роге стоит мымра лет шестидесяти, одетая в  какие-то  чудовищные
по безвкусице тряпки и стоптанные туфли. Рожа - Баба-Яга из мультяшки  в
передаче "Спокойной ночи, малыши!", после которой дети от ужаса не могут
заснуть, а родители пишут на телевидение слезные письма, умоляя не пока-
зывать детям на ночь такие фильмы.
   Полагая, что эта страшила хочет попросить у меня пару марок  на  бед-
ность, я начинаю спешно рыться в своем кошельке в поисках мелочи, а  она
неожиданно отстраняет меня своей костлявой лапой и бесцеремонно входит в
   квартиру.
   Теперь, когда мое ухо уже привыкло к немецкому языку, когда я и  сама
могу составить немудреную фразу, понять такой же ответ и  объясниться  с
прохожим на улице или с продавцом в магазине, - я, вспоминая сейчас  от-
дельные слова этой тетки, могу примерно реконструировать почти все,  что
она мне говорила. Сейчас я могу ошибиться только в незначительных  мело-
чах, но интонации этой старой суки я просекла безошибочно!
   Однако тогда наш диалог напоминал игру в одни ворота.  Выглядело  это
примерно так:
   - Что вам нужно? - испуганно говорю я без малейшей надежды понять от-
вет.
   - Я знаю, что мне нужно. Вы говорите по-немецки?
   - Нет.
   - По-английски?
   - Нет. Немножко...
   Она, сразу переходя на английский:
   - Кто вы такая?
   Я, с величайшими муками:
   - Хозяйка этой квартиры...
   В ответ - презрительный смех и сразу жесткий немецкий:
   - Это ложь! Я хозяйка всего этого дома. Я сдавала эту квартиру амери-
канской армии!.. Вы не имеете права здесь  жить.  Немедленно  убирайтесь
отсюда!!!
   Зная почтительное отношение немцев к деньгам, я в  панике  собираю  в
одну кучу огрызки разных английских слов и, как мне кажется, говорю:
   - Но мой друг заплатил за эту квартиру за три месяца вперед...
   - Он заплатил за себя! Я завтра же верну эти деньги американской  ар-
мии, но никаких иностранцев в своем доме не потерплю! Откуда вы? Польша,
Болгария, Югославия, Албания?
   - Я русская... То есть, сейчас я из Израиля... - лепечу я и  протяги-
ваю ей свой израильский паспорт.
   Она даже не прикасается к  моему  паспорту,  только  смотрит  в  него
брезгливо и вдруг разражается истерическим хохотом. Да таким, что у  нее
даже пена на губах выступает. Она начинает метаться по комнате  и  орать
примерно следующее:
   - Из Израиля!.. Еврейка!!! В доме, построенном моим отцом - генералом
абвера, одним из первых членов национал-социалистической  партии  Герма-
нии, не хватает еще и еврейки!!! Вон! Немедленно вон отсюда!!! И  запом-
ните раз и навсегда: Германия только для немцев! А  вы  все  -  русские,
турки, арабы, евреи... Вы - раковая опухоль  на  теле  нашей  несчастной
Германии!.. Вы сосете кровь немецкого народа! И мы, немцы, еще должны из
своих налогов оплачивать здесь вашу жизнь?! Вон отсюда!!! Вон к  свиньям
собачьим! Из моего дома! Из моего Мюнхена! Из моей Германии! Шайзе!... Я
сейчас же звоню в полицию!..
   Она хватается за телефон,  дергается  словно  в  припадке  эпилепсии,
брызгает слюной, глаза у нее становятся уже совершенно безумными, и  она
продолжает вопить свои тексты в добротном митинговом стиле нашего  заме-
чательного общества "Память".
   И я - через полчаса, со своей гитарой, огромной сумкой тети  Хеси,  с
недописанным письмом папе, оставив десятки милых моему сердцу  собствен-
ных мелочей в этой сволочной нацистской квартире, - оказываюсь на Хаупт-
банхофе. На главном железнодорожном вокзале Мюнхена - последнем прибежи-
ще нищих бездомных азилянтов.
   - Где мы на четвертые сутки ее и нашли, - сказал
   Нартай.
   - На третьи, на третьи, - поправила его Катя. -  Не  драматизируй.  Я
переночевала там всего лишь трижды.
   - Тоже вполне достаточно, - заметил Эдик и повернулся ко мне:  -  По-
мойка! Настоящая человеческая помойка в центре такого потрясающего горо-
да!..

   Часть Одиннадцатая
   (коротенькая), рассказанная Автором, - о том, что в жаркую  погоду  в
мюнхенских бассейнах можно не только выкупаться, попить пива и отдохнуть
на лужайке, но и узнать почти детективную историю, не  имеющую  никакого
политического значения...

   - Стойте! Стойте!.. - всполошился я. - Вы меня совсем, к чертовой ба-
бушке, запутали! А откуда же тогда появился Нартай? При чем  здесь  Нар-
тай?..
   - То есть, как это "при чем"?! - возмутился Нартай. - Я ее первый за-
метил! "Смотри, говорю, Эдька! Эта девка, которая на Мариенплац  русские
песни поет, сидит со шмотками и рожа у нее какая-то опрокинутая.  Может,
заболела?.." А Эдька мне и говорит...
   - Да подожди ты, Нартайчик! - безжалостно прервал его Эдик. - Тебя не
о том спрашивают. Тебя спрашивают - как ты сам появился в  Мюнхене.  Мо-
жет, про тебя потом кино сделают. Верно?
   - Не исключено, - осторожно сказал я.
   Нартай прямо взвился!
   - Ну, Эдик!.. Ну, гад ползучий! Это про вас с Катькой надо  кино  де-
лать! Разоблачительное! Это вы сюда, за бугор, рвались, как умалишенные,
диссиденты вшивые!.. А я, наоборот, отсюда хотел только домой - в  Алма-
ты! Я и сейчас хочу... И если бы не ты!.. Вот и расскажи, расскажи,  как
я сюда попал!..
   - О'кей, о'кей... - примирительно сказал Эдик. - Не вопи, люди обора-
чиваются.
   - Имел я в виду всех этих людей, - сказал Нартай и встал.
   Мы валялись на зеленой лужайке "Зюдбада" - одного  из  десятков  мюн-
хенских бассейнов, на открытом солнце, и только Катя была заботливо уса-
жена в шезлонг под огромным полосатым зонтом.
   - Катька, нагреби мне немного деньжишек  -  пойду  мужикам  еще  пива
возьму, - сказал Нартай. - И следи, чтобы Эдька тут ничего не врал.
   Катя порылась в сумке и протянула Нартаю кошелек:
   - Мне тоже пива, Нартайчик.
   - Обойдешься. Тебе - оранж-сафт, - безапеляционно сказал Нартай.
   - Мне уже осточертел твой сафт. Я хочу пива!
   - Ты хочешь, чтобы ребенок родился алкоголиком, да? Фиг тебе!
   И Нартай в одних плавках пошел на своих смуглых крепеньких кривоватых
ногах в буфет.
   - Он, конечно, прав, - задумчиво проговорил Эдик, глядя в  след  Нар-
таю. - В том, что он оказался здесь, наверное, виноват я...

   Часть Тринадцатая,
   рассказанная Автором, - о том, что произошло дальше...

   Тут я вынужден прервать Эдика. К этому моменту его рассказ уже совер-
шенно потерял былую стройность - Нартай все время вклинивался со  своими
подробностями этой истории, перегружал  ее  техницизмами  и  специальной
танковой терминологией, понятной лишь ему одному, и, в конце концов, все
свелось к ожесточенной перепалке со взаимными упреками в неточности, за-
бывчивости и полном искажении действительности.
   Во-первых, Нартай заявил, что морда у него никакая не  "среднеазиатс-
кая", а исконно казахская, ибо казахи никогда не причисляли себя к Сред-
ней Азии, а всегда были абсолютно самостоятельной и великой нацией!  Это
раз.
   Второе, что очень сильно возмутило Нартая, - дышал он тогда на  Эдика
не дешевым шнапсом, а прекрасным и  настоящим  "Вайцен-Корном",  который
почти на две марки дороже той гадости, которую приписал ему Эдик!..
   И в третьих, - когда он приказал Эдику выбросить пистолет, то  сказал
не "на хер", а совершенно другое слово. Тоже из трех букв и тоже на "х",
но совершенно другое!..
   Он, Нартай, конечно, понимает, что в тот момент у Эдика  были  полные
штаны от страха и он мог кое-что подзабыть, но всему же  есть  предел!..
Нельзя же все время перекраивать Историю!!!
   Претензии Нартая к Эдику были мелочны и, казалось бы,  незначительны,
но очень мешали восприятию дальнейшего хода событий.
   Поэтому, с трудом узнав всю историю целиком, я решил вторую  половину
пересказать сам, решительно очистив ее от препирательств Нартая  и  Эди-
ка...
   ...Нартай втащил Эдика в танк, мгновенно задраил  люк  и  откинул  от
внутренней стенки орудийной башни сиденье заряжающего.
   - Садись сюда и держись за что-нибудь! - он  метнулся  вниз  на  свое
место механика-водителя. - И ничего там не трогай!..  Это  твоя  машина?
"Опель" твой, я тебя спрашиваю?!
   - Нет? - прокричал ему Эдик. - Это их "опель"!..
   - Очень, очень хорошо! - мстительно пропел Нартай  и  резким  броском
двинул танк вперед прямо на ни в чем не повинный автомобиль. - Сейчас  я
ему устрою техническое обслуживание по первому разряду!!! Держись  креп-
че, мужик!..
   И прокричал загадочную в то время для Эдика фразу:
   - Э-э-эх! Когда-то копыта коней моих предков...
   Раздался удар, треск, скрежет разрывающегося металла. Танк  несильно,
но ощутимо тряхнуло, и Эдик услышал чей-то истошный крик, отчаянную  ав-
томатную очередь и звонкий цокот пуль по танковой броне.
   - Давай, давай, стреляй, гад!!! - злобно закричал Нартай, сдавая танк
назад и снова бросая его на уже искалеченный "опель". - Ничего, пешочком
пройдетесь! Для здоровья полезно!..
   Танк с ходу взлетел на то, что еще несколько секунд назад было  "опе-
лем-омегой", застопорил одну гусеницу и закрутился на месте, перемалывая
остатки автомобиля в некую маслянисто-металло-пластмассовую кашу.
   Нартай еще что-то кричал, но двигатель танка ревел так, что  Эдик  не
мог разобрать ни единого слова. Эдика мотало из стороны в сторону  и  он
судорожно цеплялся за какие-то выступы, приборы, кронштейны,  пока  чуть
было не ухватился за два пушечных снаряда, укрепленных  за  его  спиной.
Тут он в панике отдернул руки и намертво  приклеился  к  казенной  части
спаренного пулемета.
   ...Когда все кончилось, когда Яцек Шарейко и Саня  Анциферов  исчезли
неведомо куда, а от "опеля-омеги"  осталось  лишь  слабое  воспоминание,
танк на малых оборотах, негромко фырча двигателем,  отполз  в  ближайший
лесочек и схоронился там от рассветных лучей утреннего солнца.
   Нартай внимательно и осторожно оглядел все  вокруг  через  призменный
прибор наблюдения, убедился в том, что рядом нет ни  одной  живой  души,
выключил мотор и открыл свой верхний люк. В танк ворвалась свежая  прох-
лада начинающегося дня.
   Нартай встал из водительского кресла, пролез в боевое отделение башни
и настежь распахнул второй люк над головой ошалевшего Эдика.
   - Открыть окна и двери - проветрить помещение! - сказал Нартай  голо-
сом матроса Железняка после разгона Учредительного собрания.
   Он стащил с головы шлемофон, бросил его на свое кресло и уставился на
Эдика:
   - Жрать хочешь?
   Выпили почти по стакану "Вайцен-Корна", вскрыли  две  банки  говяжьей
тушенки, поели сыру, хлеба с маргарином. Съели большой безвкусный немец-
кий огурец, две завядшие помидорки и еще чуть-чуть выпили.
   Потом Нартай вытащил большой термос, две пиалы  и  маленький  пакетик
конденсированных сливок. Налил из термоса уже изрядно остывший,  но  со-
вершенно черный и убийственно крепкий чай в пиалы, плеснул туда сливок и
спросил:
   - Пил когда-нибудь чай по-казахски?
   - Нет, - ответил Эдик.
   - Пей. Пей и рассказывай. Но рассказывай все,  как  есть.  Ничего  не
ври. Больше всего на свете я ненавижу вранье!..
   И Эдик Петров рассказал Нартаю Сапаргалиеву все.
   Нартай слушал молча - не осуждая, не сочувствуя.  Только  смотрел  на
Эдика своими немигающими узкими глазами поверх пиалы с чаем по-казахски.
   А потом брезгливо сказал:
   - Дурак ты, Эдик. У тебя в твоем доме начался пожар. Ты же не  бежишь
в чужой дом к соседям - переждать, пока огонь не потухнет или  твой  дом
совсем не сгорит? Ты же сам как-то стараешься  потушить  пожар  в  своем
собственном доме... На кой тебе хрен нужна была эта Германия?
   Помесь восточной орнаментальности с жестокой прямолинейностью в  сло-
вах Нартая не помешали Эдику расслышать то, в чем он  так  боялся  приз-
наться самому себе еще с первых шагов по Унтербергсштрассе...
   И Нартай это понял.
   - Ладно, - сказал он. - Твое дело. Где у вас тут ближайшая  Советская
власть?
   Ближайшая Советская власть была только в Мюнхене.
   Генеральное консульство Союза  Советских  Социалистических  Республик
размещалось на углу Зайдельбергштрассе и Карлштрассе, и Эдик уже  давно,
на всякий случай, держал в памяти  адрес  этого  русского  оазиса.  Мало
ли?.. Чем черт не шутит! Все в жизни может быть. Пути эмигрантские,  как
и Господни, неисповедимы...
   - В Мюнхене?.. - задумчиво переспросил Нартай. -  Триста  верст.  Ну,
что ж, значит, нужно добираться до Мюнхена.
   - Зачем?!
   - У меня на руках боевая техника - собственность моего государства, -
жестко проговорил Нартай. - И уж если с ней произошло такое, то мое  го-
сударство обязано позаботиться о том, чтобы эта техника была  возвращена
туда, где ей и положено быть. Вместе со мной! Не бойся, Эдька, тебя я не
продам. Можешь хоть сейчас вылезти на волю и идти на все  четыре  сторо-
ны... Мне с тобой спорить некогда - у меня дембель на носу. Я еду в Мюн-
хен!
   - Ты в своем уме?! Да нас с твоим танком на первом же перекрестке по-
лиция за жопу возьмет!..
   Нартай улыбнулся и разлил остатки "Вайцен-Корна" по кружкам:
   - А мы с тобой, как партизаны - потихонечку, ночами и огородами. Будь
здоров! Открыть еще банку тушенки?
   - Не надо. - Эдик выпил, закусил ломтиком огурца. - У нас даже  карты
нету!
   - Как это нету?! - возмутился Нартай. - Я тебе  что,  пальцем  делан-
ный?!
   Он достал дерматиновый портфель с картами, выбрал  листы  всех  дорог
Плауэн-Мюнхен и разложил их перед Эдиком:
   - У любого уважающего себя механика-водителя должны быть карты терри-
торий предполагаемого противника! Такую карту ни за какие деньги не  ку-
пишь.
   - Здесь на заправке или в газетном киоске за несколько  марок  можешь
купить любую карту со всеми обозначениями.
   Нартай презрительно усмехнулся:
   - Правильно! Где поссать, где пожрать,  где  заправиться  -  там  все
обозначено! А ты на мою посмотри...
   Эдик стал просматривать карты Нартая. На них были нанесены все глуби-
ны водных преград, все высоты даже  малейших  подъемов,  государственные
учреждения самых крохотных городков и деревень, расположения всех воинс-
ких частей бундесвера - с обозначением родов  войск,  вероятной  числен-
ностью боевых технических средств и личного состава, скрупулезно рассчи-
таны пути обхода наиболее опасных участков, возможные подходы для  нане-
сения первого удара...
   Но больше всего поразило Эдика, что на последнем листе  под  Мюнхеном
он неожиданно обнаружил даже "Китцингер-хоф"!
   - Наши шпионы даром хлеб не едят! - сказал Нартай. - Жаль только, что
чаще всего они на мудаков работают...
   День провели в танке. Только еще глубже проползли в лес  и  затаились
там в небольшой ложбинке у ручья.
   Дремали после бессонной боевой ночи,  доедали  остатки  сухого  пайка
Нартая, болтали о цирке, о военной службе,  о  Москве,  об  Алма-Ате,  о
родственниках, которых у Нартая было великое множество, а у Эдика не бы-
ло вообще...
   С помощью замечательных карт Нартая, по времени отхода эшелона и вре-
мени отцепления платформы нехитрым способом определили собственное  мес-
тонахождение и остаток дня провели в прокладке наиболее безопасного ноч-
ного маршрута на Мюнхен.
   Потом Нартай достал еще один, изрядно засаленный шлемофон, надел  его
Эдику на голову и подключил шлемофон к внутреннему танковому  переговор-
ному устройству - ТПУ Р-124. И научил Эдика пользоваться призменным при-
бором наблюдения с коротким и таинственным названием - МК-4.
   Затем Нартай установил и подключил прибор ночного видения для себя, с
еще более таинственным названием - ТВНО-2. Вместе с прибором для  вожде-
ния танка в полной темноте Нартай укрепил вторую,  специальную,  фару  -
ФГ-125 в башенном кронштейне прожектора А-2Г.
   Я совершенно сознательно повторяю за Нартаем все технические  обозна-
чения того или иного танкового оборудования. Он так яростно настаивал на
точности названий, что если бы я этого не сделал и  попытался  бы  дока-
зать, что все эти буквы и цифры могут быть понятны только  узкому  кругу
специалистов, - мы никогда бы не  выбрались  из  споров  о  преимуществе
конкретных и реальных деталей над  свободным  полетом  фантазии  "безот-
ветственных художников".
   - Задача искусства - отражать правду жизни, как она есть, а  не  пуд-
рить мозги читателям и зрителям. Я поэтому всяких там Жюль Вернов не пе-
ревариваю! - безапелляционно заявил Нартай.
   Почти всю первую ночь шли со скоростью двадцать-двадцать  пять  кило-
метров в час.
   Старательно обходили деревеньки и городки, маленькие  мелкие  речушки
пересекали вброд, благо их примерные глубины были  четко  обозначены  на
картах Нартая.
   Только однажды остановились. Уже в четвертом часу утра, когда  начало
светать, выбрали укромное местечко неподалеку от Амберга, в полутора ки-
лометрах от автобана, и Эдик, захватив с собой термос Нартая, пошел пеш-
ком к бензозаправочной станции - купить  какой-нибудь  еды  и  наполнить
термос горячим чаем.
   Когда он вернулся к танку, то увидел сидящего за картой Нартая - све-
жеумытого, выбритого, одетого в дешевый попугайской  расцветки  трениро-
вочный костюм, толстые белые носки и новенькие кроссовки.
   - Сто двадцать пять верст отмахали! - сказал Нартай. - Чего принес?
   - Чай, пицца и сэндвичи с ветчиной, сыром и салатом.
   - Здорово! Я здесь за два года так пиццы и не попробовал.  Как  дума-
ешь, Эдик, у вас там в Мюнхене, в нашем посольстве...
   - Посольство в Бонне. В Мюнхене только консульство.
   - Один черт! Они меня там на какое-нибудь довольствие поставят?  Нас-
чет жилья, жратвы... Они же обязаны, да? Я ж  все-таки  советский  чело-
век!..
   Припомнив несколько встреч с нашими бойцами дипломатического фронта в
прошлых зарубежных гастролях, Эдик сильно усомнился в этом, но сказал:
   - Конечно, конечно, Нартай! Да и я тебя не брошу. В конце концов, что
ты оказался здесь - моя вина.
   Поели, попили и завалились спать: Нартай в своем водительском кресле,
только спинку откинул подальше, а Эдик в башне, на каких-то  брезентовых
чехлах, которые выдал ему Нартай.
   Проснулся Эдик часов в двенадцать от птичьего щебета  и  еле  слышной
возни. Открыл глаза, заглянул в отделение  механика-водителя  и  увидел,
что Нартай быстро и осторожно прячет небольшой железный ящик, прикрывает
его разным шмотьем и заставляет своим огромным чемоданом,  туго  набитым
немецкими подарками для всей казахской родни.
   - Ты чего там, Нартай?.. - сонно спросил Эдик.
   - Да так... Прибираюсь помаленьку... - фальшивым голосом ответил Нар-
тай. - Ты спи, спи!
   День прошел в полудреме и вялой болтовне.
   Взбодрились только под вечер. Нартай даже потребовал, чтобы Эдик  по-
казал ему что-нибудь "цирковое". Эдик влез на танк и  на  крышке  коман-
дирского люка  выжал  стойку  на  одной  руке.  А  потом  сделал  задний
сальто-мортале с танка на землю.
   Нартай сокрушенно сплюнул:
   - Господи! Ну, что ты за дурак, Эдька?! Ну, на кой хрен тебе эта Гер-
мания?!
   С наступлением темноты снова двинулись на Мюнхен.
   До середины ночи шли ходко - километров по тридцать в  час,  а  потом
сильно заколдобило. Около часа мыкались, искали пути возможного  пересе-
чения автобана Регенсбург - Мюнхен,  по  которому  нескончаемым  потоком
неслись автомобильные фары; еще час искали брод или какой-нибудь  подхо-
дящий мост через Дунай.
   Нартай матерился по-казахски, по-русски причитал:
   - Так все горючее сожжем!.. Аккенаузен сегейн!.. Эх, знать бы... Я бы
две дополнительные бочки установил и горя б мы не ведали!
   - У тебя канистры есть? - спросил Эдик.
   - Толку-то что? Есть парочка...
   - Подгребай к автобану поближе. Я там на танкштелле куплю солярку.
   - Для моей ласточки две канистры - как слону дробина  в  жопу!  Я  по
грунтовой дороге каждые сто километров триста литров сжигаю. А уж у меня
двигун отлажен - будьте-нате!..
   Еще затемно и автобан пересекли так, что их никто не заметил, и  мост
через Дунай нашли - крепкий, бетонный и, самое главное, почти безлюдный.
   Правда, пришлось лишние полчаса ждать с выключенным двигателем,  пока
из-под этого моста не уедет автомобиль, в котором пар