и,  все  ужасы  наших  ночей.
Восстаньте,  солдаты, испустившие дух, богохульствуя,  восстаньте,
неудачники,униженные, восстаньте, умершие от голода с  проклятием
на  устах.  Глядите  -  вот  они  - живые,  жирная  живая  добыча!
Восстаньте,  обрушьтесь на них, как вихрь, грызите их  до  костей!
Восстаньте! Восстаньте! Восстаньте!

     Звуки  тамтама.  Он  пляшет перед входом  в  пещеру,  сначала
медленно, потом все убыстряя темп, пока не падает в изнеможении.

     Эгисф. Они здесь!
     Толпа. Ужас!
     Орест. Это уж слишком, я...
     Юпитер. Посмотрите на меня, молодой человек, посмотрите мне
в лицо - в глаза! В глаза! Ты понял. Теперь молчи.
     Орест. Кто вы?
     Юпитер. Ты узнаешь это позднее.

     Эгисф медленно спускается по ступеням храма.

     Эгисф.   Они  здесь.  (Молчание.)  Он  здесь,  Ариция,   твой
обманутый  супруг. Он здесь, он прижался к тебе, он  целует  тебя.
Как  он тебя стиснул, как он тебя любит, как ненавидит! Она здесь,
Нисий, она здесь, твоя мать, умершая, потому что ты не заботился о
ней.  А  ты,  Сегест,  гнусный  ростовщик,  вот  они  -  все  твои
несчастные  должники,  и  те,  что умерли  в  нищете,  и  те,  что
повесились,  разоренные  тобой.  Они  здесь,  сегодня   они   твои
кредиторы.  А  вы, родители, нежные родители, опустите-ка  немного
взоры, ниже, к самой земле: они здесь, мертвые дети, они тянутся к
вам своими ручонками; и все радости, в которых вы им отказали,все,
чем  вы  их  мучили,  точно свинец, прижимает к земле их крохотные
души, злопамятные и исстрадавшиеся.
     Толпа. Сжальтесь!
     Эгисф.  А!  Сжальтесь! Или вы не знаете, что мертвецы  лишены
жалости?  Вы  у них в неоплатном долгу, потому что под  их  счетом
черта  подведена навеки. Или ты думаешь, Нисий, что добрыми делами
можно  загладить зло, которое ты причинил матери? Но какое  доброе
дело  может ее тронуть? Душа ее, как знойный полдень, ни дуновения
ветерка,  все  -  недвижно, неизменно, безжизненно,-  ее  пожирает
вечное  солнце,  огромное, сухое, остановившееся солнце.  Мертвецы
ушли  навсегда - поймите всю неумолимость этого слова -  они  ушли
навсегда   и   поэтому  хранят,  как  неподкупные   стражи,   ваши
преступления.
     Толпа. Сжальтесь!
     Эгисф.  Сжальтесь? Ах вы, жалкие комедианты,  сегодня  у  вас
есть  публика.  Чувствуете ли вы на своих лицах,  на  своих  руках
взгляды миллионов замерших глаз, в которых угасла надежда? Они нас
видят  -  мы  обнажены  перед судилищем мертвецов.  Ха-ха!  Вот  и
попались:  этот невидимый прозрачный взгляд жжет вас, он  реальней
самой памяти о взгляде.
     Толпа. Сжальтесь!
     Мужчины. Простите нам, что мы живы, когда вы мертвы.
     Женщины. Сжальтесь. Мы живем в кругу ваших лиц, ваших  вещей,
мы  никогда не снимаем траура по вас, мы оплакиваем вас от зари до
заката и от заката до зари. Все тщетно, память о вас изнашивается,
утекает  меж пальцев; с каждым днем она немного тускнеет,  а  вина
наша  растет.  Вы покидаете нас, вы покидаете нас, источаясь,  как
кровь  из тела. Но если это может утешить ваши раздраженные  души,
знайте, дорогие усопшие, что вы нам испортили жизнь.
     Толпа. Сжальтесь!
     Мужчины. Простите нам, что мы живы, когда вы мертвы.
     Женщины. Сжальтесь! Мы ведь родились не по собственной  воле,
нам  стыдно,  что  мы  взрослеем.  Чем  могли  мы  вас  оскорбить?
Взгляните   -  жизнь  чуть  теплится  в  нас,  мы  худы,   бледны,
низкорослы.  Мы бесшумны, мы едва скользим по земле. И  мы  боимся
вас! О, как мы вас боимся!
     Мужчины. Простите нас, что мы живы, когда вы мертвы.
     Эгисф.  Тише!  Тише!  Если  вы  будете  так  плакаться,   что
останется  мне, вашему царю? Настал час моей пытки: земля  дрожит,
воздух помутился - грядет самый великий из мертвецов - тот, кого я
убил своей рукой,- Агамемнон.
     Орест  (выхватывая  меч). Прохвост! Не  смей  поминать  имени
моего отца в своем балагане!
     Юпитер  (обхватив  его  и сдерживая).  Остановитесь,  молодой
человек, остановитесь!
     Эгисф (оборачиваясь). Кто посмел?

     На ступенях храма появляется Электра, в белом платье.

     (Замечает ее.) Электра!
     Толпа. Электра!


        "ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ"

     Те же, Электра.

     Эгисф. Электра, что это за наряд? Отвечай.
     Электра. Я надела самое красивое платье. Разве сегодня не
праздник?
     Верховный жрец. Ты что пришла дразнить мертвых? Это их
праздник, тебе отлично известно. Ты должна быть в трауре.
     Электра. В трауре? Почему в трауре? Я не боюсь моих мертвых,
а до ваших мне дела нет!
     Эгисф.  Ты права: у нас разные мертвецы. Поглядите-ка на  эту
расфуфыренную  шлюху  -  это внучка Атрея,  Атрея,  который  подло
зарезал собственных племянников. Последний отпрыск проклятого рода
-  вот ты кто! Я из жалости терпел тебя в своем дворце, но сегодня
я  каюсь в этом - в твоих жилах течет старая дурная кровь Атридов,
ты заразишь всех нас, если я не приму меры. Подожди немного, сука,
ты  увидишь,  умею ли я наказывать. У тебя слез  не  хватит,  чтоб
наплакаться.
     Толпа. Кощунство!
     Эгисф.  Слышишь,  несчастная, как шумит  народ,  оскорбленный
тобой,  слышишь,  в  чем упрекают тебя? Не  будь  здесь  меня,  не
сдерживай я гнев народа, тебя бы растерзали на клочки.
     Толпа. Кощунство!
     Электра.  Разве  быть веселой - кощунство? А  почему  они  не
веселы? Кто им мешает?
     Эгисф.  Она  смеется, а здесь ее мертвый  отец  с  запекшейся
кровью на лице...
     Электра.  Как  вы смеете говорить об Агамемноне?  Откуда  вам
известно,  что  по ночам он не приникает к моему уху?  Откуда  вам
известно,  какие  слова  любви и сожаления  он  шепчет  мне  своим
хриплым, сорванным голосом? Я смеюсь, это правда. Смеюсь впервые в
жизни.  Я  счастлива.  Скажите, мое счастье не  радует  отцовского
сердца? Ах, если он в самом деле здесь, если он видит дочь в белом
платье  -  ту самую дочь, которую вы превратили в мерзкую рабыню,-
если он видит, что голова ее высоко поднята, гордость не сломлена,
я   уверена,  он  не  проклинает  меня,  его  глаза  сверкают   на
истерзанном лице, его окровавленные губы трогает улыбка.
     Молодая женщина. А если она говорит правду?
     Голоса.  Да  нет, она лжет, она сошла с ума. Электра,  уходи,
бога ради, твое святотатство падет на наши головы.
     Электра.  Чего вы боитесь? Я гляжу вокруг и не  вижу  ничего,
кроме ваших собственных теней. Послушайте, что я узнала - вам это,
может  быть, неизвестно: в Греции есть счастливые города. Светлые,
спокойные  города,  которые греются на солнце,  как  ящерицы.  Вот
сейчас  под  этим самым небом на площадях Коринфа играют  дети.  И
матери  не  просят прощения за то, что произвели их на  свет.  Они
глядят на детей  улыбаясь,  они ими  гордятся.  О  матери  Аргоса,
понимаете  ли вы это? Способны ли вы еще понять гордость  женщины,
которая  глядит на своего ребенка и думает: "Я носила его  в  лоне
моем?"
     Эгисф.  Замолчишь  ты  наконец?  Или  я  велю  заткнуть  тебе
глотку.
     Голоса в толпе. Да, да! Пусть замолчит. Хватит, хватит!
     Другие  голоса. Нет, дайте ей сказать! Дайте ей сказать.  Это
Агамемнон вдохновляет ее.
     Электра.  Как сегодня ясно! Повсюду на равнине люди  задирают
головы  и  говорят:  "Как  сегодня ясно!"  -  и  радуются.  А  вы,
собственные палачи, или вы уже забыли, до чего радостно на душе  у
крестьянина,  когда  он  шагает по земле и говорит:  "Как  сегодня
ясно!"?  Вы  еле  дышите, головы у вас опущены, руки  висят.  Ваши
мертвецы прилипли к вам, вы и не шевелитесь, боясь потревожить  их
малейшим движением. Вот ужас-то был бы, а? Если бы ваша рука вдруг
прошла  сквозь  влажный парок - душу вашего отца  или  предка?  Но
взгляните на меня: я развожу руки, я поднимаю их, потягиваюсь, как
человек, когда он пробуждается, я занимаю столько места на солнце,
сколько  мне  нужно.  Разве небо пало на  мою  голову?  Я  танцую,
глядите,  танцую  -  и чувствую только ветер  в  волосах.  Где  же
мертвецы? Или, может, они танцуют в такт со мной?
     Верховный  жрец.  Жители Аргоса, я говорю  вам,  эта  женщина
кощунствует. Горе ей и тем, кто ее слушает.
     Электра.  Дорогие  мои  мертвецы.  Ифигения  -  моя   старшая
сестра,  Агамемнон - отец мой и единственный повелитель,  слушайте
мою молитву. Если я кощунствую, если оскорбляю ваши исстрадавшиеся
божественные души, подайте знак, скорее подайте мне знак,  чтоб  я
поняла. Но если вы одобряете меня, молчите, молчите, молчите,  мои
дорогие, прошу вас, пусть лист не шелохнется, травинка не дрогнет,
пусть  ничто не помешает моему священному танцу: я танцую во славу
радости, во славу мира в сердцах людей, во славу счастья и  жизни.
О  мои  мертвые,  я прошу вашей тишины, чтобы люди,  которые  меня
окружают, знали - ваши сердца со мной. (Танцует.)
     Голоса  в  толпе.  Она  танцует! Поглядите!  Она  легка,  как
язычок  пламени,  она танцует на солнце, как знамя,  хлоп-хлоп  на
ветру - а мертвецы молчат!
     Молодая  женщина.  Посмотрите,  в  каком  она  экстазе!  Нет,
святотатцы  выглядят не так! Эй, Эгисф, Эгисф! Ты молчишь,  почему
ты не отвечаешь?
     Эгисф.  Разве с вонючками спорят? Их уничтожают!  Я  совершил
некогда ошибку, не тронул ее, но эта ошибка поправима. Не бойтесь,
я раздавлю ее - и с нею иссякнет ее род.
     Толпа.  Угрозы  -  не ответ, Эгисф. Тебе  нечего  нам  больше
сказать?
     Молодая  женщина. Она танцует, она улыбается, она  счастлива,
и мертвецы точно оберегают ее. Ах! Электра, как я тебе завидую. Но
гляди, я тоже поднимаю руки, я тоже подставляю грудь солнцу!
     Голоса в толпе. Мертвецы молчат. Эгисф, ты обманул нас!
     Орест. Электра, дорогая моя!
     Юпитер.  Проклятие, пора прекратить болтовню  этой  девчонки!
(Протягивает руку.) Позидон, карибу, карибон, люлабу.
     Глыба,  запиравшая  вход  в  пещеру,  с  грохотом  катится  к
ступеням храма. Электра прерывает танец.
     Толпа. Ужас!

     Долгое молчание.

     Верховный  жрец.  О  трусливый и легковерный  народ,  мертвые
мстят!  Смотрите,  какие  густые рои мух  опускаются  на  нас!  Вы
внимали святотатственному голосу, и вот мы прокляты!
     Толпа.  Мы  ничего не сделали, это не наша вина, она  пришла,
она  смутила  нас своими отравленными речами! В реку  колдунью,  в
реку! Сжечь ее!
     Старуха  (показывая на молодую женщину). И эту туда  же,  она
пила ее речи, как мед, сорвите с потаскухи одежду, секите ее голую
до крови!

     Молодую  женщину  хватают, мужчины  поднимаются  по  ступеням
храма и бросаются к Электре.

     Эгисф  (пришел в себя). Молчать, собаки! На место,  соблюдать
порядок, я сам позабочусь о наказании!

     Молчание.

     Ну?   Видели,  к  чему  приводит  непокорность?  Вы  все  еще
сомневаетесь  в  вашем вожде? Идите по домам,  мертвецы  пойдут  с
вами,  они  будут вашими гостями весь день и всю  ночь.  Дайте  им
место за вашим столом, у вашего очага, на вашем ложе, постарайтесь
примерным поведением загладить все случившееся. Что до  меня  -  я
вас  прощаю,  хотя  ваши  подозрения мне  причинили  боль.  А  ты,
Электра...
     Электра. Что? Не вышло - в следующий раз сделаю лучше.
     Эгисф.  Уж  я  постараюсь не дать тебе такой возможности.  Ты
знала, что законы города запрещают мне карать в день праздника,  и
злоупотребила  этим. Но я лишаю тебя гражданства, я изгоняю  тебя.
Ты  уйдешь  босиком,  без вещей, в своем гнусном  наряде.  И  если
завтра  на  заре  ты еще будешь в стенах города, я  прикажу,  чтоб
первый,   кого  ты  встретишь,  убил  тебя,  как  паршивую   овцу.
(Выходит.)

     Стражи следуют за ним. Толпа проходит мимо Электры, грозя  ей
кулаками.

     Юпитер   (Оресту).   Ну  что,  государь   мой?   Поучительно?
Высокоморальная  история, если я не ошибаюсь: зло  было  наказано,
добродетель   восторжествовала.   (Указывая   на   Электру.)   Эта
женщина...
     Орест.  Эта женщина - моя сестра, приятель! Убирайся, я  хочу
с ней поговорить.
     Юпитер  (мгновение смотрит на него, потом пожимает  плечами).
Дело твое. (Уходит.)

     Педагог следует за ним.

        "ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ"

     Электра на ступенях храма, Орест.

     Орест. Электра!
     Электра  (поднимает голову и смотрит на  него).  А,  это  ты,
Филеб?
     Орест.  Тебе нельзя оставаться в городе, Электра. Тебе грозит
опасность.
     Электра.   Опасность?  Да,  в  самом  деле.  Видел,   как   я
срезалась? Тут немного виноват и ты, но я на тебя не сержусь.
     Орест. А что я сделал?
     Электра.   Обманул  меня.  (Спускается  к  нему.)  Дай-ка   я
посмотрю тебе в лицо. Так и есть, я клюнула на твой взгляд.
     Орест.  Время  не ждет, Электра. Слушай, убежим  вместе.  Мне
тут должны достать лошадей, я посажу тебя за спину.
     Электра. Нет.
     Орест. Ты не хочешь убежать со мной?
     Электра. Я не хочу убегать.
     Орест. Я отвезу тебя в Коринф.
     Электра (смеясь). А, Коринф! Вот видишь, это не нарочно -  но
ты  опять  обманываешь меня. Что мне делать в  Коринфе?  Я  должна
образумиться. Еще  вчера  я была так непритязательна,  я  смотрела
сквозь  ресницы  на  царскую чету: на старую красавицу  с  мертвым
лицом  и  на него, жирного, бледного, с безвольным ртом  и  черной
бородой, которая, точно полчише пауков, бежит от уха до уха,  и  я
мечтала  о  струйке пара, похожей на дыхание в  морозное  утро,  о
тонкой струйке пара, поднимающейся от их вспоротых животов. Вот  и
все,  чего  я  хотела, клянусь тебе, Филеб. А ты чего  хочешь?  Не
знаю,  но  верить  тебе  нельзя: в твоем взгляде  слишком  большие
притязания. Знаешь, как я думала до знакомства с тобой? Я  думала,
что мудрость жизни в том, чтоб отплатить злом за зло, которое тебе
причинили. Больше я ничего не хотела.
     Орест.  Электра, если ты последуешь за мной, ты узнаешь,  что
мудрость не сводится к этому.
     Электра.  Не хочу больше тебя слушать. Ты причинил мне  много
горя.  Ты  явился  со своими голодными глазами на нежном  девичьем
лице,  и  я позабыла о ненависти, пальцы мои разжались, я выронила
мое  единственное  сокровище.  Мне захотелось  верить  в  то,  что
здешних  жителей можно вылечить словами. Ты видел  результат:  они
лелеют  свое  горе,  они нуждаются в привычной  язве  и  заботливо
поддерживают  ее, расчесывая грязными ногтями. Их  можно  вылечить
только  насильно:  зло одолеешь лишь злом. Прощай,  Филеб,  уходи,
оставь меня моим дурным снам.
     Орест. Тебя убьют.
     Электра.   Здесь   есть  святилище  -  храм   Аполлона.   Там
укрываются  иногда  преступники, никто не  имеет  права  коснуться
волоска на их голове. Я спрячусь туда.
     Орест. Почему ты отвергаешь мою помощь?
     Электра.  Мне  должен  помочь не ты. Меня  освободит  другой.
(Пауза.) Мой брат не умер, я знаю. Я его жду.
     Орест. А если он не придет?
     Электра.  Придет, не может не прийти. Он нашего рода,  пойми:
преступление и зло у него в крови, как у меня. Это воин с глазами,
налитыми  кровью,  как  у  нашего отца, всегда  готовый  на  взрыв
ярости,  он  мучается,  он  запутался в  собственной  судьбе,  как
лошадь,  раненная в живот, запутывается в кишках: и теперь  он  не
может  двинуться, не раздирая себе внутренности. Он  придет,  этот
город притягивает его, я уверена, потому что именно здесь ему дано
причинить себе самое страшное зло!Он придет набычившийся,страдающий,
роя землю от нетерпения. Я боюсь его, каждую ночь вижу  его во  сне
и  просыпаюсь с криком. Но я жду и люблю  его.  Я  должна остаться
здесь, чтоб направить его ярость - я-то  ведь  не  теряю головы,-
чтоб  указать ему пальцем на виновных и сказать:  "Рази, Орест, рази.
Вот они!"
     Орест. А если он не таков, как ты воображаешь?
     Электра.  Каким  же может быть, по-твоему, сын  Агамемнона  и
Клитемнестры?
     Орест.  А  если  он, выросший в счастливом городе,  устал  от
всей этой крови?
     Электра.  Тогда  я плюну ему в лицо и скажу: "Убирайся,  пес,
ступай к бабам, ты сам баба. Но ты плохо рассчитал: ты внук Атрея,
и тебе не уйти от судьбы Атридов. Ты предпочел позор преступлению,
дело твое. Но судьба найдет тебя и в постели: ты сначала испытаешь
позор, а потом свершишь преступление, хочешь или не хочешь!"
     Орест. Электра, я - Орест!
     Электра (кричит). Ты лжешь!
     Орест.   Клянусь   тебе   божественной   душой   моего   отца
Агамемнона: я - Орест.

     Молчание.

     Ну? Чего же ты ждешь, чтоб плюнуть мне в лицо?
     Электра. Как я могу? (Смотрит на него.) Этот прекрасный лоб
-  лоб  моего  брата.  Эти сверкающие глаза - глаза  моего  брата.
Орест... Ах! Лучше бы ты оставался Филебом, а моего брата не  было
бы в живых. (Робко.) Ты прежде жил в Коринфе?
     Орест. Нет, меня воспитали афинские буржуа.
     Электра. Как молодо ты выглядишь. Ты когда-нибудь сражался?
Этот меч у твоего пояса - он тебе служил когда-нибудь?
     Орест. Никогда.
     Электра. Мне было не так одиноко, пока ты  неназвал себя: я
ждала того, другого. Я думала всегда  о его  силе,  а не о своей
слабости. А теперь ты здесь, Орест - это ты. Гляжу я на тебя  и
вижу,  что мы -сироты. (Пауза.) Но я люблю  тебя,  знаешь крепче,
чем любила бы его.
     Орест. Пойдем, если ты меня любишь; бежим вместе.
     Электра.  Бежать?  С  тобой?  Нет.  Судьба  Атридов  решается
здесь, а я из рода Атридов. Я тебя ни о чем не прошу. Я больше  ни
о чем не могу просить Филеба. Но я остаюсь здесь.

     В глубине сцены появляется Юпитер, прячется, подслушивая.

     Орест.  Электра, я - Орест... твой брат. Я тоже  Атрид,  твое
место - рядом со мной.
     Электра.  Нет.  Ты мне не брат, я тебя не знаю.  Орест  умер,
тем  лучше для него. Отныне я буду почитать его божественную душу,
как  чту души отца и сестры. А ты, ты - претендующий на родство  -
кто  ты,  чтоб называться Атридом? Прошла ли жизнь твоя под  сенью
убийства?   Ты   был,   вероятно,  спокойным   мальчиком,   тихим,
рассудительным  - ты был гордостью приемного отца,-  чисто  умытым
мальчиком,  доверчиво  глядевшим на  мир  блестящими  глазами.  Ты
доверял  людям,  потому  что  они тебе широко  улыбались,  столам,
кроватям,   ступенькам  лестниц,  потому  что  это  верные   слуги
человека;  ты  доверял жизни, потому что был богат, потому  что  у
тебя было много игрушек; тебе случалось думать, что мир не так  уж
плохо устроен, что погрузиться в него так же приятно, как в теплую
ванну,  сплошное удовольствие. А я в шесть лет была  служанкой,  я
ничему   не   доверяла.  (Пауза.)  Уходи,  прекрасная  душа.   Мне
прекрасная душа ни к чему; мне нужен был сообщник.
     Орест.  Неужели  ты  думаешь, что я тебя  оставлю  одну?  Как
сможешь ты тут жить, утратив последнюю надежду?
     Электра. Это мое дело. Прощай, Филеб.
     Орест.Ты меня гонишь?(Делает несколько шагов,останавливается.)
Разве  я виноват, что не похож на разъяренного  солдафона, которого
ты ждала? Его ты взяла бы за руку, ты  сказала бы ему: "Рази!" Меня
ты ни о чем не просишь. Господи,да кто же я такой, если собственная
сестра отталкивает меня, даже не испытав?
     Электра.   Ах,  Филеб!  Я  никогда  не  смогла  бы  возложить
подобное бремя на твое сердце, не ведающее ненависти.
     Орест   (подавленно).   Ты  хорошо  сказала:   "не   ведающее
ненависти".  И  любви. Тебя я мог бы полюбить. Мог бы...  Но  как?
Чтоб любить, чтоб ненавидеть, надо отдаться чувству. Как прекрасен
полнокровный человек, человек, который крепко стоит на ногах среди
своих  владений  и  отдается  в один  прекрасный  день  любви  или
ненависти   -   он  отдает  вместе  с  собой  свои   земли,   дом,
воспоминания. А кто я? Что могу дать я? Я едва существую: из  всех
призраков,  блуждающих сегодня по городу, я - самый призрачный.  Я
испытал  призрачные увлечения, преходящие и бесплотные, как  пары.
Но  я  не  ведаю,  что  такое  истинная страсть  живого  человека.
(Пауза.)  Позор! Я вернулся в родной город, и сестра  отказывается
признать  меня.  Куда  же  мне теперь?  Какого  города  мне  стать
наваждение