й манере исполнял  песню  "Сурок  всегда  со
мной". Степа знал из новостей, что артистом плотно занимается молодежное
движение  "Эскадроны  Жизни",  убеждая  его  уделять   больше   внимания
патриотической тематике. Видимо, песня про  сурка  по  какой-то  причине
попала в эту категорию.
   Степа  задумался,  почему,  несмотря  на  продуманно-порочный   имидж
исполнителя и яростные оргиастические вопли,  которыми  Борис  взрывался
после каждого куплета, сквозь музыку  просвечивает  высокая  грусть,  от
которой на душе становится светлее. Через минуту он понял, в  чем  дело.
Борис был подлинным артистом  -  в  его  голосе  звучала  то  прорвавшая
преграды страсть, то глухой минор раскаяния, то шепот  соблазна,  и  все
вместе неведомо как создавало у слушателя чувство, что сурок, о  котором
он поет, -  это  совесть,  господний  ангел,  тихо  парящий  над  плечом
лирического героя, записывая на небесную видеопленку все его дела. Сплав
порока и покаяния в одно невозможное целое делал песню шедевром.
   Вдруг Степины мысли по  какой-то  причине  переключились  на  половую
жизнь приматов. Он вспомнил любопытный рассказ Мюс: оказывается, в стаде
шимпанзе было три вида самцов - Альфа, Бета  и  Гамма.  Самыми  сильными
были Альфа-самцы. Бета-самцы были послабее, но совсем чуть-чуть, поэтому
все время соревновались с Альфами. А Гамма-самцы были настолько  слабее,
что никогда  не  лезли  в  драку.  В  результате  получалась  интересная
картина: пока Альфы с Бетами мочили друг друга в  кустах,  выясняя,  кто
круче, Гаммы оплодотворяли большую часть самок в стаде.
   У Степы екнуло в груди. Он почувствовал, что в аквариум на его плечах
заплыла золотая рыбка, и, может  быть,  не  одна.  Первые  четыре  буквы
греческого алфавита были "альфа", "бета", "гамма" и "дельта"  -  это  он
помнил  из  институтского  курса  математики,   где   так   обозначались
неизвестные в уравнениях.
   "Гамма-банк"! Ну конечно же! "Гамма-банк".  Греческая  буква  "гамма"
давала тройку, а слово "банк" - четверку, поскольку в  нем  было  четыре
буквы. Здесь, правда, имелась небольшая натяжка - тройка из одной оперы,
четверка из  другой.  Но  число  "34"  можно  было  без  всякой  натяжки
представить буквами "гамма" и "дельта". Они не соединялись в одно слово,
но могли появиться в  нужной  последовательности  в  рекламном  слогане,
который стал бы чем-то вроде магической мантры,  крутящейся  в  ветряном
барабане купленного эфира. Это и стало бы  мистической  электростанцией,
способной зарядить число силы необходимой энергией.
   И новое название, и PR-концепция родились в Степиной голове  за  долю
секунды - во время паузы между двумя хриплыми стонами лирического  героя
Бори. А может, его сурка - сказать наверняка было сложно из-за  большого
количества электронных примочек.
   "Гамма-банк"      следовало      противопоставить      "Альфа-банку".
Контрпозиционирование было самым эффективным видом раскрутки.  И  нечего
было бояться, что его примут за Моську, лающую на слона. Смелость города
берет. Кто помнит имя слона, на которого лаяла Моська? Никто.  А  Моську
знают все.
   Число "34" можно было прописать, например, так:
   "Пока Альфа старается быть круче Беты, а Бета  пытается  стать  круче
Альфы, Гамма-банк снимает вашу Дельту!"
   Или, пожалуй, еще агрессивней:
   "Альфа-банк надежен как танк,
   А Гамма-банк надежен как банк!"
   Это было совсем хорошо, только здесь выпадала  "дельта".  Можно  было
заменить в первой строке "надежен" на "стучит", тогда получалось  вообще
расчудесно, если не считать того, что пропадала вся игра слов, а  вместо
них начинало поигрывать очко:  все-таки  Степа  знал,  что  Гамма-самцам
лучше не наезжать  на  Альф  без  крайней  необходимости.  И  напоследок
ассоциативные сети притащили еще одного мертвеца - строчку "Банки  грязи
не боятся".
   Писать слоганы было не его делом, это Степа чувствовал. Но было ясно,
что  профессионалы,  хотя  бы  тот  циничный  специалист,  которого  Мюс
привлекала  для  оформления  плоскости  на  Рублевке,  сумеют  правильно
расположить гамму и дельту множеством разных способов.
   Боря  Маросеев  наконец  добился  от  сурка  всего,  чего  хотел,   и
успокоился. После короткого рекламного блока анонимные итальянцы  запели
про ад - так, во всяком случае, казалось по  припеву  "бона  сера,  бона
сера, сеньорита". Это было мрачновато.
   - Радио замучило, - сказал Степа шоферу. - Поставь-ка "Bon Jovi".
   Он часто слушал эту группу - не потому, что любил  их  музыку,  а  по
гораздо более серьезным причинам. Шофер загнал компакт-диск в  приборную
доску, и вместе с первыми гитарными риффами  в  Степин  аквариум  вплыла
мурена сомнения. Слово "гамма" точно не встречалось в  бизнесе,  это  он
помнил. А вот "дельта"... Что-то такое было. Этим  термином,  взятым  из
институтского курса математики, еще во  времена  компьютерной  лихорадки
называли разницу между затратами и прибылью. Комсомольцы восьмидесятых и
девяностых молились на "дельту" примерно так, как он - на число "34". Не
может быть, чтобы никто из них до сих пор не вооружился этим словом.
   Степа вынул мобильный и набрал номер Мюс.
   - Мюсюсь, это Пика. Узнай-ка, есть в России банки, в название которых
входит слово "дельта". И какие у них PR-слоганы. Сразу перезвони.
   Мюс  перезвонила  через  пятнадцать  минут.  Дельта-банков  в  России
существовало около двадцати, а с учетом тех, которые успели исчезнуть  с
лица одной шестой, их  набиралось  около  сорока.  Насчет  слоганов  Мюс
просила дать ей время - пока  она  выяснила  только  один,  которым  был
вооружен московский "Дельта-кредит":
   "Дельта-кредит. Полная гамма услуг".
   Дельта, потом гамма. Четыре, за ним три. Мало  того,  еще  одно  "43"
было заключено в словосочетании "Дельта-кредит": буква  "дельта"  давала
четверку, а буква "к" - тройку, поскольку в ней  было  три  угла.  Степа
застонал, словно в спину ему вонзилось зазубренное копье, и повалился на
сиденье. Водитель испуганно поглядел назад и затормозил.
   - Ничего, - сказал Степа чуть слышно, - ничего. Сейчас.
   Вот так,  подумал  он,  когда  предсердечная  тоска  отпустила.  Пока
"Альфы" с "Бетами" мочат друг друга в кустах, а "Гаммы" имеют всех самок
в стаде, "Дельты" открывают свой бизнес на соседней поляне. И поделать с
этим ничего нельзя. Капитализм.
   Вечером Степа принял снотворное, и ему приснились похороны. Он  стоял
возле могилы, на дне которой лежал розовый пластмассовый гробик.  В  нем
была идея, которая родилась у него днем. Степе хотелось вскрыть  гробик,
чтобы посмотреть, как выглядят мертвые идеи, но он  не  решался,  потому
что был в этом печальном месте не один.
   На другом краю могилы сидел пьяный сурок в шапке-ушанке,  на  которой
сверкала начищенная кокарда с буквой "альфа". Оправдываясь, сурок что-то
лопотал в мобильный и моргал красными глазами. На шее у  него  виднелись
два больших фиолетовых засоса. Степа, чтобы не обидеть его,  делал  вид,
что слушает через прижатую к уху расческу. Но думал он совсем о другом -
о том,  что  не  будет  менять  названия  своего  банка,  просто  станет
относиться к планете, на которой живет, немного хуже. И все.
   Утром Степа проснулся разбитый и  отменил  обе  назначенные  на  день
встречи.
 
43 
 
   Через несколько дней на стол перед Степой  легла  красная  сафьяновая
папка со справкой по "Дельта-кредиту", которую подготовила Мюс. В  папке
была  большая  цветная  фотография  и  девять  покрытых  мелким  шрифтом
страниц. От каждой из них у Степы осталось такое чувство, будто ему дали
кулаком по роже - причем каждый раз удар  наносился  под  другим  углом,
чтобы он не привыкал.
   Президента  банка  звали   Георгий   Варфоломеевич   Сракандаев.   Он
происходил из старообрядческого рода, где мужчин несколько веков  подряд
называли только именами "Георгий" и  "Варфоломей".  Не  надо  было  быть
индейцем-следопытом, чтобы распознать в имени  "Георгий"  то  же  число,
которое, злобно хохоча, заявляло о себе в слогане "Дельта-кредит. Полная
гамма услуг!". Первой шла четвертая буква алфавита,  в  слове  было  три
гласных. Вопросы есть? Нет. Но этим не ограничивалось: инициалы  Георгия
Варфоломеевича, "Г" и "В", тоже  давали  "43"!  Мало  того,  Степа  ясно
слышал в слове "Сракандаев" чуть искаженный корень "сорок", а  в  конце,
чтобы  не  оставалось  никаких  сомнений,  снова  стояла  третья   буква
алфавита.  Тройное  зло  -  очевидное,  наглое,  жирное,  самодовольное,
уверенное в своей безнаказанности и даже не думающее скрываться.
   В справке говорилось, что  друзья  и  партнеры  по  бизнесу  называют
Сракандаева Жорой, и в светской хронике он фигурирует  только  под  этим
именем.
   ЖОРА СРАКАНДАЕВ...  Степа  долго-долго  вглядывался  в  это  странное
словосочетание, похожее на червя. Буква  "Ж"  напоминала  челюсти-жвала,
следующая за ним "о" - ротовое отверстие,  а  конечная  "в"  -  округлые
мягкие ягодицы. Первое слово как  бы  ело;  второе  -  оправлялось;  все
остальные   буквы   были   органами   пищеварительного    тракта.    Это
словосочетание медленно двигалось влево, в область непожранного,  а  то,
что стояло в строке справа от него, казалось  выброшенным  из  организма
калом... Но Степа понимал, что такое восприятие могло  быть  обусловлено
его предубежденностью, и другой человек не заметил бы ничего подобного.
   В  те  времена,  когда  Степин  "Sun-bank"   был   еще   "Санбанком",
сракандаевская "Дельта" называлась "Мунспецбанком". Прочитав это  слово,
Степа почувствовал томление в груди и несколько секунд  дожидался,  пока
оно  пройдет.  Из  дальнейшего  следовало,   что   это   -   сокращенное
"муниципальный" и не имеет никакого отношения к английскому  "Moon".  Но
ведь и "Sun" из его собственного логотипа когда-то означало не солнце, а
санитарию. Выходила странная вещь: фирма, начинавшая когда-то с  тех  же
форм  социальной  мимикрии,  что  и  "Санбанк",  была  с  самого  начала
абсолютным антиподом его солнечного детища. Такое, Степа чувствовал,  не
могло быть простым совпадением.
   Перевернув  еще  одну  страницу,  он  получил   новый   удар.   Адрес
"Дельта-кредита" был такой - улица Курской битвы,  дом  сорок  три.  Еще
одно совпадение? Степа криво ухмыльнулся. Не просто Курская улица, улица
Курской битвы.
   Он хорошо помнил, каких трудов стоило  найти  подходящий  особняк  за
номером тридцать четыре для здания "Санбанка" - были проверены все улицы
внутри Садового кольца, а потом на взятки ушло столько  денег,  что  ими
можно было бы  серьезно  поддержать  отечественное  ракетостроение.  Его
лунный брат (а в этом Степа уже не сомневался) оказался куда удачливей -
боги зла послали ему не просто дом номер сорок три, а  дом  номер  сорок
три на улице Курской битвы. Степа не  мог  подкрепить  свою  догадку  ни
одним рациональным аргументом, но был уверен,  что  Курская  битва  1943
года занимала в личной мифологии Сракандаева такое же место, как и в его
собственной, только с обратным знаком.
   Больше того, "Дельта" была таким же карманным банком, как  и  Степино
детище (может, чуть посерьезней), и тоже была некоторым образом  связана
с нефтью и трубой, только обслуживала  русско-немецкий  консорциум  "Айн
Нене", зарегистрированный для ухода от налогов на  территории  Ненецкого
автономного округа. Про "Айн Нене" удалось узнать на  удивление  мало  -
концы были спрятаны в воду так хорошо, что это тоже походило на семейный
бизнес. Если так, Сракандаев был серьезным врагом, очень серьезным.
   Но Степа не собирался сдаваться без боя. После заключения контракта с
"Ойл Эве"  он  и  сам  предполагал,  что  работает  на  семейный  бизнес
(поэтому, попав в компанию, где  кто-нибудь  начинал  высказываться  про
Татьяну Дьяченко или Романа Абрамовича, он вставал и  с  гордо  поднятой
головой выходил из комнаты). Так что весовая категория была одна.
   Еще про Сракандаева было известно,  что  в  свободное  от  работы  на
главного клиента время он занимался тем, что помогал надежно уводить  из
страны деньги - но проценты за  это  брал  огромные,  около  пяти-шести.
Кроме того, ходили слухи, что в бурные девяностые он заказал  нескольких
человек - но доказательств, естественно, не было.
   В остальном бизнес Сракандаева строился вдоль тех же  силовых  линий,
что и Степин. Удивляться тут  было  нечему:  других  в  природе  уже  не
встречалось. Может быть, их вообще никогда  и  не  существовало,  просто
раньше, в романтические времена  первоначального  накопления,  казалось,
что они есть? Это был вопрос отвлеченный и философский, а  такие,  Степа
знал, внятных ответов не имеют.
   В практической  области  ответа  тоже  не  ожидалось,  но  по  другой
причине: там уже давно не возникало никаких вопросов. С первого  взгляда
было  ясно,  что  схемы,  которые  применял  "Дельта-кредит",  ничем  не
отличались от бизнес-технологий "Санбанка". И Степа, и  Сракандаев  были
маленькими живыми винтиками в двигателе непостижимого  уму  мерседеса  -
березового "Геландевагена" с тремя мигалками, который сменил гоголевскую
птицу-тройку, и так же неудержимо - чу! - несся в никуда по  заснеженной
равнине истории.
   У каждого из них имелось свое уникальное  место  на  общенациональной
экономической синусоиде, но функция была одна и та же - сама  синусоида,
и это не могло быть иначе, потому что в любом другом случае мест на  ней
у Степы со Сракандаевым уже не  оказалось  бы.  Чисто  тригонометрия.  В
среду наступала Степина очередь перевести, обналичить, снять,  откинуть,
отмазать, отстегнуть, отогнать и откатить, а в четверг приходила очередь
Сракандаева, и в эти минуты каждый из них был,  возможно,  самым  важным
для страны человеком. Но этим календарным сдвигом  разница  между  двумя
банками по большому счету  и  ограничивалась  -  в  остальном  они  были
экономическими близнецами, и даже крышевал их, как  выяснилось,  один  и
тот же джедай - Леня Лебедкин.
   Зато как люди Степа и Сракандаев отличались  очень  сильно.  Так,  во
всяком случае, следовало из досье.
   Сракандаев слыл покровителем изящных искусств и имел множество друзей
среди московской богемы. Степа эту публику презирал, полагая, что богема
существует главным образом для  того,  чтобы  скрашивать  досуг  дорогих
адвокатов.
   Сракандаев собирал картины современных художников. Степа считал  всех
их без исключения наперсточниками духа, причем нечистого.
   Сракандаев проводил ночи в элитных ночных клубах. Степу туда было  не
заманить.
   Сракандаев ездил на "Астон-Мартине"  (модели  "Vanquish  12",  как  у
Джеймса Бонда, только у Бонда не было мигалки, а  у  Сракандаева  была).
Степа предпочитал солидно-патриотичный "Русич-У700", сделанный на основе
классического "Геландевагена"  (у  него  была  одна  из  первых  моделей
штутгартского бюро по доводке "Брабусов" для клиентов из  России,  и  он
страшно ею гордился, хоть купил машину не новой).
   Сракандаев любил водить сам. Степу, который терпеть не мог сидеть  за
рулем, возил шофер.
   Словом, разница между ними была такая же, как между  числами  "34"  и
"43", - вся возможная плюс еще немного.
   В  справке   приводилось   два   странных   факта   со   ссылкой   на
"конфиденциальные источники". Во-первых, рабочий кабинет  Сракандаева  в
"Дельта-кредите"  был  обит  пробкой  для  звукоизоляции.  Зачем,   было
непонятно. Во-вторых, в богемных кругах Сракандаева называли "Ослик Семь
Центов". Почему ему дали такое прозвище, Мюс не смогла установить.
   Степа  в  десятый  раз  поглядел  на  фотографию.  На  него  смотрело
глуповато-добродушное лицо с рыжеватыми  усами  и  чуть  косыми  щелками
хитреньких глаз. Захлопнув папку, Степа уставился в окно.
   "Ослик, - подумат он, - но почему ослик? При  чем  тут  ослик?  Может
быть, так: ноги дают цифру четыре, а уши  плюс  хвост  дают  три,  итого
получаем известно что... Но почему сначала ноги?  И  почему  хвост  надо
считать с ушами, а не с ногами? Он ведь ближе к ногам. Одни загадки. Что
это за "семь центов"? Наверно, сначала тоже был пакт с семеркой. А потом
- четыре плюс три?  Вместо  моих  три  плюс  четыре?  Похоже.  Правильно
говорят, что зло - это просто  зеркальное  отражение  добра.  Но  почему
центы? Ах, если б знать, если б только знать".
 
43 
 
   Офис "Дельта-кредита" размещался в довольно странном здании. Это была
полуразрушенная церковь, не представлявшая, видимо, ни исторической,  ни
архитектурной ценности: патриархия не предъявила на нее прав. Архитектор
восстановил ее необычным способом: в завершенном виде  здание  выглядело
не как отреставрированный храм,  а  как  странный  гибрид  -  модерновая
конструкция, встроенная в чуть укрепленные стальными стяжками развалины.
Небольшая пирамида из графитового стекла, вписанная в  кирпичные  руины,
читалась как буква "дельта" - в общем, вышло стильно, остроумно и в меру
святотатственно.  Степа  испытал  зависть  -   его   собственный   офис,
располагавшийся в  солидном  особняке,  выглядел  по  сравнению  с  этим
авангардным шиком по-купечески пошло.
   Несколько раз проехав мимо "Дельта-кредита" на машине, Степа  решился
наконец проникнуть на враждебную территорию. Перед этим он в первый  раз
в жизни загримировался.
   У него уже много лет пылилась в шкафу пегая борода, купленная  спьяну
в лондонском театральном магазине вместе с тюбиком спецклея. Она сделала
его похожим  на  чеченского  полевого  командира.  Немного  подумав,  он
натянул свитер крупной вязки а-ля Хемингуэй, чем  окончательно  закрепил
сходство с сепаратистом в поисках жанра.
   Возможно, именно по  этой  причине  охрана  пустила  его  внутрь  без
расспросов, хотя  у  Степы  наготове  был  проспект  "Дельта-кредита"  и
вопросник по поводу кредитования - в крайнем случае он собирался  выдать
себя за ходока от бизнесменов из Сибири. В приемной дожидалось несколько
человек. У двери в кабинет Сракандаева сидела секретарша.  Степа  быстро
сел в кресло возле входной  двери,  закинул  ногу  за  ногу  и  закрылся
потрепанным номером "Коммерсанта" с большим  портретом  Березовского  на
первой полосе.
   Этот камуфляж не был случайной импровизацией. Степа знал, что в мозгу
любой секретарши имеется область, по  функциям  близкая  к  определителю
"свой - чужой" на станции  противовоздушной  обороны.  Как  именно  этот
определитель работает, Степа не имел понятия.  Зато  он  знал,  как  его
обмануть. Это  был,  можно  сказать,  боевой  опыт  -  именно  так  один
сумасшедший, точно знавший, где находится вход  в  Шамбалу,  целый  день
прятался в его собственной приемной прямо напротив  стола  Мюс,  которая
потом долго не могла понять, откуда он выскочил при появлении Степы.
   - Прямо из воздуха, - говорила она,  разводя  руками.  -  Incredible!
Может, он и правда знает, где эта Шамбала?
   Теперь у Степы  в  руках  была  та  самая  газета,  конфискованная  у
сумасшедшего охраной (он не  знал,  что  именно  ставит  такую  надежную
помеху вражеским радарам - портрет Березовского, слово "Коммерсант", или
вся икебана, поэтому решил не рисковать). Все  произошло,  как  Степа  и
надеялся: секретарша Сракандаева подняла на него глаза, увидела фото  на
первой полосе и тут же о чем-то задумалась. Вопроса  о  цели  визита  не
последовало.
   Оглядывая приемную из-за газеты в крошечный японский монокуляр. Степа
словно открывал карты адского пасьянса. Они ложились одна к одной.
   На стене висели две картины - маленькая и  большая.  Обе  на  военную
тему, по последней моде, но Степа  быстро  понял,  в  чем  их  подлинный
смысл.
   Первая, очень  старая,  изображала  отряд  гусар,  несущийся  куда-то
сквозь клубы голубого перистого дыма (в небе над ними висела  аккуратная
красная  надпись:  "Семену  Кожеурову  на  память  от  бойцов  четвертой
Гвардейской орденоносной штрафной бронетанковой дивизии"). Вроде  бы  во
всем этом не было никакого криминала, но  картина  называлась  "Прорыв".
Сорок третья гексаграмма "Кни