ад-
цать марок в час...
   При выезде из города в магазине "Альди" была куплена бутылка  тридца-
тидвухградусного  любимого  Нартаем  "Корна",  пара   бутылок   хорошего
итальянского белого вина для Петера, бутылка яичного ликера для Наташи и
Кати и ящик с двадцатью бутылками пива "Аугустинер-Гольд" для всех,  кто
захочет просто пива.
   Столь широкий ассортимент алкоголя увеличил стоимость основной покуп-
ки на пятьдесят две марки, но, как сказал новый владелец старого автомо-
биля герр Эдуард Петров: "Это - святое!.."
   Но главное было достигнуто! Как верно рассчитал Эдик, покупка зелено-
го "фольксвагена" создала ту положительную  нервно-стрессовую  ситуацию,
которая вывела Нартая из  состояния  черной  меланхолии  и  растительной
прострации.
   Нет, нет!.. Приобретение автомобиля вовсе не затмило  впечатление  от
посещения Генерального консульства СССР, но целительно перевело Нартая в
качественно иное расположение духа.
   - Я думаю, Эдька, если Назарбаев с Горбачевым будут тянуть с ответом,
надо будет написать в Организацию Объединенных Наций  и  в  Комиссию  по
правам человека, да? Только адрес где-то  узнать...  -  говорил  Нартай,
развалившись на пассажирском сиденье и потягивая пиво из бутылки.
   - Узнаем! - Эдик вел машину привычно, ловко и  уверенно.  -  Мы  этим
сволочам такое заделаем!..
   - Ты не гони, не гони, - говорил Нартай. - Привыкни сначала к  двига-
телю, сцеплению, тормозам... Они, суки, думают, что мы вот  так  схаваем
этот их фокус!.. А вот хрен им в грызло! Обгадились со страху, бараны...
Ты подумай, Эдик, они же не только танк - эту  потрясную  машину  списа-
ли... Не только меня - как кролика заложили, будто Нартая Сапаргалиева и
в природе не существовало... Они же, для спасения своих вонючих  шкур  и
погон все наше государство, всю нашу страну предали, дешевки!!!
   - Страна-то тут при чем? - не понял Эдик.
   - Да ты что?! Чокнутый?! Ты дальше своего носа что-нибудь видишь? Ну,
ты даешь!.. А если я вроде них сблядану, и этот сейфик  с  секретнейшими
документами стратегического значения попадет  в  чьи-нибудь  иностранные
руки?! Что тогда?
   - А ты уверен, что там действительно документы?
   - Эдька! Ты бы видел в обстановке какой  секретности  меня  тогда  на
платформу грузили!.. Такого и Штирлицу не снилось! Ты почему думаешь,  я
этот башенный ключ всегда с собой ношу, даже на ночь не снимаю?..
   Нартай расстегнул рубашку и вытащил из-под нее теплый,  согретый  его
худеньким тельцем, большой специальный ключ от башенного люка. Ключ  ви-
сел у него на шее, на тоненьком сыромятном пропотевшем ремешке.
   - Я от тебя танк закрываю, думаешь? От Катьки? От Наташи с Петером?..
Я его даже от себя закрываю! А ну, не приведи Господь, кто-нибудь  ском-
муниздит эти документы?.. Раз мне доверено...
   Тут Эдик не выдержал. Наверное, сказалось нервное напряжение  послед-
них нескольких часов и он просто устал держать себя в узде.
   - Кем доверено-то?!! - в бешенстве закричал он и "фольксваген" опасно
вильнул в сторону. - Подонками, которые ради своей безнаказанности  пре-
дали и танк, и тебя, и твои гребанные документы?! Которые заставляли нас
подыхать в Афганистане, а потом стравливали узбеков с  турками-месхетин-
цами, киргизов еще с кем-то, таджиков друг с другом?! Которые забили ла-
геря, тюрьмы и психушки инакомыслящими?! Только потому, что человек  ду-
мает по-своему - его за жопу и в кутузку? А может, сразу на плаху?!  Кем
доверено?!!
   - Останови машину! - решительно потребовал Нартай. - Останови  машину
немедленно, гад ползучий, диссидент вшивый!.. Я кому говорю?
   Эдик затормозил, съехал на обочину и обессиленно выключил  зажигание.
Прикрыл глаза, чтобы не видеть, как трясутся руки.
   - Вылезай из-за руля к чертовой матери! - зло сказал Нартай. -  Пере-
саживайся на мое место, истерик сраный!
   Не выходя из машины, Нартай протиснулся на водительское сиденье,  по-
додвинул его ближе к рулю. Подождал, пока Эдик  обошел  "фольксваген"  и
сел на пассажирское кресло, и только после этого завел двигатель.
   Аккуратно и мягко выехал на автобан, вписался в общий поток и негром-
ко сказал Эдику:
   - Когда я говорил про страну и про то, что мне доверено, я чего  имел
в виду, Эдик? Я думал про людей, которые живут в  этой  стране...  А  их
почти двести восемьдесят миллионов. А я - один. И у меня в руках, ети их
мать, секретные военные документы. Да еще  стратегические!  Они,  может,
этим двумстам восьмидесяти миллионам такой беды наделают, что тебе  твой
Афган воскресной прогулкой покажется. Так что теперь я это дело сам себе
доверил. Вот о чем я, Эдик. А ты мне политинформацию толкать взялся...
   Эдик замолчал. Сидел, закрыв глаза, пытался унять  дрожь,  проглотить
застрявший в горле комок.
   - И еще... - ухмыльнулся Нартай. - Мне кажется, ты слишком много  ре-
петируешь и работаешь. Считай, несколько часов в  день  вверх  ногами  и
вниз головой стоишь... Малость глупеешь. А может, у тебя это от  курева?
Ты бы поберегся, Эдик, а?
   ...В "Китценгер-хофе" светло-зеленый  "фольксваген-пассат"  был  тор-
жественно обмыт "Корном", белым итальянским вином, несколькими рюмочками
яичного ликера, а также отполирован "Аугустинером-Гольд" и уже со следу-
ющего дня стал незаменимым и полноправным  членом  семьи  всего  китцин-
гер-хофского народонаселения.
   Даже старая Наташа Китцингер, известная своим упрямым баварским  кон-
серватизмом, убедившись в том, что "фольксваген" чуть ли не вдвое  вмес-
тительнее ее голубого "форда", раз в неделю загружала "пассат" картонны-
ми коробками  с  изготовленными  Петером  колбасами,  садилась  за  руль
"фольксвагена" и уезжала на нем сдавать свою продукцию в магазин.
   К концу месяца Наташа вооружалась очками и электронным  калькулятором
и по своим предварительным записям  производила  скрупулезнейший  расчет
проеханных ею километров и истраченного на эти километры бензина.  Стои-
мость бензина она вычитала из общей суммы квартирной платы Эдика и  нас-
тойчиво заставляла всех проверять ее записи.
   Со второй половины дня "фольксваген-пассат" грузился Катиной гитарой,
сумкой с костюмами для выступления и чудо-столиком Эдика.
   Эдик садился за руль, Нартай рядом, Катя сзади, и они ехали в  Мюнхен
на работу. Парковались обычно в каком-нибудь переулочке рядом с Мариенп-
лац, переодевались прямо в машине и выходили на Кауфингерштрассе, чтобы,
отработав несколько часов до изнеможения, поздним вечером, а то и  ночью
голодными, осипшими, вымотанными возвратиться в "Китцингер-хоф".
   С появлением "фольксвагена" отпала необходимость оставлять реквизит в
кнайпе, где работала та самая кельнерша Хайди - с потрясающей попочкой и
титечками, как говорил Эдик, -  а  следовательно,  отпала  необходимость
платить ежедневные пять марок хозяину кнайпы. Правда, исчезла  и  частая
возможность видеть Хайди, которой, кажется, уже  был  вполне  достаточен
словарный запас Эдика, чтобы в постели с ним обходиться  без  переводчи-
ка...
   - Эта Хайди на тебя так дышит, так дышит, что я не могу  на  это  без
смеха смотреть! - завистливо говорил Нартай.
   - А ты не смотри, - отвечал ему Эдик. - Кстати! Когда работаем на Ма-
риенплац, когда ты ассистируешь, когда вокруг стоит толпа зрителей - че-
го ты ходишь с похоронной мордой? Ты можешь хоть раз улыбнуться?
   - Нет, - говорил Нартай.
   - Почему?!
   - Я не улыбаюсь посторонним людям, - говорил Нартай. - И прекрати ку-
рить в машине. Дышать нечем! Катька, скажи ему!..
   - Пусть курит. Оставь его в покое, Нартайчик, - хриплым, усталым  го-
лосом говорила Катя.
   - Тебе хочется, чтобы твой ребенок родился сразу  же  с  прокуренными
легкими?! - возмущался Нартай.
   - Слушай! Когда вы с Петером начинаете жрать водку - мы с Катькой те-
бе что-нибудь говорим? - спрашивал Эдик Нартая.
   - А ты, что - не пьешь?! В сторонке стоишь?
   - Я выпил рюмку-другую - и в койку. А вы со стариком, пока пузырь  не
прикончите, не можете оторваться друг от друга.
   - Ну и что тут такого?! Я ему уважение оказываю, а
   он - мне...
   - Черт побери! Откуда в тебе-то это чисто российско-ханыжное: "Ты ме-
ня уважаешь?.." - удивлялся Эдик.
   -  "Союз  нерушимый  республик  свободных  сплотила  навеки   великая
Русь!.." - пел в таких случаях Нартай.
   - Нартайчик, солнце мое, объясни мне, дуре малограмотной, а вот, ког-
да вы со стариком надираетесь своим "Корном", о чем вы потом полночи ля-
лякаете? - поинтересовалась Катя.
   - Как это "о чем"?.. Он - танкист, и я - танкист. Что же нам и  пого-
ворить не о чем? - пожимал плечами Нартай. - Иногда  я  ему  рассказываю
историю казахского народа...
   Ждали ответа от Горбачева. Ждали ответа от  Назарбаева.  От  министра
обороны. От Прокуратуры Советского Союза.
   И все письма отправляли в Союз правильно - то через русских туристов,
то через деловых людей, которых сюда хлынуло видимо-невидимо. Одно время
чуть ли не каждый день в аэропорт мотались.
   А ответов все не было и не было...

   Часть Девятнадцатая,
   рассказанная Автором, - о том, как, к сожалению, полиция обратила из-
лишне серьезное внимание на некоторых обитателей "Китцингер-хофа"...

   - А от Джеффа не было никакого ответа... - грустно сказала мне Катя.
   Мы сидели с ней у обочины китцингеровских владений, на краю  большого
поля, взгромоздившись на огромный силосный бурт - метров сорока в длину,
десяти в ширину и не меньше двух в высоту.
   От дождей бурт был укрыт широкими полотнищами толстой  полиэтиленовой
пленки, а чтобы ветер не разметал их в разные  стороны,  полотнища  были
придавлены отбегавшими свой срок автомобильными  колесами.  Их  там,  на
этом бурте, было штук сто!
   По невзыскательным советским параметрам в  этих  выброшенных  колесах
жизни было не меньше, чем на десять-пятнадцать тысяч километров.  Попади
они в руки нашего нищего и затравленного российского автовладельца - они
бы еще года три служили ему верой и правдой.
   Ночь была теплая и лунная, и с высоты силосного бурта нам с Катей бы-
ло хорошо видно, как, негромко урча двигателем и мерно покачивая пушкой,
танк быстро и ловко тащил за собой здоровенный многолемешный плуг, вспа-
хивая поле с какой-то невероятной, рекордной скоростью!
   Эдик и старый Петер стояли на запятках широкозахватного плуга -  сле-
дили за тем, чтобы лемехи не выскакивали из земли. На головах у Петера и
Эдика были надеты шлемофоны,  подключенные  к  переговорному  устройству
танка. Нартай еще с вечера удлинил соединительные колодки этих  шлемофо-
нов пятнадцатиметровым тонким кабелем, и теперь Нартай,  сидящий  внутри
танка, и Петер с Эдиком, едущие на плуге, могли разговаривать между  со-
бой и корректировать действия друг друга.
   В голубом лунном свете Петер и Эдик в своих шлемофонах казались  пер-
сонажами из какого-то фантастического фильма Спилберга.
   - Этот проклятый Джефф исчез, будто его никогда и в  природе  не  су-
ществовало, - сказала Катя. - Хотя вот уже несколько месяцев я с  каждым
днем все сильнее и явственнее ощущаю в себе его присутствие.  Не  просто
воображаю что-то этакое, а ощущаю чисто физически... Вы понимаете, о чем
я?..
   - Понимаю, - ответил я.
   - Я беременна, как по учебнику, - усмехнулась Катя. - Меня уже и под-
ташнивает, и запахи я стала чувствовать острее, и ноги к  вечеру  отека-
ют... Постоишь на Мариенплац, побренчишь на гитаре несколько часов  -  к
вечеру шнурки от кроссовок так в лапы врежутся, что хоть разувайся и до-
мой босиком шлепай! Хорошо, у Эдика есть машина...
   А тут еще мною полиция  заинтересовалась.  К  нам  сюда,  в  "Китцин-
гер-хоф", наезжать стала. Эдьке-то ничего, он по закону здесь.  А  мы  с
Нартайчиком - не пришей кобыле хвост. Кто мы такие? Почему здесь? Да еще
и с танком!.. Я еще - куда ни шло, у меня паспорт израильский, мне  виза
не нужна. А вот с Нартайчиком совсем дело худо. Да и  Наташу  с  Петером
подставлять неохота. Не дай Бог, кто-нибудь из соседей стукнет на  наших
героических стариков.
   Правда, поначалу, когда мы все трое у них поселились, я однажды  слу-
чайно услышала их разговор в свинарнике. Они думали, что я ушла  кормить
оленей, а я припозднилась со стиркой и только стала собираться в  загон,
слышу разговор в свинарнике. Наташа говорит:
   - Мы обязаны сообщить, что у нас живут иностранцы. И что в нашем  са-
рае стоит их танк.
   А Петер ей отвечает:
   - Ничего и никому мы не обязаны. А уж если  обязаны,  то  этим  самым
иностранцам - они с нас половину забот по хозяйству сняли. И  в  доме  в
сто раз веселее! Ты посмотри на себя в зеркало - ты же на десять лет мо-
ложе стала выглядеть!..
   И, наверное, там, в свинарнике, стал лапать Наташу,  потому  что  она
как рявкнет на него:
   - Убери руки, кобель старый! Нашел время под юбку  лезть!  Ты  обязан
пойти и сообщить!
   - Никуда я не пойду, - говорит Петер и,  видимо,  продолжает  тискать
Наташу, потому что она, слышу, чуть ли не криком кричит:
   - Да отцепись ты! Насмотрелся голых девок по телевизору...
   У нас по пятницам, субботам и воскресеньям по двум  программам  -  по
РТЛ и Сат-один - разную эротическую хреновину показывают...
   - Не хочешь ты, сообщу я, - говорит Наташа. - Потому что я, как чест-
ная немка...
   И вдруг слышу, в свинарнике повисла тишина. Даже  поросята  перестали
хрюкать.
   А потом - голос Петера. Такой тихий, такой чугунный, что даже мне  не
по себе стало.
   - Это я тебя сделал немкой. И ты никому ничего  никогда  сообщать  не
будешь. Аллес кляр?
   Дескать, "тебе все ясно?"
   - Хорошо, хорошо... Конечно! - торопливо и испуганно говорит  Наташа.
- Как ты скажешь - так и будет. Я просто подумала,  что  если  создаются
какие-то законы и правила, то...
   - То они не должны никому приносить вреда, - заканчивает за  нее  Пе-
тер, и Наташа замолкает.
   Думаю, что эта тема у них больше не возникала.
   Освещая себе путь мощной фарой, танк безостановочно  тащил  за  собой
широкий плуг с Петером и Эдиком в шлемофонах,  слегка  замедлял  ход  на
разворотах и по прямой снова набирал скорость. Вспахана была уже полови-
на поля...
   - Ты говорила про полицию, - напомнил я Кате.
   Она усмехнулась, покачала головой.
   - В первый раз мы очень испугались. Сидим, ужинаем -  Наташа,  Петер,
Эдик и я. Нартая не было. Он еще с утра уехал на озеро к  Зергельхуберам
- чинил им какой-то мотор на их сейнере. Он у них там постоянно пасется.
Клиентуры у него - хоть отбавляй! И Моосгруберы, и Рингсайсы, и  Бирбих-
леры... Кому трактор наладить, кому мотор исправить,  кому  еще  что-ни-
будь. Он у нас нарасхват...
   Одним словом, сидим ужинаем, ждем Нартая. И вдруг неожиданно подкаты-
вает желто-зеленый полицейский "БМВ". Мы с Эдькой перетрусили. Я уже хо-
тела юркнуть к себе в "келлер" - с глаз долой, но в это время  из  поли-
цейской машины выскакивает Нартай, а из-за руля вылезает такой  квадрат-
ненький полицейский лет двадцати пяти и говорит:
   - Грюсготт! Гутен абенд... Добрый вечер.
   Оказывается, это сын Зергельхубера - Клаус.
   Нартай уже слегка "на кочерге" - они там со старым Зергельхубером  по
паре стаканчиков приняли, и этот Клаус решил отвезти Нартая домой.
   Наташа тут же заюлила, начала ставить для них тарелки на стол:
   - Ах, Клаус... Как ты вырос! Как повзрослел! Как тебе идет эта форма,
Клаус! Я же тебя совсем маленьким помню...
   Выпили по рюмочке, а потом Петер попросил меня спеть  и  поиграть  на
гитаре... Мы в тот день на Мариенплац не работали, глотка у меня малость
передохнула и с голосом было все в порядке. Эдик притащил гитару и я по-
пела для них немножко.
   Вот с тех пор этот полицейский, Клаус, к нам и  стал  ездить  минимум
три раза в неделю. То шоколадку привезет, то цветочки,  то  еще  что-ни-
будь...
   Уже через неделю Нартай его просто возненавидел! Он вообще не перева-
ривает, когда за мной кто-то начинает ухаживать. А о Джеффе он даже слы-
шать не хочет!.. Хотя, когда недавно Наташа заговорила о том, что у Зер-
гельхуберов на озере два замечательных дома, что они очень богатые люди,
потому что рыбный  промысел  приносит  им  солидный  доход,  и  Клаус  -
единственный наследник всего этого, и  стала  многозначительно  на  меня
поглядывать, Нартай просто взбеленился:
   - Тетя Наташа! Вы кончайте Катьку сватать! У  нее  есть  Джефф  Келли
и...
   - Нет у нее никакого Джеффа! - закричала Наташа. - И ты это знаешь не
хуже меня! Где этот Джефф?! А всю жизнь одной, да еще с ребенком... Надо
думать о завтрашнем дне! А Зергельхуберы согласны. В прошлое воскресенье
в кирхе мне старый Зергельхубер так и сказал: "Пожалуйста!  Пусть  будет
ребенок... Мой Клаус ей еще столько детей наделает, что уже через год их
никто и не различит. Все они будут "Зергельхуберы"!..
   - Успокойтесь, - говорю. - Не спорьте. Мои дети будут только  "Келли"
или, на худой конец, "Гуревичи". Третьего не дано.
   А Клаус все ездит и ездит к нам. Такой упорный баварский  крестьянин!
Но очень неплохо говорит по-английски. И вообще, вполне приличный и нег-
лупый паренек.
   Нам что главное? Нам важно, чтобы он про танк не пронюхал.
   Про нас-то, я полагаю, он уже все давно понял. Хотя Петер  с  Наташей
всем наплели, что мы с Нартайчиком ненадолго приехали к Эдику в гости  и
слегка задержались... Все это, конечно, шито белыми  нитками,  но  поли-
цейский - всегда полицейский. Особенно влюбленный полицейский. В нем  же
все обострено, он все воспринимает с повышенной подозрительностью.
   Правда, Петер, на всякий случай, уже заготовил версию, будто он  этот
танк купил в ГДР, и не как боевое оружие, а просто  как  тягловую  силу.
Вроде как трактор повышенной мощности. А то, что этот трактор с пушкой -
так ему, пожилому человеку, ее никак самому не отпилить, а  кроме  всего
прочего, эта пушка ему совершенно не мешает. Пушка и пушка -  подумаешь!
Он же стрелять из нее не собирается...
   Тоже, конечно, абсолютная липа, но если кто-то увидит танк - надо  же
будет что-то говорить.
   Огромное поле Китцингеров было вспахано еще до рассвета, и танк вмес-
те с плугом водворены в сарай.
   - Если бы половину наших танков пустить у нас в Союзе на поля  -  нам
Канада с ее валютной пшеницей нужна была бы, как рыбке - зонтик! -  ска-
зал мне Нартай, стягивая с головы шлемофон. - А уж если все  танки  бро-
сить на это дело - мы бы весь мир зерном завалили! Да?
   На следующий день, когда мы с Эдиком, Катей и Нартаем вечером  верну-
лись из Мюнхена в "Китцингер-хоф", у дома, под навесом нас ждали - ужин,
Наташа, чуть хмельной Петер и тот самый полицейский -  Клаус  Зергельху-
бер, безнадежно влюбленный в Катю. Он был без формы - в обычных джинсах,
майке и короткой кожаной куртке, но я сразу узнал его по описаниям  Кати
и Эдика.
   - Гутен абенд, - неприветливо буркнул ему Нартай и  стал  вытаскивать
из машины реквизит Эдика, Катину гитару и сумку с костюмами. Эдик и Катя
пошли принять душ перед ужином, а Петер познакомил меня с Клаусом. Пере-
межая непонятную для меня немецкую речь отчетливыми  русскими  матюгами,
Петер сказал:
   - Это Клаус - сын моего старого приятеля. Они тут на озере живут.  Он
брал у нас читать вашу книжку и теперь захотел познакомиться  с  писате-
лем. Что будем пить - водку, вино, пиво?
   - Пиво, - ответил я, поняв только последний вопрос.
   В середине ужина Наташа вдруг спохватилась.
   - О, Наташа!.. Совсем старая стала! - с досадой сказала она о себе  в
третьем лице. - Ничего не помню... Катя! Тебе пришло письмо из Америки!
   - Давай, давай!.. - крикнул по-русски Петер.
   Я видел, как Катя неожиданно растерялась и умоляюще посмотрела на На-
ташу. Наташа быстро сбегала в дом и вернулась с большим красивым конвер-
том учрежденческого типа.
   - Вот! - она подала конверт Кате.
   У Кати мелко тряслись пальцы - она никак не могла вскрыть это письмо.
Эдик взял конверт из ее рук и вскрыл сам. И подал письмо Кате.
   Из конверта она вытащила плотный лист с типографски напечатанным гри-
фом, и текстом, на