципом: корысть правит миром. Люди оправдывали передо мной свое
поведение самыми благородными побуждениями, я слушал их одним ухом
и говорил себе: ищи корысть!
     Гец. Ну, а когда вы ее находили?..
     Банкир. Тогда мы принимались толковать.
     Гец. В чем же моя корысть?
     Банкир. Ну, знаете ли...
     Гец. В чем же все-таки?
     Банкир. Не торопитесь. Вы принадлежите к очень трудной
категории людей. С вами нужно вести дело осторожно.
     Гец. Что за категория?
     Банкир. Вы идеалист.
     Гец. Что это такое?
     Банкир. Видите ли, я разделяю людей на три категории: те, у
кого много денег, те, у кого совсем нет денег, и те, у кого денег
немного. Первые хотят сохранить то, что у них есть,- их корысть в
том, чтобы поддерживать порядок. Вторые хотят взять то, чего у них
нет,- их корысть в том, чтобы уничтожить нынешний порядок и
установить другой, который им будет выгоден. И те и другие -
реалисты, это люди с которыми можно договориться. Третьи хотят
уничтожить общественный порядок, чтобы взять то, чего у них нет, и
в то же время сохранить его, чтобы у них не отобрали то, что у них
есть. Это значит, что они на деле сохраняют то, что уничтожают в
идее. Это и есть идеалисты.
     Гец. Бедняги! Как их спасти?
     Банкир. Перевести в другую социальную категорию. Если вы
сделаете их богаче, они будут защищать установленный порядок.
     Гец. В таком случае сделайте богатым меня. Что вы мне
предлагаете?
     Банкир. Земли Конрада.
     Гец. Вы мне их уже дали.
     Банкир. Это верно. Помните ли вы, что обязаны ими доброте
его преосвященства?
     Гец. Неужели вы считаете, что я об этом забыл?
     Банкир. У вашего брата были долги.
     Гец. Бедняга! (Крестится, нервно всхлипывает.)
     Банкир. Что с вами?
     Гец. Пустяки: привязанность к семье. Значит, у него были
долги?
     Банкир. Мы могли бы их оплатить.
     Гец. Мне в этом нет никакой корысти, поскольку я не
намеревался их признавать. Это нужно его кредиторам.
     Банкир. Рента в тысячу дукатов?
     Гец. Ну а мои солдаты? Что, если они откажутся уйти с
пустыми руками?
     Банкир. Еще тысяча дукатов для раздачи войскам. Этого
хватит?
     Гец. Это слишком много.
     Банкир. Значит, мы договорились?
     Гец. Нет.
     Банкир. Две тысячи дукатов ренты. Три тысячи. Больше я не
дам.
     Гец. Кто от вас этого требует?
     Банкир. Чего же вы хотите?
     Гец. Захватить город и уничтожить его.
     Банкир. Ну я еще могу понять желание захватить город. Но,
черт возьми, зачем вы его хотите уничтожить?
     Гец. Потому что все только и хотят, чтобы я его пощадил.
     Банкир (подавленный). Должно быть, я ошибся...
     Гец. Верно... Ты не сумел найти, в чем моя корысть... Посмотрим,
в чем она. Ищи, ищи же! Но только торопись: ты должен обнаружить ее
быстрее чем за час. Если ты за это время не отыщешь ниточки, чтоб
дернуть за нее марионетку, я заставлю тебя самого пройтись по городу -
ты увидишь, как вспыхнут пожарища.
     Банкир. Вы обманываете доверие архиепископа.
     Гец. Обманываю? Доверие? Вы, реалисты, все на один лад.
Когда вам больше нечего сказать, вы начинаете говорить языком,
взятым напрокат у идеалистов.
     Банкир. Если вы снесете с лица земли город, вам не
достанутся земли Конрада.
     Гец. Держите их при себе! Моя корысть, банкир, в том и была
- получить эти земли, пожить на них. Но я не так уж уверен, что
человек действует ради корысти. Берите их себе. Пусть его
преосвященство усядется на них задницей... Я принес в жертву
архиепископу своего брата, теперь от меня еще хотят, чтобы я
сохранил жизнь двадцати тысяч смердов? Я приношу в жертву жителей
Вормса загробной тени Конрада. Пусть жарятся в пекле в его честь.
Ну а в поместье Гейденштамов пусть селится архиепископ, если
захочет. Там он сможет посвятить себя сельскому хозяйству. Это ему
пригодится. Сегодня ночью я намерен его разорить. (Пауза.) Франц!

     Появляется Франц.

     Возьми этого старого реалиста. Позаботься о том, чтобы ему были
отданы все почести. Когда он вернется в палатку, скрути ему покрепче
руки и ноги!
     Банкир. Нет! Нет! Нет!
     Гец. Что?
     Банкир. Поверьте, у меня жестокий ревматизм. Ваши веревки
меня убьют. Хотите, дам вам слово не покидать палатку?
     Гец. Твое слово? Сейчас твоя корысть диктует тебе это слово,
а вскоре твоя корысть велит тебе нарушить его. Ступай, Франц, и не
забудь затянуть узлы покрепче!

     Франц и банкир уходят. Тотчас же раздаются крики:
     "Да здравствует банкир!" Сначала крики слышны вблизи, затем
они звучат все дальше и постепенно стихают.

        "ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ"

     Гец, Катерина. Герман в укрытии.

     Гец (хохочет). Да здравствует банкир! Прощайте, земли!
Прощайте, реки и поля! Прощай, замок!
     Катерина (смеется). Прощайте, земли! Прощай, замок!
Прощайте, портреты предков!
     Гец. Не жалей ни о чем. Мы бы там смертельно соскучились.
(Пауза.) Старый дурак! (Пауза.) Зря он бросил мне вызов.
     Катерина. Ты злишься?
     Гец. Не твое дело. (Пауза.) Зло на то и зло, чтобы портить
всем жизнь, и прежде всего тому, кто его делает.
     Катерина (робко). А если ты не возьмешь город?
     Гец. Если я не захвачу его, ты станешь хозяйкой замка.
     Катерина. Я об этом не подумала.
     Гец. Конечно, нет. Можешь радоваться: я захвачу город.
     Катерина. Зачем?
     Гец. Ради зла!
     Катерина. Зачем делать зло?
     Гец. Добро уже сделано.
     Катерина. Кем?
     Гец. Господом. А я люблю выдумку. (Зовет.) Капитана Шена ко
мне! (Стоит у выхода из палатки, выглядывая наружу.)
     Катерина. Что ты разглядываешь?
     Гец. Город. (Пауза.) Хочу вспомнить, была ли луна.
     Катерина. Когда? Где?
     Гец. Такая же ночь была в прошлом году, когда я брал Галле.
Я стоял у входа в свою палатку и разглядывал дозорную башню над
крепостными стенами. Утром мы начали штурм. (Возвращается к ней.)
В любом случае я уберусь отсюда прежде, чем подымется вонь. Сяду
на коня - и прощай!
     Катерина. Ты? Ты уедешь?
     Гец. Да. Завтра, до полудня, никого не известив.
     Катерина. А что будет со мной?
     Гец. С тобой? Зажми нос и моли бога, чтоб ветер не дул в эту
сторону.

     Входит капитан.

     Две тысячи под ружье! Полки Вольфмара и Ульриха! Пусть через
два часа будут готовы следовать за мной. Всю армию поднять по
тревоге! Выполнять, не зажигая огней, и без шума!

     Капитан уходит.
     До конца акта будут слышны приглушенные звуки подготовки к
бою.

     Итак, крошка, не быть тебе владелицей замка.
     Катерина. Боюсь, что нет.
     Гец. Ты очень разочарована?
     Катерина. А я и не верила.
     Гец. Почему?
     Катерина. Потому что знаю тебя.
     Гец (в порыве). Ты? Знаешь меня? (Умолкает и смеется.)
Выходит, я тоже должен быть предусмотрителен. Тебе, должно быть,
пришли в голову разные мыслишки насчет того, какой ко мне нужен
подход: ты за мной наблюдаешь, ты меня разглядываешь.
     Катерина. Собака тоже глядит на епископа.
     Гец. Но собаке кажется, что у епископа песья голова. Какая
голова у меня? Песья? Рыбья? Голова шлюхи? (Он глядит на нее.) Иди
в постель!
     Катерина. Нет.
     Гец. Да иди же, говорят тебе...
     Катерина. Ты никогда не был так настойчив.

     Он кладет ей руку на плечо.

     И никогда так не торопился. Что с тобой?
     Гец. Тот Гец с головой шлюхи подает мне знак. Я хочу уподобиться
ему. К тому же тревога побуждает к любовным утехам.
     Катерина. А у тебя тревога?
     Гец. Да. (Проходит в глубину палатки, садится на кровать,
повернувшись спиной к спрятавшемуся офицеру.) Ну, иди сюда.
     Катерина. Иду! (Подходит к нему и силой заставляет его
встать. Садится на его место.) Я твоя! Но скажи мне сначала, что
будет со мной?
     Гец. Когда?
     Катерина. Завтра и потом.
     Гец. Почем мне знать? Станешь кем захочешь.
     Катерина. Потаскухой?
     Гец. Что ж, разве это не лучший выход?
     Катерина. А если мне это не по душе?
     Гец. Найди дурака, который на тебе женится.
     Катерина. А ты? Что будешь делать ты?
     Гец. Воевать. Говорят, гуситы зашевелились. Отправлюсь туда.
     Катерина. Возьми меня с собой.
     Гец. Зачем?
     Катерина. Тебе может понадобиться женщина. Будут ночи, будут
лунные ночи, тебе придется брать город, ты будешь встревожен,
почувствуешь себя влюбленным...
     Гец. Все женщины одинаковы. Стоит мне захотеть - и мои
солдаты приведут мне целую дюжину.
     Катерина (резко). Я не хочу!
     Гец. Не хочешь?
     Катерина. Я могу стать двадцатью женщинами, сотней женщин.
Хочешь - я стану для тебя всеми женщинами на свете. Усади меня с
собой на коня, я легкая - конь не почувствует моей тяжести. Я буду
твоим борделем. (Прижимается к Гецу.)
     Гец. Что на тебя нашло? (Пауза. Глядя на нее, внезапно
говорит.) Уходи! Уходи, мне стыдно за тебя!
     Катерина (умоляюще). Гец!
     Гец. Не смей глядеть на меня такими глазами. Ну и потаскуха
же ты, если любишь меня после того, что я с тобой сделал!
     Катерина (кричит). Но я не люблю тебя! Клянусь, не люблю!
Люби я тебя, ты никогда не узнал бы об этом. А что тебе до любви,
о которой тебе не говорят?
     Гец. К чему мне быть любимым? Ты любишь, и, стало быть,
удовольствие достается тебе. Уходи, дрянь! Я не хочу, чтобы мною
пользовались.
     Катерина (кричит). Гец! Гец! Не прогоняй меня. У меня нет
больше никого на свете.

     Гец пытается выбросить ее из палатки. Она вцепилась ему в
руки.

     Гец. Ты уйдешь?
     Катерина. Пеняй на себя! Пеняй на себя!

     Герман выходит из укрытия и кидается на Геца с поднятым
кинжалом.

     Берегись!
     Гец (поворачивается и хватает Германа за руку). Франц! Франц!

     Входят солдаты.

     (Смеется.) Все-таки мне удалось хоть одного довести до крайности.
     Герман (Катерине). Гадина! Ты меня предала!
     Гец (Катерине). Значит, ты его сообщница? Это мне по нраву.
(Треплет ее по подбородку.) Уведите его! Сейчас решу его судьбу.

     Солдаты уводят Германа. Пауза.

     Катерина. Что ты с ним сделаешь?
     Гец. Не могу сердиться на тех, кто хочет меня убить, я их
слишком хорошо понимаю. Попросту велю его пробуравить, как толстую
бочку, он так на нее похож.
     Катерина. Ну а со мной?
     Гец. Да, верно. Я должен тебя покарать.
     Катерина. Никто тебя не принуждает.
     Гец. Как знать. (Пауза.) У моих солдат слюнки текут, когда
ты проходишь. Я подарю тебя им. А выживешь, подыщем тебе
ландскнехта, косоглазого, сифилитика, пускай тогда поп из Вормса
вас поженит.
     Катерина. Не верю!
     Гец. Не веришь?
     Катерина. Нет. Ты не такой... Ты этого не сделаешь. Знаю! Не
сделаешь!
     Гец. Не сделаю? (Зовет.) Франц! Франц!

     Входят Франц и два солдата.

     Займись новобрачной.
     Франц. Какой новобрачной?
     Гец. Катериной. Сначала торжественно переженишь ее со всеми. Ну,
а потом...

        "ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ"

     Те же и Насти.
     Насти входит, приближается к Гецу и бьет его по уху.

     Гец. Эй, мужлан, что ты делаешь?
     Насти. Бью тебя по уху.
     Гец. Это я почувствовал. (Хватает его.) Кто ты?
     Насти. Булочник Насти.
     Гец (солдатам). Это Насти?
     Солдаты. Да, это он.
     Гец. Что ж, хороша добыча.
     Насти. Я не твоя добыча - сам пришел.
     Гец. Называй как хочешь... Все едино. Сегодня Бог одаряет
меня щедро. (Глядит на него.) Значит, вот он, Насти, повелитель
всей черни Германии. Таким я тебя и представлял себе: непригляден,
как сама добродетель.
     Насти. Я не добродетелен. Добродетель придет к нашим
сыновьям, если мы прольем кровь, чтобы дать им на нее право.
     Гец. Вижу - ты пророк.
     Насти. Как и каждый человек на свете.
     Гец. В самом деле? Значит, я тоже пророк?
     Насти. Любое слово - свидетельство Господне, в каждом слове
сказано все обо всем.
     Гец. Черт возьми! Придется быть осмотрительным в речах.
     Насти. Зачем? Все равно любое слово выдаст тебя.
     Гец. Ладно. Теперь отвечай на мои вопросы. Только постарайся
не говорить все обо всем, иначе разговору конца не будет. Итак, ты
- Насти, пророк и булочник.
     Насти. Да, это я.
     Гец. Говорили, будто ты в Вормсе.
     Насти. Я ушел оттуда.
     Гец. Этой ночью?
     Насти. Да.
     Гец. Чтоб говорить со мной?
     Насти. Нет, искать подкрепления, чтобы напасть на тебя с
тыла.
     Гец. Отличная мысль! Почему же ты передумал?
     Насти. Проходя по лагерю, я узнал, что нашелся предатель,
который выдал вам город.
     Гец. Представляю, как тебе было скверно.
     Насти. Очень скверно.
     Гец. И что же дальше?
     Насти. Я сидел на камне за палаткой, видел, как зажегся
свет, как заметались чьи-то тени. В эту минуту мне было велено
войти к тебе, говорить с тобой.
     Гец. Кто же тебе велел?
     Насти. Как ты думаешь?
     Гец. В самом деле, кто? Счастливый ты человек! Тебе велено,
и ты знаешь - кем. Представь себе, мне тоже было велено. Знаешь
что? Сжечь Вормс. Но никак не узнать, кто мне повелел. (Пауза.)
Это Бог повелел тебе дать мне по уху?
     Насти. Да,
     Гец. Зачем?
     Насти. Не знаю. Может, чтоб пробить воск, который залепил
тебе уши.
     Гец. За твою голову назначена высокая плата. Бог предупредил
тебя об этом?
     Насти. Богу незачем меня предупреждать. Я всегда знал, чем
кончу.
     Гец. Выходит, ты и впрямь пророк.
     Насти. Тут не нужно быть пророком. У таких,как я, только две
возможности умереть: смиренные умирают с голоду, бунтарей вешают.
С двенадцати лет каждому известно - смирится он или нет.
     Гец. Ну что же, бросайся предо мной на колени!
     Насти. Зачем?
     Гец. Чтобы вымолить у меня пощаду, конечно! Разве Бог не
велел тебе этого?

     Франц натягивает на Геца сапоги.

     Насти. Нет, у тебя нет милосердия. И у Бога тоже. К чему
молить тебя о милосердии? Когда придет мой черед, я и сам никого
не пощажу. Никого!
     Гец (поднимаясь). Тогда какого черта ты сюда пришел?
     Насти. Открыть тебе глаза, брат мой.
     Гец. Какая чудесная ночь! Все ожило, все дышит. Сам Господь
шагает по земле, звезды падают с неба на мою палатку. Вот самая
прекрасная из звезд - Насти, пророк и булочник. Пришел открыть мне
глаза. Кто бы мог поверить, что небо и земля станут утруждать себя
ради города, в котором всего двадцать пять тысяч жителей? В самом
деле, булочник, а кто тебе докажет, что ты не стал жертвой
дьявола?
     Насти. Когда солнце светит в глаза, разве нужно доказывать,
что на дворе день, а не ночь?
     Гец. Но если ночью предаешься мечтам о солнце, кто докажет
тебе, что это на самом деле день, а не ночь? А что, если я тоже
видел Бога? Значит, солнце против солнца. (Пауза.) Все они у меня
в руках, все! И та, кто хотела меня убить, и посланец
архиепископа, и ты, король черни; перст Господень предотвратил
заговор, разоблачил виновных, больше того, один из служителей
Господа по его поручению принес мне ключи от города.
     Насти (его голос зазвучал властно и отрывисто). Служитель
Господа? Кто он?
     Гец. Что тебе за дело, раз ты умрешь? Признай, Господь на
моей стороне.
     Насти. На твоей? Нет. Ты не человек, избранный Богом. Ты в
лучшем случае трутень Господень.
     Гец. Откуда тебе знать?
     Насти. Люди, избранные Господом, разрушают или строят, ты
лишь сохраняешь все как было.
     Гец. Сохраняю?
     Насти. Ты сеешь беспорядок, а беспорядок - лучший слуга
установленного порядка. Предав Конрада, ты лишил рыцарей прежней
силы, и ты ослабишь горожан, разрушив Вормс. Кому из этого выгода?
Великим мира сего. Ты служишь им, Гец, и всегда будешь служить.
Бедные становятся беднее, богатые - богаче, а могущественные - еще
более могущественными.
     Гец. Значит, я делаю все наперекор самому себе. (С иронией.)
Какое счастье, что Бог послал тебя просветить меня. Что ты мне
предложишь?
     Насти. Новый союз.
     Гец. Новое предательство. Вот спасибо! Я к нему привык. По
крайней мере останусь самим собой. Но с кем мне заключить союз,
раз я не должен идти на сговор ни с горожанами, ни с рыцарями, ни
с князьями. Мне просто неясно, с кем я должен объединиться.
     Насти. Захвати город, перебей богачей и священников, отдай
город беднякам, подыми армию крестьян и прогони архиепископа -
завтра вся страна пойдет за тобой!
     Гец (поражен). Ты хочешь, чтобы я присоединился к беднякам?
     Насти. Да, к беднякам! К черни городов и деревень.
     Гец. Странное предложение!
     Насти. Они твои естественные союзники. Если хочешь разрушать
по-настоящему, если хочешь смести с лица земли воздвигнутые
сатаной дворцы и церкви, разбить непристойные статуи язычников,
бросить в огонь тысячи книг, распространяющих дьявольскую науку,
если хочешь уничтожить золото, иди к нам! Без нас ты тратишь силы
понапрасну, ты причиняешь зло лишь самому себе. С нами ты станешь
бичом Господним.
     Гец. Что вы сделаете с богатыми горожанами?
     Насти. Мы отберем их имущество, чтобы одеть тех, кто наг, и
прокормить тех, кто голоден.
     Гец. А с попами?
     Насти. Мы отошлем их в Рим.
     Гец. А с аристократами?
     Насти. Мы отрубим им головы.
     Гец. А когда мы прогоним архиепископа?
     Насти. Придет время строить град Господень.
     Гец. Что мы положим в основу?
     Насти. То, что все люди равны, все люди братья, все люди в
Боге и Бог в каждом. Святой Дух говорит устами каждого. Все люди -
священники и пророки. Каждый может крестить, бракосочетать,
благословлять и отпускать грехи. Каждый живет открыто на земле
пред лицом всех, и каждый одинок в душе пред лицом Бога.
     Гец. Боюсь, что в вашем городе разучатся смеяться.
     Насти. Можно ли смеяться над тем, что любишь? Законом станет
любовь.
     Гец. А кем стану я?
     Насти. Ты будешь равен каждому.
     Гец. А если мне не по душе быть равным вам?
     Насти. Выбирай - быть равным среди равных или лакеем князей.
     Гец. Это честное предложение, булочник. Только вот бедняки
нагоняют на меня скуку. Им ненавистно все, что нравится мне.
     Насти. А что же нравится тебе?
     Гец. Все, что вы хотите уничтожить: статуи, роскошь, война.
     Насти. Ты просто одурачен. Луна ведь не твоя, а ты воюешь за
то, чтобы аристократы могли ею наслаждаться.
     Гец (с глубоким и искренним убеждением). Но я люблю
аристократов!
     Насти. Ты? Ты их убиваешь.
     Гец. Да, я их понемногу убиваю, но у них плодовитые жены -
рожают десятерых за каждого убитого мной. Не хочу, чтобы вы их всех
перевешали. Зачем я стану помогать вам гасить и солнце и земные огни?
Наступит холодная ночь.
     Насти. Значит, ты хочешь по-прежнему шуметь без толку и без
пользы?
     Гец. Да, без пользы. Без пользы для людей. Но что мне до
людей? Бог слышит меня, и я терзаю его слух, этого с меня
довольно. Бог - единственный достойный противник. Есть Бог, я и
прочие тени. Этой ночью я распну Бога, убив тебя и еще двадцать
тысяч; страдание Господа бесконечно, а стало быть, бесконечен тот,
кто заставляет страдать. Этот город будет сожжен, Господь об этом
знает. Ему сейчас страшно, я это чувствую. Его взгляд прикован к
моим рукам, его дыхание касается моих волос, его ангелы плачут.
Он, словно простой смертный, говорит себе: может быть, Гец не
осмелится. Плачьте, ангелы, плачьте - я осмелюсь! Сейчас я
выступлю вопреки его страху и гневу. Этот город вспыхнет пламенем;
душа Господня - галерея зеркал, и отсвет пламени повторится в них
миллионы раз. Вот тогда я буду знать, что стал настоящим
чудовищем. (Францу.) Мою шпагу!
     Насти (изменившимся голосом). Пощади бедняков! Архие