ажа. Волосы  мальчика  были  напудрены,  на  нем  был
розовый камзол со светло-зелеными рукавами, весь  расшитый  серебром,  сбоку
болталась моя шпага;  словом,  Буллингдон  был  красив  на  загляденье  и  с
предерзким видом посматривал вокруг. Что же до мистера Ранта, то он  скромно
расхаживал в черном домино и частенько наведывался в  буфет,  где  проглотил
столько холодной дичи и шампанского, что хватило бы на роту гренадеров.
     Прибыл и лорд-наместник - и отбыл  с  великой  помпой,  -  словом,  бал
удался на славу. Мисс Килджой была  нарасхват,  я  тоже  прошелся  с  ней  в
менуэте  (если  поступь  ирландской  наследницы,   ковылявшей,   как   утка,
заслуживает столь пышного названия); и  даже  воспользовался  этим  случаем,
чтобы в самых трогательных выражениях излить перед ней свои чувства  к  леди
Линдон и попросить младшую подругу заступиться за меня перед старшей.
     Было три часа ночи, когда гости из замка Линдон распрощались. Маленький
Буллингдон успел уже соснуть в одном из чуланов леди Чарлемонт,  где  обычно
хранилась парадная  посуда.  Мистер  Рант  говорил  простуженным  голосом  и
заметно покачивался на ходу - какая-нибудь пигалица из  нынешних  испугалась
бы джентльмена в таком состоянии, но это было самым обычным  зрелищем  в  те
благословенные времена, когда мужчина, не имевший обыкновения напиваться при
всяком удобном случае, считался тряпкой, нюней. Вместе с другими повесами  я
проводил мисс Килджой до ее кареты и, стоя в толпе  оборванцев  с  факелами,
кучеров, нищих побирушек, неизвестного  звания  мужчин  и  женщин  в  разной
степени подпития, осаждающих ворота вельможи  во  время  пышных  празднеств,
дождался, пока карета не отъехала под громкое "ура!" этой черни, после  чего
вернулся в буфет, где говорил исключительно по-немецки,  исполнил  несколько
немецких песенок, к  великому  удовольствию  трех-четырех  засидевшихся  там
выпивох, и весьма решительно накинулся на вино и закуски.
     - Неужели вам не мешает пить ваш длинный нос? - поинтересовался  кто-то
из гостей.
     - Убирайтесь-ка подальше, и пусть  вас  там  повесят!  -  ответил  я  с
отменным немецким акцентом и снова взялся за бутылку. Все  засмеялись,  а  я
продолжал уписывать за обе щеки.
     С одним из джентльменов, провожавшим девицу Килджой, я  заключил  пари,
проиграл - и на следующее же утро  заехал  к  нему  отдать  долг.  Читатель,
должно быть, недоумевает, зачем я рассказываю все эти подробности, но дело в
том, что вместо меня на бал вернулся мой слуга Фриц; он был одного  со  мной
роста и в моем костюме и маске вполне сошел за своего хозяина. Мы обменялись
с ним платьем в наемном экипаже, стоявшем позади кареты Линдонов, после чего
я поскакал за нею вдогонку.
     Обреченная карета, уносившая очаровательный  предмет  воздыханий  Улика
Брейди, не успела отъехать далеко, как ее сильно тряхнуло на каком-то  ухабе
и накренило набок; лакей с возгласом "стой!" спрыгнул с  запяток  и  крикнул
кучеру, что колесо слетело, - не ехать же дальше на трех колесах! В ту  пору
еще не было в заводе всяких гаек, до которых  позднее  додумались  строители
Лонг Эйкр. Каким образом чека вывалилась из оси, я объяснить не  берусь,  не
иначе как ее вытащил какой-нибудь бродяга,  затесавшийся  в  толпу  у  ворот
лорда Чарлемонта.
     Мисс Квлджой высунула  головку  в  окошко  и,  по  обычаю  всех  девиц,
закричала благим матом; мистер Рант с трудом очнулся  от  хмельных  грез,  а
маленький Буллингдон вскочил и, обнажив свою шпажонку, воскликнул:
     - Не бойтесь, мисс Амелия, если это разбойники, у меня есть оружие! - У
негодного мальчишки было  сердце  льва,  что  правда,  то  правда,  я  готов
признать это даже сейчас, после всего, что между нами было.
     Тем временем подъехал кеб, следовавший сзади;  увидев,  что  произошло,
возница слез с козел и учтиво предложил ее милости  пересесть  к  нему  -  у
него-де такой чистый,  удобный  экипаж,  что  самая  привередливая  леди  не
побрезгует.  Это  предложение  после  минутного   колебания   было   принято
пассажирами кареты, тем более что возница обещал доставить их в Дублин  "сей
минут". Лакей Теди вызвался проводить своего юного господина и молодую леди,
но возница, у которого на козлах прикорнул какой-то субъект, видимо,  вдрызг
пьяный, с усмешкой предложил Теди примоститься сзади. Однако задняя подножка
была утыкана гвоздями, должно быть, на страх  уличным  мальчишкам,  которые,
как известно, не упустят случая прокатиться на даровщинку, и преданный  Теди
не решился подвергнуть  себя  такому  испытанию.  Сдавшись  на  уговоры,  он
остался при пострадавшей карете и принялся вместе с кучером мастерить  чеку,
для чего выломал кол из соседней изгороди.
     Между тем возница гнал во весь опор, а дороге все конца не было  видно,
и наши путники начали  уже  беспокоиться.  Каково  же  было  удивление  мисс
Килджой, когда, высунувшись из окна, она увидела только бескрайнюю  степь  и
никаких признаков жилья. Испугавшись, она крикнула вознице, чтобы он сей  же
час остановил лошадей, но тот знай гнал вперед,  словно  подхлестываемый  ее
криками, и только уговаривал ее  "чуток  потерпеть",  он-де  хочет  проехать
напрямки.
     Мисс Килджой продолжала кричать,  возница  -  нахлестывать  лошадей,  а
лошади - мчать галопом, но тут из  чащи  кустарника  вынырнули  три  фигуры;
прекрасная дева воззвала к ним о помощи, а маленький  Буллингдон,  распахнув
дверцу кеба, храбро выпрыгнул наружу, покатился кубарем и  тут  же  вскочил,
выхватил из ножен шпагу и побежал за кебом, крича на ходу:
     - Сюда, джентльмены, сюда, держите негодяя!
     -  Ни  с  места!  -  крикнули  незнакомцы,  и  возница  с   необычайной
готовностью придержал лошадей. Рант все это время лежал в пьяном  забытьи  и
только краешком сознания улавливал, что происходит.
     Новоявленные  защитники  угнетенной  невинности  стали  держать  совет,
посмеиваясь и с интересом поглядывая на юного лорда.
     - Не пугайтесь, - сказал их вожак, подойдя к окну кеба. - Один из  моих
молодцов взберется к негодяю на козлы, а мы с приятелем, с разрешения  вашей
милости, сядем к вам в кеб и доставим вас домой. Мы хорошо вооружены, с нами
вам бояться нечего.
     Сказав это, он тут же, без дальнейших церемоний, забрался в кеб, а  его
товарищ последовал за ним.
     - Знай свое место, негодяй! - крикнул маленький Буллингдон, вскипев.  -
И дай сесть лорду виконту Буллингдону! - С этими словами он преградил дорогу
плечистому верзиле, который собирался уже выполнить свое намерение.
     - Пошли вы подальше, милорд, - отвечал  тот  с  характерным  ирландским
акцентом, отстраняя мальчика, а тот с криком:  "Разбойники,  разбойники!"  -
кинулся на противника с обнаженной шпагой  и  наверняка  б  его  ранил  {ибо
маленький клинок разит не хуже большого), если бы верзила дубинкой не  выбил
оружие у него из рук: шпажонка пролетела у мальчика над головой, оставив его
безоружным и в полном замешательстве.
     Незнакомец снял шляпу и, низко поклонившись его милости, сел в  карету.
Товарищ захлопнул за ним дверцу и полез на  козлы.  Мисс  Килджой  принялась
было кричать, но раздумала при виде огромного  пистолета,  направленного  на
нее одним из ее рыцарей со словами: "Мы вам ничего плохого не сделаем,  мэм,
но поостерегитесь звать на помощь, а не то придется завязать вам рот". После
чего она оставила всякие попытки сопротивляться и  всю  дорогу  молчала  как
убитая.
     Все произошло  в  одно  мгновение.  Когда  трое  разбойников  завладели
экипажем, а бедняжка Буллингдон,  сконфуженный  и  ошеломленный,  остался  в
одиночестве стоять среди степи, один из приятелей высунулся в окно.
     - Милорд, на два слова! - позвал он.
     - Что вам нужно? - крикнул  мальчик,  разражаясь  рыданиями.  Ему  было
только одиннадцать лет, и до этой минуты он держался молодцом.
     - Вы всего в двух милях от Марино. Ступайте назад и идите  прямо,  пока
не упретесь в большой камень, а потом сверните направо. Тут вы скоро выйдете
на большую дорогу,  и  уж  там  разберетесь,  куда  идти.  А  когда  увидите
маменьку, передайте ей привет от Капитана Грома и скажите, что  мисс  Амелия
выходит замуж.
     - О, боже! - охнула молодая девица.
     Карета умчалась, и бедный маленький лорд остался в степи один. Светало.
Мальчик перепугался, да и не удивительно. Он побежал было  догонять  карету,
но вскоре мужество и силы покинули его, он уселся на  придорожный  камень  и
заплакал с досады.
     Вот таким-то образом Улик Брейди и заключил свой "сабинский брак",  как
я это называю. Когда они подъехали к коттеджу, где было назначено  венчание,
мистер Рант заартачился и отказался совершить обряд. Но как только к  голове
злополучного гувернера был приставлен  пистолет  с  недвусмысленной  угрозой
разнести его безмозглую черепушку вдребезги, ему ничего не  оставалось,  как
дать согласие. Возможно, такое же внушение было сделано и прелестной Амелии,
но мне об этом ничего не известно, ибо, едва мы выгрузили свадебный кортеж у
ворот, я с тем же возницей поворотил назад и очень обрадовался,  найдя  дома
своего  лакея  Фрица.  Он  вернулся  раньше  моего  в  моей  карете  и  моем
маскарадном костюме, сделав все, как я его научил, и не возбудив  ни  в  ком
подозрения.
     Бедняга Рант явился домой в самом  жалком  состоянии.  Он  благоразумно
умолчал о своей доле участия в событиях этой ночи, сочинив плачевную историю
о том, как он напился до потери сознания, как на  него  напали,  связали  по
рукам и ногам и оставили на дороге, где его подобрала  телега  с  провизией,
поспешавшая из Уиклоу в Дублин. Не было никакого основания  ему  не  верить.
Маленький  Буллингдон,  тоже  кое-как  добравшийся   домой,   разве   только
догадывался о моей роли в заговоре, но для леди Линдон она  не  представляла
тайны. На следующий же день я встретил ее экипаж по дороге в замок Линдон, -
история похищения богатой невесты была уже у всех на устах. Я  приветствовал
ее с дьявольской усмешкой, и  она,  конечно,  поняла,  кто  был  душой  этой
остроумной и отважной проделки.
     Таким образом, я вознаградил Улика Брейди за его былое  покровительство
бедному сироте, а заодно вернул благосостояние достойной ветви  моего  рода,
впавшего в нужду Улик увез новобрачную  в  Уиклоу  и  жил  с  ней  в  полном
уединении, пока эти события не поросли быльем. Братьям Амелии,  несмотря  на
все старания, так и не удалось открыть его убежище. Долгое время  не  знали,
кто счастливец, похитивший богатую наследницу, и только месяц спустя  пришло
письмо за подписью Амелии Брейди, где  она  выражала  полное  удовлетворение
своим новым положением и сообщала, что обвенчал ее не кто иной, как капеллан
миледи Линдон, мистер Рант.
     Едва лишь истина вышла наружу, мой достойный друг принес чистосердечную
повинную, и, поскольку снисходительная госпожа не прогнала его со двора, все
пришли к заключению, что леди Линдон и сама причастна к заговору; а  это,  в
свою очередь, подтверждало ходившую по городу сплетню, будто ее  милость  по
уши в меня влюблена.
     Я, как вы понимаете, постарался извлечь для себя пользу из этих слухов.
В городе подозревали, что  я  причастен  к  похищению  мисс  Амелии,  однако
доказать этого никто не мог. Подозревали, что я поладил со вдовой  графиней,
однако сослаться на  меня  никто  не  мог.  Есть  тысячи  способов  укрепить
подозрение тем, как вы его отрицаете. Я столько смеялся и  шутил  по  поводу
этих догадок, что мужчины спешили поздравить меня с великой удачей, видя  во
мне нареченного самой богатой наследницы в  королевстве.  Газеты  подхватили
эти толки, приятельницы  леди  Линдон  хором  поддерживали  ее  исступленные
протесты.  Вскоре  слухи  эти  подхватили  английские  газеты  и  альманахи,
особенно падкие в ту пору до скандальных  сенсаций;  сообщалось,  что  некая
прекрасная  вдова,  образчик  совершенств   и   добродетелей,   титулованная
аристократка и первая богачка в обоих королевствах, собирается  отдать  свою
руку молодому джентльмену знатного рода, хорошо известному в высшем свете  и
весьма отличившемуся на службе у Пр-кого к-ля. Не стану докладывать, кто был
автор этих заметок, а также каким образом два  изображения  -  одно  мое,  с
надписью "Прусский ирландец", и другое - леди Линдон, под названием "графиня
Эфесская", появились в журнале "Город и захолустье", выходившем в Лондоне  и
охотно отзывавшемся на сплетни и пересуды высшего света.
     Чувствуя  себя  бессильной  перед  этой  цепкой  хваткой,  леди  Линдон
растерялась, струсила и решила бежать из Ирландии. Так она и сделала - и кто
же первым встретил ее в Холихеде, едва она ступила на берег?  Не  кто  иной,
как  ваш  покорный  слуга  Редмонд  Барри,  эсквайр.  А  в  довершение  этой
неприятности "Дублинский Меркурий", сообщивший об  отбытии  ее  милости,  за
день до этого известил о моем. Создавалось впечатление,  будто  леди  Линдон
последовала за мною в Англию, тогда как на самом деле она  бежала  от  меня.
Напрасная  надежда!  От  человека  с  моим  решительным  характером   нельзя
избавиться таким путем. Убеги она к  антиподам,  я  бы  и  там  ее  ждал;  я
погнался бы за ней даже и в те края, куда Орфей последовал за Эвридикой.
     В Лондоне у ее милости был дом на Беркли-сквер,  еще  более  роскошный,
чем дублинская резиденция, и, зная, что она там поселится, я заблаговременно
приехал в английскую столицу и снял прекрасную  квартиру  по  соседству,  на
Хилл-стрит. В лондонском доме леди Линдон у меня была такая же агентура, как
в Дублине. Все нужные сведения мне сообщал тот же  преданный  привратник.  Я
обещал утроить его жалованье, как  только  состоится  известное  событие.  Я
заручился помощью и  компаньонки  леди  Линдон,  презентовав  ей  сто  гиней
чистоганом и обещав еще две тысячи, как только женюсь, и с помощью такой  же
взятки завоевал симпатии любимой горничной. Слух обо  мне  опередил  меня  в
Лондоне, и многие представители света желали меня видеть на  своих  вечерах.
Мы в наш скучный век понятия не имеем, как веселились и  сорили  деньгами  в
Лондоне в те благословенные времена, как мужчины и  женщины,  стар  и  млад,
увлекались картами, сколько тысяч ежевечерне переходило из  рук  в  руки  за
игорными столами. А какими красавицами гордился Лондон  той  поры,  как  они
были хороши, как легкомысленны и  какими  блистали  туалетами!  Всем  кружил
голову прельстительный порок - тон задавали их величества герцоги Глостер  и
Кэмберленд, и знать следовала их примеру. Вы только и слышали  о  побегах  и
похищениях. О, это было чудесное время; трижды благословен тот,  кто  в  эту
пору был богат и молод, у кого кровь кипела в  жилах.  Все  это  в  изобилии
имелось у меня, и старые завсегдатаи кофеен Уайта, Уотьера и  Гузтри  еще  и
сейчас  могут  порассказать  вам   о   храбрости,   остроумии   и   светской
обходительности капитана Барри.
     Ход любовной истории интересен только причастным лицам,  пусть  же  эту
тему разрабатывают бульварные романисты, на радость юным  пансионеркам,  для
которых они, собственно, и стараются. Я же не намерен  прослеживать  шаг  за
шагом все перипетии моих ухаживаний и перечислять трудности, кои выпали  мне
на долю и над коими я восторжествовал. Достаточно  сказать,  что  я  все  их
одолел. Вместе  с  моим  другом  блаженной  памяти  мистером  Уилксом,  этим
остроумнейшим из  людей,  я  нахожу,  что  подобные  препятствия  ничего  не
составляют  для  предприимчивого  человека:  при  достаточной   ловкости   и
настойчивости он не только холодность, но даже отвращение может  обратить  в
любовь.  К  тому  времени,  как  кончился  срок  вдовьего  траура,  я  нашел
возможность вновь добиться приглашения в дом леди  Линдон;  ее  приближенные
дамы постоянно расхваливали меня, превознося мою  энергию,  восхищаясь  моей
шумной славой, расписывая мои успехи и популярность в высшем свете.
     Верными помощниками в моем нежном искательстве были  и  знатные  родичи
графини: им и в голову не приходило, какую они оказывают  мне  услугу  своей
предвзятой хулой и как я должен благодарить их за все усилия очернить меня в
глазах миледи. Их ненависть и клевета преследовали меня и в дальнейшем, но я
не оставался в долгу, платя им уничтожающим презрением.
     Застрельщицей среди этих милых родственничков явилась  маркиза  Типтоф,
мать юного джентльмена, которого я проучил в Дублине за дерзость. Не  успела
графиня прибыть в Лондон, как эта старая фурия явилась  к  ней  и  давай  ее
костить за то, что она  поощряет  мои  ухаживания;  этим  маркиза,  пожалуй,
принесла мне больше пользы, чем могли бы сделать  шесть  месяцев  ухаживаний
или  победа  над  полдюжиной  соперников  на  поле  чести.  Тщетно  бедняжка
доказывала свою невиновность и клялась, что и не думала меня поощрять.
     - Не думали поощрять! - взвизгнула старая мегера. - Вы хотите  сказать,
что не завели с ним шашней еще в Спа, при жизни сэра Чарльза? А разве вы  не
выдали свою подопечную за какого-то  вконец  разорившегося  сквайра,  кузена
этого прощелыги? Когда же он уехал в Англию, не вы  ли  как  сумасшедшая  на
другой же день кинулись за ним? И разве он не поселился чуть ли не у  вашего
порога? Как можно после этого говорить, что вы его не поощряете?! Стыдитесь,
сударыня, стыдитесь! А ведь у вас была возможность выйти  за  моего  сына  -
милого, благородного Джорджа!  Но  он,  разумеется,  не  стал  мешать  вашей
постыдной страсти к какому-то нищему пролазе, которого вы  же  подучили  его
убить; единственное, что я могу посоветовать вашей  милости,  это  узаконить
узы, связавшие вас с бесстыжим проходимцем; раз уж дело  зашло  так  далеко,
пусть союз, заключенный наперекор приличию и религии, будет освящен церковью
и людьми, чтобы ваш  позор  не  колол  глаза  вашему  сыну  и  всему  вашему
семейству.
     С этими словами старая ведьма удалилась, оставив леди Линдон в  слезах;
я узнал об этом разговоре во всех подробностях от компаньонки ее  милости  и
возлагал на него большие надежды.
     Итак,  благодаря  мудрому  воздействию  маркизы  Типтоф,   от   графини
отвернулись все ее друзья и родственники. И даже когда ей пришлось ехать  ко
двору, первая дама  страны,  августейшая  королева,  встретила  ее  с  такой
подчеркнутой холодностью, что бедняжка, воротясь домой, слегла от огорчения.
Можно сказать, само королевское величество поощряло интриги и способствовало
планам бедного ирландского искателя приключений;  ибо  рок  достигает  своих
целей с помощью как больших, так и малых орудий, и судьбы  мужчин  и  женщин
свершаются неподвластными нам путями.
     Я всегда буду  считать  тактику  миссис  Бриджет  (в  ту  пору  любимой
горничной леди Линдон) верхом изобретательности; я был столь высокого мнения
о ее  дипломатических  способностях,  что,  едва  став  хозяином  линдонских
владений, уплатил ей обещанную сумму (я человек чести и, чем нарушить слово,
данное женщине, предпочел занять эти деньги  у  ростовщиков  под  чудовищный
процент); итак, едва я достиг желанной цели, как взял миссис Бриджет за руку
и сказал:
     - Сударыня, вы проявили беспримерную верность, состоя у меня на службе,
и я от души рад отблагодарить вас, как и обещал; но вы  дали  доказательства
такой незаурядной ловкости и лицемерия, что я не могу оставить вас на службе
у леди Линдон и прошу вас сегодня же покинуть этот дом.
     Что она и сделала, перейдя во фракцию леди Типтоф, и с тех пор поносила
меня на всех перекрестках.
     Но я должен рассказать вам, в чем заключалась  ее  удачная  выдумка.  В
сущности, это был самый простой  ход,  но  таковы  все  гениальные  решения.
Как-то леди Линдон пожаловалась ей на свою судьбу и на мое позорное, как
     она изволила выразиться, обращение с ней, и тут миссис Бриджет сказала:
     - Почему бы  вам,  ваша  милость,  не  написать  молодому  джентльмену,
объяснить ему, какое зло он вам причиняет? Взовите к его чувствам (по общему
мнению,  это  г