отдельная палатка,
денщики, ординарцы, личный повар. Вышел он как-то вечером прогуляться. Смотрит, сидят солдаты у
костра, ужинают. Подошел. "Здорово, - говорит, - братки. Ни разу каши солдатской не ел, дайте-ка
отведаю". Попробовал: вкуснотища! "Не понимаю, почему солдатики от нее нос воротят?" -
рассказывает он позже своему другу министру.
     - А что дальше?
     - Все.
     - Значит, после разносолов каша хорошо пошла?
     - Да, в охотку, один разок.
     - Хочешь сказать, я - генерал, ты - каша? Я пресытилась, потянуло на простенькое?
     - Может, так, может, нет. Это - не мое "видение". Только схема.
     - А какой ты считаешь меня?
     - Это уже другой вопрос.
     - Почему же? Тот же самый.
     - Другой. Ты сказала, что в душе твоей что-то разбередилось. Уже поэтому Софья Воронова не
может быть генералом-гурманом, а Михаил Киреев кашей. Какая ты? Для меня одна, для Аллы -
другая.
     - Любопытно. У Аллы я еще спрошу. А какая для тебя?
Киреев на секунду задумался. Потом заговорил, но как-то глухо, чуть слышно:
     - Я вижу маленькую заблудившуюся девочку. Очень одинокую. Ей кажется, что, коллекционируя
игрушки, одушевленные и неодушевленные, она заглушит возникающую в душе непонятную тревогу,
но девочка ошибается. Один человек, которому она верила, ушел очень рано. Другой сказал ей, что
жизнь - это большой пир, лучшие места на котором достаются сильным и смелым. Девочка убедила
себя в том, что так оно и есть. Поверила и настолько вошла в роль, что и другие уже не сомневаются:
дерзость, заносчивость и даже высокомерие - суть этой девочки...
     - А какая она на самом деле?
     - Очень добрая и застенчивая. А еще нежная и верная. Такой я тебя "увидел" - и ты это
почувствовала...
     - Все очень красиво. И все - неправда.
     - Не буду спорить. Я тебе не навязываю своего "видения". Это тоже, кстати, парадокс. Люди всегда
себя представляют другими, чем они есть на самом деле.
     - А если ты придумал меня... такую?
     - Думают - головой, а "видят" - сердцем.
Софья задумалась.
     - Говоришь, сердцем? А ты кто для меня?
     - Может быть, вестник. Может быть, кто-то еще. Я не знаю, - очень просто сказал он.
Наступило молчание.
     - И все-таки ты очень странный.
     - Спасибо. В твоих устах это звучит как похвала.
     - Кира.
     - Да?
     - Если я попрошу взять икону, но не смотреть ее здесь - это будет очень невежливо?
     - А если я попрошу разрешения посмотреть на нее в автобусе...
     - Это будет нормально.
     - Тогда все в порядке.
     - Поедем?
     - Еще минуточку. У меня тоже будет просьба... - С этими словами Киреев полез в рюкзак. - Вот. -
В руках он держал пакет. - Я продал квартиру. Здесь деньги.
     - Я в курсе.
     - Здесь половина вырученных от нее денег. У меня в Москве остался друг. Я тебе говорил... Лиза,
Лиза Боброва. Бобренок. Девочке нужна операция. Я вчера был у нее дома, но не отдал.
Почувствовал, что от меня не возьмут. Понимаешь?
     - Понимаю.
     - Передай им эти деньги, пожалуйста.
     - А что я скажу этим людям?
     - Что ты из фонда "Дети и здоровье" или "Детство без рака"... Придумай что-нибудь. Скажи, что
Лиза включена в специальную программу. Передашь?
     - Конечно. А если я... добавлю сюда своих денег?
     - Спасибо, - впервые за время их знакомства Киреев прикоснулся к ее руке. - Спасибо. А это тебе
в благодарность от меня. Пятнадцать лет стихи не писал. Это первые. - И Киреев вместе с пакетом
протянул Софье розовый листок.
     Пока она читала, он осматривался по сторонам. Опять долгий взгляд Софьи (Киреев про себя называл
его "синяя вспышка").
     - У тебя есть дочь?
     - Нет. Ни дочери, ни сына.
     - А почему тогда ты это написал?
     - Сам не знаю. Пришли строки - все.
     - Мне очень понравилось. Правда. Ты меня слышишь?
     - Что? Конечно, слышу. Соня, ты ничего не замечаешь странного?
     - Странного?
     - Ну да. Вон в том углу, посмотри незаметно, сидит мужчина.
     - В коричневой куртке? Серенький такой.
     - Как ты о людях... Скорее, неприметный.
     - Вижу. А что?
     - Сам не знаю. У меня такое ощущение, что он думает о нас.
     - Ты телепат?
     - Вроде нет.
     - Вообще-то, Михаил Прокофьевич, это вы с высоты своего возраста во мне только маленькую
девочку видите. Другие, представьте себе, красивую женщину. У человека просто есть вкус.
     - Во-первых, я красивую женщину называю девочкой именно с высоты своих лет, а во-вторых, Соня,
здесь что-то другое. Не могу объяснить...
     Неожиданно он встал и направился в сторону столика, где сидел мужчина. Софья видела, что они
перекинулись несколькими фразами. Киреев вернулся к столику.
     - Поехали?
     - Ну что? - спросила Соня уже в машине. - Предчувствия его не обманули?
     - Ты знаешь, он вздрогнул, когда я подошел.
     - Не удивительно: задумался человек, а к нему подошли, вот и вздрогнул. Кстати, о чем ты его
спросил?
     - О чем? Спросил, не мог ли я видеть его в Пошехонье-Володарском два года назад.
     - А это где?
     - За Ярославлем.
     - Почему именно там?
     - Не знаю. Лицо у него пошехонское.
     - А какие лица у пошехонцев?
     - Как у него.
     - Понятно. Признайся, ты очень любишь детективы?
     - Сдаюсь. Будем считать, что мне показалось.
Минут  через  двадцать они приехали на Щелковский автовокзал.
     - У тебя есть билет? - спросила Софья.
     - Нет.
     - А если билетов не будет? Надо было заранее заказать. Мог бы мне сказать.
Киреев промолчал.
     - Нам в какую кассу?
     - Ты будешь смеяться, но я не знаю. Пока не решил.
     - Я думала, что уже ничему больше не удивлюсь. Ошиблась.
Они стояли около огромного табло с расписанием рейсов автобусов.
     - Теперь я понимаю, почему от тебя ушла жена.
     - Не понимаешь. Я тогда был другим.
     - Ой ли?
     - Да. Жил строго по расписанию. Как скорый поезд.
     - Зато сейчас ты отрываешься по полной программе.
     - Точно.
     - Что думаешь делать?
     - В Одоев бы поехал, там у меня друг живет. Но шесть часов ждать неохота. Кашин - хороший
город, но он в другую сторону от Старгорода.
     - Михаил, а если поехать в Новоюрьевск?
     - Не искушай меня, женщина. Я и так слаб еси.
     - И как же ты будешь выбирать себе рейс?
     - Буду ждать знака. Ты спешишь? Давай прощаться.
     - Не лишай меня, пожалуйста, такого удовольствия. Нет, не права Кремер. Жить надо в России.
     - Кто это?
     - Так, подруга моя, в Германии живет. Будет ей о чем рассказать. Я раньше с мистиками не была
знакома.
     - Ну и как?
     - Впечатляет.
     В это время раздался голос дежурной по вокзалу:
     - Внимание! От двенадцатой платформы в 11.45 отходит автобус на Болхов.
     - Соня, сколько времени?
     - 11.42.
     - Как я понимаю, в Ынторсура-Бузэулуй отсюда автобусы все равно не ходят...
     - Куда не ходят? - переспросила Софья.
     - Ынторсура-Бузэулуй. Подробности тебе Лиза расскажет. Пойдем, если одно место в автобусе будет
     - вот мне и знак.
     - А если больше, чем одно?
     - Тогда это не знак. Кстати, Болхов - не в Орловской области?
     - Спроси что-нибудь полегче. Я не знала, что есть такой город.
Они подошли к автобусу. Шофер уже принес путевку.
     - Земляк, - спросил его Киреев, - местечко до Болхова есть?
     - Как раз одно, - крикнул кто-то из пассажиров.
     - Садись быстрее, - бросил шофер.
     - Спасибо, - Киреев поднялся на две ступеньки и обернулся. - А проститься времени не осталось.
Прощай, девочка Соня.
     - До свидания, вестник.
     - Если доберусь до Старгорода, то...
     Двери закрылись. Автобус медленно отошел от платформы. Софья полезла в сумочку за ключами от
машины. Мимо нее сновали люди, много людей. Но почему-то ее внимание привлекло коричневое
пятно, которое она могла видеть боковым зрением. Софья обернулась. Это был "пошехонец", человек
из кофейни. Воронова вздрогнула, не веря своим глазам. Посмотрела в ту сторону - коричневого
пятна уже не было.
     Только что она видела действие киреевской мистики. Недавно она смеялась и над его, как она
считала, подозрительностью.
     - Это вж-ж - неспроста, - процитировала Софья свою любимую детскую книжку. Но ей не хотелось
смеяться. На душе было скверно.

     Глава двадцать вторая

     "Наконец-то свободен!" - произнес Киреев, когда автобус миновал последние московские
строения. Однако слова прозвучали явно фальшиво. И чем дальше от Москвы увозил автобус Михаила
Прокофьевича, тем сквернее становилось у него на душе. Всю последнюю неделю он прожил на
эмоциональном подъеме, вызванном готовящимся отъездом. И вот отъезд уже реальность. А что
дальше? Смешно сказать, но только сейчас Киреев подумал о том, что в дороге его может застать
дождь, что ему надо  где-то  спать.  Он  положил  в  рюкзак  томики любимых поэтов - Пушкина,
Тютчева и Баратынского, взял Библию на русском языке, но не догадался взять в дорогу плащ и
спальник.
     В голове возник мотив песни из фильма "Обыкновенное чудо". Ее пел Андрей Миронов. Слова Киреев
знал плохо - только немного вначале, но сама мелодия, удивительно грустная и светлая, как нельзя
лучше подходила под его теперешнее настроение:
Давайте негромко, давайте вполголоса,
     Давайте простимся светло.
Минута, другая, и все успокоится,
     Что было, то было - прошло.
Впрочем, Михаил Прокофьевич не был уверен в правильности слов, которые он тихо напевал, закрыв
глаза. Но окончательно уйти в себя не удалось. Сосед Киреева, мужчина средних лет, читал журнал. В
журнале было мало текста, но много фотографий. У соседа оказалась, по всей видимости, забавная,
но не всегда безобидная привычка: он комментировал только что прочитанное вслух. Сквозь
монотонный шум мотора Киреев мог слышать: "У Мадонны родился сын... Шерон Стоун перенесла
операцию... Мина Сувари вышла замуж... Наши звезды предпочитают итальянскую сантехнику..."
     - Твою мать, - чертыхнулся человек и повернулся к Кирееву. - Только и остается что материться.
Сейчас приеду домой, там у меня печное отопление и удобства на улице, а они мне показывают, на
каких толчках все эти певцы и певички сидят. Разве это справедливо: всю жизнь вкалывал, а
нормальных бытовых условий не заслужил, и вот, смотрите, звезда эта - блин, слово-то какое
придумали - одну песенку спела - и уже звезда, - может себе позволить эту, как ее... - И мужчина
прочитал по слогам: - Джа-ку-зи. Мне скоро полтинник стукнет, и не знаю, что это такое, а у нее
есть.
     И он смачно выругался, найдя рифму к слову "звезда".
     - Нет, в самом деле, зачем они людей дразнят?
     - Вы меня спрашиваете? - отозвался Киреев.
     - Но вы что-то об этом думаете?
     - Я не понимаю: зачем тогда надо было покупать этот журнал?
     - Как зачем? А что семь часов в дороге делать? Да и программу здесь печатают.
     - И все-таки, вы же этот журнал выбрали. Вам интересно, сколько платьев осталось от принцессы
Дианы? Вы поклонник творчества Мины Сувари?
     - Я не то что Мину, я и бомбы никакой не знаю.
     - Тем более.
     Оказалось, что их разговор слышали другие. Первой в него вступила женщина, сидевшая напротив
Киреева. Спортивная одежда, бодрый вид, тележка у ног - все выдавало в ней любительницу
активного отдыха и заядлую дачницу.
     - Это все из Америки к нам пришло. Желтая пресса. Оболванивает людям мозги...
     - У нас чуть что - во всем Америка виновата, - перебил женщину уже ее сосед - мужчина лет
тридцати. - Ругаем ее, ругаем, а телевизоры давно американские смотрим, хлеб у них покупаем, про
их артистов читаем, за их команды в хоккей болеем. Вы посмотрите, этот журнал у половины автобуса
в руках.
     Начался спор. Общественное мнение склонилось в пользу женщины. Народ пришел к выводу, что
Америка живет хорошо только благодаря тому, что на нее работает практически весь мир, что их
культура - дешевка, и только из-за предательства власти наша страна становится слабым и
беспомощным придатком в мировой системе.
     Кирееву стало смешно. От "дачницы" не укрылась усмешка Михаила Прокофьевича:
     - Вы не согласны?
     - Почему же? Я всегда и со всеми соглашаюсь.
     - То есть вам все равно?
     Киреев на секунду задумался. Потом сказал:
     - Хорошо. Представьте себе: на берег водного потока выходят трое. Один говорит: какая огромная
река, мне ее не переплыть. Придется поворачивать обратно. Второй обрадовался: надо же, ручеек!
Можно попить водички. А третий ничего не заметил - перед ним расстилалась бескрайняя, безводная
саванна. Первый из этих трех был муравей, второй - шакал, а третий - слон.
     - И что эта басня означает?
     - Наверное, только то, что каждый из этих трех был по-своему прав. Вот для вас Америка - зло, для
вашего соседа, наоборот, страна для подражания. А для меня без разницы - есть эта Америка или
нет.
     - Не поверю.
     - Ваше право. Телевизор я стараюсь не смотреть, журналы про красивую жизнь не читаю... И еще.
Если я скажу, что мне нет дела до страны Буркина-Фассо, вы мне поверите?
     - Но вам не все равно, как вы живете, - вступил в разговор сосед Киреева.
     - Простите, а это зависит от Америки?
     - Это зависит от многих причин. И от Америки тоже.
     - Помните, с чего начался наш разговор? Вам не нравится, о чем пишет журнал, но вот что
интересно: через неделю вы опять купите его.
     - Да это все жена, она просит...
     - Не лукавьте, пожалуйста. Все дело в вас самом. Легче всего придумать страшилку и все свои беды
сваливать на нее. Труднее всего сделать что-то самому.
     - А что я могу?
     - Для начала не покупайте этот журнал. Вы спокойно проживете, не узнав, сколько детей у Мадонны
и сколько было любовников у принцессы Дианы. А программу телевидения можно и в своей районной
газете прочитать.
     - Вы и впрямь считаете, что этого достаточно? - насмешливо спросила Киреева "дачница".
     - Я считаю, это лучше, чем сотрясать воздух в проклятиях врагу, придуманному себе в оправдание.
     - Себе в оправдание?
     - Конечно. У меня есть знакомый. Его сыну лет четырнадцать - на западной музыке, западных
фильмах просто помешан. Отец, разумеется, ругает Америку. Я возьми и спроси его, когда он читал с
сыном что-нибудь отечественное, когда сына куда-нибудь свозил: в Суздаль или Плес - у него
машина есть. Знаете, что он мне ответил? Когда вырастет - пусть тогда и ездит, мне надо деньги
зарабатывать, а не по суздалям мотаться. А читать...  Пусть  с  ним в школе читают, за это учителям
деньги платят.
     - Ваш приятель не прав, конечно. Но как вы не понимаете, что разрушительные силы - огромны.
Они бьют по нашей культуре, традициям...
     - Вы все верно говорите, но что проку от ваших слов? Демонизируя врага, вы тем самым делаете его
сильнее, а себя слабее. Правильно сказал ваш сосед: журнал этот у половины автобуса. А издание,
которое пишет о традициях и культуре, в момент прогорает. Знаете почему?
     - Почему?
     - Потому что все это притягивает, - Киреев ткнул пальцем в журнал, - подсматривать за кем-то в
замочную скважину. Это действует не на духовную сферу, а совсем на другие точки. Но разве себя,
родного, будешь осуждать за это? Ни за что. Америка, жена, кто угодно виноват, но только не я.
     - Как вы ловко все перевернули, - возмутился мужчина. - Это я же виноватым и оказался. Хорошо,
выброшу я этот журнал, дался он вам. Он что, перестанет выходить, другие прекратят его читать?
     - Какое вам дело до других, как и до Америки? Как мне журнал, так вам она далась. Мне кажется,
нации - как люди. У всех разный возраст. Есть нации древние, например, китайцы. Посмотрите, как
они относятся к еде, здоровью, природе - на самом деле, пожилые люди, да и только. Американцы -
нация- подросток. Представьте себе 15-16-летнего паренька или девушку - и все поймете об
американцах. Они жизнерадостны, непосредственны - если вы увидите где-нибудь в музее старичков
с голыми петушиными ногами, равно как и старушек в шортах - не сомневайтесь, это американцы. Вы
посмотрите, кто у них любимые национальные герои: супермены, Микки-Маус, человек- летучая мышь.
Читают они в основном комиксы - серьезные книги не для них.
     - Я слышала, что они из "Анны Карениной" комикс сделали...
     - Правильно. Едешь в машине по прекрасной дороге и слушаешь пересказ толстовской книги... Что
еще вспомним? У детей есть такая страсть: они, к примеру, фильм посмотрят и не успокоятся, пока
взрослым его не перескажут. А когда те сами будут фильм смотреть, все норовят комментировать
действия. Это - американцы. Они что-либо узнают, во что-то поверят - и не успокоятся, пока других
в свою веру не обратят. Им не важно, в чем надо убеждать - в пользе биодобавки или необходимости
уверовать в Христа.
     - Причем я читала, они из религии шоу делают...
     - Так оно и есть. Они же подростки. Это мы на кухнях мировые проблемы обсуждаем. Тайсон, их
чемпион по боксу, кому-то ухо откусил - они это всей своей страной месяц обсуждали.
     - И какой же из всего этого вывод? - спросила женщина, которая в данный момент полностью была
согласна с Киреевым.
     - Делайте его сами. Для меня он очевиден: если одно стихотворение Пушкина для меня значит
больше всего того, что они там насочиняли и написали, почему я должен бояться их культурной
экспансии? Согласитесь: если вы пойдете во двор играть с маленькими девочками в "классики" - это
будет смешно.
     - А какая, простите, связь?
     - Самая прямая. Будьте верны своей культуре, своим традициям, воспитайте в них своих детей и
внуков, помните, откуда мы, кто мы, какая духовная глыбина стоит за каждым из нас - и неужели
одного Микки-Мауса не одолеем?
     - Вы утрируете...
     - Безусловно, но самую малость...
     - Легко сказать - воспитайте. А как?
     - Разумеется, не словами. Делами. Живите в той культуре, к которой принадлежите.
     - Я стараюсь, но моих, например, детей все равно тянет на все заморское.
     - Не беда, просто у них возраст такой - он соответствует пока американской культуре. Потом
вырастут.
     - Вы оптимист. Кстати, если речь зашла о возрасте наций, сколько нам лет?
     - Сколько лет? Около сорока. Средовек, как говорили в старину.
     - Самый кризисный возраст, - заметил сосед Киреева.
     - Правильно. Сомневаешься во всем: в себе, в других. Растерян, кидаешься от одного к другому,
пытаешься понять, зачем ты живешь.
     - Вам не кажется, что этот период у нас затянулся?
     - Это не для моего ума вопрос. Я только знаю, что силы и отдельный человек, и нация должны
черпать из прошлого - своего прошлого. Применительно к нации - это и есть те традиции, о которых
мы  говорили. Забудем их окончательно - русской нации на Земле больше не будет.
     - Но вы же сами говорили, что нам не страшна американская культура?
     - Американская культура не страшна, страшно собственное беспамятство.
     - И все начинается вот с этого журнала? - сосед Киреева не успокаивался.
Киреев выдержал его насмешливый взгляд:
     - Им может все закончиться.
Сосед отвел глаза:
     - Давайте спать. Ни к чему хорошему такие разговоры не приводят.
     - Ваша правда, - согласился Киреев.
     Он был недоволен собой. Получилось как всегда: то, что хотел сказать, - сказать не получилось.
Одни высокопарные фразы. Только других людей обидел. А они... они все равно останутся при своем
мнении. Духовность, традиции, память прошлого - у человека удобства на улице, а у юной певички
есть джакузи, о котором этот человек и не слыхивал. Для него это главное, а не какая-то абстрактная
культура. А у того парня, напротив, отношение к Америке совсем другое. Он знает, что такое джакузи,
и еще надеется успеть заработать на него. И заработает - наш человек настойчив - была бы цель
поставлена. И времени побольше. Жаль только, что цель - из области сантехники.
Киреев закрыл глаза. Американцы, джакузи, неведомая Мина Сувари - все закружилось в голове
хороводом из чьих-то лиц, цветовых пятен, обрывков фраз. И