эротические периоды Уэльбека кажутся мне несколько  надуманными,
умственными,  показывающими  блестящее  знание  теории,  но  обнажающими
досадную нехватку практического опыта. Впрочем, Б-г с ним.  Я  не  стану
упрекать  его  в  том,  что  он  эксплуатирует  сексуальную   фрустрацию
французского обывателя. Но  не  потому,  что  нахожу  главную  ноту  его
романов безжачостно точной, а потому, что нет  слов,  какими  я  мог  бы
выразить, насколько мне по х-ю французский обыватель".
   Как видно из последней фразы, о ненависти тут говорить не приходится.
Мотивация  его  поступков  не  имела  отношения  к   мести.   Она   была
диаметрально противоположной. Кика полагал, что спасает Европу от потока
грязной азиатской человеконефти, ставя на ее пути магический заслон. Для
этого  Нафикову  пришлось  совершить  чудовищное   по   своему   цинизму
преступление, но цель, как он был  уверен,  оправдывала  средства.  Кика
решил помочь Европе с помощью магии. Если точно -  симпатической  магии,
которая призвана воздействовать на большое  через  подобное  ему  малое.
Суть его идеи сводилась к  тому,  что  Европу  можно  спасти  с  помощью
прививки, точно так же, как серьезную болезнь  предотвращают,  заставляя
организм переболеть ею в легкой форме.
   "Я  знаю,  что   меня   проклянут   и   поставят   в   один   ряд   с
Джеюш-Потрошителем, - пишет Кика, - но кто-то должен взять на себя  этот
неблагодарный труд. Когда-то  варвар  Теодорих  встал  на  защиту  Рима.
Теперь, в наши равно пограничные времена, Теодорихом суждено стать мне".
   Новый Теодорих начал свое служение древней европейской цивилизации  с
того, что снял на рю Сен-Оноре в Париже двухэтажный офис для совместного
предприятия  "Ойл  Эве".  Название  объяснялось  тем,  что  фирма   была
зарегистрирована на территории Эвенкского национального округа  с  целью
максимального ухода от налогов - даже на дне шизофрении, как  мы  видим,
потомственный нефтяник не терял деловой сметки.
   А дальше Кика стал  добывать  нефть  из  французов  и  откачивать  ее
обратно в Россию.
   Разумеется, речь здесь идет не о густой маслянистой жидкости  черного
цвета, а о ее виртуальном аналоге, который Кика называл "человеконефтью"
- то есть  деньгах,  которыми  становится  человеческое  страдание.  Его
выкладки и рассуждения на эту тему напоминают то рассказ  Лавкрафта,  то
сочинения средневекового мистика; они приводят к схеме,  где  изощренная
логика  соседствует  с  разнузданным  безумием.  По  плану  Кики,  чтобы
восстановить нарушенный  баланс  энергий  на  европейском  пространстве,
следовало организовать обратный вывоз капитала из Европы в Россию, пусть
даже символический. Но этот капитал обязательно должен был быть функцией
человеческого  страдания   -   только   это   гарантировало   магической
операции-прививке успех.
   Выше мы говорили,  что  ненависть  Кики  к  Бодрияру  сродни  Эдипову
комплексу, потому что Бодрияр был истинным отцом большинства  его  идей.
Вот   еще   одно   подтверждение:   трудно   не   заметить,   что   весь
оккультно-инженерный проект Кики  -  шизофреническая  реакция  на  книгу
"Символический обмен и смерть". Если точно, даже не на саму книгу, а  на
ту единственную ее часть, которая доступна заурядному уму,  -  название.
Скорее всего, именно оно запало Кике  в  душу  и  стало  руководством  к
действию.
   "Ойл Эве" было странным предприятием. Его  сотрудники  набирались  из
одиноких людей; их огромная  зарплата  служила  компенсацией  за  долгую
командировку "в довольно малоинтересную местность", куда  их  отправляли
вскоре после подписания контракта. Фирма  пожирала  огромное  количество
денег, производя  смутный  и  совершенно  невостребованный  продукт  под
названием "консультационно-посреднические и расчетно-технические  услуги
по  инвестированию  в  разведку,  освоение  и  разработку  перспективных
нефтяных  месторождении  в   зонах   взаимно   оговоренного   интереса".
Консультационными  услугами  "Ойл  Эве",  как  выяснилось  впоследствии,
пользовалось только одно предприятие - русско-немецкий  консорциум  "Айн
Нене", зарегистрированный на территории Ненецкой республики все с той же
целью - попасть под налоговую льготу. Учредителем "Айн  Нене"  тоже  был
Кика.
   Все это было просто ширмой от полиции и налотовых служб. В  офисе  на
рю  Сен-Оноре  сидело   пять-шесть   секретарш,   занятых   "подготовкой
технических условий" или "согласованием расчетных единиц" - речь  всегда
шла  о  немудреной  технической  работе,   чуть   более   сложной,   чем
перекладывание бумаг из одной папки в другую. После того как  "Ойл  Эве"
выполняло  заказ  "Айн  Нене",  деньги  с  франкфуртского   счета   Кики
переводились на парижский.
   Хотя оба предприятия  были  убыточными  и  просто  транжирили  Кикины
средства, с технической точки зрения  деньги  на  парижском  счету  были
доходом от деятельности "Ойл Эве", с которого  Кика  платил  налог,  что
делало его респектабельным бизнесменом. Поэтому никто до поры до времени
не  задавался  вопросом,  что  это   за   "длительная   командировка   в
малоинтересную местность", куда так  доверчиво  отправлялись  сотрудники
совместного предприятия после фуршета на рю Сен-Оноре.
   Подозрения возникли после того, как одного из  командированных  стала
разыскивать его  бывшая  подруга,  которой  он  явился  во  сне  в  виде
страдающего  духа.  Сначала  в  полиции   отмахивались   от   назойливой
посетительницы, сочтя ее ненормальной, но в конце концов вынуждены  были
начать  расследование.  Вскоре  после  этого  поступило  еще   несколько
заявлений   об   исчезновении   сотрудников   "Ойл   Эве",    и    Кикой
заинтересовались всерьез. За ним была  установлена  слежка,  которая  не
дала никаких результатов.
   Однажды, когда он выходил из ресторана "Нобу", к  нему  подошли  двое
сотрудников криминальной полиции и попросили сесть с ними в машину. Кика
подчинился, но потребовал, чтобы на допросе присутствовал адвокат. После
прибытия адвоката Кика сказал, что хочет сделать заявление.  Следователи
включили свои диктофоны, адвокат - свой, после чего Кика залез на стол и
на  прекрасном  французском  языке  произнес  полуторачасовой   монолог,
главная мысль которого сводилась к тому, что сброшенные гадюками  шкурки
и  следы  сорок  на  речном  песке  должны  рассматриваться  в  качестве
элементов дискурса наравне с половыми сношениями, джазовыми  фестивалями
и авиационными бомбардировками.
   Это произвело на полицейских такое сильное впечатление, что Кика  был
немедленно отпущен под подписку  о  невыезде  даже  без  залога.  Но  на
следующий день в полицию поступили новые заявления о пропажах  людей,  и
информация просочилась в газеты. Был выписан ордер на арест Кики, но  он
к  этому  моменту  уже  скрылся  в  неизвестном   направлении.   Полиция
отправилась на рю Сен-Оноре.
   Документы в офисе "Ойл Эве" не содержали никакой прямой информации  о
судьбе  пропавших.  Но  в  сейфе  Кикиного  кабинета   была   обнаружена
документация на мощную печь для сжигания мусора,  недавно  приобретенную
фирмой. Никто из сотрудников ничего об этом не знал.  Кроме  того,  были
найдены заметки  Кики  и  два  его  рисунка,  чрезвычайно  встревожившие
следствие  (впоследствии  они   были   опубликованы   в   приложении   к
"Македонской критике").
   Первый  набросок  Кики  изображал  кирпичную   трубу,   окольцованную
проводом, по  которому  пунктирной  стрелочкой  было  показано  движение
денег. Из пометок под рисунком следовало, что по  проводу  осуществлялся
банковский перевод в Россию. Отдельно был изображен  защитный  короб,  в
сечении похожий на гроб. В нем провод поднимался по трубе, делал петлю у
ее жерла и сбегал вниз. Эту технически  бессмысленную  подробность  Кика
считал необходимой, чтобы соблюсти полную симметрию с нефтяным бизнесом:
деньги должны были проходить "по трубе" и "через гроб", так  и  написано
под чертежом. Но откуда и куда идет провод, из схемы не было ясно. Трубу
на эскизе окружали несколько  деревьев;  с  большой  аккуратностью  были
прорисованы кирпичи, ведущие к  жерлу  скобы  и  дым.  Рядом  в  воздухе
застыла птица; под птицей - рукописный стишок:
 
   Как-то раз восьмого марта
   Бодрияр Соссюр у Барта.
 
   Интересно, что это  единственное  упоминание  Ролана  Барта  во  всем
теоретическом наследии Кики.
   Второй рисунок своей туманной многозначностью произвел  на  следствие
еще  большее  впечатление.  Подпись  гласила,  что  это  -  "треугольник
Соссюра", вписанный в "треугольник Гудериана". Уже знакомого с предметом
читателя не удивит, что треугольник Соссюра представлял собой  фигуру  с
девятью углами, вершинами которой наряду с такими понятиями, как  "знак"
и "означаемое", служили циррозная гусиная печень "фуа гра", красное вино
"Божоле" и тайные места человеческого тела.
   Что касается треугольника Гудериана, то здесь имелся  в  виду  прицел
немецкого танка "Тигр" - насечка на оптике,  сквозь  которую  видел  мир
наводчик  орудия.  Она  действительно  представляла  собой  треугольник,
окруженный тремя зубчатыми  линиями  -  двумя  горизонтальными  и  одной
вертикальной. У следователей мурашки поползли по коже. Сначала никто  не
мог понять, при чем тут немецкий танковый  стратег  Гудериан.  И  только
после того, как кто-то открыл энциклопедию,  стало  ясно,  в  чем  дело:
Гудериан был выпускником Казанского танкового училища,  где  обучался  в
тридцатых годах прошлого века.
   Интерпол провел обыск в офисе "Айн Нене"  во  Франкфурте.  Оказалось,
что это предприятие, помимо составления заказов для  парижской  конторы,
занималось крайне странным  делом:  строило  на  берегах  уральских  рек
крохотные замки и разбивало там же карликовые теплицы-виноградники, лоза
для  которых  доставлялась  из  Франции.  Запрос,  посланный  в  Россию,
показал, что игрушечные постройки приобретались представителями того  же
Кики,  которые  использовали  для  оплаты  покупок  счет  в   московском
"Дельта-кредите".
   Кроме "Дельта-кредита", с  Кикой  сотрудничала  еще  одна  московская
финансовая структура - "Санбанк". Туда было переведено в общей сложности
около тридцати миллионов долларов, дальнейшую судьбу  которых  следствие
не смогло установить. Из обнаруженных документов не  было  ясно,  откуда
Кика переводил деньги,  -  удалось  выяснить  только  балансовую  цифру.
Полицейские,  возможно,  поняли  бы  ее  происхождение,   будь   у   них
возможность ознакомиться со следующей цитатой из "Македонской критики":
   "Расчеты   показывают,   что   надо    удерживать    на    российском
счете-компенсаторе тридцать миллионов евродолларов  (так  Кика  называет
доллары, трансмутированные из страдания европейцев) в течение трех  лет.
Тогда меч судьбы, занесенный над древними  цивилизациями  Европы,  можно
будет отразить..."
   Но следователи ничего  не  знали  об  этом  трактате.  Им  показалось
странным, что трансфер осуществлялся суммами в 368 евро  (причем  каждый
день проходило до тысячи переводов).  Но  в  такой  активности  не  было
ничего незаконного.
   В офисе "Айн Нене" обнаружилось несколько счетов за оплату  помещения
заброшенной башмачной фабрики под Парижем, которую фирма  уже  несколько
месяцев снимала в аренду. Никто из сотрудников не имел  представления  о
том, что это за фабрика и что там  происходит  -  все  связанные  с  ней
контракты заключал  лично  Кика.  Получив  новую  информацию,  парижская
бригада в сопровождении спецназа помчалась по найденному адресу.
   Фабрика  состояла  из  нескольких  складов  и   стоявшего   особняком
производственного  цеха,  похожего  на   ангар.   К   ангару   примыкала
пристройка, над которой дымила кирпичная  труба;  сотрудники  полиции  в
бинокль разглядели на ней короб с проводом, в точности как на  найденной
схеме.
   По внешнему периметру  весь  комплекс  охраняли  сотрудники  частного
парижского агентства; производственный цех с крематорием  -  жутковатого
вида бритоголовые братки из Казани в цепях, татуировках  и  костюмах  от
Кардена. Там же  нашлись  два  адвоката,  которые  попытались  задержать
следствие, требуя у полицейских то  одну  бумагу,  то  другую,  так  что
спецназ оказался весьма кстати. Всю эту публику  пришлось  припугнуть  и
запереть в пустом складе, после чего спецназ с оружием наготове ворвался
в производственный цех, готовясь увидеть самое страшное.
   Но того, что открылось их глазам, не ожидал никто.
   "Мне показалось, - описывал впоследствии  свои  впечатления  один  из
полицейских, - что это какая-то эфиопская  "Матрица"  или,  может  быть,
съемочная площадка садомазохистского порноблокбастера. Или та часть ада,
которую у Данте не хватило бесстыдства описать".
   В помещении цеха было смонтировано тридцать  семь  одинаковых  ячеек,
напоминающих  индивидуальное  рабочее  место  в  офисе,  так  называемый
cubicle. Но на этом рабочем месте не  было  ни  стола,  ни  даже  стула.
Находившиеся в ячейках люди были подвешены на специальных ремнях в позе,
напоминающей  положение  животного  в  стойле.  Их  руки  и  ноги   были
пристегнуты кожаными лямками ко вбитым в бетонный пол костылям, так  что
побег  был  невозможен.   Перед   лицом   каждого   из   них   помещался
жидкокристаллический экран,  на  котором  в  сложной  последовательности
высвечивались отрывки из  текстов  Лакана,  Фуко,  Бодрияра,  Дерриды  и
других титанов мысли - не забыт был даже Мишель Уэльбек.
   Все пленники  были  совершенно  голыми  (в  помещении  поддерживалась
постоянная температура). Кабинки располагались в два параллельных  ряда;
над филейными частями пленников были  проложены  потолочные  рельсы,  по
которым ездили два  одинаковых  промышленных  робота,  изготовленных  по
заказу Кики в Японии. Компьютерная система, которая  переключала  тексты
на экранах,  управляла  и  роботами.  Программа  была  составлена  таким
образом,  что  в  тот  момент,  когда  перед  кем-нибудь  из  несчастных
страдальцев  появлялся  отрывок  из  книги  Мишеля  Фуко  "Надзирать   и
наказывать", робот оказывался точно над  ним  и  наносил  хлесткий  удар
нейлоновыми розгами по его  обнаженным  ягодицам.  Одновременно  с  этим
компьютерная система осуществляла перевод суммы в 368 евро в Россию,  на
специальный счет  московского  "Санбанка"  -  по  тому  самому  проводу,
который делал петлю вокруг жерла трубы.
   Кормлением пленников и уборкой помещения  занимались  две  глухонемые
афганки в паранджах, что впоследствии дало повод говорить о причастности
к делу арабских террористов. Но это, конечно,  просто  утка,  а  что  до
известной фотографии, где Кика в майке с надписью "Je ne regrette  rien"
стоит рядом с Усамой бен Ладеном, то  это  некачественная  подделка,  на
которой при увеличении  становятся  видны  швы  от  монтажа.  Глухонемая
обслуга нужна была Кике  для  того,  чтобы  уборщицы  не  жаловались  на
странности своей работы. Восточные женщины неприхотливы, а условия труда
в производственном цехе были довольно тяжелы.
   Тяжелы они были прежде всего потому, что там стояла невыносимая  вонь
- все пленники страдали расстройством желудка из-за своей диеты. Женщины
в паранджах кормили их исключительно суши  с  фуа  гра  -  это  блюдо  в
огромном количестве готовил в соседней деревушке нанятый Кикой повар  из
парижского ресторана "Мэнрэй". Пили  пленники  только  свежее  "Божоле".
Подаваемое к суши красное вино должно было, по мысли  Кики,  сделать  их
страдания невыносимыми.
   Однако здесь он просчитался - циррозная  гусиная  печень,  по  мнению
многих экспертов, вполне сочетается с молодым красным вином. Как заметил
по этому поводу один парижский философ, пугаться самого  сочетания  слов
"суши" и "красное", абстрагируясь от референций,  к  которым  апеллируют
эти знаки, означает попасть под влияние номинализма,  чтобы  не  сказать
лингвистического детерминизма в его самом  примитивном  воплощении.  Вот
тебе, Кика, вот тебе...
   Следователи  догадались,  что   еда   и   некоторые   другие   детали
происходящего, которыми мы не будем смущать читателя, были вариацией  на
тему "треугольника Соссюра". "Треугольник Гудериана" тоже не был  забыт:
пол и поддерживающие потолок колонны покрывал орнамент из треугольничков
и зигзагообразных линий. Глухие стены помещения украшала  фреска-триптих
под названием "Мишель Фуко получает от ЦРУ миллион долларов  за  клевету
на СССР". Фуко был изображен три раза - напротив  входа  он  получал  во
мраке ночи свои сребреники, а  на  двух  боковых  стенах  бестрепетно  и
бесстыдно клеветал, делая вид, что не  видит  вокруг  ни  комбайнов,  ни
спутников, ни океанов пшеницы, ни мерцающих  огнями  новостроек.  И  над
всем этим, заглушая голоса и делая дискурс невозможным, несся из  мощных
динамиков этнофутуристический хор  Клауса  Бадельта  из  фильма  "Машина
времени".
   Следствие сделало несколько умных и точных интерпретаций.  Во-первых,
было объяснено происхождение суммы в 368 евро,  которая  переводилась  в
Россию при каждом ударе  розог.  Это  был  увеличенный  на  два  порядка
коэффициент из формулы для вычисления Серного  Фактора,  которая  дважды
встречается в "Македонской критике":
   Сф = 3, 68 (s2 - s1) долларов за тонну
   Однако  иные  предположения  заходят,   пожалуй,   чересчур   далеко.
Например, высказывалась догадка, что макеты  Эйфелевой  башни  и  собора
Василия Блаженного, стоявшие в  разных  концах  производственного  цеха,
символизируют слагаемые в выражении (s2 -  si),  а  роль  минуса  играет
флагшток с русским и французским  триколорами  в  центре  помещения.  По
понятным причинам, это утверждение трудно поддается проверке.
   Другая гипотеза касается количества пленников, которых,  как  мы  уже
говорили, было тридцать семь. Основываясь на том, что среди  жертв  было
тридцать шесть французов и один бельгиец,  следствие  предположило,  что
это скрытая репрезентация числа 36, 8 - увеличенный  на  порядок  серный
коэффициент 3, 68. В пользу этого предположения говорит  то,  что  число
36, 8 как раз вписывается в ряд между 3, 68 и 368. Но Кика, в отличие от
следователя, которого посетила эта догадка, никогда не был шовинистом.
   Пыточный цех функционировал  без  всяких  сбоев  поразительно  долгое
время. Многие задавались вопросом, как такое  могло  произойти  в  самом
центре Европы. Но Кика  оказался  очень  предусмотрительным  безумцем  -
никто  из  вовлеченных  в  дело  даже  не  подозревал,  что  на  фабрике
происходит что-то странное. Из здания никогда ничего  не  выносили.  Все
отходы жизнедеятельности пленников сжигались в той самой печи, документы
на которую были обнаружены на рю Сен-Оноре - это по  ее  трубе  проходил
провод в гробообразном коробе. Возможно, кремация тоже  играла  какую-то
роль в алхимических построениях  Кики,  но  сейчас  об  этом  бесполезно
гадать.
   Сотрудники парижского охранного агентства никогда не  приближались  к
производственному цеху,  охраняя  только  внешний  периметр  фабрики,  а
казанские братки, которые часто заходили внутрь и видели  все,  что  там
творилось, были введены в заблуждение Кикой, сказавшим, что в  помещении
фабрики "парятся его  должники".  Казанские  ребята  были  уверены,  что
участвуют в нормальном бизнесе по  получению  долгов,  и  их  шокировала
правда, которая открылась им на следствии.
   - Да если б мы знали, что это такой моральный урод, - сказал бригадир
казанских Марат, - мы б его сами на ремнях подвесили.
   Самым удивительным было то, что никто из потерпевших так  и  не  стал
предъявлять Кике уголовного иска, и это  пришлось  сделать  государству.
Подписанный потерпевшими контракт был составлен таким образом,  что  его
можно  было  истолковать   как   согласие   участников   на   проводимый
эксперимент;  разрывая  его,  они  теряли  право  на  свое   более   чем
значительное вознаграждение. Поэтому громкого дела не получилось.  Но  у
следствия накопилось столько вопросов к Кике,  что  и