ду это чинопочитание!
   Ну, этот Леша - бог в немецком языке! - переводил  так  классно,  что
мне казалось, будто наш генерал говорит по-русски...
   - ...Люди, ответственные за лживую информацию об исчезновении боевого
танка и его механика-водителя, изгнаны из армии, и дело их уже  рассмат-
ривается военной прокуратурой. Их ждет заслуженное  наказание!  Старшему
сержанту Нартаю Сапаргалиеву министром обороны России объявляется благо-
дарность за сохранение боевой техники и  участие  в  спасении  общежития
иностранных беженцев. Кроме того, старший сержант Сапаргалиев увольняет-
ся из армии с присвоением ему звания "прапорщик" и квалификации  "Мастер
вождения танка"! Ему возмещаются все суммы из расчета оклада  прапорщика
за месяцы, проведенные на территории Германии  не  по  своей  воле.  Рад
собственноручно передать эти деньги нашему товарищу Сапаргалиеву! Сапар-
галиев!.. Где вы?..
   И вынимает из кожаной папки большой конверт.
   А Сапаргалиева - нигде нет! Когда он успел смыться?..
   И происходит неловкая заминка. Генерал держит конверт с деньгами, Ге-
неральный консул глазами ищет героя сборища, Петер с Наташей  перегляды-
ваются, и только я один замечаю, что нет и Лори...
   Я, как сумасшедший, срываюсь с места, бегу за  дом  к  нашему  сараю,
влетаю туда, и сразу к двери его каморки!
   А оттуда - такие стоны, такие вздохи, такие ахи - словно из порнушно-
го фильма!..
   - Нартай! - кричу. - Ты в своем уме?! Нашел  время!  Генерал  вызыва-
ет!!!
   Он, естественно, дверь не открывает и отвечает мне задыхающимся голо-
сом:
   - А хер с ним, с генералом! Подождет... Я его дольше ждал!.. Я теперь
вообще - гражданский человек!
   И Лори мне кричит по-немецки:
   - Я так счастлива, Эдди!..
   Тьфу, думаю, да пошли вы к чертовой матери! Кричу ему:
   - Ты хоть переоденься! Мне будет что сказать...
   - Ладно! - хрипит Нартай. - Иди отсюда!
   Я прибегаю обратно, говорю генералу:
   - Он переодевается... Сейчас будет!
   А тут уже наш Генеральный консул выступает. Наташа мне шепчет:
   - Ваш консул так  говорит  по-немецки,  что  нашим  баварцам  у  него
учиться надо.
   Я к этому Алексею Борисовичу:
   - Переводи, Леша. Я интеллигентный язык с трудом понимаю...
   - Нет вопросов! - говорит Леша. - Федор Николаевич говорит,  что  се-
годня, когда все европейские народы собираются в единую  семью,  я  имею
честь представлять здесь - в прекрасном Мюнхене, на замечательной  земле
Баварии, горячо любимую мною Россию. Новую Россию! Которая,  смею  наде-
яться, в будущем займет свое достойное место в европейском сообществе  и
партнерстве. Нам, новому составу дипломатических работников  нового  ми-
нистерства иностранных дел России, обязательно нужно учесть  все  ошибки
работников старого консульства и сделать все возможное, чтобы они никог-
да не могли быть повторены!
   И так пристально смотрит на меня. Вроде бы извиняется за тех  жлобов,
на которых мы уже два раза напарывались. Ну, я  улыбаюсь  ему,  дескать,
тоже надеемся. А в голове одна мысль - через два часа  Нартайчика  здесь
уже не будет...
   - В благополучном и счастливом исходе этого  запутанного  дела  очень
помогли письма и заявления в различные инстанции одного московского  пи-
сателя, который, оказывается, был знаком с истинным положением вещей...
   Это он о вас так... А фамилию не называет. Ну, да плевать,  правда?..
Мы-то знаем - кто есть кто!
   Не успевает Генеральный консул закончить свою речь - появляется  Нар-
тай в баварском костюме, который подарили ему Наташа и Петер ко дню рож-
дения еще черт-те когда!..
   Мокрый, взъерошенный, шляпка на одном ухе, тяжело дышит и тихо  спра-
шивает меня, наглец этакий:
   - Ну, что у вас здесь происходит? Когда можно будет уже выпить?
   Только хотел я ему ответить, как берет слово этот чин из  бундесвера,
и при помощи Леши-переводчика я слышу:
   - Я - человек военный. Буду краток.  Счет  ничейный.  Один-один.  Наш
Маттиас Руст пролетел на спортивной "Сессне" сквозь все военные  кордоны
бывшего Советского Союза и посадил свой самолет  на  Красной  площади  в
центре Москвы. Очень много советских генералов из-за этого  сразу  стали
пенсионерами. Несколько месяцев тому назад русский танк прошел через всю
Баварию в Мюнхен и не был засечен ни одним из множества военных  постов,
которые обязаны были бы знать об этом. Не будем повторять ошибок Советс-
кого Союза и увольнять своих генералов. Воздадим должное мастерству  ва-
шего танкиста и пожелаем себе иметь таких  же  механиков-водителей,  как
ваш господин Нартай! Мы вручаем господину Нартаю официальное приглашение
посетить Германию вместе со всей своей семьей в любое удобное  для  него
время. Все расходы за счет бундесвера!
   И вручает Нартайчику это приглашение. И так с улыбкой спрашивает:
   - У вас большая семья?
   Наш Нартайчик сделал  глаза  щелочками,  ухмыльнулся,  сукин  кот,  и
по-немецки отвечает:
   - По казахским понятиям - не очень.
   Подскакивает к ним консульский Леша, начинает помогать...
   - А все же? - интересуется бундесверовец.
   - Второго дедушку тоже считать? Он не с нами живет, - спрашивает Нар-
тай.
   Бундесверовец широко улыбнулся, по-купечески развел руками:
   - Конечно, конечно, считайте!
   - Если считать и второго дедушку - то четырнадцать человек, - говорит
Нартай.
   Этот бундесверовский генерал, или кто он там есть, чуть в обморок  не
упал! Но, мужик крепкий, с трудом справился с собой, даже сострить попы-
тался:
   - Что же... Наверное, бундестагу придется сильно сократить расходы на
вооружение.
   На что Нартай ему тут же отвечает:
   - Это было бы самое лучшее. Тогда я смог бы захватить и этого  дедуш-
ку. Он, правда, уже один раз был в Германии, но это было очень давно...
   На этот раз, когда провожали Нартая, все были трезвые, как стеклышко.
Конечно, выпили по рюмке-другой, но на нормальную  поддачу  не  было  ни
времени, ни, честно сказать, желания.
   Уж слишком все это было обставлено по-государственному, слишком  офи-
циально, рассчитано по минутам с военной четкостью. Без панической спеш-
ки, но в таком ритме, что не оставалось времени ни вздохнуть,  ни  огля-
деться. И это было самое грустное.
   Мы - Наташа, Петер, Нартайчик и я, вообще, пришли в себя, когда  танк
уже стоял на железнодорожной платформе, когда катки его были  раскрепле-
ны, гусеницы заблокированы, а сам  он  укутан  плотными,  непромокаемыми
тентами.
   Мы сидели в салоне штабного вагона, прицепленного к платформе с  тан-
ком, и маневровый локомотив тоскливо мотал нас взад и вперед,  выбираясь
из лабиринта рельс и путей военно-грузового отделения Мюнхенской  желез-
ной дороги.
   Когда же, наконец, нас прицепили к короткому пассажирскому составу, в
вагоне появились еще три  человека  -  Леша-переводчик  из  нашего  кон-
сульства и те два мужика из отдела по борьбе с терроризмом  и  организо-
ванной преступностью. Которые приезжали к нам тогда в "Китцингер-хоф".
   Выяснилось, что они все трое будут сопровождать Нартайчика до Бреста,
а там произойдет официальная передача танка представителям  нового  Рос-
сийского военного командования.
   Там же, в Бресте, Нартайчика будет ждать самолет Президента Казахста-
на, который завтра уже прилетит туда вместе с матерью и отцом Нартая.  И
в их присутствии будет организована торжественная встреча  и  митинг  по
случаю "возвращения прапорщика Н.Сапаргалиева из  длительной  зарубежной
командировки".
   - Вот митинга только не надо, ладно?! - с унылой злобой говорит  Нар-
тай. - Папа, мама и я. И все! Имел я в виду  ваши  торжественные  встре-
чи...
   Потом показывает на меня, Наташу и Петера и говорит:
   - А нельзя, чтобы и они со мной до Бреста поехали? Я вижу, у вас  тут
места - хоть отбавляй...
   Но все трое восприняли это, как шутку, рассмеялись, а  старший  немец
говорит Петеру:
   - Вот видите, герр Китцингер, как хорошо, что мы тогда не очень пове-
рили в вашу легенду о покупке танка в Эрфурте! Вот и наш русский коллега
вам это подтвердит. Да, Алексей?
   Тут наш Леша так смутился, пожал плечами, а мы с Нартаем  только  пе-
реглянулись и ничего не сказали.
   Кто бы мог подумать, что Леша - их коллега?! Ай, да Леша, ай, да  мо-
лодец!.. А с виду такой милый паренек, по-немецки чешет, как Бог...
   Бедная Наташа так плакала, что ей  даже  с  сердцем  нехорошо  стало.
Проглотила пару таблеток - у нее всегда с собой целая аптека для Петера,
- полегчало.
   Тут нам и пришло время выметаться из вагона.
   Нартай бросился на стариков, целует их, висит на Петере, тоже  плачет
и только одно твердит:
   - Я приеду, тетя Наташа... я приеду, дядя Петя... я приеду...
   Наташа ревет в голос, Петер сопит, матюгается, а у меня комок в глот-
ке - молчу, как задавленный, слова не могу вымолвить...
   Выползли на станционную платформу, стоим, поддерживаем друг друга.
   Нартайчик, в ледерхозах с лямочками, в жилетке, в шляпке с перышком -
висит на вагонных поручнях, смотрит на нас заплаканными  глазами  и  уже
ничего не говорит.
   И поезд уходит...
   На следующий день мы с Петером посадили Наташу в машину, и Петер  по-
вез ее к врачу. Так ей было плохо всю ночь. Особенно, после того, как мы
посмотрели последние известия нашей Баварской программы  по  телевизору,
где увидели и себя, и танк, и Нартайчика.  И  отъезд  они,  оказывается,
снимали, а мы тогда на платформе этого и не заметили!..
   Вот после всего этого старуха и вовсе поплохела - давление, сердцеби-
ение, дышать нечем... всю ночь с ней провозились.
   Здесь не как в России. Здесь врача на дом не вызывают. Едут к  врачу,
даже если у вас температура за сорок! Конечно, если вы  совсем  загибае-
тесь, то тогда к вам приедет "Нотартц" - вроде нашей "Скорой помощи",  и
отвезет вас в больницу. А так, извольте сами ехать к доктору...
   Вот Петер и повез Наташу в наш районный центр. К  доктору  Ляйтелю  -
они всегда у него лечатся.
   Перед отъездом Петер сунул мне в карман  трубку  своего  ненаглядного
радиотелефона и сказал:
   - Обязательно позавтракай. Булочки еще совсем  теплые...  Животных  я
уже всех накормил, а ты, если у тебя до репетиции останется время, пого-
няй лошадь на корде по кругу. Пока не пропотеет. Совсем застоялась...  А
потом я привезу Наташу домой, и мы с тобой вместе приготовим обед. А она
пусть отдыхает. О'кей?
   - О'кей! - говорю. - Все сделаю. Не волнуйся. Сейчас главное -  Ната-
ша. Не думай больше ни о чем.
   - Не могу не думать, - говорит Петер без всякого русского мата, и  я,
оказывается, его очень хорошо понимаю!
   Может, были на одну волну настроены?..
   - Здоровье моей Наташи очень связано с тем, о чем я теперь все  время
думаю, - говорит Петер. - Я знаю, что вся жизнь состоит из  приобретений
и потерь. Но наступает старость, когда приобретать уже ничего не надо  -
поздно. Но и терять нельзя ни за что!  Особенно  страшно,  когда  потери
вдруг начинают быстро идти одна за другой. Сначала - Катя, вчера -  Нар-
тай... Наступит время - и ты уйдешь. И жизнь кончится.
   - О, черт тебя подери, Петер! - кричу я ему. - Да поезжай ты к докто-
ру Ляйтелю! Наташа ведь в машине ждет!..
   Они уезжают, а я иду на конюшню.
   Накинул уздечку на теплую лошадиную морду, защелкнул на уздечке кара-
бин длинной корды, вывел конягу на свежий воздух.
   Гоняю кобылку по кругу, и все мне кажется, что сейчас вот-вот из  са-
рая выйдет перемазанный Нартайчик с разводным ключом или отверткой в ру-
ке, так скептически посмотрит на меня и нахально заявит:
   - Ну кто так гоняет лошадей, Эдька?! Ты же понятия не имеешь, как это
делается! Чему тебя только в цирке твоем учили? Вот когда  копыта  коней
моих предков...
   А в это время, со стороны дома, покажется Катька и скажет ему со сво-
ей ироничной улыбочкой:
   - Нартайчик, солнце мое, не морочь Эдику голову и,  пожалуйста,  нап-
равь копыта коней своих предков в мою комнату. На гитаре  опять  разбол-
тался басовый колок - совсем струну не держит. Сделай что-нибудь,  Кули-
бин ты наш казахский... Только на тебя и надежда - армейский ты наш  То-
мас-Альва Эдиссон! Ты же - тормоз Вестингауза... Помоги бедной еврейской
девочке из местечка "Китцингер-хоф".
   ...Бежит кобылка по кругу, всхрапывает, что-то у нее под брюхом  ека-
ет, и ее короткая шерстка пошла уже темными потными пятнами.  И  стою  я
один в центре взрыхленного круга, словно на цирковом манеже, намотал  на
руку конец сыромятной корды, а вокруг меня бегает лошадка...
   И нет никакой Катьки, и Нартая нет...
   Наверное, уже к Варшаве подъезжает.
   Тут у меня в кармане телефонная трубка зазуммерила.  Не  останавливая
лошадь, вынул я трубочку, нажал на кнопку.
   - Я-а, битте! - говорю.
   - Грюссготт, герр Китцингер!.. - слышу.
   - Ентшульдиген зи битте, - говорю. - Герр Китцингер ист нихт цу  хау-
зе.
   Дескать, "извините, господина Китцингера нет дома..."
   А из трубки по-русски:
   - Эдуард Александрович?
   - Да, - говорю, а сам кручусь за лошадью на одном месте  с  кордой  в
руке.
   - Здравствуйте, Эдуард Александрович. Это Федор Николаевич  Грибов  -
Генеральный консул России в Мюнхене.
   - Здравствуйте, Федор Николаевич, - говорю. - Секундочку! Извините, я
только лошадь остановлю, а то она меня совсем замотала.
   - Что-о-о?! - удивляется консул.
   - Я говорю - лошадь остановлю! Я ее по кругу гоняю, а то  застоялась,
бедняга... Тпр-р-ру!!! Стоять, кому говорят, холера!
   А кобыла развеселилась, прыгает дурища. Еле-еле  утихомирил.  Подошла
ко мне и давай меня за воротник куртки зубами прихватывать! Всю шею  мне
обслюнила.
   - Иди отсюда! - говорю. - Извините, Федор Николаевич...  Разыгралась,
дура такая!
   - Ничего, ничего, - говорит Федор Николаевич. - Я подожду.
   Наконец, отогнал я лошадь, говорю в трубку:
   - Слушаю вас, Федор Николаевич.
   - Эдуард Александрович, я еще вчера кое-что  хотел  вам  сказать,  но
время, если помните, было так уплотнено...
   - Уж и не знаю, чего было так торопиться! - разозлился я.  -  К  чему
нужна была такая спешка?! Просто до неприличия!..
   - Верно, - вздыхает Федор Николаевич. - Верно, Эдуард  Александрович.
Но тут мы уже не могли ничего поделать. Это была прерогатива военных - и
наших, и немецкой стороны, и они по своим соображениям  составили  такой
плотный график.
   - Черт бы побрал их график! - говорю.
   - Но звоню я вам, Эдуард Александрович, совсем по другому  поводу.  Я
примерно представляю схему вашего пребывания в Германии. Частный  вызов,
просьба об убежище, ауслендербехерде... И так далее. Так?
   - Что-то в этом роде, - осторожно говорю я.
   - Так вот, я еще вчера хотел вам сказать -  если  вы  надумаете  вер-
нуться в Москву, - милости просим. Поможем во всех направлениях. Тем бо-
лее, вы - заслуженный артист РСФСР, лауреат многих международных конкур-
сов артистов цирка, воевали в Афганистане... А за границу сможете ездить
с цирком и из России. Санкций к вам никаких не будет - это я вам  гаран-
тирую. Подумайте... Сегодня и Солженицын, и Ростропович, и даже ваш тез-
ка Эдуард Лимонов собираются вернуться на Родину.  Так  что,  подумайте,
Эдуард Александрович. И звоните мне в любое время. Хорошо?
   Хотел я было сказать этому симпатичному мужику: "Хорошо, Федор  Нико-
лаевич. Обязательно подумаю и позвоню...", а потом вдруг понял, что  раз
он ко мне с открытой душой, то и я не должен вилять хвостом и вешать ему
лапшу на уши!
   Вот уж, как в кино - сразу и Афган вспомнился, и тот узбечонок с  вы-
вернутыми на землю кишками, и Юлька, и все, все, все...
   - Спасибо вам, Федор Николаевич, - говорю. - Очень я  вам  благодарен
за этот звонок. Только, наверное, в Москву я уже не вернусь. Нет у  меня
там никого. А здесь - два старых, не очень здоровых человека, которым  я
могу понадобиться в любую минуту. Они теперь совсем одни остались...
   На том и распрощались.
   А я снова погнал кобылу по кругу...

   Часть Двадцать Шестая,
   рассказанная Автором,- о том, как однажды рождественским вечером...

   Очевидно, прежде, чем я доберусь до того, что  же  произошло  однажды
рождественским вечером, мне придется рассказать со слов Эдика, что этому
вечеру предшествовало.
   Наташа проболела шесть дней.
   Доктор Ляйтель прописал ей полный покой и постельный режим, и Петер с
Эдиком, с утра и до позднего вечера,  колготились  по  "Китцингер-хофу",
разрываясь между приготовлением обеда, кормлением свиней и оленей, чист-
кой овечьего загона, уходом за развеселой лошадью и утренними  поездками
к станции за теплыми булочками.
   Справедливости ради нужно заметить, что и Петер, и Эдик все  эти  дни
пребывали в искреннем изумлении - как  это  старая,  толстенькая  Наташа
обычно умудрялась делать все то же самое гораздо быстрее,  аккуратней  и
лучше?!
   На седьмой день Наташа проснулась в шесть утра, сделала зарядку, при-
няла душ, завела "форд" и сама поехала за теплыми булочками. И  жизнь  в
"Китцингер-хофе" вошла в свою постоянную, привычную колею.
   Ассистировать Эдику теперь было некому, и он раз  за  разом  прогонял
свой номер, меняя очередность трюков и комбинаций так, чтобы можно  было
снова выйти на Мариенплац, но уже без ассистента.
   Репетировал он в сарае, на том месте, где еще совсем  недавно  по-хо-
зяйски стоял танк Нартая и отчего огромный сарай казался тесным  и  неп-
риспособленным ни для чего другого, кроме танкового жилья.
   Теперь не было ни Нартая, ни танка. И  сарай  снова  стал  большим  и
просторным...
   Как только Наташа встала на ноги, Эдик на следующий  же  день  внима-
тельно посмотрел на себя в зеркало, убедился в том, что его верхняя губа
вернулась в свои первоначальные размеры, погрузил  в  "фольксваген"  чу-
до-столик и сумку с костюмом для выступления и поехал в Мюнхен.
   У него были две действующие лицензии на эту неделю,  и,  несмотря  на
"нетуристскую" погоду, он все-таки рассчитывал кое-что заработать.
   Народу на Мариенплац и Кауфингерштрассе было мало - всех отпугнул  то
и дело возникавший мелкий осенний дождь и холодный ветер.
   Лучшее место для работы уличного артиста - под двумя деревьями  между
сексшопом и интераптекой - к счастью,  было  свободно,  и  Эдик  с  удо-
вольствием его занял.
   Переоделся он еще в машине и теперь расставлял свой столик и подсовы-
вал под ножки небольшие деревянные клинышки, добиваясь  абсолютно  гори-
зонтальной столешницы.
   Потом вставил в отверстия стола трости с кубиками, выложил  прямо  на
каменные плиты пластмассовый  голубой  подносик  для  денег,  приветливо
улыбнулся трем-четырем остановившимся зевакам и положил кисти рук на ку-
бики, которые теперь были намного выше его головы.
   И медленно, только за счет силы рук, его тело  начало  всплывать  на-
верх, так же медленно переворачиваться в стойку на двух руках,  а  потом
плавно уходить вправо, переводя Эдика в стойку на одной руке.
   Номер начался.
   Когда он закончил первую комбинацию и встал на столик  ногами,  чтобы
сменить две трости на одну с  вертушкой,  раздались  аплодисменты.  Эдик
благодарно поклонился. Вокруг него уже стояло человек тридцать, а в  го-
лубой пластмассовый подносик с глухим стуком стали падать первые  монет-
ки.
   К концу второй комбинации в толпе было уже человек шестьдесят.
   Когда же, после третьей, самой тяжелой комбинации, номер закончился -
голубой подносик был почти покрыт  монетками  самых  разных  достоинств.
Эдик сделал задний сальто-мортале со стола  на  плиты  Кауфингерштрассе,
раскланялся и стал ссыпать монеты с подносика в сумку.
   "Совсем неплохо... Марок восемьдесят. Лишь бы дождь опять не начался.
Тогда успею еще пару раз отработать..." - подумал он.
   - Хелло! - услышал он над своей головой.
   Эдик поднял глаза и увидел седого элегантного человека лет  пятидеся-
ти, в длинной, чуть выше колен кожаной осенней куртке и ярком, пижонском
шелковом шарфике на шее.
   - Хелло, - ответил ему Эдик и выпрямился.
   - Герр Эдвард Петров? - улыбнулся седой.
   - Да... -